Все персонажи данной повести вымышлены.
Любые совпадения имен и событий считать случайными.
Пролог
«Паскудно я рос… Сорняк. Дерьмо». Так начиналась одна из книг, которую я читал в детстве. Какой-то детектив, не помню ни названия, ни автора. Помню, что это была толстая книга в глянцевой обложке с каким-то мужиком на ней. Эти слова почему-то до сих пор хранятся в моей памяти, хотя уже прошло немало лет. Нет, я не рос паскудно, даже напротив. Нормальная семья, все с высшим образованием, все в здравом уме и трезвой памяти. Однако родители всегда были на работе, и воспитывали меня, в основном, дед с бабушкой.
Дед – ветеран войны, уважаемый человек, полковник в отставке. Каждое 9 мая деда приглашали школы, детсады, различные фонды и советы, чтобы послушать его рассказы о войне. Надо отдать деду должное – он никогда не следовал устоявшимся догматическим принципам касаемо количества потерь и военных действий – резал правду-матку об отсутствии подготовки, кадров, оружия, о расстрелах НКВД и СМЕРШа, о полной неготовности к войне со стороны руководства страны и армии в частности. В то же время он всегда чтил память и преклонялся перед величайшим подвигом русского народа, сумевшим преломить ход военных событий в нашу пользу и загнать врага в собственное логово, где и уничтожить. И его супруга – всеми нами любимая бабушка – земля ей пухом. Добрейшая, отзывчивая, прекрасная женщина, отдававшая всю себя, все свое время и добро своим родным и близким. Именно они заложили мне имеющиеся у меня положительные черты характера – отрицательные привились извне. Они воспитали во мне чувство долга и справедливости, любовь к своей стране, уважение к людям.
Однако после моего выхода во взрослую самостоятельную жизнь я всегда сталкивался с проблемой выбора между этими качествами и реалиями современной жизни. И нередко отдавал предпочтение проявлению именно отрицательных черт моего характера. Хотя, с другой стороны, кто вправе определить – отрицательное это или положительное, хорошее или плохое, белое или черное? Все субъективно по своей сути, а также имеет временной отпечаток. Вчера спекуляция преследовалась уголовным законом, сегодня – это гордо именуется индивидуальной предпринимательской деятельностью. Вчера продажа просроченного кефира была чревата судимостью – сегодня административным наказанием. Вчера Ленин был хороший, а сегодня плохой. Никто не может сказать, как будет расценено то или иное явление либо личность спустя время. И точно также никто не может объективно и справедливо осудить мои действия, вынеся им обвинительный либо оправдательный приговор. Ибо даже почитаемые десять заповедей могут нарушаться санкционированно, на законных основаниях, с компетентного разрешения государственных органов.
К слову о заповедях, религия всегда играла и будет играть значительную роль в любом обществе, в том числе и в русском. Считалось, что во времена правления КПСС она была искоренена путем разгрома церквей и ликвидации священников. Однако КПСС была не в состоянии искоренить веру в душе человека. И даже мой дед, будучи коммунистом и командиром батареи, носил с собой зашитый крестик и тайно, перед атакой, крестился в кустах и просил бога сохранить жизнь ему и его солдатам и победить в предстоящей битве. Хотя я не сторонник христианства и вообще какой бы то ни было религии в целом. По моему мнению, ни один священник или монах не в состоянии познать сущность того Нечто, что руководит вселенскими процессами. И никаких посредников между этим Нечто, именуемым Богом, Космическим Разумом – как угодно – и верой человеческой, душевной не должно быть, будь то церкви, святые отцы или пресвятая дева. Пожалуй, вера в Иисуса Христа – это единственное, к чему не смогла меня приобщить бабушка, даже, несмотря на мое тайное крещение в глухой деревне.
После окончания университета передо мной встал вопрос выбора работы. В принципе, этот вопрос был уже предопределен мною в школьном возрасте. Желая пойти работать именно в эту организацию, о которой из книг и фильмов у меня сложилось исключительно положительное впечатление, по-детски, наивно стремясь помочь людям, искренне веря в несуществующие идеалы, я выбрал свой путь. Я пошел работать в милицию.
День нулевой
1.
- Извини, Славик, все наши с тобой старания, увы, оказались тщетными. Начальник не подписал твои документы, - слова полковника Бубенца прозвучали для меня, как гром, среди ясного неба. – Я сделал все, что было в моих силах…
Я стоял, вытянувшись по струнке, словно был уже давно принят в ряды органов внутренних дел, и не знал, что сказать. Рассчитывая на должность юрисконсульта при Управлении вневедомственной охраны при ГУВД по Черноградскому краю, я бросил все силы после окончания вуза на изучение ранее ненужных мне Арбитражно-процессуального и Гражданско-процессуальных кодексов, потратив на это более полутора месяцев. И это при том, что мне уже вот-вот корячилась служба в доблестных Вооруженных силах России. Хотя, в отличие от остальных новоявленных лейтенантов запаса, которым выпадала честь служить два года, мне предстояло всего в течение года топтать в тяжелых кирзовых сапогах грязь и глину, крася заборы, строя дома генералам, получая тумаков от старослужащих – в общем, защищать Родину в рядах Вооруженных сил России. Солдатом же остался после того, как меня выгнали с военной кафедры за нежелание оплачивать зачеты и экзамены, которые я учил самостоятельно, но знания там принимались не в словесной форме, а исключительно в денежном эквиваленте.
- Александр Иванович, так а… Почему? Я что, плохо выучил?
- Да нет… Выучил нормально… Начальник не подписал, - повторил Бубенец. – Почему – не знаю…
Позже я узнал, почему начальник не подписал мои документы на прием. В свое время его кандидата «зарубил» тот же Бубенец. А я просто оказался удачной мишенью для мести. А на качества, желание работать никто и не смотрел. Тогда, узнав об этом, я был крайне возмущен! Два взрослых мужика в полковничьих погонах обижаются друг на друга, словно малые дети в песочнице! Но позже, погрязнув в этой гнилой трясине, я понял, что в этой среде это нормальное явление. Поговорка «Человек человеку – волк» являлась одним из многочисленных девизов этой организации. И в личной мести не было ничего удивительного.
- И что мне делать? – спросил я.
- Да ты не переживай. Попробуй поступить в милицию, но на другую должность. Сразу в краевое управление тяжело попасть.
- А что мне еще остается делать? У меня ж «армейка» висит. Ладно… Где мне забрать документы?
- Зайди к Саше – кадровику. Он все отдаст. Ну, давай. Удачи!
- Ага. Спасибо. – я развернулся и вышел из кабинета.
Зайдя в отдел кадров, я забрал свои документы, попрощался с ребятами, с которыми уже успел сдружиться за это время, и вышел на улицу.
2.
Начало ноября в Чернограде ничем не примечательно. Деревья стоят уже голые, дождь, слякоть, вечно грязные туфли и низ штанин. Все свидетельствует о приближающейся зиме, хотя, на самом деле, до зимы еще далеко. Зима в Чернограде наступает лишь в феврале, и то, обычно снег лежит не более двух недель. Тем не менее, водители начинают ставить «зимнюю» резину уже сейчас, и на шиномонтажках змеятся длинные очереди. Люди, привыкшие к немыслимой летней жаре, кутаются в пальто и «аляски», надевают перчатки и тяжелые ботинки. Тем не менее, многие без головных уборов – мужчинам шапки носить вроде как «западло», а женская половина не хочет закрывать от всеобщего обзора свои красивые волосы, чем увеличивают статистику заболевших менингитом и слабоумием. Весь город сереет, приобретает мрачные краски, впадает в некую депрессию. Хмурые гримасы на безжизненных лицах свидетельствуют о явном нежелании покидать свои жилища и топать по лужам и грязи на работу.
Я же, напротив, был готов, хоть по уши вымазаться, но, чтобы меня приняли. Зажав подмышкой папку с документами, я дождался нужного троллейбуса и поехал в сторону дома. Пока я ехал, мысли лихорадочно бегали в голове, анализируя сложившуюся ситуацию. Не то, чтобы я был сильно расстроен, но стало обидно за попусту потраченное время. Могли бы сразу сказать: «Нет!» Но эффект был бы уже не тот. Если бы я тогда знал, к чему приведет мое стремление, наверное, доехал бы до дома. Но в тот день я был еще молод и наивен.
Еще со школы я хотел пойти в милицию. После 9-го класса у нас было распределение, и я выбрал так называемый юридическо-правовой класс. К нам приходили преподаватели из университета и – естественно, не бесплатно – читали нам базовый курс юридических дисциплин. Теория, конечно, не практика – термины, определения, в общем, скукотища всякая. Но, когда приводились практические примеры, особенно из области уголовного права, все замирали, отвлекались от кроссвордов и карт и пытались найти верное решение. После школы встала проблема выбора учебного заведения. То, что это будет вуз, сомнений не было, но надо было выбрать, куда конкретно поступать с перспективой дальнейшего трудоустройства.
Недалеко от нашего дома располагалась школа милиции, ныне гордо именуемая Академией. Правда, в отличие от героев сериала «Полицейская академия», оттуда выпускались не такие лопухи, а виртуозы по строительству, преподнесениям благодарностей и дачам взяток за увольнительные и отпуска. Несмотря на это, желание надеть форму цвета маренго у меня так и не пропало. Но, узнав, что за поступление необходимо было отдать не менее новенькой ВАЗ 2110, при отсутствии гарантии сдачи вступительного экзамена по физической культуре, было принято решение получить долгожданную форму после окончания другого высшего учебного заведения. Так я остановился на юридическом факультете Черноградского университета.
Университет, а особенно юридический факультет, считались самым престижным местом учебы, как города, так и всего края. Чтобы поступить на юрфак, требовалось либо немало мозгов, либо немало денег. Денег у нас не было, мозги хоть и были, но перед конкурентами в виде банкнот они явно пасовали, поэтому мы решили искать максимальные льготы для поступления. Как я разузнал, при поступлении по целевому направлению, проходной балл в прошлом году равнялся «18» при «19» на общих основаниях. Инвалидом, участником боевых действий, чернобыльцем или чукчей я не являлся, поэтому решил постараться получить это направление. Направление можно было получить либо от прокуратуры либо от милиции, также оно предполагало обязанность трудоустройства после окончания вуза в организации, предоставившей такое направление. Прокуратура в те времена считалась пределом мечтаний, и было решено пробовать пробиться именно через нее.
Походив с полгодика на практику, познакомившись со следователями и помощниками прокурора, пару раз выехав с ними на места происшествий, я начал потихоньку намекать, что неплохо было бы походатайствовать за меня перед прокурором о направлении на юридический факультет. Но те «следаки», за которых я печатал допросы, а порой и проводил следственные действия, пока они отдыхали, попивая пиво на обеде, моментально отказывались оказать какое-либо содействие, ссылаясь на то, что этот вопрос может решить исключительно единолично прокурор. В результате, в конце практики, мы с отцом пришли в приемную прокурора для разговора. Батя, как простой рабочий советский человек, безо всяких обиняков попросил прокурора дать мне направление на юрфак, мотивируя это положительными отзывами, хорошими характеристиками и т.д. Прокурор вежливо выслушал его, улыбнулся и также вежливо поведал бате, что если бы он давал такое направление каждому хорошему школьнику, то юрфак ежегодно выпускал бы исключительно прокурорских работников, и преступность давно была бы побеждена. Но штат прокуратуры, увы, ограничен, а, если победить преступность, то и прокурорские работники будут не нужны в принципе. А этого допустить нельзя. Поэтому выдача направлений также ограничена и выдается лишь избранным. Батя почесал в затылке и сказал:
- У вас там холодильничек в коридоре… Старый… Гремит… Мы могли бы помочь…
Так в мгновение ока я стал избранным. С широкой улыбкой, спустя пару недель, прокурор вручил мне направление и пожелал удачи. После чего достал из новенького белоснежного холодильника банку «Пепси» и скрылся в своем кабинете.
Скажу лишь, что прокуратура, а, возможно, и милиция, явно обновили в текущем году свой интерьер, ибо аналогичных направлений было выдано столько, что проходной балл стал даже выше общего. Причем я и пытался его получить именно для облегчения поступления, не задумываясь о перспективе трудоустройства. Хотя эти радужные перспективы были разрушены уже на третьем курсе, когда в аудиторию зашел представитель краевой прокуратуры и громогласно провозгласил о разрыве договорных отношений с абитуриентами в одностороннем порядке. Видать, прав был «мой» прокурор – кадры не нужны, преступность необходимо сохранять на прежнем уровне.
Как бы то ни было, на юрфак я поступил сам, набрав нужное количество баллов (ЕГЭ тогда еще не было), как порядочный студент, научился там пить и курить, однако за зачеты и экзамены не платил ни разу. Получив диплом, я оказался выброшенным в море таких же никому ненужных юристов по уголовному праву, как и я. Водрузившись на корочку диплома с парусом из вкладыша с оценками, меня бросало по океану невостребованных профессий, прибивая то к одному, то к другому берегу, но я никак не мог бросить якорь. Читая объявления о трудоустройстве, я всякий раз возвращался мыслями к службе в милиции. Меня останавливали лишь брошенные за столом слова бати: «Позор, что у меня сын будет – мент!» К тому же я еще не прервал контактов с однокурсниками и слышал, что они работают – кто в прокуратуре, кто в администрации, кто юристом на фирме или организовали свой собственный бизнес.
У меня никогда не было коммерческой жилки. Я никогда не мог себя представить сидящим на рынке или в магазине, занимающимся «купи-продай». К тому же это неинтересно. А вот милиция… В общем, забыв об отцовском негодовании, об однокурсниках, я принял свое решение. И благодаря своему решению я сейчас ехал в троллейбусе с запыленными стеклами, обклеенными яркой и всем надоевшей рекламой, в известном направлении.
3.
- Молодой человек, что у вас на проезд?
- А? Что? – меня вывел из задумчивого оцепенения дребезжащий голос над ухом.
- На проезд, говорю, что? – голос стал переходить на истерические нотки.
Я повернулся. Рядом стояла женщина ростом сантиметров сто пятьдесят и столько же весом, лет сорока пяти от роду, в желто-зеленом жилете поверх вязаного свитера с надписью «ЧМТТУ». Иногда мне кажется, что у нас кондукторов клонируют, либо их специально отбирают по определенным признакам, как некогда Гитлер отбирал представителей арийской расы - однотипных, тождественных. Мне попадались исключительно маленькие, толстые, противные личности, занимающие своими телесами половину прохода в общественном транспорте, при этом зорким орлиным взглядом цепко и безошибочно выхватывая из толпы вновь зашедших граждан, и невероятным образом протекая между людьми к намеченной жертве.
- На проезд что??? – визгливый голос из пещеры на побагровевшем лице свидетельствовал о том, что грань уже достигнута, и если еще немного задержаться с ответом, то либо кондуктор отдаст концы от перенапряжения, либо на меня выплеснется такой поток мощнейшего негатива, что неделю буду приходить в себя.
- Студенческий, - по привычке сказал я. Но, вспомнив, что сдал студенческий билет после защиты дипломной работы, достал из кармана деньги и спросил: - Сколько?
- Не надо здесь выпендриваться и кичиться своими богатенькими родителями! - заверещала кондуктор. – Никогда не ездил на троллейбусе? Телевизор смотреть надо! Там все рассказывают – и сколько, и когда, и куда!
- Сколько? – повторил я. Меня начинало это бесить. Если у тебя не хватает мозгов идти работать куда-нибудь, кроме кондуктора, не надо злиться на свою убогость и ненавидеть весь мир. – Сколько, женщина? Я пять лет ездил по студенческому. Бесплатно. Сейчас я его сдал. Сколько стоит проезд?
- Ах, вы гляньте, он мне еще дерзит! Граждане, вы слышали?? Женщиной меня обозвал! А еще и студент! – лицо прямо кипело.
- Если вы признаете, что я студент, чего тогда с меня за проезд требуете деньги? – я отвернулся.
Наблюдавшие пассажиры начали ухмыляться.
- Тогда студенческий покажи!!! – визг переходил в звериный рык.
- Женщина, вы больны? Или плохо слышите? Я же сказал, у меня нет студенческого, я его сдал. И спрашиваю – сколько я вам должен за проезд? – я уже откровенно издевался, если честно, но я не мог стерпеть такого обращения.
- Ах, я еще и больна??? – ярко-напомаженные губы раскрылись в крике так, что мне стали видны вставные «восьмерки», иногда именуемые «зубами мудрости», но в данном случае это были просто «восьмерки».
- Судя по вашему внешнему виду, весьма. Причем давно, - без тени улыбки произнес я.
