14 апреля 2011г
Мернейт.
Глава 1.
Вы когда-нибудь задумывались, что бывает после того, как человек умирает? Пустота или всё-таки вечная жизнь? Перерождение или обычный деревянный ящик? Думаю, каждому хотя бы раз в жизни подобный вопрос приходил в голову. Так вот я – та, кто не гадает. Я точно знаю, что произойдёт, когда придёт время умирать.
Сейчас стою в обычной комнате самой обыкновенной квартиры. Я загнана в угол, бессмысленно убегать. Он нашёл меня. Шаги по лестнице – жду. Распахиваясь, дверь со стуком ударяется о стену. Запираться бесполезно: замки Его не остановят. Помимо воли, каждый мускул моего тела напрягается до боли. Ещё секунда… Пригибаясь, чтобы не стукнуться о притолку, через порог шагнула тень. Моё сердце ударило невпопад. Он ничуть не изменился за прошедшие века: такой же хмурый, сосредоточенный взгляд агатовых глаз, не постаревшее ни на день, лицо, тонкие губы. Чёрные волосы привычно отливают кроваво-красным в свете закатного солнца, заглядывающего в окно. Изменилась только я, но Он неизменно узнаёт… даже в этом сосуде. Не знаю, откуда, но ему известно, что это именно я – та, кто обещан ему в качестве искупления.
Я знала, Он найдёт меня рано или поздно, и снова придётся умереть. В какой раз? Перестала считать после первого десятка. Сжимаю в руке обычный кухонный нож для резки мяса. В очередной раз готова к Его появлению.
– Не делай этого, Мернейт, прошу тебя, – низкие, хриплые ноты, от которых вздрагивала когда-то давно.
– Ты же знаешь, я не могу иначе, – мой голос не дрожит, я готова.
– Ты же понимаешь, что это не конец? Всё повторится снова, – Он буквально насквозь прожигает меня взглядом.
Пламя, мерцающее в его глазах, завораживает. Помимо воли, я начинаю поддаваться равномерному движению языков огня. С наслаждением погружаюсь в кипящую пучину, забывая о том, почему мы здесь. Ещё пара секунд и я окончательно покорюсь собственным желаниям. Но где-то глубоко внутри меня всё ещё осталась капелька здравого рассудка.
– Прости! Я не могу иначе, – зажатый между двумя ладонями, кухонный нож с размаху входит как раз между рёбер. Века практики не прошли даром.
Я сумела свыкнуться с предсмертной агонией, и теперь ей не удаётся отобрать у меня последние мгновения. Тело, подчиняясь приближающемуся концу, безвольно оседает на пол. Ещё дышу, ещё вижу, но уже точно знаю, что умираю. Он подхватывает сосуд и аккуратно опускает на пол, поддерживая голову на сгибе руки. На суровом, словно вытесанном из камня, лице не дрогнул ни один мускул. Он привык видеть мою смерть. Лишь чёрные глаза горят адским пламенем.
– Я буду ждать тебя снова, – даю обещание, точно зная, что сдержу его.
– Я найду тебя, – хриплый голос звучит безразлично.
Знаю, Он не лжёт. С облегчением захлопываю свинцовые веки, мысленно улыбаясь, в то время как губы искривляет предсмертная судорога.
***
Темнота… бесконечная… безграничная. Внезапно пустоту прорезал яркий, слепящий свет. Обжигающая боль от чьего-то слишком усердного шлепка… Звонкий плач младенца, впервые позвавшего мать на подмогу.
– Поздравляю, – мягкий голос, – у вас девочка.
Надо мной склоняется красивое женское лицо. Чувствую прикосновение тёплых и ласковых рук – моя новая мать. Сознание затягивается туманной дымкой. Кажется, воспоминания отдаляются, растворяются в вакууме времени, ожидая своего часа. Они вернутся. Не сейчас, не завтра и даже не через год, но вернутся.
***
В больничной палате женщина держит на руках небольшой свёрток и ласково воркует над младенцем. Рядом стоит мужчина и счастливо улыбается, глядя на жену и дочь.
– Посмотри, какие у неё яркие глазки, – восторженно шепчет молодая мать. – Она – просто маленькое чудо.
