Проснулся Гоша от страшного холода. Не открывая глаз, он с трудом приподнял свою левую руку, потрогал голову, плечи, грудь, живот, ниже – все на месте. С помощью левой он отогрел правую руку, потом обеими руками усиленно начал тереть всего себя.
Открыл глаза и, подпирая руками своё непослушное тело, умудрился присесть. Потёр закоченевшие ноги – зашевелились пальцы. Только теперь Гоша заметил, что сидит он на совершенно голом человеке и рядышком лежат ещё несколько таких же голых. Подумал: «Где это я, почему все голые? Вроде бы не в бане и не в общаге, а тем более не в своей хибаре...»
Он встал на четвереньки, осторожно переполз через спящих, стараясь не придавить их, и поднялся на ноги. Нигде не обнаружив своей одежды, Гоша пошёл искать выход на улицу.
И тут женщина, так внимательно следившая всё это время за каждым его движением, увидела, что этот, вчерашний, направился к ней. Ошибиться она не могла, резко сорвалась с места, но за что-то зацепилась и грохнулась на пол. Не теряя ни секунды, дабы не стать жертвой вчерашнего покойника, она нащупала дверь и юркнула в другую комнату, надёжно захлопнув за собой массивную дверь.
– Господи, помилуй, спаси мою душу грешную! – перекрестилась она и судорожно схватила телефонную трубку. – Аллё, аллё! Скорее на помощь! Вчерашний покойник поднялся! Да, хант! А почему ты его в больницу не отвёз?.. Да ты что, окаянный, если хант – значит, сразу ко мне, если русский – в больницу? Эй-ай!.. Скорее!.. Он стучится в дверь...
Тем временем Гоша определил, что никакого выхода из этой ямы нет, кругом толстые бетонные стены, а на окнах надёжная решётка из толстой арматуры.
– По всей вероятности, это ЛТП, – подумал Гоша.
Холод сковал всё тело. Гоша энергично растирал себя, делал незамысловатые упражнения, сжимался и не знал, где притулиться: кругом ледяной бетон и обжигающий холод.
В это время широко распахнулась дверь, вошли участковый и незнакомая старушка с седыми волосами. Гоша почувствовал волну тёплого воздуха.
– Здравствуйте, Егор Хакович, – вежливо поздоровался участковый, капитан милиции Тришкин, – ты уж, пожалуйста, извини нас, неувязочка вышла, мы малость перепутали координаты. А теперь одевайся и иди к своей молодой супруге. Я приношу извинения твоей жене за такой казус.
Тришкин взял одежду из рук тёти Клавы, достал из потёртого кармана Гошиной полинявшей от солнца рыбацкой штормовки направление в ЛТП, показал его хозяину и тут же разорвал на мелкие кусочки. А для пущей верности добавил:
«Егор Хакович, считай, что ты уже оттарабанил сполна свои кровные восемнадцать месяцев трудотерапии, получай от меня в подарок амнистию. Такого я отродясь не видал!»
Гоша недоумевал: «Что же такое творится с участковым, с чего он вдруг стал таким масляным? Раньше, бывало, крыл сплошным многоярусным русским матом».
Гоша оделся, глянул ещё раз на то место, где отдыхал и где до сих пор неподвижно лежали спящие люди, круто повернулся и через соседнюю комнату вышел на улицу.
Когда он открыл скрипучую дверь своей драной лачуги, сидевшая за столом жена Альбина ни с того ни с сего откинулась на спинку дивана и закатила глаза. Тесть с тёщей с полными рюмками водки в руках застыли с раскрытыми ртами, не сказав ни слова своему зятю. На столе уныло стояли несколько бутылок водки, лежали хлеб, соль и рыба.
– Сынок, неужели это ты? Слава Богу, что вернулся целый и невредимый, – наконец пришёл в себя старый тесть. – Вчерась приходил к Альбине мил человек, наш участковый, и сообщил, что при переходе дороги тебя случайно сбила машина, что он подобрал тебя и отвёз... А сегодня должны были тебя... ну, это, посмотреть, от чего ты умер... А мы, горемычные, заказали... назначили день... родным телеграммы отправили, вот-вот должны приехать... Мы, Гоша, выпили за упокой твоей души...
– Давайте выпьем за твоё здоровье, чтобы ты жил долго-долго и радовал нас отменным уловом, – скорбным голосом сказала тёща, смахнув с лица нахлынувшие, но теперь уже от радости, слёзы.
Гоша налил себе полный стакан огненной воды, посмотрел в окно, на широкую реку Полуй, задумался и тихо произнёс: «Поеду на рыбалку, хватит сачковать...»
Услышав знакомый голос, Альбина открыла глаза, посмотрела на своего «покойного» мужа и зарыдала.
Гоша подошёл к плачущей жене, положил руку на её плечо и, хлопая близорукими глазами, виновато пробормотал: «Ну, хватит, Аля, живой же я, живой...»
Нина Ядне.