Ненавижу эту социальную прослойку, возомнившую себя царьками жизни. «На России бедной даже дворник барин, коли бляху нацепить ему позволят», как сказал уважаемый мною Александр Розенбаум. Дали кусочек административного ресурса – и некогда неуверенный, обиженный на весь мир человечек, тут же вырастает в своих собственных глазах и начинает проявлять свое мнимое превосходство перед окружающими. Вместе с тем, придя по какому-либо вопросу на работу к своему вчерашнему пассажиру, его сущность снова посереет, скукожиться, и он станет самим собой. Я уважаю простых людей, работяг, но, когда при этом затрагивают интересы окружающих в угоду собственным, они мне становятся противными. Делай молча и качественно свою работу и не переноси обиду за свою убогость на тех, чье существование тебе эту работу обеспечивает.
Я вытащил из кармана горсть мелочи и, не считая, насыпал в протянутую пухлую ладонь кондукторши. После чего вышел из троллейбуса на пару остановок раньше.
4.
Красивый все-таки город. Я бы, наверное, не смог жить в другом. Может, просто привычка, но, будучи в других городах, меня неудержимо манило обратно, в Черноград. Я не просто скучал – я испытывал физический дискомфорт, находясь вне его пределов. Я ненавидел все окрестные города и деревушки, проезжая через них. Хотя они и вызывали определенный интерес, именно в плане ознакомления с географией края, но оставаться там мне никогда не хотелось и к вечеру неумолимо тянуло домой. Даже выбираясь пару раз в год на море, на третьи сутки я уже начинал с утра всех торопить, чтобы ехали домой. Если честно сказать, меня никогда не тянуло в кабаки, кинотеатры, считая это напрасной тратой денег. Я нормально отношусь к тому, чтобы выпить, посидеть, обсудить фильмы, новости – но предпочитал это делать дома. Единственное, куда я с удовольствием выбирался – это бильярдная. Бильярд был и остается моей страстью. Я не играл на деньги, интерес был чисто спортивный, если можно назвать спортивным интересом употребление за время партии не менее 2 литров пива, а то и пузыря водки на троих под великолепный шашлык. Тем не менее, каждую пятницу я обязательно оставлял все дела, дом и мчался к зеленому сукну на стук белых костяных шаров.
Другой моей страстью были фильмы ужасов. Не знаю, почему все так с отвращением к ним относятся? Каждый фильм, независимо от жанра, должен добиться своей цели – тогда это хороший фильм. Если люди плачут под мелодраму, смеются над комедией, боятся от ужасов – значит, фильм удался. Иначе, зачем снимать несмешную комедию, нелепые ужасы, идиотские мультики, где невозможно отличить слона от ежика? Я стараюсь не смотреть телевизор, пропитанный ложью и фальшью, уже около пяти лет, однако вынужден изредка слушать бред, доносящийся из «зомбоящика». Меня поражает наивность и безразличие к происходящему вокруг людей, которые уткнулись в ящик и смотрят передачи для кретинов с пошлым юмором и лживыми новостями. Развитие Интернета оградило меня от этого мнимого телевизионного мира – появилась возможность «скачивать» бесплатно любые фильмы, передачи – те, которые тебя интересуют, а потом просматривать их дома, на компьютере, на широком экране с прекрасной акустикой. Это дает мне возможность не слушать вопли Малахова и скрежет голосов «Фабрики звезд», не видеть кривляния Галкина и бородку Стаса Михайлова, не мучаться от просмотра «Дом-2» и тупых российских сериалов. Можно смотреть фильмы, передачи по твоему собственному желанию, слушать действительно красивую и хорошую музыку, без надоевшей рекламы и безнравственных диджейских вставок.
Тем временем я подошел к выкрашенному в бело-голубой цвет зданию УВД. Включив на телефоне виброзвонок, чтобы не мешал беседе, я зашел внутрь. Сидевший справа от турникета чернявый милиционер подскочил и вперил в меня взгляд:
- Документы! Вы к кому?
- В кадры. Пришел на работу устраиваться.
Постовой пробежался взглядом по моему паспорту.
- Проходите по коридору, направо во двор. Справа металлическая лестница. По ней на второй этаж – там отдел кадров.
Я прошел через турникет и пошел по коридору мимо обшарпанных деревянных дверей с должностями и фамилиями обитателей кабинетов. Во дворе справа к зданию действительно примыкала крутая металлическая лестница. Поднявшись по ней, я оказался в новом аналогичном коридоре, в конце которого находилась массивная коричневая дверь с надписью «Начальник. Баранов Юрий Николаевич». Проговорив про себя имя-отчество – собеседнику всегда приятно, когда незнакомый человек сразу называет его по имени-отчеству, вероятно, создается впечатление, что он весьма известная личность, - я резко выдохнул и приготовился к разговору. Постучав в дверь и услышав: «Да!», я вошел в кабинет. За столом сидел плотный опрятный мужчина в форме полковника. Он вопросительно взглянул на меня.
- Здравствуйте, Юрий Николаевич, я по вопросу трудоустройства. Хотел бы работать в милиции.
- Отлично, молодой человек! Как зовут?
- Славик… Вячеслав. Вячеслав Белый.
- Сколько лет? Что закончил?
- 22. Юрфак ЧГУ. Дневное отделение. Уголовно-правовая специализация. Я вначале шел по направлению от прокуратуры, но…
- Неважно! – Баранов оборвал меня на полуслове. – В армии служил?
- Нет. Была военная кафедра, но я на нее не попал…
- Не годен?
- Годен… Не сошлись характерами.
- Так! Сейчас начнется призыв – нам надо поторопиться. – бегло просмотрев мои документы, Баранов попросил меня открыть дверь. – Толик! Толик!!! – закричал он в коридор.
В кабинет забежал невысокий стриженый парнишка в форме старшего лейтенанта.
- Вызывали, Юрий Николаевич?
- Бери этого хлопца, вот его бумаги и летите в Главк. Срочно все оформите, пока его в армию не загребли. У пацана такое желание работать, его никак нельзя упустить!
Видать, у Баранова была собственный дар выявлять чужие желания, причем которые порой были не так известны даже их обладателю. Но я не стал спорить. Толик взял мои документы и пролистал их:
- Так, значит, надо будет донести еще кое-какие копии, но это не к спеху. ВВК прошел?
ВВК – военно-врачебную комиссию – я прошел еще месяц назад. Со здоровьем все у меня было нормально, за исключением зрения, которое посадил еще с детства, проводя время за «Денди» и компьютерами. Я предвидел проблему с окулистом и решил схитрить. Скачал таблицу проверки зрения с известными всем буквами «ШБ» и заучил ее наизусть. Сами буквы я не видел, но видел их расположение, ориентируясь по которому, вспоминал, какая буква находится на этом месте. Уверенный в своих зрительных силах, я направился на обследование. И тут коварная женщина-окулист, сама в очках с огромными толстыми линзами, начала меня спрашивать не буквы, а какие-то колечки с прорезями, которые я, естественно, не видел! Терять мне было нечего, и я называл каждое колечко наугад, само собой, не угадав и половины. Пришлось подключать маму. Будучи заместителем директора ОАО «Городские электросети», она сделала один звонок, попросив либо рассчитаться ГУВД по долгам за электричество либо увеличить размер колечек и уменьшить до них расстояние. Последнее было незамедлительно сделано, так как долг за электричество превысил несколько сотен тысяч рублей, и чудодейственное излечение моего зрения выходило намного дешевле.
Вторая неожиданная проблема меня ждала у хирурга.
- Достань до пола, не сгибая колен!
- Не могу, - честно ответил я.
- Ты должен достать!
- Тогда я порву связки на ногах.
- Все достают до пола.
- Я тоже достаю. Только ногами.
- Шутить изволите, молодой человек? А вот я сейчас вам напишу в заключении «Не годен», что тогда?
- Тогда Родина лишится великолепного защитника!
- Эх, ребята, куда вы лезете… - неожиданно грустно пробормотала хирург. – Вот вам направление на рентген в поликлинику по месту жительства. Сделаете – принесете мне. Посмотрим, почему вы не можете достать до пола.
Как оказалось после рентгена в районной поликлинике, у меня были смещены диски позвоночника. Я часто подрабатывал на стройке во время студенчества, таскал кирпич, бетон и, возможно, повредил позвоночник. А может, и раньше – для меня это было неважно. Важно было лишь то, что это смещение проявлялось только на боковом снимке, а на снимке спереди – никак. Недолго думая, я выкинул боковой снимок в урну, и представил на ВВК оставшийся. Хирург подозрительно посмотрела на меня, изучила снимок и спросила: «А что, бокового снимка нет?», на что, само собой, получила отрицательный ответ. Выслушав все, что она думает про районные поликлиники, я получил заветное слово «Годен» в медкарту и вышел из кабинета.
Но этом мои злоключения не закончились. Лор, с золотой цепью толщиной в мои два пальца, изучив в течение пяти секунд, мой стремящийся к работе организм, дал заключение: «Горло красное. Подлечи. Приходи завтра. Следующий!». Не представляя, как можно снять за день красноту горла, я с замиранием в сердце пришел на следующий день в указанное время. Перед дверью в очереди стояло человек тридцать, тоже «с красным горлом». Как оказалось, горло приобретало нормальный оттенок всего за 200 рублей.
Итак, ВВК в результате я прошел, о чем и сообщил Толику. Толик удовлетворенно кивнул головой. Мы примчались в ГУВД, где Толик зашел Управление кадров и несколько минут о чем-то там беседовал. Затем он вышел и подошел ко мне.
- Братан, ты особо не обольщайся. Места есть только в участковых и инспекции по делам несовершеннолетних. В инспекции, в основном, одни бабы. Так что – в участковые. А потом, глядишь, поднимешься – в опера или «следаки» пойдешь. Согласен?
Деваться мне было особо некуда, поэтому я кивнул.
- Превосходно. Значит, завтра, в 8-30 будь у меня в Приречке, кабинет номер двадцать шесть.
- Где? – переспросил я.
- В УВД Приреченского округа. Ну, где мы сегодня встретились. Все, бывай. С тебя пузырь за скорость, не забудь! – ухмыльнулся Толик.
- Пузырь, так пузырь. Как в штат войду – так и проставлюсь.
- Ну, без вопросов. Пока!
- Пока…
Когда я шел к остановке, на душе у меня было спокойно. Работа не должна быть только источником дохода. Ты должен идти на работу, как на праздник. Работа – это все равно, что вторая семья – как ты наладишь отношения, так дальше и пойдет. Но главное – вкладывать в работу частичку себя, тогда она и будет получаться, и не просто получаться – а получаться хорошо! Наивен я был тогда… Но в тот момент я был счастлив, потому что я шел работать туда, куда я хотел пойти.
День первый
1.
- Значит, так, стажировка от трех до шести месяцев, затем в штат и вперед! – Баранов смотрел мне в глаза и протягивал какие-то бумаги: – Это спецпроверка. Отдашь на месте старшему. Он проверит, заполнит, и потом вернешь мне. Все ясно?
- Ясно.
- Ну, пойдем.
Мы спустились вниз, на первый этаж.
- Смотри, лишнего ничего не ляпни. Николаич этого не любит, - тихо сказал Баранов, открывая дверь с табличкой «Начальник МОБ», предварительно в нее постучав. В кабинете сидел солидный мужчина лет 60, в кителе, с вышитыми полковничьими звездами на погонах. Полностью седые волосы, хищный взгляд карих маслянистых глаз из-под черно-вороных бровей, горделивая осанка – свидетельствовали о благородном происхождении, отсутствии привычки преклоняться перед кем-то и подчиняться чужому мнению. Полковник поднялся из огромного кожаного кресла и подошел к нам.
- Здравия желаю, Владимир Николаевич! – отчеканил Баранов. – Это новый кандидат.
- Здравствуй, Юрий Николаевич. Присаживайтесь, - пригласил нас жестом Владимир Николаевич, указывая на стулья, стоящие вокруг стола для совещаний.
- Я начальник милиции общественной безопасности Бурдын Владимир Николаевич. А ты что о себе поведаешь? – обратился ко мне полковник.
- Белый Вячеслав Алексеевич! 22 года. Закончил юридический факультет ЧГУ. Не служил. Живу в Чернограде, – также отчеканил я, памятуя стандартный набор вопросов, которые здесь задают.
- Так… И хочешь, значит, служить в милиции?
- Хочу, товарищ полковник.
- Родители есть? Работают?
- Есть. Работают. Отец в «Тепловых сетях», мать – в «Электросетях». Оба инженеры.
- Братья, сестры есть?
- Есть. Два брата. Маленькие еще. В садик ходят.
- А живете где?
- Да здесь. Недалеко. На улице Авиаторов.
- Машина есть?
- Нет. И прав тоже нет.
- Хм. Пора бы уже…
- Так машины нет, я и не стал на права учиться.
- А если купишь?
- Ну вот, как куплю, так одновременно и выучусь.
- Ясно… О работе в милиции слышал?
- Ну конечно… Кто о ней не слышал?
- Я не про фильмы, Белый! И не про дурацкие книжки! Про настоящую, реальную работу!
- Товарищ полковник, я месяц здесь в убойном практиковался – опера за меня могут рассказать. И в прокуратуре еще месяц. И трупы видел, и «расчлененки», и все такое…
- Ладно, посмотрим. Значит, живешь на Авиаторов… Баранов, какой у нас там опорный пункт?
- Восьмой, Владимир Николаевич. Старший – Куценко.
- Валентин? Тот еще жук… - поморщился Бурдын. – А без машины его никуда не запихнешь, только поближе к дому… Ладно, я документы на прием подписываю, посмотрим. Давай, скажи ему, куда, что, как. Будешь его наставником. Ясно?
- Так точно, товарищ полковник!
- Все! Свободны!
Мы вышли из кабинета. Полковник произвел на меня сильное впечатление. Видно было, что спуску он тут никому не дает. Как только дверь закрылась, как будто тяжелый груз свалился с плеч. Угнетающая обстановка в кабинете полковника. Как и сам полковник. Один только взгляд чего стоит! А этот властный голос – то приглушенный с хрипотцой, то металлический, чеканящий, от которого мурашки бегут по спине.
- Да расслабься ты, - словно видя мои мысли, усмехнулся Баранов. – Привыкнешь. Пойдем, я тебя с твоим непосредственным начальником познакомлю.
Открыв дверь с загадочной надписью «ООДУУМ», вошли в просторный кабинет, в котором коротко стриженый майор, не замечая нас, орал матом на какого-то лейтенанта:
- Сроки, Тарасенко, мать твою!!! Сколько тебе дается на рассмотрение??? Трое! Трое суток, а не десять!!!! Десять – по ходатайству, подписанному руководством! А где твое ходатайство??? Где??? Статисты опять нас шефу в служебке подали! Ты хочешь, чтобы нам с тобой по строгачу влепили??? Тарасенко! Тарасенко, я кому говорю??? – повернувшись в направлении взгляда лейтенанта Тарасенко, майор наконец-таки нас увидел:
- Здравия желаю, Юрий Николаевич! Воспитываю личный состав! Третий материал за неделю просрочен! Сил уже нет!
- Ладно, Хроль, потом повоспитываешь. Вот бойца тебе привел. Кандидат. Запиши его на восьмой, к Куценко, он там рядом живет. Команда Бурдына.
- Николаич, да у меня ж вся центральная зона оголена! А на восьмом почти штат! Давай на шестой его хотя бы!
- Леня, на восьмой! Все! Запиши данные, телефон и отправляй его на место. Пусть с ребятами познакомится. Все! – Баранов повернулся ко мне: - Вячеслав, значит, это Хроль Леонид Александрович – начальник участковых. Сейчас поедешь на восьмой опорный пункт, Леонид Александрович расскажет, как и куда. И не забудь, а главное, не потеряй спецпроверку. Ясно?
- Так точно! – ответил я.
- Ну, все, давай. Будут вопросы – ты знаешь, где меня найти. – Баранов развернулся и вышел из кабинета.
Хроль сел за свой стол, задал стандартный набор вопросов, записал мои адрес и телефон и рассказал, как проехать к восьмому опорному пункту, который, как оказался, находился совсем недалеко от моего дома с торца средней школы. После чего оторвал голову от бумаг, посмотрел на меня и Тарасенко, о существовании которого на время все позабыли, и произнес:
- Все свободны. Тарасенко, отказной сам пойдешь к Волдырю подписывать, понял?
- Понял, Леонид Александрович.
- Все. Идите.
Мы вышли из кабинета.
- Сергей, - протянул мне руку мой новый знакомый.
- Слава, - пожал я в ответ, - И что тут, часто такое?
- Каждый день, брат, - расхохотался Сергей. – Нет, вру. Каждый час! – он засмеялся пуще прежнего. – А тебя за что в эту клоаку запихнули?
- Что значит – за что? Я сам…
- Сам??? Ты из Академии?
- Нет, из ЧГУ.
- С гражданки что ли?
- Ну да.
- А зачем в милицию пошел? Экстрима в жизни не хватает?
- Да нет… Давно хотел, вот и пошел…
- Ну-ну… Ну, давай, брат, посмотрим, на сколько тебя хватит. В Академии бойцы бабки платили, чтобы только не попасть в Приречку по распределению. А ты… - он опять расхохотался. – Ну, ты даешь, брат! Ладно, давай подброшу. Я сам на седьмом работаю. Рядом.