– Как и ты, – с нежной улыбкой отвечает мужчина. – Как мы назовём её?
Та озадаченно смотрит на него, потом неуверенно отвечает:
– Даже не знаю, как объяснить. С того момента, как она открыла глаза, у меня всплыло имя, которое до сих пор настойчиво остаётся в голове.
– Что за имя?
– Мы назовём её Мернейт.
Брови мужчины взлетают в немом удивлении, а мать снова склоняется над дочерью.
¬– Да, – не глядя на мужа, женщина продолжает ворковать над малышкой. – Ты – моя маленькая Мернейт. Ты самая красивая и прекрасная девочка в этом мире.
– Странное имя, но раз ты так решила… – пожав плечами, запоздало отозвался отец.
***
Древний Египет. Бубастис. Храм Бастет.
Великолепный храм в самом центре Бубастиса был одним из самых почитаемых у народа Египта, ведь там жила Бастет – богиня радости, любви, женской красоты, плодородия и очага. Обитель Покровительницы семьи мог увидеть каждый житель города с любой его точки. А как иначе? Дочь Ра благословляла на семейное счастье, не делая различий между нищими и фараонами. Поющие воды двух каналов – нежные руки возлюбленного, обнимающие дом Богини. Массивные колонны, рассказывающие об истории Египта и династий фараонов, поддерживают высокий ступенчатый свод. Белые лотосы, украшающие храм, источают аромат свежести, наполняющий людей надеждой и жизнью. Пальмовые ветви широкими лапами спускаются из-под каменного свода. В этом зале стоит статуя Богини, встречающая пришедших поклониться: великолепная женщина с головой своих земных дочерей-кошек. Чуть глубже – небольшое святилище, в котором живёт дочь Бастет. Оно не отличается излишеством украшений. Сюда допускаются только жрицы и жрецы. Тяжёлый жертвенный стол заставлен подношениями Богине, переданными людьми, ищущими милости. Стены святилища расписаны искуснейшими мастерами – каждый рельефный изгиб, каждый символ – рассказ о величии Бастет.
Я была избрана служить Богине не по чьей-то прихоти – это стало моей судьбой с рождения. Нищие, неспособные прокормить новорожденных, искали покровительства Богов, подбрасывая их к ступеням храмов. В надежде, что Боги, позволившие детям увидеть свет, смогут позаботиться о них лучше, чем родители. Жрецы Бастет часто находили девочек-младенцев у ног изваяния Богини, но далеко не каждая становилась жрицей. Ко мне же Богиня была милостива, одарив всем, что требовалось для служения: красотой и неординарными способностями. Не зная другой матери, кроме Бастет, я счастливо жила за высокими стенами под надёжной защитой своего предназначения. Но приходит время для каждой из нас, когда нужно покинуть материнский кров и отправиться создавать свой дом с тем, кто позовёт.
Жрицами становятся маленькие девочки. Храм покидают молодые женщины, чтобы создавать собственные семьи: жить так, как учит Богиня. Жрецы-наставники не обучают нас рабской покорности, наоборот направляют по пути, завещанному матерью. Муж, связавший судьбу с одной из нас, становится обладателем не бессловесной красивой игрушки, но настоящей женщины, равной ему самому. Именно поэтому не каждый захочет взять такую жену, которая станет для него последней и единственной. Кроме того, подношение, которое будущий муж должен был оставить в благодарность Бастет, было не каждому по силам. Поэтому жриц забирали только состоятельные господа, да и не часто. Некоторые из нас, достигнув двадцати лет и не дождавшись благосклонности Богини, ступали за порог, отправляясь странствовать по миру. Наставники говорили, что это необходимо для того, чтобы эти женщины продолжили служение матери пусть и в далёких городах или странах. Обрели семью и учили людей почтению Бастет.
Но решившийся взять в дом жрицу обретал то, что окупало затраты. Не просто жену, способную продолжить род, но умную хозяйку – нас обучали наукам и управлением домом. Красивую женщину – только самые красивые могли стать жрицами. Искусную любовницу – нас обучали искусству любви. И, наконец, жрица приносила в дом и её покровительство. В семьях, созданных под покровительством Бастет, царили любовь, счастье и мир, переходящие из поколения в поколение, как бесценный дар. Покинув Храм, служительница не лишалась материнской заботы, наоборот, благодарная за служение Бастет, одаривала семьи всевозможными благами.
