«Вы опасаетесь, что я туда микробов занёс? У меня их нету», - с детской наивностью отвечает Чудик лысому читателю. Да, да, тот самый Чудик из одноимённого рассказа Василия Шукшина. Тот самый мечтатель, босиком бежавший по тёплой мокрой земле. Так заканчивается рассказ: герой снимает ботинки и вприпрыжку бежит под дождём. Это похоже на обряд посвящения, сближения с природой. «Босой» эпизод побуждает читателя радоваться, что на земле есть такой человечек. Совсем маленький, один на целую толпу, но существует. Годы (а ему было тридцать девять лет) не потушили в нём искру любви, искренности. Наоборот, с каждой секундой она, эта крохотная искорка, разгорается сильнее, становиться огнём, пробуждающим в читателе желание наслаждаться мгновением, попробовать жить по-настоящему. Чудик хочет донести до людей истину, отчаянно сопротивляется скупости и малодушию, ненужной жестокости, поглотившей всё вокруг. «Тополя-а-а», - поёт он. Почему тополя? Наверное потому, что эти деревья до удивления неприхотливы и живучи. Как и сам Чудик: он остаётся живым несмотря на то, что мир уже давно на грани вымирания. Яркие красочные чувства заплывают обыденной серостью. Люди одержимы стремлением вверх и не замечают, что внизу есть жизнь, пожалуй, самое ценное из того, что дано нам. Жизнь…Сколько ошибочных значений мы вкладываем в это слово. Потому и не знаем, что это такое – настоящая жизнь. Постоянно бежим куда-то вдаль, а что вблизи не замечаем. Живое не замечаем. То, чего в нас так мало.
Чудик – почти что чудо. Волшебник, который «шагал с чемоданом по селу». Что он нёс в своём чемодане? Добро людям нёс и обронил «зелёную дурочку», пятидесятирублёвую бумажку». Пятьдесят – священное число, символ освобождения, могущества человека. Василий Егорыч Князев оставил людям свободу, но они побоялись поднять её. Люди боятся свободы, ответственности за свою жизнь. Намного проще свалить её на другого.
Чудика выгнали. Не приняли его ребяческого отношения к жизни, не поняли.
А он так и бежал за нами, вприпрыжку босиком по мокрой траве. Наслаждался ласками утреннего ветерка, щебетанием птиц. Замирал, наблюдая за взмахами крыльев бабочек, несмелыми мазками ранней весны. Он жил, мечтал: робко, но искренне. И, возможно, даже стал шпионом.