2.
Мы вышли из УВД и сели в неприметную грязную «шестерку». По дороге Сергей курил и матерился в окно на всех проезжающих мимо водителей, сам при этом выделывая немыслимые маневры на своей колымаге.
- Машина служебная? – спросил я.
- Ага, как же! Своя, конечно!
- А бензин хоть дают?
- Само собой! Догоняют и еще дают. Во дворе цистерна с горючкой стоит, каждый день заливаю! – улыбнулся Сергей. – Ни хрена не дают, только требуют. Ничего, привыкнешь. Хотя нормальный человек к этому привыкнуть не может…
Он высадил меня возле школы в частном секторе Чернограда.
- Вон, металлическую дверь видишь? Это восьмой. Иди туда, там тебе все расскажут, что делать, – с этими словами Сергей сорвался с места и уехал.
Сжимая в руке уже пропотевшую спецпроверку, я подошел к металлической двери. Возле двери, к кирпичной стене была прикручена табличка «Опорный пункт охраны правопорядка № 8», ниже значились часы приема. Уже смеркалось, поэтому в окне опорного пункта горел свет. Я поднялся по ступенькам и зашел в открытую дверь.
Стены опорного пункта были выкрашены до уровня человеческого роста в популярный в советские времена на заводах грязно-зеленый цвет. Выше шла побелка, в углах была натянута паутина. В коридоре висели открывающиеся стеклянные стенды с надписями «Их разыскивает милиция» с пожелтевшими выцветшими фотографиями и ориентировками, глядя на которые, можно было с большой долей уверенности сказать, что начали разыскивать еще во времена НКВД, но никак не могут поймать. Но даже, если бы и поймали, в подавляющем большинстве случаев идентифицировать личность с фотографией было практически невозможно – вместо лиц на изображениях красовались сплошные черные пятна с белыми кружочками на месте глаз. Таким образом, по этим фотографиям можно было привлекать каждого, кого в темноте было плохо видно, и у кого есть глаза. В основном разыскивали кавказцев, причем с именами, недоступными нормальному русскому человеческому слуху, а поэтому и никем никогда не запоминающимися.
Коридор упирался в стену, вдоль которой стоял ряд из театральных кресел со складывающимися сиденьями, вероятно предоставленный милиционерам школьным завхозом. Справа от входа – туалет с незакрывающейся дверью. Налево и направо – кабинеты. Из правого кабинета доносился стук пишущей машинки, и я зашел в него. За столом, расположенном в форме буквы «Т» сидел молодой лейтенант и ожесточенно лупил по клавишам доисторического «Ундервуда». Судя по обилию смятых бумаг вокруг него, у него это не осень-то получалось. На стене висел портрет Ленина с подрисованными ручкой очками. В углу кабинета стоял огромнейший сейф, на котором – вероятно для Шварценеггера – было написано «В случае пожара выносить в первую очередь».
Я кашлянул, чтобы привлечь внимание. Лейтенант обернулся. На меня взглянуло совсем детское веснушчатое лицо.
- Приемные часы – вторник и пятница.
- Я не на прием. Я новенький. Работать к вам пришел. Вот, надо спецпроверку подписать.
- А, новенький… - протянул лейтенант. – Как зовут?
- Слава.
- Слушай, Славик, а ты печатать умеешь?
- На клавиатуре умею, на машинке ни разу не пробовал.
- А ну попробуй, - лейтенант отодвинул свой стул и встал с него, освобождая для меня место.
Взглянув на раскладку пишущей машинки, я понял, что она аналогична клавиатурной. Благо, за компьютером провел жизнь с детства.
- Смогу, лейтенант. Что печатать-то?
- Володей меня зовут. Фамилия Клен. Только не ржать. Печатай под диктовку: «Я, УУМ УВД Приреченского округа…»
Через полчаса три новеньких, отпечатанных листа были подшиты в папку.
- Ну, спасибо, брат. Ты, как секретарша шпаришь, - улыбнулся он. – Где так научился?
- С «компами» дружу, а здесь буквы также расположены, только бить надо сильнее. Правда, если переборщить, то дырку пробьешь, - улыбнулся я в ответ. Мне определенно нравился этот парень, судя по всему, тоже недавно прибывший, как и я. – Слушай, мне тут спецпроверку надо подписать, а то завтра в кадры нести.
- Вообще-то у нас этим Валек занимается… - протянул Володя. – Ну ладно, давай, ты сам заполнишь, а я подпишу. Сможешь, там все по пунктам?
- Хм… Вообще-то тут написано «По заполнению - секретно», - ухмыльнулся я. – У меня же допуска нет.
- Да там одна ерунда, - отмахнулся Володя. – Не судим, не привлекался и так далее. Не потеряй только ее потом.
- Да не вопрос, – я за пять минут заполнил спецпроверку и отдал ее на подпись.
Володя подписал ее, не читая. Вдруг его согнуло пополам.
- Вот черт! Опять! – он бросился в туалет, откуда слышны были звуки рвоты. Через несколько минут он вышел из туалета, в его глазах блестели слезы. – Чертов гастрит! В это Академии кормят всякой дрянью, а физические нагрузки, как на футболистов, вот желудок и убил. Ты тоже оттуда?
- Да нет, я гражданский, - уже наученный, как отвечать, сказал я. – Из университета.
Володя уставился на меня, как на привидение.
- Ты… Сюда сам???? С гражданки???
- Ну да… Вы все как будто я в крематорий клиентом пришел работать, говорите.
- Ну, Слав, ты псих! – заржал Володя. – Ладно, посмотрим, сколько продержишься! Слушай, может, по пятьдесят, за знакомство?
- Я только за! А есть что?
- Ну, сейчас будет! Поехали!
Не успели мы выйти из опорного пункта, у Володи зазвенел мобильный.
- Да, зая… Сейчас, скоро… Да, хорошо. Через часик… Да не пью я! На работе сижу! Сейчас в отдел, а потом домой! – Маринка звонила, девчонка моя, - повесив трубку, пояснил Володя. – Вот так и твоя будет – ждать, звонить, а ты будешь врать, приезжать пьяный и говорить, что был на дежурстве, – ухмыльнулся он. – Будешь, будешь. Иначе тут с ума можно сойти. Ладно, поехали, нечего время терять!
Я сложил бланк спецпроверки вчетверо и засунул ее в задний карман.
- Хорошо, только по пятьдесят и все!
- Ну да. Меня ж Маринка ждет!
В итоге мы выпили бутылку водки, запивая ее пивом. Немного закусили соленьями. В ходе разговора Володя обзывал все руководство матерными словами, сказал, что в гробу он видел эту работу, после чего сел за руль, отвез меня домой и уехал спать. Это был мой первый день работы в милиции.
День сто восемьдесят пятый
Ура! Наконец-то я прошел стажировку, и из Москвы пришел приказ о присвоении мне звания лейтенанта милиции! Весь восьмой искренне радовался за меня и ликовал. Не потому, что все – Валек, Володя, Ксюха, Юрка – хотели просто посидеть и выпить, а потому что мы действительно сдружились и переживали друг за друга от всей души. Обычно все заканчивали стажировку через три месяца, но я поссорился с Бурдыном, и срок стажировки мне был продлен. За эти полгода я понял одно – здесь можно делать все, что хочешь. Ну, конечно, кроме того, за что можно загреметь за решетку. Ведь милиционера посадить намного легче гражданского. Руководители властных структур, приезжая в четырехэтажные особняки на роскошных «БМВ» и «Мерседесах», сочиняют за столами из красного дерева законы о борьбе с коррупцией, и им необходимо как-то отчитываться за то, что они придумывают. При этом начать с себя как-то никто не додумывался.
Пока я был стажером, Управление собственной безопасности «хлопнуло» двоих участковых, которые пытались «крышевать» бабульку, торгующую из частного дома паленой водкой. Но они ошиблись. Не в том, что решили сделать «крышу» в принципе. А в том, что эту бабку уже давно «крышевали» те же УСБ-шники, один из работников которого жил с ней по соседству. В результате, одному пришлось «решить вопрос» за несколько тысяч долларов – тем же УСБ-шникам, чтобы не пойти, как «группа лиц по предварительному сговору». В итоге, по статье пошел один Иван, получив свой договоренный условный срок, уволенный из милиции под фанфары позора за то, что предложил бабульке свою «крышу» за 500 рублей в месяц, и сразу взял первый взнос. Бедная бабушка, даже не понимавшая, что за металлическую штуковину ей всунули в руки, подала условленный знак, и блюстители честности и справедливости, несущие службу под гордой аббревиатурой УСБ, повалили на пол врага с законностью и справедливостью – Ваню, который и в очках-то весил килограмм шестьдесят, не больше. Поборов преступность на данном направлении, и выполнив план по поимке участковых, УСБ-шники успокоились и больше на нашу землю не лезли.
Соседи на седьмом также оказались «злостными негодяями». Выписав постановление о проведении проверки, Рустам пошел проверять магазин, расположенный на подведомственной ему территории. О том, что магазин уже давно «крышевал» ОБЭП, или «бэхи», как их тут называли, ему было известно. Но проверка была плановой, данные о точке необходимо было занести в паспорт участка, и Рустам отправился, вооружившись папочкой и двумя понятыми. При проверке выяснилось, что на половину товара отсутствуют приходные документы, сертификаты соответствия, у продавцов отсутствовали санитарные книжки – в общем, нарушений хватало тысяч на 10-15 рублей. Рустам, зная о покровителях, пошел на уступку и составил протокол по минимальной административной статье, предусматривающий наказание не более 5000 рублей. Однако директор магазина Сукасян Инга Ашотовна на проверку не приехала, в связи с чем Рустам вызвал ее на опорный пункт на следующий день повесткой через продавца. Инга Ашотовна пришла, подписала протокол, а затем стала совать Рустаму 500 рублей за то, что «простил ее по остальным нарушениям». Рустам от денег отказался, выпроводил гостью, но на пороге она бросилась его обнимать и благодарить. Рустам был шокирован, отстранил от себя гражданку, не заметив, как та засунула ему в карман пресловутую «пятихатку». Спустя 5 минут Рустам стоял возле опорного пункта средь бела дня, в форме, с растерянным видом, а его руки обхватывали растущую рядом липу и были зафиксированы наручниками. Когда оформлявшие материал УСБ-шники отвернулись, Рустам шепнул стоявшему рядом «бэху»: «Брат, она мне в карман бабки сунула, вытащи, спрячь», «бэх» равнодушно отвернулся и отошел к УСБ-шникам со словами: «Деньги у него в кармане». Это стоило Рустаму продажи квартиры, получением условного срока и лишением навсегда занимать милицейские должности. Но последняя фраза «бэха» еще долго звенела в его ушах: «Не лезь не на свою землю».
Человек человеку волк. Мент человеку волк. Но и мент менту волк. У каждого своя земля, своя вотчина, своя сфера, которая является дойной коровой для того или иного сотрудника. И дело не в корыстолюбии или алчности кого-либо конкретного. Круговая порука. Дань с низов уходит наверх, те распределяют ее еще выше и так по цепочке. Это, исключая такие элементарные вещи, как «собери пакет на праздник» или «наклони такого-то «коммерса», надо компьютер в кабинет купить».
Хотя, это только внутренняя подоплека, касающаяся межличностных, а то и отношений между различными службами. Вместе с тем милиционер в большинстве случаев поможет своему коллеге. Это отдельная каста, отдельная прослойка общества. Даже, заступаю на охрану общественного порядка на какое-либо мероприятие, мы спрашивали заранее: «Сколько будет ментов и сколько – людей?» Приезжая в чужой город, достаточно показать корочку, и ребята из местных отделов тут же помогут и с гостиницей, и с адресами, и с информацией. На 550 рублей командировочных особо не проживешь, и, если с местными ментами не удавалось договориться о бесплатном проживании, шли напрямую в гостиницу, рассказывали о миссии чрезвычайной важности, после чего просили пробить чеки на выделенную сумму. Получив чеки, деньги обычно пропивались, а сами спали в машине, несмотря на погодные условия. Либо у чьих-либо родственников, если повезет с населенным пунктом.
- Славка, наливай полный! – проорал Валек, раскладывая по тарелкам нарезанные бутерброды. Помимо наших, мы пригласили на опорный ребят из седьмого, девчонок из ПДН и несколько знакомых, наиболее близких оперов уголовного розыска.
Я схватил бутылку «Зеленой марки» и опрокинул ее вниз горлышком в граненый стакан. Толпа оживленно зашумела.
- Звезды, звезды кидай! – закричали отовсюду. Я достал из нагрудного кармана две звезды и аккуратно опустил их на дно стакана.
- Ну что, у всех налито? – Валек суетился, как заправский тамада, заглядывая каждому в рюмку и регулируя громкость играющего на опорном кассетника, который притащил кто-то из оперов.
- У всех, Валек, не суетись! Все нормально! – вверх взметнулись руки с рюмками и одноразовыми пластиковыми стаканчиками.
- Ребята, у меня тост! – Валек занял стойку «смирно» и торжественно взглянул на меня.
Все притихли.
- Ребята! Ребята, давайте выпьем за новоявленного лейтенанта! И пожелаем ему… - Все хором! - Звездопада!!! Звездопада!! – раздалось со всех сторон.
Я любил их всех. Я любил, и все больше влюблялся в свою работу. В людей, что работают рядом со мной. Это были самые обычные люди – со своими слабостями и наклонностями, со своими чувствами и горестями. Веселый, неугомонный Валек – наш старший, не в меру серьезный Юрка, бесшабашный Володя, вызывавшая у всех вздохи мечтания Ксюха, вечно задумчивый Серега, все вызывали у меня чувство родни. Мы были одна семья. Мы боролись за одно дело. Мы все носили форму цвета маренго. И мы были отличными от остальных. Нас ненавидели люди, ненавидело общество. Но если что случалось, они шли к нам. Мы нужны им. А они нужны нам. Те, с которыми я работал, были простыми людьми со своими семьями и огородиками, не заботившиеся о сохранении мира во всем мире или уровне Доу-Джонса. Мы старались. Честно. Мы старались сделать – пусть не мир, но хотя бы обслуживаемую территорию – немного лучше. Пусть не всегда получалось. Пусть нас обзывали «ментами», «мусорами» - нам было все равно. Мы делали свою работу, и старались делать ее хорошо. Пусть и не всегда получалось. Каждый испытывал определенные трудности, проблемы – кто-то в семье, кто-то с начальством, многие спивались, гибли, попадали в лапы УСБ-шников – но мы все равно оставались людьми. Пусть люди и отрекались от родства с нами. Нас объединяло многое - ненормированный рабочий день, круглосуточные дежурства, многодневные командировки, нищенская заработная плата – и Володя был прав. Здесь могли работать только сумасшедшие. Фанаты. Именно работать, а не использовать «ксиву» для своего собственного обогащения. А мы работали. Хорошо, долго и упорно. Иной раз, сидя дома часов в 11 вечера, я от скуки звонил напарнику, и мы еще полночи, распивая пиво под музыку Михаила Круга, колесили по участку, отлавливая наркоманов, негодяев, преступников, и сдавая их в дежурную часть УВД. Я любил своих ребят. И люблю. И всегда буду любить. Я прошел через это. Я знаю их жизнь. Не у всех «Майбахи» и «Ягуары». Не у всех особняки и четырехкомнатные квартиры. Не все были за границей. Да, каждый хотел вырваться, жить лучшей жизнью, иметь все, что хочется – но это снимало с нас чувство ответственности. Мы, как пастыри, блюли свой участок, отлавливая больных и никчемных овец и изолируя их от общего стада.
Я поднял свой стакан и залпом выпил его. Честно сказать, я готовился, так как знал, что, если не получится, то придется повторять снова и снова, пока не удастся. Иначе не признают звание. Тренировался, правда, на воде. Я мог выпить много, но не так сразу – не лезло в глотку. Слава богу, получилось. Я аккуратно положил губами звезды на плечо и прогорланил: «Служу Отечеству!!!»
- Ура!!!! Ура!!! – весь опорный вскочил, все бросились обнимать, целовать, мужчины жали руку, а девчонки, немного разогретые водкой, целовали в щеки! – Ура лейтенанту!!!
Пили долго. Далеко за полночь мы с уже достаточно поддатым Вальком вышли на улицу покурить. В руках было по бокалу пива – уже пошла «шлифовка». Закурив, Валек посмотрел на меня и внезапно спросил:
- Ну что теперь, Слава?
- В смысле?
- Ну, вот теперь ты лейтенант. Дальше какие планы?
- Да хрен его знает. «Старлей», капитан, а там посмотрим.
- Хорошо тебе, брат… - вдруг печально произнес Валек.
- Чем же это?
- Семьи у тебя нет.. Детей…
- Да что ж тут хорошего, Валек? – я его действительно не понимал.