Моё время покинуть Храм пришло давно, ещё когда в прошлый раз на рассветном небе взошёл Сириус. Но я всё ещё оставалась при храме. Не могу сказать, что была сильно расстроена этим, наоборот, боялась покинуть родные стены и выйти в мир, где нет ничего знакомого. Даже не могла решить, какой путь для меня лучше. Чего просить у Богини? Мужчину, который заберёт меня из храма? Или же лёгкого пути, когда выйдет срок и настанет час переступить порог?
Ра ещё не осветил небо ярким взором, когда я пришла к ногам его дочери, чтобы просить о милости. Оставив молитву и приношение в святилище, подошла к величественной статуе Бастет, с которой часто разговаривала, как с матерью.
– Милостивая Богиня, – шептала я, – помоги! Я заблудилась. Мне не найти дороги. И Отец твой уже не согревает меня. Подари мне милость твою, о Бастет – мудрейшая из богинь.
Дочь Бастет (пятнистая кошка, жившая при храме) открыла сонные зелёные глаза и внимательно на меня посмотрела. В этот момент показалось, что и без того тусклый свет раннего рассвета померк. Испуганно обернувшись, я увидела тёмный силуэт высокого мужчины, загораживающий вход в Храм. Кошка с раздражённым фырканьем вскочила с нагретого места и начала медленно пятиться, испуская из груди угрожающее урчание. Мне бы уже тогда сообразить, что дочь Богини неспроста так встретила незнакомца, но я, казалось, ослепла.
– Что привело тебя к Богине? – громко спросила я, поднимаясь с колен и укрывая лицо тонким шёлком.
– Я пришёл сюда к тебе, жрица, – низкий, хриплый голос эхом пронёсся под каменными сводами Храма, заставив меня вздрогнуть. По коже ледяным потоком хлынули мурашки.
– Что может сделать для тебя служительница? – я остановилась напротив него на расстоянии шага и вытянутой руки.
Меня обучали, что именно это расстояние приличествует незнакомым мужчине и женщине. На шаг ближе – останется протянуть руку, и окажешься в объятиях мужа. Отступи на шаг дальше, и придётся повышать голос, чтобы собеседник тебя расслышал. Скрывая лицо под полупрозрачным покрывалом, я могла его рассмотреть. Чёткие, немного резкие черты лица. Тёмные волосы, отливающие красным в солнечных лучах. Чёрные глаза, от которых веет холодом. Снисходительная улыбка и прямой взгляд человека, который привык, чтобы ему подчинялись. Незнакомец вызывал во мне странное смешанное чувство. С одной стороны, едва заглянув ему в глаза, у меня перехватило дыхание от нахлынувшей волны страсти. И в то же время, сердце словно покрылось мёртвой ледяной коркой и билось как-то неохотно, словно умирая. Я опустила взгляд, пользуясь обычаем и наказом жрецов, чтобы прийти в себя. Жрица не должна встречаться взглядом ни с одним мужчиной, кроме того, кого назовёт своим мужем.
– Я пришёл, чтобы забрать тебя, служительница, – его бесстрастный голос погнал новую стаю ледяных мурашек по моей спине.
Я удивлённо на него посмотрела. Всё происходило неправильно. Мужчина, решивший взять в жёны жрицу, подходил к одному из жрецов храма, отдавал подношение и смиренно ждал, когда тот выведет ему наречённую. Жрец же выводил ту, что первая вступила в возраст невест. Одна из жриц опередила меня буквально на день, и сейчас была её очередь следовать за мужем. Я должна была быть следующей.
– Это невозможно, – раздался знакомый голос у меня из-за спины.
