На МРТР-0276 «Стреве» в Анголе я проработал почти полтора года. Прекрасный был пароход! Единственное, в середине второго рейса вышел из строя электродвигатель компрессора кондиционера, так что несколько жарковато было. Сгоревший статор с попутным судном мы отправили домой на перемотку, а когда после трёхнедельного отдыха в Клайпеде возвращались самолётом в Луанду, то захватили его с собой. Тащить довелось, конечно, мне. Завернул в тряпку, перевязал капроновыми нитками, сделал удобную ручку. А весил он, между прочим, ровно восемь килограммов, и няньчить его пришлось четверо суток. Обычно из Клайпеды в Анголу мы добирались вдвое быстрее, но в этот раз получился форс-мажор. До Москвы доехали нормально, а там всё пошло наперекосяк. В аэропорту Шереметьево-2 мелодичный женский голос из динамиков доверительно сообщил нам, что рейс № такой-то Москва – Луанда в связи с техническими проблемами переносится на завтра. Наш капитан, позвонив куда-то, собрал экипаж и сказал:
-Мужики, у кого есть родственники в Москве, можете поехать к ним. Остальным придётся ночевать здесь. Я узнавал, мы тут нафиг никому не нужны.
Оставив третьего штурмана, как самого молодого, караулить багаж, народ подался кто куда, в основном в бар на втором этаже. Я старшему механику говорю:
-Володя, здесь же неподалёку есть гостиница для транзитных пассажиров. Давай сходим, может, пустят переночевать.
-Да навряд ли…- с сомнением произнёс дед.- А впрочем, пошли, делать всё равно нечего.
В вестибюле гостиницы навстречу нам неторопливо выплыл импозантный старикан в форме швейцара, с благородной сединой на висках и с орденскими планками на груди. Оглядев нас свысока, он процедил сквозь зубы:
-Что надо?
-Переночевать бы…
-Этот Hotel – для белых людей! Па-а-апрашу выйти вон! - И величественно вытянул руку по направлению к выходу.
Вышли, конечно, не драться же с ветераном. И тут подъезжает такси, вылезает из него какой-то импортный гусь и важно движется к порогу. Таксист, открыв багажник, достал оттуда буржуйский чемодан и, кренясь под его тяжестью, пошёл следом. Со стариком-швейцаром произошла разительная перемена. Согнувшись, он слетел с крыльца, подбежал к таксисту и стал рвать у того чемодан из рук. Шипя и лягаясь, они здорово напоминали отца Фёдора и Кису Воробьянинова в фильме «Двенадцать стульев». Швейцар победил; отобрав чемодан, он трусцой обогнал иностранца и, холуйски улыбаясь, распахнул перед ним дверь. Мы с Володей от души посмеялись, глядя на это безобразие, и вернулись в аэропорт; там приземлились в баре и сидели до самого закрытия, а ночевали в кафе на креслах. Пару раз будили милиционеры, проверяли документы.
Утром нас выгнали из кафе уборщицы; кое-как разгладив в туалете опухшие рожи, мы стали подсчитывать наличность, чтобы опохмелиться. Но объявили регистрацию на наш рейс. Таможенники долго пытали, за каким лихом я тащу с собой за границу статор, но бумага на вывоз была оформлена правильно, поэтому дали добро. Погранцов интересовало только, чтобы моя фотография в паспорте моряка соответствовала оригиналу. Наконец мы оказались за рубежом. Там я, стармех и кэп нырнули в бар и на последние двадцать рублей взяли бутылку водки. И у кого деньги были – тоже затарились. Только присели, откупорили – объявляют посадку. Капитан с сожалением посмотрел на поллитровку:
-Придётся оставить…
-Зачем? – удивился я. – Давай её сюда!
Держа в одной руке статор, в другой – бутылку, на плече – сумка (ручная кладь), я вслед за всеми пошёл на посадку. А перед входом в посадочный павильон у арки металлоискателя стоят два милиционера. Увидав меня с бутылкой, они сделали стойку:
-Что это?
-Бутылка водки, - честно ответил я.
-А почему открыта?
-Да не успели выпить…
- Не положено!
-С какой стати?- возразил я. – Имею право литр провезти. А что она должна быть закрыта - где написано?
Они посмотрели зло:
-Умный, да? А вот мы сейчас тебя обыщем…
Похлопали по карманам, вывернули их и вытащили три жёлтенькие монетки, по сто испанских песет. У них аж глазки заблестели:
-Что это?
«Как вы надоели!» - подумал я. А вслух сказал:
-Это – триста песет, на бутылку пива.
