Вечер у моря

Анатолий Рябуха
Вечер у моря.


Жаркий день угасая, следовал за склоняющимся к морскому горизонту солнцем, увлекая зной и духоту. И постепенно растворялся над поверхностью моря. На крутом мысу у корней высоких сосен все еще оставалось дневное тепло, но и оно уносилось легкими почти незаметными воздушными струями, спускающимися с гор. Скала с плоской вершиной, похожей на палубу корабля, возвышалась над берегом, острым углом, как форштевнем смотрела на закат. Где огромный красный шар погружался в море, снизу подсвечивая редкую как пар прозрачную облачную дымку, лучи преломляясь в ней, заливали камни, листву, песок алыми оттенками.


В небе редкие облака на разной высоте. Высокие, как снежно-белые пуховые комья, пониже которые, приобретают розовые оттенки. Облако в тени другого становится туманно свинцовым. А иное у высокой горы – сиреневое. В закатных лучах темно-зеленая стена леса, карабкающаяся на гору, вдруг окрасилась желто-зелеными тонами, до оранжевого. На этом ярком пятне остановилось погреться в лучах уходящего солнца маленькое сиреневое облачко. К нему приблизилось второе, чуть побольше, тоже погреться. Маленькое немного подвинулось, уступая место сестре, и они улеглись вместе на теплом склоне, накрыв лес розовым покрывалом.


    Вверху еще продолжается веселая игра  облаков, а побережье уже погружалось в вечерний сумрак. Туман, прижимаясь к склону хребта плотным серым слоем, резко очертил ближайшие деревья, а выше тумана гигантом возвышается острозубая скала. Плывет в серой туманной реке темной массой, раздвигая ее волны. Река клубится парным молоком, всплески его падают на подножие скалы белыми хлопьями и растворяются, проваливаются между деревьями на кусты и траву.


Лунь и Ромашка стояли, молча, у края скалы, наблюдая гаснущий день. Она положила ему на плечо теплую ладонь. Великолепие простора и все богатство малиновых оттенков закатного неба, для них это было таким дорогим подарком, который казалось не получал ни один смертный. Не отрывая взора, друзья провожали Светило, ловили каждый луч медленно опускающегося пламени.  «Сними очки, закатное Солнце полезно смотреть невооруженными глазами». Алые краски отразились в Ее глазах, и так невообразимо прекрасных, а сейчас только Великому Светилу под силу было в них глядеть. Летним безоблачным днем глаза Ее были той пронзительной голубизны, какой обладают только воды высокогорных озер. Душа же Луня воспылала еще более сильным пламенем, способным охватить весь берег. Горизонт очень близок. Зачарованные, друзья стояли на краю мироздания, боясь шелохнуться, чтобы не разрушить чудо.


Она, положив руку на плечо, что раньше никогда не делала, возможно, сама этого не заметила, потому, как малиновое пламя, погружающееся за горизонт, держало в плену все их внимание, и ничего другого более не существовало. О, как мало надо для счастья, как трепетало Его сердце, птицей просясь на волю. Лунь благодарно коснулся ладонью Ее руки, и тут же пожалел, что это сделал, пусть бы она полежала еще на его счастливом плече. Но пусть тебя не смущает, Лунь, что Она, очнувшись, убрала руку. Это твое мгновение,  его уже никто не отнимет. И крылья, обретшие силу свободы, понесут тебя над этими холмами с плавными очертаниями склонов дальше, дальше. И он побежал вниз, раскинув руки-крылья, и верил в свой полет.


  - Пока еще светло бежим на берег!


Здесь и вправду было уютней на теплой после дневной жары гальке, сели у шуршащей кромки воды. Ромашка нечаянно коснулась Его теплым плечом, и снова, не заметив этого, замерла. Из-за гор, не спеша, выплывала полная Луна. Щедро, во всю свою силу только им дарила свое магическое сияние. "Можно тебя обнять?" Ответ. Еле слышно. А может, ему это показалось. Да это сама Луна тихо, но так, что весь лес и горы поняли, прошептала: "Можно!" "Можно", - легким колебанием прозрачного эфира, велела Ночь-королева. "Можно" – согласилась сосна в серебре на краю скалы. Она здесь на семи ветрах все видела и знает. Лунь привлек к себе прекраснейшую во вселенной Богиню. Она доверчиво прильнула к его груди. В лунных лучах волшебный мир удалил в небытие все, что не касалось двоих. Спокойная гладь моря, лес, горы, темно-голубое небо, легкий шелест воды, все, что осталось от его огромной бесконечности.


- У тебя сердце сильно бьется.


- А у тебя?