- Да то! – вдруг злобно прошипел Валек, допил свой стакан и швырнул его на асфальт. Стакан разлетелся вдребезги. – Вот оно! Вот это мы! – указывая на место падения стакана, воскликнул он. – Мы нужны, пока нас можно использовать! Использовать для себя! Для своей пользы! Ты же ни хрена не знаешь, сколько раз мне на дню звонит начальство: «Валек, нужно то, Валек, нужно это…» А я не фашист, чтобы ходить бабок обирать! А все остальное – под крышами – «бэхи», «фейсы», «приазники». Мы – участковые – мы низший разряд из ментов. Участковые – это наказание! Провинился – нет, не выгонят.. В участковые! В каждую дыру суют! На своем участке и не бываешь – то футболы, то дискотеки, если у людей праздник – значит, у нас в два, в три раза больше работы! Дома не бываешь, жену, детей не видишь! А думаешь, за переработку доплачивают? Да хрен! А если еще и не дай бог, что случится, ты думаешь что – жуликов ищут? Черта с два! Первым делом ищут мента, чтобы его наказать! Как допустил, как не углядел? А я что, Человек-паук? Я не могу быть везде одновременно! И я не сижу водку пью, а работаю! Но не могу я в одно и то же время быть и на дискотеке, и на проверке ранее судимых, и в это время выявлять преступления, проводить профилактику, да еще и заполнять этот гребаный паспорт, чтобы главк с проверкой не докопался! Пашешь тут за копейки, каждый день свободой рискуешь, собирая пакеты, бабки – а дома жрать нечего! Форму – и ту за свои деньги покупаем, потому что на складах нет ничего! Придут фуражки 60-го размера, и ту стараешься урвать – или через военный магазин продать, или обменять тому, у кого репа огромная! Вот скажи, Славка, ты встречал у кого-нибудь голову 60-го размера? Нет? А на хрена ж 60-х присылают 100 штук, а обычных 57-58 размеров – 10? А потому что налево наверняка все уходит! Ты почитай список того, что нам причитается! Вплоть до трусов с носками! А выдают ПШ с «полевкой» - и то на всю жизнь! Сам латаешь, сам ищешь потом новую. Машину свою убиваешь. Телефон тоже за свой счет, и попробуй трубку личного сотового не взять, если шеф или «дежурка» звонит – сгноят на следующий день! Хотя это ж мой личный телефон! И я хочу – беру трубку, не хочу – не беру!
Валек прервался и закурил. Я молча стоял рядом.
- И знаешь, - внезапно продолжил он, - Мы же все тут неприкасаемые. Не в том смысле, что крутые или блатные, а в том, как в Индии, была каста неприкасаемых, от которых все шарахались и брезговали прикоснуться. Люди нас презирают, смеются, мы обречены на одиночество в обществе, хотя и постоянно с ним сталкиваемся! Но… Именно в этом свой кураж! Именно поэтому мы пришли сюда работать! Возможно, мы хотим доказать всем, а может, и самому себе, что мы особенные, не такие как все, несмотря на нашу обреченность! И у нас вся жизнь проходит в этом кураже, в этой круговерти! Нас имеют, а мы крепчаем! И сможешь ли ты дойти до конца – вот главный вопрос! Не сломаешься ли, не скурвишься ли по дороге? Это испытание, брат, это личное испытание у каждого…
Валек снова замолчал, щелчок выбросил бычок сигареты и, шатаясь, пошел в опорный пункт. Я еще несколько минут постоял на улице, находясь в своих мыслях по поводу слов Валька.
- Ну что, поживем, увидим! – подумал я.
Свет в окнах опорного горел почти всю ночь, играла музыка Михаила Круга, потому что только Серега догадался принести кассету, а имеющийся допотопный аппарат радио практически не ловил. Это была прекрасная ночь. Безоблачная, тихая. Ночь, в которой мирно спали дети, совершали преступления негодяи и куражились обреченные…
День двухсотый
1.
Над ухом оглушительно звенел будильник. Я открыл глаза. Пять утра. Черт, как же хочется еще поспать! И какой кретин ввел операцию «Правопорядок» трижды в неделю? Это еще с чередованием с «Вихрь-антитеррор». Какой смысл приходить на работу к шести утра и подводить итоги в двадцать три вечера, когда практически все преступления совершаются ночью? А в шесть утра уже давно проснулись бдительные дворники и выехали на первый, а то и второй круг, водители троллейбусов. Вечером же, к двадцати трем часам, у людей на столах пустеет только первая бутылка водки, а «на дело» идут обычно после второй-третьей. Но это случайные преступники, совершающие свои противоправные деяния под влиянием «зеленого змия» - в основном, бытовуха, хулиганка и глупые хищения из пьяного пафоса. Профи же не пойдут на дело подшофе и заранее изучат объект нападения от и до, исключив всякую возможность присутствия милиции и случайных свидетелей. Хотя, конечно, и у них не бывает без ошибок. Совершаются которые, в основном, из наглости и чувства собственного превосходства и безнаказанности.
Так, помню еще будучи стажером, на опорный пришел мужичок – с виду сразу видно, что «лох» - который поведал нам такую историю. Сидел он, пил в кабаке, в народе экзотично называющийся «ямка». К нему подсел незнакомый мужчина, который предложил разбавить компанию. Так они сидели вдвоем и пили до 4 утра, после чего мужик пригласил «лоха» к себе домой, чтобы закончить попойку. Там они посидели еще часик, после чего «лох» засобирался домой, внезапно вспомнив о ждущей дома супруге. На улице было холодно, и мужчина предложил ему свою куртку, сказав, чтобы тот занес ее на следующий день. «Лох» ушел в чужой куртке, на следующий день, проспавшись, пошел возвращать ее хозяину. Мужчина, обшарив карманы, с невозмутимым видом заявил, что в куртке у него лежала 1000 долларов, и, если «лох» не вернет ее, то плохо ему придется, так как сам мужчина якобы работает в ФСБ, и у него имеются большие связи, чтобы надолго засадить его за решетку за кражу. «Лох» перепугался и, вместо того, чтобы обратиться в милицию, распродал вещи, насобирал требуемую сумму и передал ее мужчине.
Спустя пару месяцев, тот мужик нашел его снова, вместе с ним был чернявый юноша в милицейской форме в звании старшего лейтенанта. Он заявил, что, помимо денег, в куртке лежал его табельный ПМ, и теперь за его утерю необходимо заплатить в ХОЗО 1500 долларов. Но, так как он мужчина благородный, и сам не уследил за оружием, то «лоху» требуется найти всего половину этой суммы, а половину он внесет сам. Иначе «товарищ старший лейтенант с ним разберется по полной». Перепуганный мужичок побежал по знакомым, соседям занять денег, однако получил отказ, так как знали о его пристрастии приложиться к бутылочке. И только после этого мужичок решил обратиться в милицию.
Если честно, мы от души повеселились над рассказом. Особенно после фразы о тарифах за утерю табельного оружия. Валек вообще хотел послать мужика куда подальше, мол, сам виноват, нечего водку с кем попало пить. Однако зашедший под конец разговора Серега остановил его:
- Ты че, Валек, тут же железное вымогательство корячится! Тебя как зовут, уважаемый?
- Сергей… Сергей Петрович.
- Тезка, значит… Ну что, тезка, будем выручать тебя, непутевого.
Серега мне всегда нравился. Бывший «следак», он был милиционером до мозга костей – но не тупым служакой, а грамотным, знающим как уголовное, так и гражданское право, с аналитическим складом ума. Когда мы не знали, как корректно отказать в возбуждении уголовного дела либо, наоборот, собрать материал, чтобы ни начальство, ни граждане не докопались, всегда на выручку приходил Серега. Он случайно оказался в участковых. Работая в районном центре края старшим следователем, захотелось ему перебраться в Черноград. Но мест в следствии якобы не было, и ему предложили стать на должность участкового на месяц-другой, пока место не освободится. Вот так Серега проработал в должности участкового полтора года. Причем не давали ни уволиться, ни перевестись, разрывая рапорты у него на глазах со словами: «Нечего бумагу портить, иди работай!». Серега даже письма писал своей жене в городок, откуда он приехал – некогда было даже съездить повидаться, хотя до него было рукой подать, всего-то сотня километров. Серега обладал поистине звериным чутьем на преступления. Однажды он умудрился скрутить жулика, находящегося в федеральном розыске, даже парясь в сауне. Вся прибывшая опергруппа ржала, глядя на Серегу в вывернутом наизнанку милицейском бушлате, чтобы не спугнуть капитанскими звездами «группу сопровождения», которая тут же визжала, обмотавшись простынями, и бегала вокруг закованного в наручники жулика, судя по разбитому лицу, пару раз уже «поскользнувшегося» на скользком полу сауны. За этот инцидент Серегу поощрять не стали, но и наказывать за посещение злачного места тоже, буркнув: «Все равно же скажешь – разработка была».
Серега тут же созвонился с операми, которые через полчаса примчались на опорный пункт. Совместными усилиями был составлен план мероприятий, оговорены время и место передачи денег. Оставалась одна небольшая загвоздка – деньги. У оперов розыска их никогда особо не водилось, не говоря уже об участковых. Выход оставался один – «бэхи». Скрепя сердце, заместитель начальника ОБЭП позвонил знакомому коммерсанту, который примчался в отдел и привез восемь новеньких хрустящих бумажек с изображением Франклина. С ехидной улыбкой, глядя в глаза заму, он шепнул: «Ну, теперь полгодика я гостей не жду», он нарочито аккуратно положил доллары на стол веером и уехал. Зам, на время лишившийся финансовой подпитки, швырнул нам баксы и прохрипел: «Вернуть через месяц!».
Мы с операми ухмыльнулись и пошли ксерокопировать доллары и переписывать их номера. Передача была назначена на следующий день в квартире Сергея Петровича. Он жил на четвертом этаже пятиэтажного дома, и это было проблемой, так как площадка пятого этажа, где можно было бы спрятаться, легко просматривалась с площадки четвертого. В то время, как необходимо было точно знать, что жулики зашли в квартиру и взяли деньги. Старший опер, крепкий, не расстающийся с табельным оружием, с редким именем Остап глянул на маленького опера Вовчика:
- В тебе сколько росту?
- Метр пятьдесят пять где-то…
- И худой – то, что надо!
- Остап, ты что задумал?
Остап улыбнулся, оглядел еще раз Вовчика и перевел взгляд на стоящую в коридоре обувницу.
- О, нет… - застонал Вовчик. – Опять? Угораздило ж меня таким вырасти! Вот клянусь, уйду в отпуск – каждый день гамбургеры буду жрать, чтоб разнесло, как американцев!
- У тебя денег не хватит, – заржал Остап. – А ну-ка примерься!
Вытряхнув из обувницы обувь и сняв полку, Вовчик сложился, как Дэвид Копперфильд и залез в нее. Остап захлопнул дверцу и скомандовал:
- Всем тихо! – затем сказал обычным спокойным голосом: - А ну гони бабло! Вовчик, слышно?
- Да, все слышно, - раздался недовольный приглушенный голос Вовчика. – Но я за себя не ручаюсь. Если эти козлы придут не вовремя! Я не гимнаст, мать вашу!
- Вылазь! – Остап протянул вылезшему в пятнах ваксы и паутине Вовчику мобильный. – Поставишь на «вибро». Как услышишь, что деньги взяли – пустишь мне гудок. Как только выйдут – звони, не переставая. Я сброшу. Все ясно? Мы окружим на машинах дом и перекроем пути отхода. Не уйдут, уроды! Лишь бы пришли. В общем, так. Вовчик, ты остаешься в адресе. Как эти козлы появятся возле дома, я пущу тебе гудок – тут же залазь. Потренируйся – у тебя секунд 10-15 всего будет. Чтобы без накладок. Все, орлы! До операции час. По местам!
Мы заняли позицию сзади дома в «шестерке» Сереги, в случае, если жулики надумают полезть с балкона – мало ли, что у них в голове творится? Опера на двух машинах перекрыли дорогу к подъезду и к пожарной лестнице. Потянулось долгое ожидание.
Спустя минут сорок мы услышали по рации голос Остапа:
- Идут! Судя по описанию, один из них, тот, в форме, но сейчас в гражданке. Бежевый плащ. Второй – в черной кожаной куртке и синих джинсах, – внезапно Остап зашипел в рацию: - Эти козлы идут к нашей машине! Всем заткнуться и отключить рации!
Мы все замерли. Минута. Две. Что же происходит? У Сереги зажужжал мобильный:
- Это я, Остап. Пронесло. Включить рации, – и через минуту уже по рации: – Зашли в подъезд. Готовность номер один! Захват!!!
Когда мы подбежали к подъезду, все было уже кончено. На лестничной площадке, уткнувшись лицами в пол, в наручниках лежали двое. Лежали молча, понимая, что их взяли с поличным, и сопротивляться либо отпираться бесполезно. Рядом разминал затекшие руки и ноги Вовчик. Остап курил, глядя на парочку жуликов.
- Прикинь, Серый, - глядя на Серегу, сказал Остап, - Чуйка все-таки у них была. Резко свернули от подъезда и подошли к нашей машине. Смотрели, смотрели – благо, тонировка бешеная. Да и жадность победила. Говорят же матерые жулики – чуешь не то что-то, уйди, перенеси на другое время. А эти так…Шелупонь!
Оказалось, что у того, что был в милицейской форме, еще висит условный срок за кражу и мошенничество. А форму он купил в военном магазине, в ней и разгуливал, выдавая себя за сотрудника милиции. В общем, получил он по совокупности свою «восьмерочку». Второму впаяли пять лет. Все бы хорошо, но после суда заместитель начальника ОБЭП еще очень долго искал «вещдоки» с Франклином, которые загадочным образом якобы затерялись в архиве. Говорят, что не нашел, и Серега с Остапом отдавали свои. Хотя деньги «бэх» коммерсанту явно возвращать не собирался.
Это было мое первое участие в раскрытии серьезного тяжкого преступления, и хотя от меня толку было чуть, это событие навсегда врезалось в мою память. После каждого удачного мероприятия чувствуешь себя этаким маленьким героем, сделавшим доброе дело. Хотя для начальства мы по-прежнему оставались бездельниками и дармоедами. Показателей катастрофически не хватало, и для их улучшения – а не для раскрытия и профилактики преступлений, как многие считают – вводились многочисленные операции, в том числе, и «Правопорядок».
2.
Форма отчетности по операции «Правопорядок» меня всегда поражала. Она отражает абсолютно все направления деятельности милиции. Можно было назвать операцию «Очередной рабочий день» или еще как-нибудь в этом духе. Хотя названия операций всегда меня радовали - «Гарпун», «Доза», «Путина». Какой мозг выдумывал эти названия?
В рамках проводимой операции каждый опорный пункт был обязан ежедневно раскрывать по одному преступлению, не считая установленного для каждого сотрудника персонально количества административных протоколов. Никого не волновало, что преступления могут и не быть совершены! Что вряд ли жулики составляют график совершения преступления в соответствии с планом проведения милицейских операций! Несомненно, огромное количество преступников гуляет на свободе, множество преступлений остаются нераскрытыми, ежедневно совершаются все новые и новые противоправные деяния. Но, если объективно подходить к решению данного вопроса, то видно, что в нашей стране преступления, в основном, раскрываются по «горячим следам». Если этого не происходит, то оно либо укрывается, либо – если этого сделать невозможно – остается «висяком» на долгие годы, пока кто-то, спустя некоторое количество лет не проболтается в кабаке милицейскому агенту или попросту не возьмет на себя «висяк» паровозом. Исключения, пожалуй, составляют лишь убийства, на раскрытие которых действительно бульдогами бросается весь отдел, особенно опера. Отрабатываются все связи, телефонные звонки, транспорт, любая ниточка, которая может привести к раскрытию преступления и поимке убийцы. В нашем отделе опера убойного отдела были настоящими фанатами, работали сутками, ночуя в кабинетах, допрашивая людей. Небритые, с перегаром, они мотались по ночам, встречаясь с агентурой, получая информацию и проверяя каждую версию. И практически в каждом случае они достигали успеха, празднуя каждое раскрытое преступление звоном стаканов в мрачных облезлых кабинетах.
На операх розыска висит основная тяжесть милицейской работы. Фактически направление их деятельности определяют лица из преступной среды, по той или иной причине сотрудничающие с милицией. Мы же – участковые – не имея специальных полномочий, были неправомочны официально иметь таких осведомителей. Мы, конечно, получали информацию из неофициальных источников, но такого опыта, как опера, прошедшие определенную школу и ознакомленные со специфичными нормативно-правовыми актами, не имели. Да и в задачу участкового входит, в основном, профилактика преступлений на обслуживаемом участке. В этом, кстати, усматривается парадокс – требуют раскрытые преступления (так называемые «палки») и в то же время применяют дисциплинарные наказания за преступления, совершенные на твоем административном участке. Получается палка о двух концах – выполнишь план по раскрываемости – получишь «строгач» за ненадлежащую профилактику. Не раскроешь – получишь «строгач» за низкую раскрываемость. Вот и выбирай.