Мне на плечо легла тёплая ладонь, и я обернулась. Морщинистое лицо, слегка прищуренные глаза с живым, совсем не старческим взглядом, лысая голова и белые одежды верховного жреца. Заставив меня отступить на пару шагов, вперёд выступил Яхмос – старейший из жрецов нашего храма. Незнакомец досадливо поморщился и качнулся вперёд, словно собираясь схватить меня за руку и уволочь силой, но через мгновение будто передумал. Замер, как статуя, пристально глядя в тёмные глаза жреца.
– Я сделал свой выбор, жрец, – ответил мужчина. – Я беру её, и не тебе перечить моему решению.
Я удивлённо смотрела на незнакомца, не зная, что и думать. Впервые я слышала, чтобы с верховным жрецом разговаривали столь неуважительно. Я уже была готова услышать резкий отказ, прозвучавший из уст Яхмоса, как заметила, что спина наставника словно ослабла.
– Что ж, воля твоя, – ссутулившись, словно годы, наконец, его настигли, устало проговорил жрец.
С трудом справившись с недоумением, я покорно опустила взгляд, шагнула вперёд и протянула незнакомцу руку, принимая, как мужа. Богиня не останется без приношения в этом году и благословит меня стать женой этому мужчине. Это моя судьба, моё предназначение.
***
Муж кажется мне невероятно могущественным человеком. У него будто талант добиваться от окружающих того, чего он хочет. Возможно, именно это настораживает меня, заставляет испуганно вздрагивать при звуках его голоса. Но вопреки собственным чувствам, каким-то непостижимым образом, я полюбила его. Ничего не изменилось с нашей первой встречи, он по-прежнему вызывал во мне двоякие ощущения. И я никак не могла понять, как же мне удаётся всей душой любить его, пылко желать и скучать по нему, и в то же время, встречаясь с ним взглядом, ощущать лёд в сердце и мёрзлые мурашки. Я уговаривала себя, что все страхи и неприятные ощущения лишь следствие излишней впечатлительности. Мне даже удалось поверить в собственное объяснение. Но всё равно оставалось что-то…
В один из вечеров я вернулась из храма Бастет немного раньше, чем планировала. С того дня, как муж забрал меня в свой дом, жрецы встречались со мной с большой неохотой, беседовали через силу. А Верховный жрец Яхмос каждый мой визит находил причину, чтобы не встречаться. В этот раз занятыми сказались все мои бывшие наставники. Поэтому, поговорив с матерью и сделав ей щедрое подношение, я покинула храм, переставший казаться мне домом.
Насколько я знала, муж в это время должен был быть в городе. Я отпустила служанок, собираясь сходить в купель, смыть разочарование от визита в храм. Меньше всего сегодня вечером мне хотелось изображать спокойствие и степенную гордость. Я буквально сгорала от желания остаться одной и на короткий миг выпустить горечь наружу. По пути в купель я зашла в супружеские покои, чтобы сменить одежды. Откинув плотный занавес, я увидела то, что по сей день раскалённым клеймом отпечаталось в памяти.
Высокая, тёмная фигура стояла возле смятого ложа, расставив руки в стороны, закрыв глаза и ничего не слыша. Языки пламени облизывали нагое тело, но муж не испытывал боли. Такое любимое и знакомое лицо оставалось абсолютно спокойным, будто он спал. Меня приморозило к каменному полу. Каждая нога налилась тяжестью, горло сдавило с такой силой, что, казалось, больше никогда не смогу издать ни звука. Глаза помимо воли распахнулись так широко, что их тут же защипало. Но моргнуть оказалось выше моих сил. Слёзы продолжали туманить взгляд, размазывая, но не стирая кошмар, происходящий наяву. Я услышала шелестящий шёпот, но разглядеть движущихся губ на мутной картинке не смогла. Показалось очень важным, наконец, сморгнуть, чтобы увидеть полноту картины. Невероятным усилием, я заставила веки подчиниться и на мгновение сомкнуться. Две солёные капли скатились по щекам, очищая взгляд. Тонкие губы мужа шевелились в такт звучавшему шёпоту, будто он читал молитву. И только этот свистящий звук нарушал адскую тишину покоев.
