ШАМАН-ТУНГУС
И РУССКИЙ МАЛЬЧИК
Всего-то седьмой год шел мне от роду, а я уже умирал. Лежал под тулупом на большущем бабкином сундуке, тяжко, с хрипом и бульканьем дыша. В горячечном сознании изредка вспыхивали картины того рокового дня, после которого шустрый бутуз превратился в несчастного «легочника». Мы, приисковые мальчишки , каталисьна лыжах с обрывистого берега таежной речки Вельмо. Я усердно смазал лыжи, спуск начал мощным разбегом – и угодил в полынью.
Ни народные средства, ни убогий « арсенал » поселкового фельдшерского пункта оказались не в силах остановить воспаление легких. Оно со зловещей последовательностью перетекло в пневмонию, а потом и в плеврит. Дороги перемела пурга, санитарной авиации тогда не было и в помине ( на календаре значился 1955 год). И вот обожавший меня местный фельдшер, в долагерной жизни выпускник Сорбонны и румынский сенатор, в отчаянии произнес нечто абсолютно немыслимое для нашей атеистической семьи. Он воскликнул: «Валентина Корниловна, мальчика надо везти к тунгусам. Мы бессильны, а шаман -- вдруг да и поможет!»
Дорога в стойбище не запомнилась... Я впал в глубочайшее забытье, которое наш эскулап впоследствии охарактеризовал как преддверие клинической смерти. Очнулся я уже в чуме, посередине которого на оленьих шкурах лежало мое почти бездыханное тело, а под стенами тесно сидели молчаливые плосколицые люди. Я заворочался, шкуры захрустели. Старый эвенк предостерегающе поднял руку: «Лежи тихо! Сейчас камлать будем!» Затем он жадно, всей грудью вдохнул и затянул какой-то странный напев, беря все более и более высокие ноты. Когда его голос перешел в пронзительный фальцет, полог распахнулся и в чум впрыгнул шаман в ритуальном наряде. Он был далеко не молод, но в каждом егоесте сквозили тигриная сила и гибкость .
Под убыстряющийся напев эвенков шаман прыгал все мощнее и выше. Бряцание металлических цилиндриков, которыми было увешано его одеяние, превратилось в непрерывный ритмичный звук .Помощник подал камлающему бубен, и шаман закружился стремительным волчком, отбивая на гулкой шкуре сложную дробь. Но вот он резко, как вкопанный, остановился — увидел злого духа , виновника моей болезни . Прикрылся бубном, как щитом, и заметался по чуму, преследуя врага. Глаза его были крепко зажмурены, но он никого не задел, будто видел каждого каким- то непостижимым внутренним зрением .Движения шамана были молниеносными, гибкими, необыкновенно ловкими. После долгой погони он настиг злого духа. Они сплелись в остервенелом противоборстве и катались по шкурам, хрипя от ярости! .Помощник тем временем нагнетал звуковой фон, доведя свое пение до немыслимо высокой октавы. Шаман одолел- таки врага, крепко прижал его к полу бубном, навалился сверху в зверином порыве раздавить, расплющить…
Со мной происходило нечто непостижимое. Я как будто полностью растворился в неодолимой духовной силе шамана. Его энергия омывала меня пламенными волнами, пробегавшими то от ног к голове, то от головы к ногам. А когда целитель начал плясать и прыгать вокруг меня, все существо охватил жгучий, но почему-то приятный жар. Удары бубна, гортанные выкрики впавшего в экстаз шамана, пение остальных участников камлания зарядили меня такой неслыханной мощью, что я вскочил со шкур, простер руки и закричал от распиравших меня жизненных сил, от какого-то буйного ликования. И рухнул без сознания…
Очнулся я от чьего-то физически давящего взгляда. Открыл глаза и увидел стоящего надо мной тунгусского колдуна—немолодого, усталого человека . Видно было, как тяжко давит на его узкие плечи шаманское одеяние( и немудрено: как я потом узнал, весу в нем больше двадцати килограммов ). Молодыми были только глаза, угольками горевшие на плоском лице с реденькой бородкой. Мой избавитель пригубил из большой пиалы, трижды окропил меня и сказал:«Все, бойе, живи!» И тяжелой, шаркающей походкой вышел из чума.
Вот так полвека назад я был возвращен с того света эвенкийским кудесником. Снова стал розовощеким бутузом и старого шамана вспомнил уже зрелым человеком. Тем более, что с таежной золотой речки Вельмо мы скоро уехали…
Сергей ЗАХАРОВ.