Они переглянулись и стали шмонать дальше. Вывернули сумку, ощупали статор, потом один взял мою записную книжку, залез пальцами под обложку и (что значит профессионализм!) вытащил оттуда купюру в тысячу песет! Я сам удивился - хоть тресни, не помню, когда я её туда заныкал. Может, в прошлом рейсе, может, год назад. Менты радостно хором воскликнули:
-А это что?!
(Ну ещё бы - таможня прошляпила, пограничники тоже, а доблестная милиция накрыла таки контрабандиста – валютчика.)
-Это – на три бутылки пива, - не моргнув глазом, ответил я.
-А вот мы сейчас проверим, - с сомнением в голосе произнёс один.
К счастью, в этот момент появилась стюардесса - хорошенькая негритяночка (летели мы на Боинге-707 ангольской авиакомпании) и заорала:
-Чё ты тут топчешься, только тебя ждут, пилот уже на газ давит, лететь пора!
И накинулась на обескураженных ментов:
-Вам что – делать нефиг? Тоже мне, деньги нашли! – отобрала у них песеты, водку, сунула мне в руку и подтолкнула в спину – иди, мол.
В самолёте мы эту бутылку опорожнили и заснули с устатку.
На подлёте к Риму проснулись. Лайнер как-то неприятно вибрировал, движения стюардесс стали суетливыми, личики у них побледнели, если так можно сказать о негритянках. Одна из них скрылась в кабине пилотов, через минуту вышла и объявила:
-Ladyеs and gentеlmеn, наш самолёт совершает аварийную посадку в аэропорту Фьюмичино. Просьба застегнуть привязные ремни и молиться, уповая на милость Божью.
Пассажиры заохали, закрестились. И только советские моряки смотрели на всё с философским спокойствием. Так-таки все полупьяные были, и, кроме того, нам, выросшим в благодатной стране, в которой не происходило ни землетрясений, ни террористических актов, ни авиакатастроф, не верилось, что мы можем вот сейчас примитивно гробануться в Альпах.
Сели благополучно. К самолёту сразу же метнулась группа техников; стали, тыча пальцами в левую турбину, что-то оживлённо обсуждать. Повеселевшая стюардесса предложила выметаться из салона, забрав ручную кладь, поскольку сегодня мы уже никуда не полетим и ночевать придётся в Риме. Вслед за остальными пассажирами я пошёл к выходу, неся изрядно осточертевший статор.
На автобусе привезли нас к зданию аэропорта. А там – капитальный шмон. Проход через металлоискатель, досмотр ручной клади. Повторю - это был 86-й год. В Европе гремели взрывы. Ещё огрызалась почти добитая правоохранительными органами левацкая группировка Brigate Rossa. Активизировались различные исламские экстремисты. Совсем недавно, в декабре 85-го, террористическая группа палестинцев открыла огонь по пассажирам в аэропортах Рима и Вены. И тут я со своим статором, как с вениками в Кремль. Молоденькая контролёрша за пультом интроскопа, пощёлкав тумблерами, недоуменно пожала худыми плечиками – на экране в одной проекции был виден тёмный прямоугольник, в другой – кольцо.
-What is? – спросила она, выкатив по конвейеру статор из досмотрового ящика.
-Синьорита, это…- почесал я затылок, - как бы тебе объяснить… Das ist электромоторен, вот! Смотри – сюда вставляется вал,- эротично показал я пальцем,- он вращается и …
-Open, – велела контролёрша.
-Синьорита, если я это open, то потом не за-open. No close, understand? И потом, мне что - зубами эти верёвки грызть?
Ехидно улыбнувшись, девчонка откуда–то из–под юбки достала перочинный ножик и подала мне: «Оpen – open, нечего тут…»
Примерившись, я, стараясь нанести минимальный ущерб таре, полоснул по ткани. И попал аккурат на клеммную коробку! Крышки на ней не было, и в прорехе показались проводочки – красный, синий, жёлтый…
Удивление, испуг и азарт попеременно отразились на мордашке синьориты. Она что-то зачирикала, замахала руками, нажала какую-то кнопку. Группа карабинеров, как из-под земли выросшая, тут же окружила меня, наставив коротенькие автоматы. Контролёрша выхватила у меня нож и порезала тряпку в мелкие лоскуты. Признаться, статор, сверкающий лакированной обмоткой, выглядел действительно чужеродно и устрашающе. Возможно, из миллионов пассажиров, летевших через аэропорт имени Леонардо да Винчи, я был единственным, тащившим в ручной клади электродвигатель.
Появился ещё один блюститель; судя по обилию цацок на мундире - офицер. Брезгливо потрогав проводки, он спросил:
-Еlettromotoren?