И все-таки выбирали – раскрывать. «Палками» можно было бы хоть прикрыться от отсутствия профилактики в отчетном периоде. Но и здесь не так просто. Когда пятый опорный раскрыл семь преступлений по линии борьбы с наркотиками, наш опорный раскрыл три. Мы получили нагоняй по итогам месяца. Но, когда в следующем месяце, мы раскрыли четыре, а они шесть – по шапке получили они, не смотря на то, что шестой раскрыл больше. А потому что у нас плюс один, а у них минус один. Вот такая занимательная милицейская арифметика.
Но во время операции «Правопорядок» кровь из носу нужно было преступление. Начальство так и говорило: «Ищите преступление!» При этом нам, как сотрудникам милиции общественной безопасности, запрещалось ходить в гражданской одежде, а предписывалось носить исключительно форму, которая, как семафор распугивала весь преступный контингент за километр. К тому же наши машины уже примелькались всему участку, и о нашем прибытии в то или иное место было известно за добрых десять минут. В общем, искать было тяжело. Наш опорный и так не блистал показателями, а тут еще эта операция.
К шести утрам мы прибыли в отдел на планерку. Сонные, некоторые с перегаром, кое-кто в невыглаженной форме – но все прибыли вовремя.
Инструктаж проводил Хроль. Подняв на нас глаза с мешками от хронического недосыпа, он произнес:
- Итак, кто сегодня что будет раскрывать?
Этот вопрос на планерке перед каждой операцией все время забавлял меня, пока я не привык. Можно подумать, тебя сидит и ждет на участке наркоман с мешком героина, а на втором опорном у вора руки чешутся написать явку с повинной, но вот только бланка нет, и он сидит возле опорного и с нетерпением ожидает, когда же ему его поднесут. Некоторые действительно знают, где можно поймать преступника, но не ловят его, ожидая начало какой-либо операции, чтобы с достоинством отчитаться. Со временем свыкаешься даже с идиотизмом, когда тебе его вдалбливают в голову ежедневно на протяжении долгого времени. Поэтому старшие опорных пунктов начали по очереди подниматься и докладывать о планах личного состава на предстоящий день.
- Первый опорный. Кража.
- Какая кража? – Хроль оторвал взгляд от формы отчетности.
- У нас была совершена на той неделе. Магнитолу дернули из машины. Есть наметки. Будем отрабатывать.
- Давайте, давайте, молодцы. Обычно такие орлы совершают многоэпизодные преступления, если что – оперов подтягивайте. Но смотрите, чтобы «палку» не забрали!
Все смотрели на этот спектакль абсолютно спокойно. И старший первого опорного, и Хроль прекрасно знали, что нет никаких наметок, что в конце дня старший пробубнит: «Сорвалось… Слили…». Но такова была психология работы. Надо было озвучить хоть какой-то план работы, а там – будь, что будет. Авось, позвонит какой-нибудь случайный «терпила» и расскажет о том, что Иванов Иван Иванович, проживающий там-то, украл у него золотую цепочку во время совместного распития спиртных напитков. И опа! Раскрытая 158 статья УК РФ.
Так по очереди встали все старшие, и каждый рассказал Хролю сказку про белого бычка, о том, как его личный состав будет сегодня бороться с преступностью. Валек тоже что-то наплел про информацию по наркотикам. В конце докладов Хроль удовлетворенно хмыкнул и отправил всех по опорным пунктам, не забыв напомнить, что вечером, в одиннадцать, подведение итогов.
Мы вышли на улицу. Валек повернулся к нам:
- Ну что раскрывать будем? Всего две «палки» в этом месяце. А скоро закрытие квартала.
- Зонтик, Валек, зонтик раскроем. Поехали выспимся, и часикам к 10 подъедем на опорный, там и подумаем, – безапелляционно заявила Ксюха. – Толку сейчас с опухшими лицами сонными бродить.
- Не, Ксюш, ты езжай домой, а мы будем думать. Отдерут. Сегодня точно отдерут. Кровь из носу – надо «палку» сделать. Или опять покупать у соседних опорных? У меня уже денег ни фига нет.
Надо отметить, что «покупка преступлений» у других опорных, служб, отделов – это было нормальной практикой. Кто брал деньгами, кто пакетами. Валек – ушлый хохол – сумел наладить связи практически со всеми. Дознаватели выставляли на него выявленные в ходе дознания преступления. Соседние старшие регистрировали материалы от его имени за определенную мзду или бутылку коньяка.
Валек бегал в Информационный центр ГУВД договариваться, чтобы на службу участковых выставляли карточки раскрытых преступлений, внаглую отбирая их у других подразделений. Карточки – это статистические таблички с кучей граф и столбцов, которые заполнялись после возбуждения уголовного дела, выявления лиц, совершивших преступление, направления уголовного дела в суд – в общем, на различных этапах расследования – а затем заносились в компьютер ИЦ. Именно эти карточки и являются вершиной милицейского труда, ради них и существует милиция. На основании этих карточек ведется статистический учет выявленных, раскрытых и нераскрытых преступлений и оценивается деятельность милицейских подразделений. Когда шло закрытие квартала, полугодия либо года, в ИЦ творился самый настоящий цирк. Седые полковники матом орали друг на друга, в буквальном смысле вырывали друг у друга из рук карточки и со всех ног мчались в заветный кабинет регистрации, чтобы там занесли данные в компьютер на их службу. После чего, как часовые стояли у этих кабинетов, чтобы, не дай бог, работницы отдела учета и статистики не переписали карточки на другие отделы. И, судя по тяжеленным золотым цепям и серьгам, учетчицы делали это часто и небескорыстно. Тяжкие преступления, не имеющие экономической направленности, по негласной договоренности выставлялись на уголовный розыск, независимо от того, кто выявил и раскрыл преступление. При необходимости на время отчетного периода нередко переквалифицировали статьи Уголовного кодекса на похожие, но которых не хватало для положительной статистики, а после подведения итогов переписывали карточки обратно. Карточки были самым ходовым товаром, и абсолютно неважно, были ли преступления реально выявлены или раскрыты той или иной службой, лишь бы на эту службу была выставлена карточка. Вот насчет этих карточек и договаривался Валек, и именно благодаря ему наш опорный «имели» на планерках не так часто, как другие.
Но сегодня варианта найти карточку не было. Поэтому надо было придумать другой вариант, чтобы нас не подняли на подведении итогов.
- Ладно, вы как хотите, а я домой. К 11 приеду. Лучше вечером на планерке пять минут позора, зато здоровье не буду гробить. Я спать хочу, – Ксюха развернулась, поправила сумочку на старлеевском погоне и, покачивая симпатичными бедрами, пошла к троллейбусной остановке.
Остальные загрузились в «девятку» Валька и поехали на опорный.
3.
- Ну что? – Валек швырнул фуражку на стол? – Давай пока протоколы напишем. Слав, где там твой список «хомяков»? раздай всем штуке по три, быстро накатаем и подумаем.
Я достал из папки рабочую тетрадь, где у меня были записаны анкетные и паспортные данные алкоголиков, бродяг, которые нам когда-либо попадались. Не факт, что за весь день выявишь даже административное правонарушение, а протоколы начальники требуют. К тому же на этих «хомяков», наверное, уже весь город составлял протоколы по любым статьям, так что одной больше, одной меньше – особого значения не имело. Конечно, можно было выйти на улицу, найти какой-нибудь мусор напротив чьего-либо двора, найти понятых, вызвать хозяина и составить на него протокол за нарушение санитарных норм или что-нибудь в этом духе. Но составление такого протокола занимало не менее, а то и более часа. Редкий человек согласится пойти в понятые, к тому же не исключен конфликт с самим правонарушителем, звонки знакомым, адвокатам и так далее. В общем, процесс может затянуться на весь день. А столько времени нет. С каждого – минимум три протокола, плюс выявленное преступление на опорный. А кроме этого – рапорта по проверке ранее судимых лиц, подучетного элемента. Ну и, конечно, материалы проверки, собранные по результатам выездов на места происшествий следственно-оперативных групп и групп немедленного реагирования. В теории все выглядит четко и красиво, но реально это физически невозможно проделать по закону. Создается впечатление того, что сотрудник милиции должен быть одновременно в пяти местах, двигаться со скоростью света, при этом не есть, не пить, не спать, не видеть своих родных. И это все круглосуточно и за жалкие копейки. Поэтому приходилось идти на ухищрения. Мы, правда, не поступали так кощунственно, как участковые с десятого опорного, которые ходили по кладбищу, переписывали данные со свежих могил и составляли на этих людей протоколы задним числом. Был и еще способ – составляешь протокол на реально существующего человека, но «забываешь» вписать какие-нибудь данные, например, паспорта, отчитываешься этим протоколом, заведомо зная, что его не примут незаполненным, а, после того, как протокол возвращают, спокойно его выбрасываешь – ибо за сегодняшний день ты уже отчитался за свою работу. А на следующий – начинается все по новой. Нет, конечно, мы составляли и реальные протоколы – особенно во время каких-нибудь рейдов. Но это была малая толика от общей массы макулатуры, которая ежеминутно крутилась в бешеном бюрократическом милицейском механизме.
Мы сели за стол и принялись заполнять бланки. Спустя полчаса двенадцать аккуратно заполненных бланков протоколов об административном правонарушении легли на стол.
- Ну что, по кофейку? – Юра зашел в кабинет с чайником.
Мы протянули ему свои чашки. Пока пили кофе, Валек перебирал журнал с адресами неблагополучных семей.
- О! То, что надо! Слав, запиши адрес – Луговая, 14. Семья Пархоменко. Поехали!
- Куда?
- Ну, к ним. Преступление выявлять, - Валек хитро подмигнул.
- Какое?
- Как какое? Сто девятнадцатую. Примем заявление, зарегистрируем, отчитаемся, а завтра откажем. Зато сегодня будет, что доложить. Пару пузырей с собой только возьми.
Я достал из сейфа две бутылки «паленки».
- Ладно, поехали…Юра, ты с нами?
- У меня сегодня сроки по пяти материалам. Езжайте сами.
- Хорошо. Поехали, Валек.
Мы подъехали к ветхому дому с покосившимся забором. Во дворе лежали груды бутылок, банок от консервов и разного другого мусора. Валек брезгливо толкнул ногой скрипящую калитку:
- Эй! Есть кто живой?
Дверь дома приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянуло красное пропитое лицо с прожилками.
- Че надо? Мы ментов не вызывали. У нас все тихо.
- Выходи, Светка. Разговор есть.
Дверь открылась полностью, и на пороге появилась женщина неопределенного от постоянных возлияний возраста, с крашеными в ярко-белый цвет немытыми волосами.
- Ну, говори.
- Водку будешь? – Валек продемонстрировал ей бутылку.
- Спрашиваешь… Водку буду. Но ты ж не просто так дашь?
- Муж твой где?
- Где, где… Дрыхнет. Где ему еще быть? А на кой он вам сдался?
- Он же тебя бьет, обижает, убить грозится. Вот мы и приехали помочь униженной и оскорбленной, - ухмыльнулся Валек.
- Да даже если бьет, тебе-то че?
- Ну как че? Говорил же, что убьет?
- Да мало ли че он по пьяни говорил? Он каждый день это говорит.
- Ну вот. А мы ж должны отреагировать на сигналы. В общем, Светка, заявление надо на мужа написать. Мол, в пьяном виде, угрожал убить и все такое.
- Нашли писательницу…- пробормотала Светка, плотоядно глядя на бутылку водки в руке Валька. – Его посадят, а кто еду в дом приносить будет?
- Ну, во-первых, не еду, а пойло, да, красавица? А во-вторых – кому он нужен в тюрьме? Камеры переполнены, корми его за государственный счет, пои, одевай. А так, считай, будет ему наука, а с нашей стороны – профилактика.
- Профилактика… Бабок на рынке обирать – вот и вся ваша профилактика. Налей стакан, дай подумать.
- Тебе нальешь, ты уже думать не сможешь. Давай, подпиши, ничего ему не будет. Ты ж меня знаешь.
- Да знаю – тебя каждая собака знает, проныру рыжего. Точно ничего не будет?
- Да ничего, - Валек достал вторую бутылку. – А тебе вот – праздничек устроим.
- Хрен с тобой, черт рыжий. Давай свой протокол. Подпишу, – вторая бутылка явно сыграла положительную роль в гражданском правосознании Светки.
Валек присел на корточки, достал из папки бланк заявления и чистый лист.
- Вот тут на бланке подпиши. И здесь. Теперь на обороте. А внизу листа напиши: «С моих слов записано верно и мною прочитано». Число. Подпись. Почерк у тебя красивый, Светка, талант не пропьешь.
- Я ж учительница. Бывшая, конечно… Вы же, власть имущие, только себе зарплаты хорошие ставите, а о людях и не думаете. А я в две смены пахала за копейки. А у меня двадцать лет стажа, между прочим! – в голосе Светки слышались грусть и ярость одновременно. – А я получала, как уборщица! И знаешь, почему я ушла? Потому что взяток от тупых сынков богатеев не брала, а пыталась их учить! Вот папаши и нажаловались директрисе. А та вся в шубах да золоте ходит. Подачки принимает этих идиотов, и за них оценки им хорошие ставит! И на дверь мне показала! А кому нужна учительница русского языка сейчас? В сорокапятилетнем возрасте? Потыкалась, помыкалась, да и начала попивать помаленьку. Сначала для сна, чтобы стресс снять, а потом… И пошло-поехало… Идиотская страна! – в Светкиных глазах заблестели слезы. – Благо, хоть на пенсию чуток заработала, есть, на что стакан купить!
- А муж?
- А что муж? Объелся груш… Вон лежит, дрыхнет… Завод как выкупил очередной олигарх, так всех поразогнал, сделал там себе строительную фирму. Таджиков на треть ставки набрал, а кого и просто за угол или за еду. Налоги платить не надо, ответственности тоже никакой. Что-то там упадет или рухнет – он «заднюю» включает, таджики, мол, виноваты. А они его боятся, нанимаются через кучу посредников, чтобы следы замести. А муж мой электрик. Был электриком… Как сократили, на «шабашки» начал ходить, вроде получалось. А потом током бахнуло, и правую сторону парализовало. Официально безработный, компенсации, выплаты никакой. А у него, медаль, между прочим, есть. «Афганец» он. Дважды ранен. Вот у тебя, капитан, есть медаль? Или у тебя, лейтенант? – спросила она, глядя на меня. – Ну, ты еще молодой. А у него есть. Четыре года там воевал. Лично какой-то там министр вручал. И что? Кому она сейчас нужна? На стеночку повесил, пей и смотри на нее, гордись своей великой страной, мать ее! Демократы зато все! Так что, капитан, почерк у меня хороший, хоть и руки дрожат. И грамота пока, слава Богу, не пострадала. А вот ты, я сомневаюсь, что диктант для третьего класса без ошибок напишешь. Да что с вами разговаривать? Плевать вам на всех и вся! – Светка схватила бутылки и зашла в дом, хлопнув дверью.
- Мда… - Валек почесал затылок. – Ладно, кому сейчас легко? Пойдем, дооформим материал.
- Пойдем… Блин, все настроение испортила! – я сплюнул и закурил. – С одной стороны, она права, конечно. Народ в нищете, зажат, забит, зарплаты у большинства нищенские, социальной защиты никакой. А с другой – не знаю… Если человек себя уважает, если есть хотя какая-то сила воли, какая-то цель, стремление, не позволит он себе опуститься до такого уровня! Наверное… А может, я просто не касался такой степени безысходности, и не могу их понять… Но я все равно никогда не дам копейки на улице бродяге, который здоров, чтобы хлестать водяру, но почему-то не может пойти грузчиком, сторожем, подсобным рабочим каким-нибудь… Человек сам определяет свою судьбу и свое будущее! Конечно, есть ряд объективных факторов, не зависящих от воли человека. Но не они являются определяющими. Вон, возьми наших оперов – и бухают, как кони, и небритые, и дома не бывают. И зарплата нищенская… И жены от них уходят… Но ведь не опускаются! Работают! Убийц ловят! Нет, Валек, если человек уходит вот так на стакан или наркотики – туда ему и дорога. Значит, человек слабый, безвольный. А тут выживает сильнейший!
Я выдохнул дым и сел к Вальку в машину.
- Ладно, к черту все! Поехали!
В тот день нас особо не трогали на подведении итогов. Бурдын куда-то выехал, и планерку проводил Хроль. Для проформы отчитав всех и назвав бездельниками, он распустил всех по домам.
Валек довез меня до дома и уехал. Я взял по дороге бутылку пива стал пить его по пути домой. Из головы никак не шли слова бывшей учительницы. Может, и правда, человек бессилен против обстоятельств, особенно, когда эти обстоятельства – и есть страна, в которой ты живешь? Но тогда – почему человек не пытается их преодолеть, не пытается бороться, а покорно, как овца, им подчиняется? Разве человек не свободен? Разве не он сам должен определять свои поступки?
4.