Из ступора меня вывело прикосновение. Дочь Бастет, заглянувшая следом за мной, с громким шипением выгнула спину, распушила хвост и прижалась к моим ногам. Я осознала, что снова могу шевелиться. Одновременно с этим, языки пламени, облизывающие нагое тело мужа, исчезли… растворились, не оставив ни запаха гари, ни чёрных следов от огня. Он открыл глаза и посмотрел на меня: агатовый взгляд полыхал таким же пламенем, каким мгновение назад сгорал он сам. Меня словно кто-то толкнул. Сорвавшись с места, я кинулась бежать, но не успела даже выбежать из покоев. Стальная хватка на запястье дёрнула меня назад, и разогнавшееся тело было готово рухнуть, но новые оковы, прочнее предыдущих обхватили меня за плечи, швырнув на кровать. Распростёртая на кровати, я искала в лице незнакомца, нависавшего надо мной, хотя бы слабый отголосок того мужчины, которого когда-то назвала мужем. Но из чёрных, как безлунная ночь, глаз на меня смотрел полыхающий ад. Помимо воли, сумасшедший крик сорвался с губ. Страшное, бесстрастное лицо приблизилось к моему, обжигая кожу огненным дыханием. Слегка склонив голову на бок, он всматривался мне в глаза, словно пытаясь что-то доказать… Кому? Мне? Себе? Я уже ничего не понимала, слабо дёргаясь и не умея вырваться. Спустя какое-то мгновение он ухмыльнулся, словно получив то, чего ожидал. Без усилия разорвал на мне одежды и, не обращая внимания на слабое сопротивление, овладел мной.
Я лежала на просторном семейном ложе, боясь не только пошевелиться, но даже дышать. Только бы не потревожить его! Ровное размеренное дыхание – я решила, что муж уснул. Происшедшее никак не укладывалось в голове. Как ему удалось сопротивляться чарам? Коснуться против моего желания? Судорожный вздох прорвался сквозь плотно сцепленные зубы, словно разбудив меня. Осторожно, стараясь не шуметь, я села на кровати и спустила босые ноги на каменный пол… Прохладный камень показался ядовитым льдом, стремящимся сжечь ступни. Подняв руку перед глазами, я поняла, почему прикосновение камня кажется таким неприятным. Моя кожа словно горела изнутри. Смуглая от природы, сейчас она казалась воспалённой и прозрачной, а под ней будто перекатывались пузырьки огненной лавы. Моя ладонь помимо сознания метнулась ко рту, заглушая рвущийся наружу вопль ужаса. Я даже не услышала шелеста ткани, когда он повернулся и схватил меня за руку. Только почувствовала, как на предплечье сомкнулись железные кандалы, и испуганно обернулась. Он приподнялся на кровати, опираясь на локоть, и смотрел мне в глаза. Сейчас он больше походил на моего мужа, нежели некоторое время назад. Сейчас он больше походил на человека.
– Кто ты? – вопрос слетел с моих губ до того, как я осознала, что задаю его.
– Азазель, – хриплый холодный голос мужа, стегал словно плёткой. – Ты обещана мне Богиней и будешь принадлежать мне.
Куда делся добрый, ласковый мужчина, которого я любила? Который, казалось, любил меня? Сейчас передо мной сидел настоящий демон! Он не умеет любить, не имеет сострадания… Любое доброе чувство чуждо этой отверженной Богами, стылой душе. Я попыталась найти в чёрных бездонных глазах хоть каплю человеческого – последний шанс не расставаться с любимым. Видимо, он уловил моё желание, потому что на тонких губах появилась всё та же презрительная кривая ухмылка. Агатовые глаза полыхнули адским пламенем, спалив дотла мои жалки попытки. Толстая корка льда, потрескивая и похрустывая, заволокла моё сердце, стучавшее всё неохотнее. Весь мир, казалось, вспыхнул от его горящих глаз, как взорвавшийся вулкан. А я обледенела от его презрительной улыбки и стояла в центре кипящей лавы, неспособной расплавить заледеневшее сердце. Лёд и пламя, смерть и жизнь… ему удалось не просто соединить эти противоположности, но приготовить из них сводящий с ума, смертельный коктейль.