-Ja, ja – закивал я головой. – То есть si. Elettromotoren, yes!
Офицер что-то коротко бросил своим гоблинам, те мгновенно потеряли ко мне всякий интерес и испарились. Поскучнела и контролёр. Видимо, рухнула надежда на получение медальки за поимку опасного террориста. Жестом велев мне убираться, она занялась следующим пассажиром. Кое - как замотав статор в обрывки ткани и перевязав остатками нитки, я пошёл к входу в транзитный зал, где, приплясывая, меня ожидали капитан со старшим механиком.
-Что опять? - набросился на меня кэп. - Что ты так долго?
-Да так, пустяки, - ответил я.- Обошлось.
И мы направились разыскивать бар, чтобы пропить так кстати найденные московскими милиционерами деньги.
Бармен, молодой вихрастый парнишка, повадками неуловимо похожий на своего коллегу из Шереметьева, наотрез отказался принимать песеты, требуя лиры или,
на худой конец, доллары. Капитан ему говорит:
-Ты, амиго, дурака-то из себя не строй, песета-деньга вполне уважаемая, это не рубли с Лениным в картузе, так что давай нам birra и не мешкай, а то трубы горят.
C таким видом, как будто он делает нам величайшее одолжение, бармен смахнул со стойки серую купюру и выставил взамен три бутылки пива.
-Э, ты чё делаешь, гад? - возмутился стармех. - Mille песет - как минимум шесть бутылок выходит! Sei, понимаешь, sei!
-No sei! Tre!
-Мафиози ты! – грустно сказал ему стармех. – Бандито! ОБХСС на тебя нету!
-Si, si! – затряс патлами макаронник. – Идите с Богом, ребята. Будут деньги – милости просим!
И мы вернулись в транзитный зал, где уже распоряжался маленький лысенький итальянец, вылитый Луи де Фюнес, и такой же бестолковый. Для начала он собрал у всех пассажиров паспорта и стал выкликать по фамилиям. (Вы никогда не слышали, как звучит ваша фамилия на итальянском?) Если с ангольскими=португальскими именами проблемы особой не было, то русские и тем более литовские узнать практически невозможно. Итальянец злился, по пять раз орал одно и то же, пока наш капитан не отобрал у него документы и не начал сам вызывать. Дело пошло куда веселей. Когда количество паспортов совпало с количеством пассажиров, нас перевели в другой зал. Вы таки будете смеяться, но там процедура повторилась. После этого к выходу подогнали (вы опять будете смеяться) микроавтобус FIAT мест на 18 и начали перевозить пассажиров в загородный отель. А нас было больше сотни! В первую очередь перевезли «белых людей» - граждан Анголы, а советских моряков – напоследок. В итоге попали мы в эту гостиницу глубокой ночью. Покемарили часа три, и в пять утра нас уже разбудили. Ну мы и отомстили! Сонные, злые, голодные, многие с похмелья, зашли в ресторан на первом этаже, где официанты накрывали столы, и стали поглощать кофе, плюшки какие-то, пирожные. Официанты испуганной кучкой сбились в уголке и стали перешёптываться, посматривая на нас. Затем один из них, осмелев, попытался нас прогнать, мол, это не для вас мы стараемся! Мы заорали, что нас обязаны кормить, и не волнует. Но тут появился припозднившийся кэп и заматерился:
-Вы что, с ума сошли? Мне только международного скандала не хватает! И так все пальцами показывают на русских дикарей!
Распихивая по карманам пирожки, мы ретировались на улицу. Там ожидал вчерашний автобус с энергичным Фюнесом. Стали нас перевозить обратно в аэропорт, только сейчас нам любезно предоставили первую очередь, дав возможность иностранцам поспать лишних пару часов. Распоряжала в автобусе был настолько учтив, что стал что-то рассказывать, показывая на какие-то красноватые развалины у дороги, то и дело повторяя:
-Чезаре, Чезаре!
-Это он нам про Юлия Цезаря травит! – догадался радист.
-Который пришёл, увидел, наследил? – спросил рыбмастер. Все засмеялись.
-Лучше бы он нас пивом угостил, - морщась, подал голос боцман.
-Кто, Цезарь? - откликнулся рыбмастер.
Мы опять засмеялись. «Луи де Фюнес», поняв, что смеются над ним, обиженно насупился и до самого аэропорта не проронил ни слова.
В аэропорту всё повторилось – проверка документов, шмон, томительное ожидание, наконец объявили посадку и в десять утра мы взлетели. Пассажиров заметно поубавилось, видимо, многие решили не искушать судьбу и предпочли лететь на другом самолёте. Ну а нам выбирать не приходилось…