Из-за всех этих мыслей я долго не мог заснуть. Мысли с безумной скоростью перемешивались в моей голове. Что мы есть по своей сущности? Мы якобы презираем ложь, двуличие, лицемерие. А что же есть это самое двуличие, это лицемерие? Кто-то ходит на работу в костюме с галстуком, а внутри себя хочет сорвать с шеи ненавистную удавку, одеть рваные джинсы, сесть на мотоцикл и куражиться до самого утра. Кто-то сидит в пенсне с супругой под ручку в театре, а глубоко внутри наружу рвется его демон, желающий трахать грязную сучку средь бела дня на глазах у всех на лавочке в общественном парке. Но люди почему-то вынуждены поступать иным образом. Человек находится в рамках морали и общественных принципов. Получается, он несвободен по своей сути. Прежде всего, он думает, как к его поведению отнесется общество, как отреагируют окружающие? В этом и заключается несвобода человека, ибо он зависим от желания других. Другие не желают видеть иных такими, какими они хотят видеть себя. И человек им подчиняется. Всю жизнь человек пребывает в загоне так называемых норм и правил, он постоянно находится в рамках. Он зашорен.
Но истина и свобода состоит даже не в этом. Истина в том, что даже хождение в костюме отнюдь не является навязанным и лживым. Если человек так поступает, значит, ему это нужно на данный момент, значит, так необходимо. Разница в том, что ему это поведение не должно быть навязано, и он должен отчетливо понимать, что, если он на настоящий момент поступает так только потому, что так хочет именно он, а никто другой. Никто не вправе подавлять человеческую волю и свободу. И если ваш директор не приемлет ошейник с шипами на шее, это его проблема. Но он для вас никто! Вы сами вправе выбирать свой вид поведения. И если вы приходите не с ошейником, а в строгом костюме, это не значит, что он победил. Если же вы приходите так именно из-за боязни получить дисциплинарное взыскание, уменьшения заработной платы либо увольнения – вот тут уже будет его победа, и это основная проблема! Человека лишили права собственного выбора, навязав свой. Вы боитесь того, что если поступите так, как хотите сами, вас будут считать ненормальным, психом, идиотом. Но кто установил эти критерии? Какое вам дело до них? Человек свободен. Человек неограничен. В современном обществе то, что не укладывается в рамки обыденного сознания, является ненормальным. Человека предлагают изолировать, поместить в клинику, назначить курс лечения - но это отнюдь не означает правоту большинства. Вы поступаете так, как считаете нужным на тот или иной момент. Они же находятся в загоне собственных идей и принципов. Ксенофобия правит миром и обществом. Все боятся чего-то нового, непонятного, того, что нельзя или трудно объяснить. Но это опять-таки не означает истинность суждений остальных. Человек должны иметь возможность поступать так, как считает нужным, не выходя за рамки закона. Человеку от рождения дана эта свобода, но не каждый понимает это. Выбор есть всегда. Но плен морали и предрассудков всегда будет довлеть над человеком.
Я вспомнил великолепное произведение Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Вряд ли кто в милиции прочитал его, здесь другая публика. В этом произведении – олицетворение истинной Свободы.
Человек по натуре существо сомневающееся, замкнутое, боязливое, пугливое. Точно как те чайки. Но они не заслуживают злобы. Возможно только лишь презрения. Презрения за то, что никто не хочет вырваться из собственной клетки запыленного сознания, не хочет сделать шаг вперед, не хочет обрести настоящую Свободу. Для Джонатана Ливингстона она заключалась в скорости, в высоте, в самом полете, в отсутствии каких-либо граней вплоть до времени и пространства. Он обрел Абсолютную Свободу. Так и человека надо привести к этому - не заставлять, а лишь чуть подтолкнуть его вперед. Сделав один шаг, серая особь отступит назад. Но тот, у которого есть хоть какие-то задатки, хоть мельчайшие, порой подсознательные помыслы вырваться из этой западни лжи и лицемерия, сделает следующий шаг вперед. Потом еще один. И еще. Пока не перейдет на бег. Не зря девиз знаменитого капитана Немо был «Движение – жизнь».
Та спившаяся женщина – тоже ведь человек. Она обладает теми же правами, обязанностями, она является гражданином общества, не смотря на свой порок. Но вопрос в том – разве это справедливо? Разве можно на голосовании приравнивать голос алкоголика или наркомана к голосу академика с тремя высшими образованиями? После отмены в нашем государстве принудительного лечения от алкоголизма и наркомании, во многих семьях возникли нерешаемые проблемы. Ни один алкоголик не признает себя алкоголиком, когда он находится в трезвом состоянии. В пьяном же виде с ним общаться по поводу лечения абсолютно бесполезно. Алкоголизм и наркомания способствуют постоянным скандалам, продажам из дома вещей и, конечно же, преступлениям. Возникает резонный вопрос, чем руководствовалось наше государство, отменяя принудительное лечение? Всеобщей манией гуманизма, вызванной прогибом перед Западом? Тогда как устранить возникшую проблему мучений остальных членов семьи, соседей, общества? Вопросов много – ответов нет.
В то же время немалую проблему составляют предпосылки, приводящие человека к такому состоянию. Действительно, практически нереально найти работу человеку пенсионного возраста, несмотря на то, что он может быть при этом одним из лучших специалистов в той или иной области. Везде отдают предпочтение молодым, не принимая во внимание стаж и опыт работы людей в возрасте. А как прожить в нашей стране на пенсию? Практически любой пенсионер сегодня имеет дополнительный доход, чтобы не умереть от голодной смерти. Но не всякому это удается. И катится, катится жизнь человеческая вниз по наклонной под ежедневные снятия стрессов за бутылкой. Это одна сторона медали – то, что невыносимые условия жизни создают такую обстановку, когда хочется залить горе водкой
Но есть и другая сторона. Всегда есть выбор. И человеку дано сделать этот выбор. Если он выбирает падение – это слабый человек, и туда ему и дорога. Такие люди не должны стоять на пути у общества, раздражая его своим паскудным состоянием. Рожденный ползать летать не может. И если человек позволил «зеленому змию» захватить свой организм и рассудок, значит, он выбрал свой путь. Пусть этот путь скользкий, извилистый, путь падшего существа – но это его собственный выбор. И именно это не давало мне покоя и определяло возникновение дилеммы. С одной стороны, это проявление слабости, но с другой – проявление свободы. Если кто-то выбрал смотреть на мир через мутное донышко стакана, значит, на него не повлияли отрицательные отзывы окружающих, мнение остальных. Он наплевал на них, на свое здоровье и состояние разума и самостоятельно избрал себе дорогу. И никто не вправе, казалось бы, осуждать его за этот выбор, ибо это именно его выбор, к чему бы он не вел. Но тогда как относиться к такому человеку? Жалеть его или преклоняться перед ним? Уважать или презирать? С точки зрения общества – человек находится если не на дне – то на краю пропасти собственного сознания – тогда как можно его уважать? С другой точки зрения – этот человек просто не вписывается в рамки общественной морали, за что и подлежит осуждению. Так кто он – «хомяк», как называет Валек, или же свободный человек, определившийся со своей жизненной позицией?
Я долго не мог заснуть, ворочался. Затем встал, вышел на кухню, закурил сигарету и еще долго смотрел в темноту ночи.
День двести шестидесятый
1.
- Слав, срочно давай на опорный! – Валек, как сумасшедший, орал в трубку телефона.
- Я ж после суток!
- Срочно, я сказал! У нас убой!
- Черт! Чья земля?
- Твоя! Давай в темпе! За тобой заехать?
- Да сам доберусь.
Матерясь, я стал собираться. Как всегда, выспаться не получилось, хотя я надеялся на сегодняшний выходной, и у меня была куча планов на день. Обычно после суточного дежурства дают выходной, а тут на тебе – убийство, да еще и на моей территории. Предвкушая громкий разбор полетов, я надел форму, схватил со стола фуражку и выскочил из дома.
До опорного пункта я добрался минут за пятнадцать. Валек с измученным лицом понуро стоял перед начальником уголовного розыска Хитько Сергеем Павловичем и Начальником криминальной милиции Крючковым Андреем Николаевичем. Судя по всему, хвалебных речей в адрес участковых они не произносили.
- Здравия желаю, товарищи полковники! – я быстрым шагом подошел к ним.
- О, явился, голубчик! Ну, будь готов к служебной проверке. Ладно, об этом потом. Все в сборе. Поехали, опергруппа уже там. – Крючков сел в служебную «Дэу», остальные погрузились в «девятку» Валька.
- Валек, что случилось-то? Расскажи толком, - спросил я.
- Да бомжа какого-то завалили, я сам полчаса, как узнал. На месте определимся.
До места преступления мы доехали минут за пять. Пустырь, где был обнаружен труп, был оцеплен ППС-никами. Внутри кольца оцепления работала следственно-оперативная группа. Самих оперов видно не было – видать, уже начали искать и опрашивать возможных свидетелей происшествия.
Тут я увидел следователя прокуратуры – Соломатин Филя! Мы вместе учились в одном классе. В школе он был настолько тихоня – не из-за скромности характера, а ввиду природной тупости, - что его за глаза называли «Тень». После школы наши пути-дорожки разбежались, и вот на тебе – следователь прокуратуры! Я подошел и поздоровался. Он меня узнал, но виду подавать не стал. Сухо пожал руку и начал давать указания. Его голос и взгляд рыбьих глаз ни капельки не изменились. Даже дурацкая челочка осталась. А ведь прошло уже почти шесть лет.
- Значит, так. Пока вы где-то бездельничали, на обслуживаемой вами территории произошло убийство! – я проглотил «вы» и «бездельничали», так как был уверен, что ему доложили, что у меня сегодня был законный выходной после суточного дежурства, но Филя не мог не проявить своего превосходства. – Труп уже увезли. Неизвестные лица убили гражданина без определенного места жительства. Забили до смерти, а потом пытались уничтожить улики путем сожжения.
Я наклонился к Соломатину.
- Филя, - тихо сказал ему на ухо. - Я понимаю, что ты сейчас «прокурорский», но не выпендривайся. Все в одной упряжке. И если у тебя денег хватило с твоими куриными мозгами на эту должность, от этого умнее ты не стал. А поэтому дело это можешь с успехом завалить, и получишь «люлей» от своего начальства не меньше меня. Так что объясни без «официальщины», что случилось, хорошо?
Филя сглотнул слюну и испуганно посмотрел на меня.
- Славка, я ж тебя сгноить проверками и запросами всякими могу… - неуверенно начал он.
- Можешь, Филя. Но, если на этом деле погоришь – тебе уже не до меня будет. Будешь местечко себе искать.
- Ладно…Шарик маленький… - прошипел Филя. – Потом сочтемся. В общем так, - он повысил голос, - завалили бомжа, судя по всему били палками, руками и ногами. Потом кинули его в костер. Судя по всему, до этого сидели и выпивали, что-то не поделили, и произошел конфликт. Свидетелей нет. Жилые дома далековато отсюда, из окон вряд ли что было видно. Короче, «висяк». Но отработать надо. Опера уже работают. С тебя – опрос проживающих неподалеку, установление возможных свидетелей и очевидцев происшествия. Все, как обычно – рапорта, объяснения и так далее.
- Сделаем…
- Не сделаем, а примем все меры к раскрытию преступления! – злорадно ухмыльнулся Филя.
- Примем, примем… - я подошел к Хитько. – Сергей Палыч, кто из оперов занимается?
- Остап со своими ребятами.
- Спасибо, - я отошел в сторону и набрал по мобильному Остапа. – Здорово! Как успехи?
- Никак. «Висяк» конкретный. Судя по всему, его «вальнули» такие же бомжи, а где их искать? Сегодня здесь, завтра там.
- Ясно. Давай, чтобы одно и то же не дублировать, я жильцов отработаю, СТО близлежащие, заправки, а вы по судимым.
- Не вопрос. Но только давай в темпе. Крючкову в 15:00 уже надо будет докладываться. А он в Главк.
- Хорошо. Успею. Встретимся в отделе тогда.
- Давай.
За полдня мы опросили порядка десяти человек, проживающих в непосредственной близости от места убийства. Как обычно, никто ничего не видел и не слышал. А вот на круглосуточной заправке, расположенной метрах в двухсот от пустыря, нам повезло.
- Трое их было всегда. Два мужика и баба. И иногда бывало еще пара-тройка на огонек заглядывали. Но постоянных - трое, - сказал молодой заправщик, вытирая тряпкой руки. – Специально не рассматривал, просто у меня окно туда выходит, а по ночам делать нечего, вот и пялюсь, нет-нет. Они тут постоянно ошивались. Бухали, по мусоркам лазили. Один такой высокий, рыжий, лет 40, хотя кто их поймет. Другой поменьше и, кажется, помоложе. И баба – страшная, кошмар! – Заржал заправщик. – Вся в каком-то тряпье, рожа помятая. Алкашка, короче, такая же.
- А как зовут, не знаешь? – спросил Валек.
- Да откуда? Что я с ними, разговаривал что ли? Сявки – они и есть сявки. Просто говорю – видел несколько раз и все.
- Понятно. Вот тут подпиши и тут. Ну, все, спасибо.
Судя по описанию, полученному от заправщика, убитым был второй мужчина, пониже и помоложе. Во всяком случае, рыжим он не был. Оставшиеся были для нас полной загадкой.
- Ладно, поехали в отдел, отвезем бумаги, - Валек засунул собранные документы в папку.
2.
В отделе жизнь бурлила – не каждый день убийство происходит. Крючков собрал личный состав в актовом зале, определили состав следственно-оперативной группы по расследованию убийства, куда вошли Соломатин, Хитько, Остап, опер Шумко, опер по кличке Бурят, Валек и я. Руководство группой Крючков взял на себя. За раскрытие преступления он пообещал вручить премию в 3000 рублей.
Неделей раньше к нам на опорный пункт вместо Юры, который перевелся в другую службу, пришел работать из РУОПа парень по имени Андрей. Опытный оперативник, в звании капитана, он большей частью молчал, выхватывая улики и значимые фразы своим цепким взглядом, а потом также молча преподносил руководству рапорт, почти всегда содержащий точную картину совершенного преступления. Оставалось только отработать указанных им в рапорте лиц, в чем Андрей принимал непосредственное участие, и принимать явки с повинной от подозреваемых. Опер он был от бога, и что забыл в участковых – я не понимал, а Андрей в ответ на любопытные вопросы отмалчивался. Затем, поняв всю тщетность получить ответ, от него отстали с расспросами. Я достаточно хорошо с ним сдружился, у нас были общие интересы, такие, как бильярд, рыбалка. Да и водку он пил наравне со всеми, но пьянел крайне редко.
После планерки он отвел меня в сторону:
- Забудь про группу. Чем больше людей, тем больше дров наломают. Поехали.
- Куда?
- Преступление раскрывать, куда же еще? – насмешливо посмотрел на меня Андрей. – Не бойся, мы там на хрен не нужны. Пусть строят планы, чертят графики, сдают отчеты. А мы делом будем заниматься. Человека все-таки убили, хоть и бомжа… Поехали.
«Девяносто девятая» Андрея белого цвета проносилась по закоулкам Чернограда, избегая светофоров и пробок. Видно было, что он хорошо знаком с городом.
- А ты местный, Андрей? – полюбопытствовал я.
- Местный, - буркнул он в ответ. – Здесь родился, здесь умру. А что?
- Да ничего. Смотрю, город ты знаешь хорошо, где и как быстро проехать.
- Не будешь знать город – три часа будешь по пробкам ковылять. А знаю, потому что таксистом в свободное время подрабатываю, - внезапно улыбнулся Андрей. – Чем быстрее клиента до места назначения довезешь, тем больше шансов, что еще одного успеешь подобрать. А это, брат, лишняя копейка. А при нашей зарплате каждая копейка дорога. Так?
- Так… - ошеломленно пробормотал я, представив Андрея в качестве таксиста. – Когда ж ты спишь, если мы почти круглосуточно работаем, а ты еще и таксуешь?
- А что делать, брат? Жена дома с ребенком в декрете сидит, копейки от государства получает. А жрать всем хочется. Сплю, в основном, в машине, когда минутка свободная выдастся. Ну и дома, конечно, когда сил совсем не остается… После жены… - расхохотался он. – Прорвемся, брат! Ну, вот и приехали.
- Что мы тут забыли? – Спросил я, глядя на мрачный пятиэтажный дом грязно-зеленого цвета с обвалившейся штукатуркой.
- Как что? За продуктами приехали, - улыбнулся Андрей.
- Какими нафиг продуктами? – не понял я.
- А вон, видишь, продавщицы сидят? – Андрей указал на закутанных в шали трех бабок, сидевших на лавочке, и что-то оживленно обсуждающих.
- Ну и что? Бабки сидят, базарят. Какие это продавцы?
- А давай постоим и посмотрим.
Буквально через пять минут к бабкам подошел, испуганно озираясь по сторонам, мужичок с явным похмельным синдромом. Одна из бабок поднялась с лавки, и они вдвоем зашли в подъезд дома. Через несколько секунд они оттуда вышли, причем у мужичка за пазухой явно что-то было. Мужичок кивнул головой и направился в сторону, откуда пришел.