Я не могла больше сидеть на месте. Воспалённая кожа полыхала всё сильнее, и я буквально слышала потрескивание сердца, недовольного тем, что ему всё ещё приходится биться. Казалось, если сию же секунду не сорвусь на бег, либо сгорю от бурлящей под кожей лавы, либо упаду замертво, подчинившись уставшему сердцу. Выдернув руку из капкана его пальцев, я побежала. Дворовые слуги удивлённо оглядывались на растрёпанную хозяйку. Остатки разорванной одежды развевались от ветра, шевелились, как щупальца осьминога, пытающиеся удержать. Я ничего не понимала, и не желала понимать. Знала только, что должна бежать. Бежать как можно дальше от этого демона в человеческом обличии. Но куда? Мой дом – его дом. Моя семья – он. Но я продолжаю безумно лететь сквозь ночь, по пустынным тёмным улицам Бубастиса. Сама не заметила, как оказалась в храме. Ещё не добежав, рухнула на колени, проехав последние пару шагов по шершавому полу, и прильнула к ногам всемогущей Богини. Слёзы градом катились по лицу, горло сжимало, а ледяное сердце, наконец, оттаяло. Но облегчения это не принесло, наоборот, забившись с удвоенной скоростью, оно взорвалось мириадами искр боли. Оно стонало и пульсировало и, казалось, готово было лопнуть. Душа забилась в самый дальний и тёмный уголок, съёжилась и выла, как дикий лев, предчувствующий смерть.
Он вошёл в храм практически бесшумно, но каким-то образом я услышала тихий шелест шагов. Меня словно подбросило с пола. Обернувшись, я увидела Его. Сердце переместилось в район горла, дыхание сбилось, ладонь метнулась к губам, придержать крик. Если бы я не прижималась спиной к ногам Богини, то уже неслась бы прочь от него. Помимо разума, поддавшись порыву. И в то же время, сердце, пульсирующее в горле, словно рвалось к нему навстречу. Спрятавшаяся было, душа робко тянула к нему хрупкие руки, в то время, как животные инстинкты буквально вопили о том, что надо бежать. Меня раздирали противоречивые чувства. Острыми зубами рвали на мелкие клоки. Взгляд рефлекторно зашарил вокруг в поисках помощи и уцепился за дочь Бастет, сидящую на алтаре. Рядом с кошкой, будто кем-то оставленный нарочно, лежит кинжал. Выбор сделан.
– Тебе не убежать, Мернейт, – снова этот голос, который заставляет вздрагивать.
Взгляд скользнул к нему – тёмному силуэту. Я полюбила его – это порождение зла. Я – жрица милостивой Богини, влюбилась в её злейшего врага. Как такое могло случиться? Я не могу предать Бастет и остаться в этом мире с ним, как бы этого ни хотелось. Сколько зла он может причинить с помощью жрицы? Нет, этого не должно случиться. Вот моё спасение – взгляд сам собой вернулся к поблёскивающему в слабом лунном свете кинжалу. Рука сама потянулась ощутить в ладони прохладу и тяжесть металла. Хватаю нож и расширенными глазами смотрю на мужа.
– Не делай этого, Мернейт, – приказ, которому сложно сопротивляться, но я должна. – Это ничего не изменит. Ты будешь всегда принадлежать только мне.
Он говорит, но не пытается помешать. Я не знаю почему, и уже не хочу знать. Нет времени разгадывать загадки. Сейчас могу лишь радоваться тому, что он не старается остановить меня. Из крепких рук нет способа вырваться.
– Я не могу принадлежать тебе, – говорю тихо, но твёрдо, пытаясь дышать глубоко, чтобы успокоить обезумевшее сердце. – Милостивая Богиня, – вскидываю глаза на изваяние Бастет в последней мольбе, – прими душу жрицы твоей. Забери меня домой.
Резкий замах… Пальцы, судорожно сжатые на рукоятке кинжала, сами собой расслабляются. Сводящая с ума, боль в груди, но не могу кричать, захлёбываюсь хлынувшей кровью. Я сделала это. Смогла. Теперь я чиста перед Богиней. Он не сможет творить зло с моей помощью. Последнее, что вижу – безразличное лицо любимого мужчины с горящими огнём глазами, а потом темнота.
Отредактировано: 23. 09. 2014г