На Среднем проспекте Васильевского острова, в районе гостиницы “Гавань”, где расположено много рабочих и студенческих общежитий, встречался в начале восьмидесятых годов один тип, который очень нехорошо прославился тем, что приставал на улице к девчонкам – причем, обязательно, что характерно, к девчонкам восточным. А их очень много было в те годы в упомянутых рабочих и студенческих общежитиях. Так вот, этот тип знакомился с ними на переговорном пункте на углу Гаванской улицы и приглашал в свою однокомнатную квартиру, в описаниях которой, сильно разнившихся от случая к случаю, в качестве обязательных констант фигурировали сервировочный столик и белоснежная ванна. Эти детали богатого городского быта очень волновали общежитских девчонок. Говорили при этом (в один голос), что этот любитель Востока чрезвычайно гостеприимен, исключительно чистоплотен и даже мил. И совершенно безопасен.
У нас в общежитии жила одна бурятка по прозвищу Толстая Машка или Глупая Машка, или Толстая Глупая Машка сразу. Толстой ее называли не столько потому, что она была толстая, а потому, что была еще одна Машка, совсем худая. Так часто бывает. Но вот Глупой ее назвали не потому, что она была глупой, не глупей других в плане ай-кью, и училась неплохо, и временами была очень даже рассудительна, но было в ней что-то такое странное, что позволяло считать ее немного чокнутой. То ходила по три месяца в шапочке и не снимала ее, даже когда спала, то сидела всю ночь на лестнице на корточках и курила сигарету за сигаретой, хотя назавтра была контрольная и спать ложились уже даже самые большие прогульщицы, то выдумывала какие-то дурацкие истории, которые с нею якобы приключались, а на самом деле все знали, что ничего такого с ней сроду не могло случиться, то вдруг уверяла всех девчонок, что в нее влюбился преподаватель М.П. (известный бабник, заработавший кучу денег в загранкомандировках), а она ему отказала, то еще что-нибудь подобное. У нее, конечно, было еще какое-то другое, исконно бурятское имя, но оно было такое трудное, что его никто не мог выговорить, и поэтому все называли Машку просто Машкой, а за глаза Толстой и Глупой. Так вот, однажды, когда восточные, а также западные девчонки, рассевшись с сигаретками вдоль стен общежитского коридора, завели насмешливо-заинтригованный разговор о вышеупомянутом приставале, обитавшем где-то на Среднем проспекте, Толстая Глупая Машка рассказала буквально следующее:
- Помните, девчонки, в “Кировском” шел зимой фильм “Мужчина и женщина”? В конце февраля, что ли. Французский. С молодым Трентиньяном. Жан-Луи Трентиньяном. Ах, девочки, Трентиньян!!! Я так его люблю… Но не суть. Об этом в другой раз. Он такой… Ну, в общем, отстояла два часа в очереди, как дура, но все равно осталась без билета. Вы же знаете, какая я невезучая. Но не суть. Тогда я отправилась на переговорный пункт и позвонила домой в Улан-Удэ. А потом, конечно, зашла в стекляшку выпить кофейку. Ну и вот. Взяла большого двойного и еще булочку с марципаном. И вдруг ко мне за стол присел какой-то мужик. Вернее, дядечка. Лет сорока или больше, невысокого роста, плешивый - с такой кругленькой, аккуратной проплешинкой, - и весь вообще такой аккуратненький. Без шапки. И чашку держал как-то по-особенному, оттопырив палец. Я еще сначала на руки его внимание обратила, что-то мне показалось неестественным. Потом сообразила: маникюр. В общем, his nails are done! – как говаривала Барбра Стрейзанд во всем нам известном фильме. Но не суть.
- Девушка, прошу, конечно, прощения за вмешательство, - сказал он, – но не могу не сказать, что я Вами любуюсь. Вы особенная. И вы совершенно по-особенному вкушаете эту булочку. Необычно! А вы знаете, моя милая, что по тому, как именно вы вкушаете вашу булочку, вашу скромную булочку с марципаном, я могу о вас многое сказать! Как о личности! Ведь человек определяется жестом! Хотите, я скажу вам, милая, какая вы?
Ну, я, кончено, чуть не подавилась. Сидела и тупо жевала. А он продолжал:
- Я понимаю, вы стесняетесь. Или даже пугаетесь? Это так естественно в вашем возрасте! Ведь вы такая юная. Но не стесняйтесь и не пугайтесь, ради бога! Дело в том, что я психолог, да, да, психолог, милая, и физиогномика – это часть моей профессии. Ах, милая, у вас такие чувственные губы! Любой мужчина сейчас позавидовал бы вашей булочке с марципаном!
И дальше в таком же духе.