- Водка? – улыбнулся я.
Андрей молча кивнул.
Через пять минут аналогичная история повторилась с очередным клиентом и уже другой бабкой. Через полчаса мы уже выяснили, что у продавщиц «паленки» имеется определенная очередность, что водки с собой у них нет, а прячут они ее в подъезде, в куче листьев возле лавочки и в водосточных трубах. За это время они обслужили около двадцати клиентов, причем некоторые брали по две-три бутылки.
- А вот и наш клиент, - пробормотал Андрей.
К бабкам подошел мужчина в камуфляжной майке. Процедура повторилась - деньги, подъезд, товар. Только мужик вышел из подъезда, Андрей распахнул дверь машины и бросился к бабкам:
- Стоять! Милиция!
Мужик остановился, открыв рот. Бабки секунду смотрели на Андрея, а потом, завизжав, бросились врассыпную. Однако Андрей успел схватить за шиворот ту, которая продала водку последней. Я подбежал к троице.
- Погодите, гражданочка! Присядьте-ка! – Андрей усадил бабку на лавочку. – Мужчина, подойдите сюда. Что у вас под майкой?
- Что, что… Водка! – сконфуженно сказал мужчина.
- Откуда?
- Откуда, откуда… Она продала! – мужик указал пальцем на бабку.
- Ах ты, гад! Что ж ты врешь-то??? Ничего я тебе не продавала! Врет он, гражданин начальник! Ей-богу, врет! – пронзительно верещала бабка.
- Потише, гражданочка! – поморщился Андрей. – Сейчас все запишем, оформим, а потом будете в суде давать показания.
- Каком суде? Не надо никакого суда! – испуганно засуетилась бабка. – Да что ж ты, сынок, бабушку-то, а…
- Ладно, разберемся. Слав, отведи-ка мужика к машине, и ждите там. Я скоро.
Я взял мужика за локоть и повел его к машине, которая стояла метрах в ста от нас. Через минут пятнадцать к машине подошел Андрей с тяжелой сумкой в руках.
- Все садитесь в машину! – скомандовал он.
Мы сели на заднее сиденье, Андрей – за руль, и поехали в сторону опорного. На пол-пути Андрей остановил машину и развернулся к нам.
- Молодец, Витек, - вдруг улыбнулся он, глядя на мужика в камуфляжке.
- Андрей, я ж просил, не надо при всех! – смутился мужик, косясь на меня.
- Не бойся, это свой парень, – Андрей достал из нагрудного кармана пару купюр, свернул их трубочкой и засунул мужику за пазуху. – На закусь. Все, бывай. Будешь нужен - позвоню.
Мужик попрощался и спешно вылез из машины. Я пересел на переднее сиденье.
- Водка? – спросил я, покосившись на черную дерматиновую сумку.
- Это источник информации, брат! – ухмыльнулся Андрей. – У тебя «гражданка» есть на опорном?
- Есть.
- Поехали, переоденемся.
Мы быстро переоделись в гражданскую форму одежды. Андрей достал из сейфа бутылку нормальной «Зеленой марки» и наполнил два стакана.
- На фига? Еще ж часа три работать? – удивился я.
- Ну вот работать и поедем. Пей!
Мы, не чокаясь, опрокинули стаканы.
- Это для близости к народу, - улыбнулся Андрей. – Погнали!
Мы сели в машину. Спустя минут двадцать мы подъехали к лесополосе, где обитало все «дно» Чернограда – бродяги, алкоголики, наркоманы, неликвидные проститутки и прочая нечисть. Этакий Клондайк падшего мира.
- Слав, достань из сумки пару «пузырей». И сзади на полу у меня «тревожный чемодан». Там возьми пару консервов.
Я вытащил все, что он просил, и сложил в пакет. Андрей бросил туда несколько пластиковых стаканчиков из бардачка и пару газет.
- Ну, вроде все. Пошли.
Пискнув брелоком сигнализации, мы вдвоем пошли в лесополосу. Уже смеркалось. Андрей подошел к двум бродягам, сидевшим на деревянных ящиках возле кострища:
- Здорово, мужики!
- И тебе не болеть… Че надо, мент? Сидим тихо, спокойно, никого не трогаем, - этим людям не надо было показывать «корочку» - сотрудников они распознавали за версту.
- День рождения у меня сегодня. Угостить вас хочу, - ухмыльнулся Андрей. – Не против?
- Ну кто ж супротив халявы пойдет? Не вопрос. Присаживайся, начальник. И ты, молодой начальник, рядом падай. Вон, на тот ящик.
Андрей достал из пакета газеты, расстелил их на ящиках. Получились два более или менее чистых сидячих места и импровизированный стол. Я еще раз восхитился его проницательностью – даже такую мелочь не упустил! Мы присели. Я достал из пакета водку, консервы. Андрей вынул из кармана универсальный нож и открыл ими банки. Я в это время откупорил водку и разлил ее по стаканам.
- Ну, начальник, с днем рождения! – один из бродяг улыбнулся ртом с гнилыми зубами и опрокинул стакан. Проглотив, не поморщившись, водку, он достал из кармана на удивление чистую ложку и спросил, жадно глядя на консервы:
- Можно?
- Бери, конечно, все для дорогих гостей, - осклабился Андрей. – Мужики, такое дело… Надо мне соратников ваших по партии найти. Такой высокий, рыжий, лет 40-45, шарился в районе Фурманова. Баба при нем. И кореш… Был. Маленький такой.
- Что значит «был»? – один из бродяг зачерпнул пригоршню из консервной банки и отправил себе в рот.
- А то и значит… Был, да сплыл. Грохнули его!
- А…Ну, бывает, - бродяга совершенно спокойно продолжал поглощать содержимое консервное банки. – Ты наливай, начальник. Сейчас выясним.
- Тебя как кличут?
- Пал Сергеич, - гордо вскинул голову бродяга.
- Ишь ты! Не иначе, дворянин! – улыбнулся Андрей.
- Дворянин, не дворянин, а мастером был на заводе отличным. Люди ценили, уважали… Баба моя, сучка, паспорт сожгла, хату отобрала, вот и все. Вначале пробовал по судам, милициям походить – да все без толку. У нее денег немеряно было – везде «зарядила», и мне – от ворот поворот. С работы поперли, дома нет, друзья, как оказались – и не друзья вовсе. Вот тут и очутился. Пару раз ваши в клетку бросали – там и обзавелся знакомыми… Ладно, начальник, жди здесь. – Пал Сергеич выпил водку, кряхтя, поднялся и ушел вглубь лесополосы.
- Ну а ты что интересного расскажешь? – Андрей обратился ко второму бродяге.
- Ничего! – неожиданно злобно огрызнулся второй. – Я тебе не сказочник байки у костра травить!
- Попроще, уважаемый! – угрожающе приподнялся Андрей. – А то сейчас живо в спецприемнике окажешься!
- Да плевать мне на ваши приемники! Только и можете, что за мешок картошки сажать! А тех, кто миллионы ворует, трогать боитесь! Еще бы, они ж вас и подкармливают! А закрыть бомжа, мелочь у пьяного на остановке из карманов вытащить – это вы запросто! Герои, мать вашу! – бродяга с ненавистью сплюнул под ноги.
- Ты погоди обобщать, уважаемый! – завелся Андрей. – Да, есть уроды и в нашей службе! А где их нет? Любую фирму, организацию возьми! Да вашу «лесную общину», к примеру! Что, все идеальные? Нет крыс, нет подонков? Так что? Всех вас считать грязными преступниками, ворами?
- А вы и считаете! Вон, пришел с водкой! Царь и бог! Подачку он принес! Ты че, думаешь, я без твоей водяры не обойдусь? Не найду, что пожрать? Да, я по мусоркам копаюсь, а ты в супермаркет ходишь, но это не значит, что я буду твои туфли лизать! Тебе ж надо показать, что ты вон какой, а мы босота подколодная! Принес он! А что ж ты тетеревов с трюфелями не принес? Что, мент, денег не хватило? Или мы больше, чем паленая водка и вонючие консервы, не заслуживаем? А, ну да! Я забыл! Это к тебе же бизнесмены на поклон с трюфелями приходят! Тебе и покупать не надо! А что ж ты сюда пришел? По делу ведь! Тебе и напарничку твоему абсолютно до лампочки, что вокруг творится, и у нас здесь, в том числе. Тебе информация нужна, вот вы и пришкандыбали! Или ты скажешь, что раз в неделю у тебя обычай бомжей посещать в разных концах города и угощать их? Да хрен там! Щас узнаешь, что надо, домой поедешь и в ванне часа три будешь сидеть, грязь нашу смывать! А грязь, мент, внутри тебя! И ее никаким мылом не смыть! Продажные, жадные, вон, на дорогу выйди глянь! ГАИшник весит, как его машина! А в кустах бабки прячет! А сколько подстав! Наркоту, патроны подкидывают – мало что ли??? Вам же планы надо выполнять! Делай со мной, что хочешь! Давай, поехали в отдел! – бродяга аж привстал. – Привезешь, отчитаешься, героем себя чувствовать будешь! Ну что, едем? Ты что ж думаешь, я тебя боюсь, и все вашей системы продажной? Поехали – я там то же самое повторю! Ну получу пару раз дубинкой – это вы умеете! И что? Думаешь, ты меня сломаешь?
Я взглянул на Андрея. Взгляд его был суров и жесток. Он молчал. Видно было, что ему есть, что сказать, но положение не позволяло представителю власти дискутировать с бродягой. Андрей поиграл желваками и молча разлил оставшуюся водку по стаканам. Не чокаясь, все выпили. Тишину нарушил Пал Сергеич, вернувшийся из темноты.
- В общем так, начальник. Рыжего так и есть погоняло – «Рыжий». Как зовут, не знаю. Девку Танькой кличут. Они неместные. Откуда-то месяца три назад прикатили. Третьего, который сплыл – Санька Прыщ. Этот черноградский. Здесь с ребятами частенько выпивал, пару раз ночевал. Лежка у них где-то возле школы, за гаражами. Часто сдают бутылки на пункт приема стеклотары, что через дорогу от школы. Это все, что удалось узнать. А что это вы хмурые такие? Костя, - он повернулся к своему другу. – Ты опять начал базар разводить? Да вы не парьтесь, господа хорошие! Беда у Костика произошла с ментами, вот он и всех под одну гребенку косит. Начальник, еще бы, для сугреву, а?
- Слав, притащи из багажника еще пару бутылок, - Андрей, все еще такой же хмурый, швырнул мне ключи.
Я сходил к машине и принес еще две бутылки водки.
- Ладно, мужики, спасибо, - произнес Андрей. Затем поднялся с ящика и зашагал в сторону машины. Я пошел вслед за ним. Метров через десять Андрей обернулся, посмотрел на Костю, приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом передумал, махнул рукой и зашагал дальше.
Мы сели в машину. Андрей задумчиво посмотрел на заходящее солнце.
- Поехали в «Тройки». По пять капель и по домам.
- Может, ребятам позвоним?
- Да мы ненадолго. Продумать надо завтрашнюю операцию.
3.
Полупьяная официантка Жанна принесла нам шашлык и водку. Андрей разлил водку по стаканам. Несколько минут мы сидели молча. Вокруг сидели мужики, недалеко ушедшие от тех, с которыми мы сидели в лесополосе.
- Значит, так, – произнес Андрей. – Попробуем взять их возле пункта приема стеклотары. Деньги им нужны, значит, жрать-то что-то надо. А сдача бутылок – наиболее легкий способ найти деньги. Значит, захвати завтра «браслеты», я с утра поеду, попытаюсь вооружиться. Хотя нет, не успею я кучу бумаг подписать, да и дежурный запарит спрашивать – что, да куда. Возьму газовый. Думаю, с бомжем и девкой вдвоем справимся.
Андрей осушил стакан и откусил кусок шашлыка. Затем налил еще. Так, за полчаса мы приговорили бутылку «Беленькой». Меня уже порядком развезло, у Андрея же – ни в одном глазу.
- Давай еще грамм триста – и по домам.
- Нет, Андрей, я пас. А то завтра не встану.
- А ты не ложись, - ухмыльнулся Андрей.
- Тогда ты меня точно потеряешь, там же на пункте приема, - усмехнулся я.
- Ладно. Тогда я себе. Жанна, еще… Ты точно не будешь? – он посмотрел на меня.
- Нет…
- Тогда двести водки. Шашлык еще есть… Так что ты скажешь? – внезапно Андрей перевел тему.
- О чем?
- О словах Костика.
- Да что сказать? Отчасти он прав. В каждой стае белая ворона есть. И менты, и гражданские – везде есть свои сволочи.
- Есть… Да… Но не в этом дело! Ты же видишь, что происходит? Ты же смотрел старые фильмы про милицию? Как там уважали ментов, чуть что – бежали к ним. Хотя и сейчас бегут, но подход был принципиально разный. Я не думаю, что тогда не было взяточников, ссученных, коррумпированных. Но никто не выносил сор из избы. Если и заводилась крыса – ее тут же уничтожали внутри. Простым людям было необязательно знать об этом. А сейчас, с свободой слова, гласностью, демократией… Если тогда показывали положительную сторону, несмотря на наличие отрицательных моментов, формируя у людей уважение к милицейской форме, то сейчас выливают все дерьмо наружу. Да, есть гады, готовые за копейку бандита и убийцу отпустить! Нет сейчас Жегловых! Согласен! И большинство таких! Но есть же и нормальные ребята! А о них нигде не слова! Считается, что они просто выполняют свою работу. Возможно… Но именно эти люди способны оставить хоть какой-то позитив о милицейской работе! Но людям же показывают всю грязь и сволочизм. Кто после этого будет доверять нам? Кто будет уважать мента? Если в каждых новостях – хлопнули того, повязали этого! Но не показывают, как в Чечне они ложатся под пули! Не показывают, как, прикрывая собой годовалого ребенка, получают в спину заряд из охотничьего ружья от пьяного отца! Не показывают, как рискуют жизнями, уничтожая наркопритоны! Это же работа!
Милиция стала посмешищем! Везде – в Интернете, по телевизору – только и шутки, что над ментами! Куча идиотских сериалов, где ментов выставляют либо повально взяточниками либо полными кретинами! Люди тычут пальцами в жирных, обрюзгших сотрудников и откровенно смеются, потому что нормальный человек понимает, что такой мент даже одного раза не подтянется на турнике! При этом всем известно, что мы сдаем нормативы по физкультуре и по стрельбе. А некоторые даже оружия ни разу в руках не держали за многолетнюю службу!
Идиотская «палочная» система вынуждает подбрасывать в карманы полупьяным наркотики, патроны, подсыпать порох. Я знаю случай, когда ночью через забор перелезли, чтобы попасть в огород, где конопля росла. Но дичка же – не состав преступления! Так они палочки повтыкали, веревочки натянули – чтобы все выглядело, как огородик, что человек заботится о конопельке, выращивает ее. А утром с обыском нагрянули. Ошиблись малехо – там бабулька лет 80 жила, которая коноплю от лопуха хрен отличит. А если бы не бабулька? Это ж человека под статью подвели бы из-за этих гребаных показателей!
Но не все же такие! Есть же те, кто получает по шапке от начальства, но делает свою работу! Искренне стараясь помочь людям! Есть же!
Андрей уже переходил на крик. И пил. Пил и снова пил. Его взгляд и голос выражали боль, негодование и отчаяние. Он понимал, что где-то он прав, но большей частью отношение народа к милиции становилось все более соответствующе действительности. Что погоны стали использовать, как средство собственного обогащения, решения вопросов и создания «крыш». Что половина людей не будут вызывать милицию, даже если произошло преступление, не надеясь на его раскрытие. Что связь милиции с криминалитетом уже давно стало аксиомой. И его, настоящего милиционера – не мента, а именно милиционера – бесило чувство собственного бессилия перед происходящим вокруг, и от этого он начинал ненавидеть самого себя. Он хотел помочь всем, но не мог помочь себе и системе, которая его взрастила.
Я молчал. Что я мог сказать? Что все будет хорошо? Я сам в это не верил. Что на нас уже смотрят люди? И мне, и ему было плевать на это. Я взял графин и разлил остатки. Себе тоже налил.
- Брат, давай на посошок. Завтра утром выставляться на пункт надо. Давай сделаем это красиво.
Андрей поднял на меня глаза.
- Да, брат. Извини. Сорвался. Как выпью – такую чушь нести начинаю…
Я знал, что это не так. Мы не раз выпивали после работы, и за Андреем такого не замечалось. Напротив, вечно молчаливый. Порой угрюмый, он молча опрокидывал рюмку за рюмкой, изредка прикуривая сигарету – так он не курил. Сегодня бомж Костя ударил его по больному месту. Он любил свою работу, гордился ей, никогда не позволил бы себе появиться в форме мятым и небритым. Он намеренно старался не думать об этом. А тут его ткнули носом в это, как нашкодившего котенка.