В расстегнувшейся на груди блузке его ладонь остановила время, в нежном тепле ее кожи, Как хотелось ему сдвинуть руку, чуть-чуть. Но остановившееся время стиснуло его дыхание, сковало мышцы. Он боялся шелохнуться, боялся сделать вдох, хоть малейшее движение, чтобы не разрушить очарование вечера. Пусть все замрет, только бы не нарушилось счастье, ведь ничего более не надо для него. Очень осторожно, глаза ее закрыты, Лунь наклонился и коснулся губами ее губ. Испугавшись своей смелости, он тут же готов был вскочить убежать, но ее губы ответили ему легким движением, еле уловимым, притягивающим. Губы его сами без него прильнули к открывшимся устам. Невозможно утолить ненасытную жажду.

 
  - Не хочу уходить, готов сидеть здесь до самого рассвета.  Это же самая прекрасная ночь!


Эх, не надо ничего было говорить. Что-то нечутно сдвинулось в ночи. Может луна уплыла за сосну, и на них легла темная тень. Может море дохнуло влажной свежестью, а может просто чувства все устали от переполнения. Во всяком случае волшебный вечер закончился, пора отдыхать.

 
- Если я что-то позволила, то не думай, что можешь... - словно проснулась Ромашка.


- Я ничего не думал, просто наслаждался твоей близостью. Я никогда не позволю себе ничего, что бы тебя обидело. Мы уже говорили об этом.


Когда-то давно, он признался Ромашке словами Квазимодо, что готов душу продать за ночь с Ней. Но никогда не сделает, ни шага, ни полшага для этого. Лунь помнил и то, что в мыслях своих он тогда сделал осторожное допущение: «Если только ты сама захочешь». Он оставил это в тайне и сейчас. Ведь она верит ему, вот и сейчас она доверчиво держась за его руку, идет рядом по лунной тропе, счастливая.


- Я всегда хотела иметь такого друга, ты самый надежный из всех. Я хочу, чтобы это никогда не кончалось, что бы всегда было так, как сейчас. Я просто соскучилась по мужской ласке.


- Я тоже всегда мечтал о такой женщине, как ты, и о таком доверии. Ты никогда не обманешься во мне, и я всегда готов тебе помочь в любой трудности, - Лунь добавил про себя "Ты не получаешь от мужа, ни достаточной ласки, ни надежности. Как я был бы рад хоть в чем-нибудь заменить его!"


- И ты пойдешь со мной на край света?


- Да. И босиком, если придется.


Пусть это разговор кажется детским, примитивно наивным, но для них он принес радость доверия. И совершенно не важно, верите ли вы, что этот вечер был на самом деле, во всех подробностях. Верите ли вы, что подобные отношения возможны, не важно. Они имели возможность убедиться в себе.


- И все-таки не питай никакой надежды. Я не стану твоей. Никогда. У меня семья, дочь.


- Я никогда не давал тебе повода сомневаться в моей верности, - сказал он угрюмо.


Ромашка поняла, что обидела его напрасно, и примирительно сказала:


- Пусть все останется как есть. Ты мне очень нужен, и я не хочу тебя терять. Я тебя люблю.


- Я тоже не хочу, потому, что я тебя безумно люблю . Если мы нарушим наше спокойное равновесие, что-то сломается, и нам будет плохо.


И ведь так, им бы тогда пришлось врать, прятаться, изворачиваться, обманывать себя и друг друга, что неприемлемо обоим душам. Они радовались чистоте взаимоотношений. И что бы ни говорили, о чем бы ни сплетничали досужие соседи, им не нужно было прятать свою правду.


Лунь прекрасно понимал, что он не отличается мужской красотой, какой принято считать. К тому же их разделяла пропасть возрастов. И поэтому действительно не питал никаких надежд. Она не испытывала к нему эротических чувств. Она видела в нем мужчину, как защитника от житейских трудностей. Какая бы ночь ни была прекрасной, согласитесь оставаться одному в темном лесу все же не уютно. Да и в горах без товарища трудно. А если этот товарищ надежен как скала, и никогда не потребует от тебя больше, чем ты можешь дать, да еще не лишен приятности как собеседник и опытный советчик? К тому же, как мужчина, очень тактичен с женщиной, пусть даже и проявляет осторожную нежность, но в пределах, очень тонко чувствуемых. Видимо, это можно назвать "родство душ", когда люди одинаково воспринимают все явления Мира, его красоту.


В лесу было уже совсем темно, когда они вышли на свою полянку, которая вся светилась под луной. Словно луна радовалась их приходу. Небольшая полянка и ночью выглядела уютно, отгороженная от темного леса густым кустарником как живой изгородью. Три раскидистые сосны даже в жаркий день укрывали своей тенью от зноя и палатку и кострище, аккуратно обложенное камнями, для экономии дров.