Я собиралась уже встать и уйти, не доев эту чертову булочку, как он остановил меня примерно такими словами (только не смейтесь, девчонки!):
- Я совершенно уверен, что эти чувственные губы, вожделеющие губы, так жаждущие любви, еще не знали мужчин. Угадал? Милая моя! У вас взгляд девственницы, томящейся своей девственностью. Это взгляд не спутаешь с другим. Этот взгляд говорит, что вы способны на настоящую любовь, вы способны на страсть. Девочка моя, очень мало кто из женщин умеет так смотреть! Ваш взгляд ошеломляет мужчину, завораживает мужчину. Даже если вы бычитесь, глядите исподлобья, даже если вы хотите казаться дикаркой. Но, кстати, откуда вы? Вы похожи на монголку.
Тут, я, естественно, говорю ему с достоинством:
- Я бурятка.
- Но разве буряты – не ближайшие родственники монголов? Да, я сразу понял, что в вас есть что-то необыкновенное. Наверное, это запах степи, аромат травы, запах молодой горячей кобылицы? Вам говорили когда-нибудь, что вы источаете необыкновенный аромат, Вы просто изумительно, простите за откровенность, пахнете.
Я опять поперхнулась. Но меня что-то удерживало на месте, я никак не могла встать и уйти. Или убежать? Но он заинтриговал меня. К тому же я почему-то чувствовала себя в полной безопасности. А он, кажется, был настроен на долгую беседу:
- Я, милая моя, как психолог, знаю, что всякая женщина, когда она еще девственница, инстинктивно чурается мужчин и всего того якобы неприличного, что крутится-вертится в ее воображении. Но путь один. Вам надо преодолеть этот страх. Этот комплекс! Посмотреть для начала какое-нибудь стоящее западное кино на эту тему. Вы должны полюбить секс, и все у вас будет хорошо. Вот знаете, сейчас в ДэКа “Кировский” идет изумительный французский фильм, “Мужчина и женщина”? Вам надо его посмотреть. Это лучшее, что я знаю на эту тему, моя милая.
- Я только что отстояла два часа в очереди, - проболталась я. - И не попала. Билетов не хватило.
- Так вы слышали об этом фильме? Милая! Это же случай! Везение! Я с преогромным удовольствием помогу вам!!! У меня там знакомая в кассе! Мне доставит ни с чем несравнимую радость разделить с вами наслаждение от этого великого произведения синематографа! В котором часу последний сеанс?
- В восемь-тридцать.
- Отлично! Отлично! У нас в запасе еще сорок минут! Доедайте свою булочку и пойдем!
Сама не зная почему, я пошла с ним. Наверное, он очень складно говорил. Восторженно, эмоционально. Ну и льстил как мог. Или это называется комплиментом? А я ведь совсем отчаялась попасть на этот фильм. В общем, пошла с ним. По пути он попросил пять минут, чтобы позвонить. Зашел в кабинку, а я осталась стоять у стены и ждать его. Он звонил, говорил по телефону и все оглядывался на меня. Потом вышел и как закричит, несколько театрально, конечно:
- Стой, стой так, как стоишь! Боже, у тебя потрясающий изгиб тела! Вот это поза! Вот это чистота линий! Боже, какая красота!
А я стояла у стены, опираясь на нее спиной, прислонясь затылком. На мне было короткое коричневое пальто, ничего особенного, и я в нем была такая же толстая, как всегда, совершенно обычная. Но он провел рукой по талии - в смысле, по пальто, там, где якобы тот самый изгиб. И болтал что–то в таком духе:
- О, я бы очень хотел посмотреть на твое тело без пальто! Впрочем, и без этого абсолютно уверен, что твое тело воздушно, великолепно! У женщины с такими чувственными губами не может быть некрасивого тела.
Ну и так далее, и тому подобное, не смейтесь.
Мы пришли в кино. Касса была закрыта, все билеты проданы. Кажется, были проданы и билеты и на следующий день. Приставучий тип исчез за закрытой дверью кассы и появился минут через десять, когда я уже устала ждать, да и фильм должен был с минуты на минуту начаться.
- Увы! – сказал он огорченно. – Даже мои связи не помогли! Потрясающий фильм, и советские граждане, наши уважаемые соотечественники наконец это поняли! А я уже размечтался, как сижу в зале рядом с тобой, смотрю кино и вдыхаю твой дивный запах! Увы! Увы!
- Я пойду, - сказала я, когда мы вышли на улицу. Меня все это уже бесило. Особенно то, что он начал вдруг обращаться ко мне на ты. В общем, я решила уйти: – Мне пора!
- Что вы! – воскликнул он, вдруг опять перейдя на вы. Как будто почувствовал, что я разозлилась. – Как пора? Конечно, милая, я не могу заменить вам Трентиньяна, но зато с превеликим удовольствием погулял бы с вами еще немножко! Вы удивительная красавица, и я завидую тому будущему джигиту, который будет иметь честь назвать Вас своей супругой! Ах, как я мог забыть! – вдруг ударил он себя по лбу. - Пойдемте ко мне домой! Я вам вашего Трентиньяна поставлю на видео. У меня есть отличный видеомагнитофон, японский! Мы могли бы посмотреть не только Трентиньяна – у меня огромная коллекция фильмов! Это же чудесная идея! – Он уже потирал ручки. - Я живу здесь неподалеку! Такие фильмы надо смотреть, не торопясь, наслаждаясь каждым кадром. А ведь видеомагнитофон дает возможность возвращаться к понравившейся сцене снова и снова. Можно даже просматривать эпизоды в замедленном режиме, наслаждаться, наслаждаться! Милая! – Он взял меня под руку. – Прошу вас, не стесняйтесь, не бойтесь, пойдемте ко мне!