- Ладно, стравили пар. По коням, Слав. Завтра тяжелый день.
4.
Наутро мы взяли Рыжего и Таньку. Рыжий оказался матерым рецидивистом, не единожды сидевшим. Поэтому неписаные правила знал, в молчанку играть не стал и сразу же во всем сознался. Причем оказалось, что с ними в тот вечер был и четвертый по кличке Зуб. Зуба мы искали еще полдня, пока случайно не наткнулись на группу изрядно помятых и дурно пахнущих мужичков, среди которых он и оказался. Самое смешное, что все это время, пока мы его искали, он преспокойно прохлаждался у нас в отделе в комнате для задержанных уже почти сутки. Как только мы показали Зубу явку Рыжего, он тоже «поплыл» и дал весь расклад. Танька пошла свидетельницей. Из-за нее и произошел конфликт – два любвеобильных кавалера не поделили местную красавицу. Рыжий ударил Прыща по голове палкой, а затем, с помощью Зуба, добил его ногами, швырнув труп в костер.
Мы были героями дня, хотя через несколько дней карточку переписали на уголовный розыск. Обещанных Крючковым трех тысяч мы так и не увидели. Краевая прокуратура хотела впаять мне взыскание за тяжкое преступление, совершенное на обслуживаемой мною территории, но мне удалось соскочить, убедив, что эта территория моя не по приказу, а ввиду нехватки кадров, и я попросту временно помогал отрабатывать по ней материалы проверки. В общем, день получился удачным. Немного портили впечатление похмелье и слова Андрея. Но, так как слово – не воробей, вылетит – не поймаешь, решили бороться с первым недугом. К тому же, уже «прогремели» с раскрытым убийством, можно было особо остаток дня не напрягаться.
Мы собрались в кафе «Платан» - я, Андрей, Валек и Володя. Оставшиеся в живых с восьмого опорного пункта охраны правопорядка. Девчонок с недавнего времени всех перевели в школьные участковые либо в ПДН. Остальные – кто перевелся, кто уволился. Нехватка кадров всегда была и остается самой острой проблемой милиции. Само собой, все руководство, особенно кадровики, в интервью, статьях уверенно говорят, что весь штат заполнен под завязку, что на наши должности выстроились длиннющие очереди, и, если мы не будем хорошо работать, тут же придет грамотный, подготовленный сотрудник. На самом же деле, я уже рассказывал, кого выпускают из школ милиции. И даже с учетом этих выпускников, все равно милицейский штат не будет заполнен. Забегая вперед, скажу, что, когда я переводился в другой город, меня не отпускали свыше трех месяцев из-за того, что вместо положенных по штату 70 человек, реально работало 25. В связи с чем мне пришлось все это время, без автомобиля, мотаться из одного города в другой на работу и обратно.
В крупном городе вроде Чернограда устроиться в милицию – раз плюнуть. Гораздо сложнее сделать это в небольших городках и деревнях. Там, с учетом нижайшей заработной платы либо отсутствия работы вообще, милиция по-прежнему остается бюджетной структурой. И поэтому милицейская зарплата иной раз на порядок выше, чем в любой другой коммерческой структуре. К тому же, «ксива» все равно дает свои преимущества.
Как, и в городе. Мы сели в кабак явно не «Пепси-колы» выпить. А почти все при этом, за рулем. Но все знают, хоть и «Мент ГАИшнику – не кент», ГАИшники всегда отпускают водителя, предъявившего красную корочку. За исключением случаев совместных с проверяющими либо УСБ-шниками рейдов. Поэтому мы все смело разливали спиртное по рюмкам.
Первый тост поднял Валек.
- Ну, за героев! За Андрюху и Славку, благодаря которым наш опорный не будут драть еще недели две точно! – заржал Валек. – А если серьезно, молодцы ребята. Честно говоря, мне было бы противно с бомжами за одним столом водку пить. Не каждый это сможет. Только вот вам по выговору за то, что нас не предупредили, что собираетесь задержание производить. А если б у него нож или ствол оказался? Славы – оно понятно – всем хочется. Но осторожность тоже еще никому не мешала. Ладно, главное, что все получилось. Давайте, мужики! За вас!
Звякнули четыре рюмки, и их содержимое горячим огнем разлилось по глоткам. В этот день мы втроем хорошо напились. К тому же завтра было воскресенье, выходной день. А вот Володьке не особо повезло – ему предстояло дежурство. Поэтому он лишь пригублял рюмку и ставил ее обратно на стол. Зато закусывал за троих, несмотря на свой гастрит, который он так и не залечил.
Назад я возвращался с Володей.
- Слушай, брат, а что у тебя за фамилия такая – Клен? - заплетающимся языком спросил я.
- Фамилия, как фамилия, - пробурчал Володя. – А что тебе не нравится?
- Да нет, нормальная… Необычная только, - я отвернулся и стал смотреть в окно.
- Да ты не дуйся, - проговорил Володя. – Я сам не знаю, стал выяснять как-то и побоялся. А вдруг еврейская? Это что ж я – еврей что ли?
- Да какой ты еврей?
- Ну а фамилия?
- Дурак ты, Вова. «Бьют не по паспорту, а по морде» - слышал такое выражение? А твой нос картошкой с веснушками с еврейским шнобелем ну никак не спутаешь! А свою родословную… Или это у собак только? Короче, корни свои знать надо! В этом и сила русская, что корней своих не забывают. А ты – Клен, Клен… дуб ты, Вова, а не клен! Ладно, забыли… Маринка как твоя?
- Да как… Ссоримся постоянно. Меня ж дома не бывает. Вот и завтра – воскресенье, а я на опорном буду, как идиот торчать. А она в кино хотела сходить. И ладно б, зарплату давали нормальную, так копейки же платят. Это еще хорошо, у ее родителей живем. А так бы вообще кранты!
- Ну, Володь… Глазки видели, что брали. Знала, на что шла!
- Знала. Чую, как пришла, так и уйдет скоро. И я пойму. Не может нормальная баба с ментом жить. Ладно б еще в штабе, в дежурке сидел. А с тем, кто на земле… Невозможно это вытерпеть. Как представляю себя на ее месте! Я б точно ушел!
- Любил бы – не ушел! Вот и она терпит!
- Да хрен его знает, терпит или нет. То трубку не берет, то дома ее не бывает, якобы у подружки. А потом встречаю подружку – та говорит, что уже месяц ее не видела. Нашла, наверное, нормального, с бабками, крутой машиной… Что сейчас бабам надо? Тачку клевую и пиджак от какого-нибудь «Хендерсона» и по клубам ночным чтоб водил. А на чувства всем плевать. Нет, я могу, конечно, понять – хочется пожить хорошей красивой жизнью, и родителей ее могу понять – чтобы дочка устроена нормально была. Но мы разве не люди? Мы разве не заслуживаем любви?
Я молчал и думал. Любви… А что есть любовь? «Лицо на стене и взгляд с экрана», как в песне Бутусова? Идеальной любви не существует. Даже, если кинулся в нее, как в омут, с головой, женился, живете вместе, дети, радость, совместные походы в кино – со временем начинает все надоедать, и держит уже не любовь. А ответственность, чувство привязанности, привычка что ли… Брак – это в любом случае, ограничение свободы. Совместные отношения предусматривают наличие определенных обязанностей с обеих сторон, которые они должны исполнять, несмотря на свои желания. Но это редко происходит. Современное общество «Поколения «Пепси» безудержно, в пылу страсти создает ячейку общества под названием семья. А затем, прожив несколько месяцев, понимает, что друг к другу влекло только тело, а души-то и не было вовсе. И поэтому статистика неумолимо фиксирует возрастающее количество разводов, детскую смертность от рук матери, подростковую беспризорность, или, как сейчас модно говорить, безнадзорность. Вспоминая своих дедов, невольно поражаешься, как можно было столько лет прожить вместе? Да, были ссоры, скандалы, но именно здесь всецело оправдывает себя поговорка «Милые бранятся – только тешатся». Раньше люди проще были, добрее. Сейчас же всем наплевать на чувства, миром правят деньги. И, увы, слова Сережи Бодрова-младшего, что «сила не в деньгах, а в правде», на данный момент абсолютно неактуальны. Раньше даже к рождению ребенка относились иначе – умер при родах, ничего страшного, еще нарожаем. Цинично, но разумно. Детей делать – не лес валить. И раньше семьи-то были, особенно, в деревнях, по 7-8 детей. И ничего, справлялись, дети вырастали, становились учеными, военными, да кем угодно. Сегодня же и одного ребенка родители делают с опаской и осторожностью, заведомо думая о невозможности его воспитания и выращивания ввиду отсутствия материального обеспечения у большинства населения страны. Все уперлось в деньги, в достаток.
Вон, Володя, отличный парень, симпатичный, дружелюбный, с юмором. Но пошел он в милицию, загубил здоровье, нет личного времени, низкая зарплата – но он такой же человек! С сердцем, с душой. А его баба топчется по этой душе, которую он перед ней расстелил. У всех праздник – мы на охрану общественного порядка на этом празднике. Люди Новый год встречают – мы главную елку до утра охраняем. Это не считая обычных суточных нарядов и ненормированного графика работы. Но он же при этом остается человеком. Пусть он не имеет возможности уделить ей столько времени, сколько ей хочется, но должна же она понимать, что он делает все во благо ее же, ее семьи. У человека не может в голове сформироваться ситуация, при которой – не приведи господь, конечно, - именно Володя спасет жизнь ее сестре, ее знакомому от пьяного выродка с ножом на той же дискотеке, от какого-нибудь террориста. Да, ситуация редкая, но возможная. На месте Володи может оказаться другой сотрудник милиции, которому такая же Марина дома высказывает свое возмущение по поводу постоянного отсутствия дома. Неужели не могут понять, что любовь должна идти от сердца к сердцу, а не жить по часам совместного присутствия. А если не могут, значит, не любовь это совсем. Но таких большинство. Сходятся, расходятся, изменяют, прощают. И разве можно назвать это хорошей счастливой жизнью? Наше существование в рамках этого государства сложно – как ментов, так и гражданских. Но мы сами делаем себя. Это мы курвимся, черствеем, уничтожая внутри себя все положительное, духовное, и превозносим материальные блага. Не принимая современную культуру в принципе, я не могу не вспомнить книгу Сергея Минаева «ДухLESS», максимально точно описываемую человека нашего времени. Нет души – нет любви. Ибо любить можно только душой, сердцем, а не тем местом, что между ног. Увы, в наше время, в подавляющей массе случаев происходит наоборот.
Поэтому, Володя, не заморачивайся. Она – просто дитя этого времени. Времени паскудного, черствого, бездушного и обреченного…
День тысячный
Много уже воды утекло. Из всей команды остался один я. Остальные перевелись в другие службы или уволились. Понабирали новых. Опорные пункты переименовали в участковые пункты милиции, но суть от этого не изменилась. Те же задания, тот же мозговой штурм со стороны руководства.
В связи с обострением криминогенной ситуации на Северном Кавказе, мы ежедневно докладывали начальству рапортами о проделанной работе по борьбе с терроризмом. Докладывали сугубо узко в силу недальновидности взрослых дядек с большими звездами и их нескончаемым желанием выслужиться перед Москвой.
Так, если произошла серия взрывов в подземных переходах, мы начинали обследовать переходы. Если футбольные фанаты развалили несколько могил на кладбище после неудачного матча своей команды, мы писали рапорта по проверке кладбищ. Удивлял абсолютно формальный подход к работе. Завтра подожгут магазин – будем писать про магазины. Неважно, о чем. Больше бумаг – чище задница. А если что и произойдет – всегда можно свалить вину на того, кто подал рапорт о проверке того или иного объекта.
Так, после серии взрывов в подземных переходах, нашли первых виновных в этом – участковых, на чьих участках находились взорванные объекты, и привлекли их к дисциплинарной ответственности. Теоретически верно. Его земля – он должен следить и не уследил. Но практически – как это выполнить? Как все успеть? Быть и там, и там, и там. Если бы террористы сообщали заранее о своих планах, то, конечно, необходимо наказывать ребят. Но когда ты находишься дома на законном выходном или охраняешь общественный порядок на футбольном матче, а в это время на обслуживаемой территории какой-нибудь Муса с зеленой повязкой взорвет жилой дом – как в этом можно винить конкретного сотрудника милиции, к тому же участкового? Или в России нет ФСБ, УБОП, чья прямая обязанность – бороться с террористами, получать упреждающую информацию и доводить ее до остальных правоохранительных органов? Но те парни – элита. Я их уважаю и ценю их работу, которая, к сожалению, в основном идет на корзину. А привлечь участкового – низшее звено милиции – проще простого. И двойная польза – и виновного долго искать не надо – кто прошляпил, кто пропустил, как бандит проник вообще в этот город – и перед высшим руководством отчитаться – все, мол, нашли бездельника в погонах, который должен был разделиться на 385 частей, и каждая из частей должна была охранять определенный участок территории.
И все так. Пока гром не грянется, мужик не перекрестится. Превентивные меры фактически не работают. Все реагируют только факту. Но молния, как известно, дважды в одно и то же место попадает крайне редко. Поэтому мы и чувствовали себя идиотами, не выходя из кабинета, переводя тонны бумаги на никому не нужные рапорта. Все становилось хуже и хуже. Материалы проверки и уголовные дела внаглую «херились» начальниками за магарыч или продавались. Все торговые точки были под милицейскими или административными «крышами», у всех коммерсантов имелись покровители и друзья - никто не мог просто так работать. Законно работать у нас в стране в принципе невозможно. Создающее огромное количество препятствий законодательство душит как рядового гражданина, так и бизнес. Для недовольных организовываются проверки, в ходе которых изымаются системные блоки с бухгалтерией и документация, в связи с чем предприятия терпят колоссальные убытки, после чего невольно идут на поклон с увесистым «дипломатом», а выходят уже с папками своих же документов и «системниками». Система поставлена на поток. Дела все более приобретают «заказной» характер. Если бы не пара-тройка принципиальных следователей в милиции и прокуратуре, то вообще ни одно дело бы не возбуждалось. И то, половина из возбужденных дел разбивается на стадии расследования в пух и прах адвокатами – из-за недостаточной юридической подготовки сотрудников милиции, а еще половина дошедших до суда – продаются в суде.
Мне все больше стала осточертевать эта гнилая, продажная система. Именно система, а не люди. Хотя мы и являлись винтиками этой огромной машины, каждый винтик мог крутиться в свою сторону или приржаветь. И когда резьба усилиями машины срывалась, человек начинал пить, впадал в депрессию либо увольнялся. Я никогда не мог до конца понять – что же держит людей в этой безумной, страшной, коррумпированной системе. Некоторые работали с утра до ночи, не имея никакого «левака», отказались от семьи, отдыха. Что творилось в головах у этих людей? Признаться честно, мы свысока относились к потерпевшим, большей частью считая их «лохами» и неудачниками, и откровенно насмехались над их горем, когда они приходили к нам жаловаться. И в то же время, после этого могли не спать по несколько суток, роя и копая все вокруг, пока преступление не будет раскрыто, а виновный найден и арестован. Что толкало нас? Стремление показать свое превосходство? Чувство собственного достоинства? Или наоборот, желание подавить свои врожденные комплексы и доказать обществу, что ты не так уж и бесполезен?
Я всегда делил сотрудников милиции на «ментов» и «милиционеров», хотя первым словом народ окрестил всю армию цвета «маренго». И те, кто обирал пьяных, портил людям биографию, доставляя их в отдел ради «галочки», кто подкидывал наркоту и патроны, кто продавал дела – были именно «ментами», но не в хорошем смысле этого слова, навсегда приклеившееся ко всем сотрудникам, благодаря одноименному сериалу. Нормальный человек не может ужиться в системе – либо система его сожрет, либо он перестанет быть нормальным. Но эта система необходима обществу, ибо без нас будет анархия. Но необходимо тотальное оздоровление системы – не только милиции, но всей властной структуры в целом. Так как, пока отдельные личности под покровительством государства соревнуются за места в «Форбсе», подавляющая часть населения страны живет в нищете. Рыба гниет с головы. И пока эту головную гниль не искоренить, пока не начать чистку именно с вертикали власти, а не «хлопать» за мизерные взятки учителей и врачей, пока не попытаются принять радикальные изменения системы, а не бессмысленные ее переименования, пока не будут стоять у власти настоящие патриоты России, которые будут любить свою страну, а не набивать собственные карманы, - до тех пор мы будем пребывать в пьяной грусти в своих кабинетах с нерабочими телефонами и паутиной в углах, до тех пор народ будет не бежать к милиционеру за помощью, а испуганно шарахаться от него, до тех пор не только мы, а весь народ русский будет чувствовать себя обреченным, и ему ничего больше пока не остается, как куражиться в надежде на светлое будущее.
День 2190 (он же Эпилог)
Я уволился из органов внутренних дел по собственному желанию.
01.03.2011 – 19.04.2011