Ночь затихла. Еле слышно потрескивал костер в голубых язычках пламени, постепенно тоже засыпал. И только покой нарушался равномерным голосом Сплюшки. "Спю-у… Спю-у… Спю-у…" с паузами в две секунды. Маленькая сова умела негромким, но везде слышимым таинственным голосом, заворожить весь лес. Наверное, все, кто слышал, когда-либо ее, испытывал в душе тревожащее зовущее чувство. Всем хотелось чего-то не выразимого словами. Хотелось куда-то идти, что-то искать, и в тоже время слушать и слушать призывы Ночной Феи. Мне очень жаль, что я не могу как все обитатели леса понять и исполнить ее призывы.

Лунь умел выбрать красивое место для лагеря, устроить быт, позаботиться обо всем необходимом для похода, Умел холодным вечером быстро разжечь костер и приготовить чай. А Ромашку восхищала эта способность, по-детски чувствуя его восприятие красоты. Как-то само собой получалось, что в походе с ним все складывалось удачно, все вовремя, все на своем месте. И маршрут, и компания и даже погода способствовали приятному путешествию. И эти обстоятельства питали их дружеские чувства, привязывали друг к другу. Лунь видел Ее радость и делал все, чтобы получить в награду Ее светлую улыбку.
Ромашка же всегда чего-то боялась, темноты, (и сейчас крепко сжимая его ладонь, старалась идти ему в след), опасных горных троп, трудностей похода, неприятных попутчиков. Но удивительно то, что это не мешало Ей любить горы, путешествия, друзей. Везде находила красоту, тонко ее, чувствуя, радовалась каждому цветочку, зеленому листику, утренней росинке, красной ягодке земляники.


    Более женственного существа мир не видел, Нежное лицо, изящные руки, точеная фигура. Всевышний в хорошем настроении творил Ее, да и то, наверное, для небес, а она по чьему-то недосмотру оказалась на земле, рядом с нами, далекими от совершенства. Редкой красоты женщина, редкого богатства души подруга, редкого сочетания достоинств, Она навсегда осталась для него воплощением во все прекрасное, что только может воспринимать человек. В весенних запахах леса, в птичьих голосах, в струях ручьев, в шелесте листвы, в теплых струях ветерка, в синеве неба, в прозрачных глубинах горных озер. В ласковых лучах Солнца, в ночном благоухании эфира, в лунном серебре, в шорохе легкой морской волны, в детском смехе. В сердце Луня, в его душе, в мыслях. В проходящей мимо светловолосой женщине, отдаленно напоминающей Ее, единственную. В страданиях, сожалениях, раскаяниях, в стремлениях к забвению. В будущей встрече следующей жизни.


    «Несколько минут спустя, они спали глубоким сном. Их дыхание смешалось, и в этом была неизъяснимая чистота. Реявшие над ними сны перелетали от одного к другому. Под закрытыми веками их глаза сияли звездами ангелов. Чистота их объятий - предвосхищение Небесной Любви, сродни только Детству. Все, что есть на свете великого, меркнет перед величием Детства. Они спали. Им было спокойно, им было тепло. Нагота их прижавшихся друг к другу тел была также целомудренна, как их души».


    Возможно, читателю покажется, что я несколько приукрашиваю своего героя, но я просто взглянул на него глазами Ромашки, для которой он был настоящим героем. Он скажет: «Я тебя люблю!». Она ответит: «Я тебя люблю!». И это будет правда, они в это верят, потому, что перед жестокостью мира они, смогут защититься только своей верой. Они это знают. А вам будет непонятно, наверное, что же их связывает, и вы никогда не поверите в их необычную любовь.
Воскресенье, 17 января 2010 г. Лунь.



p.s.
Сон.
Широкий безлюдный простор. Леса, горы, реки, озера. Лунь стоит на какой-то возвышенности, на краю обрыва. Но ему не страшен обрыв, как будто крылья за спиной обретают свободу полета. В чистом голубом небе птица, раскинув крылья, описывает широкие круги. Лунь чувствует ее ждущий взгляд, зовущий в небо, достаточно сделать шаг вперед. Но что-то держит, осталось что-то недоделанное за спиной, и надо бы возвращаться. Возвращаться надо немедленно. Если он шагнет вперед, назад возврата не будет. Нет пути назад, как нет пути в прошлое. Там в прошлом все привычно, знакомо и легко. Жаль покидать его ценности. А впереди все ново, непонятно, и потому страшно. Но это новая жизнь, прекрасная как полет, невозможно охватить разумом все, что там ждет, но оно влечет неодолимо. Он уже знает, что полетит туда, но не торопи его прекрасная птица. Этот миг тоже ведь жизнь, сейчас, сию секунду. Страшно впереди от неизвестности, но страшно ведь по привычке. Потому, что прошлая жизнь еще что-то требует от него. Но это уже не важно. Важно сейчас шагнуть. Пусть назад уже никогда не вернуться. Я иду.


Взмахнув крыльями, большая птица ринулась со скалы, и поймав восходящие потоки воздуха, плавными кругами поднимается все выше и выше к зовущей мечте.