Ну, что я вам скажу, девочки? Конечно, я покачала головой, отказалась категорически. А он еще долго пытался меня уговорить. Он говорил (или, скорее, шептал, поддерживая меня под локоток):
- Я знаю, в ваших краях не принято, чтобы юная девушка ходила одна в дом к холостому мужчине. Но мне так жаль вас, от вас веет одиночеством. Ваши мальчишки будут раскачиваться еще столетие, пока их витающий в облаках взгляд упадет на вас. Вы же знаете, что нужно этим мальчишкам? Плоский живот! Тощий зад! Грудь нулевого размера! Они боятся женственности, как огня! Они ненавидят женственность, потому что не знают, что с нею делать! А настоящий мужчина ценит линию, ценит запах, ценит энергетику плоти. В тебе всего этого в избытке. Ты можешь щедро одаривать собой мужчин, и твоя красота будет только прибавляться! А пока ты даже не представляешь, насколько ты роскошна! И главное в тебе – отнюдь не твои изумительные раскосые глаза! Главное – твои губы, поняла? Твои губы…
Боже мой, девчонки, я гуляла с ним по скверу и слушала весь этот бред. Наверно, он уже понимал, что я не пойду с ним, но продолжал кружить по аллеям, держа меня под руку. Он так разошелся, что говорил даже такое:
- Ты, может быть, боишься болезней, или еще чего-нибудь. Милая! Я принимаю женщин только после того, как приму душ! И я всегда требую от женщины, чтобы она приняла душ! Ты, если захочешь, можешь даже принять ванну. Ты должна роскошно смотреться в ванне. Потом я бы мог сделать тебе массаж. Я знаю потрясающий массаж, ты сможешь расслабиться, я сумею сделать тебе хорошо. Неужели тебе не хочется?
Она помолчала. Девчонки сидели, не шелохнувшись. Наконец, вздохнув, Толстая Глупая Машка продолжила свой рассказ:
Потом он понял, что надоел. До него дошло, что я действительно собралась уходить. Он печально так вздохнул и сказал, как гоголевский Дьяк Солохе:
- Позволь хоть поцеловать твою шею!
И, не дожидаясь разрешения, встал на цыпочки (я выше его на целую голову) и поцеловал в вырез платья, отодвинув шарфик. Потом попытался даже обнажить грудь, но я его отпихнула. Это уже было не смешно. Это уже было слишком. Мне уже было неинтересно. Он что-то еще кричал вдогонку, но я ушла не оборачиваясь. Вот так…
Так скажите, девчонки, тот ли это тип, о котором вы все говорите?
Да, сказали девчонки, враз захихикав, заулыбавшись. Да, это тот тип. Мы сразу его узнали. Только в твоем рассказе уж больно разговорчивым выходит. Психолог, однако! Да, он очень большой чистюля. И аккуратненький, да. Без душа в постель не пустит! Но массаж делает четко, офигенно, расслабляет так, что вообще! И думает о тебе, а не о себе, это самое главное в мужиках. Понимаешь, Машка? И у него такие классные презервативы. Заграничные. Не то что наше рванье. У него вообще все заграничное. И фильмов до фига. Телек и видак с дистанционным управлением! Ты не представляешь! Такая роскошь! А ванна, какая ванна! Там шампуней и кремов всяких – десятки. А кухня какая! А туалет! Боже, какой у него туалет! Туалетная бумага розовая… А какая у него кровать! Сексодром настоящий! Нет, ты дура, что не пошла. Хоть бы в ванне искупалась, что ли. Он хоть и маленький сам, этот мужик, но в постели герой. И член у него большой, ха-ха-ха! Да и без этого обошлась бы, если б не захотела, он на все горазд. Глупая ты, Машка! В ванне бы искупалась, бананов бы поела. А утром он вообще…Классно так... Завтрак приносит в постель. Разные разности. Нарезку всякую, рыбу. Тебе и не снилось! Не чета твоей булочке с марципаном! Дура, дура ты, Машка.
Машка посмеялась с ними, но внутренне была не согласна. Потому что хотя с той истории прошло уже несколько месяцев, в душе осталось омерзение - проще говоря, неприятный осадок. И больше всего ее мучило то, что из-за этого мерзкого типа, из-за этого гаденького приключения, случившегося с нею зимой на Среднем проспекте Васильевского острова, она почти разлюбила кино и совсем, совсем, совсем охладела к прекрасному Жан-Луи Трентиньяну.