Светлое поле, тёмное, светлое, тёмное… Матовый блеск фигур. Они всегда так стояли. Даже когда выглядели по-другому. Но уже были. Чёрные и белые. Всегда. Когда отрываясь от пергамента и кожи, уставшими глазами щурясь на свет огня, расставлялись фигуры, пока сохнет краска или лак, когда появлялись промежутки между работы, откладывались инструменты, стамески и резаки, когда ожидание наваливалось тягучей массой времени и штиля… Они выручали. Всегда. Как теперь.
- Ты будешь делать ход? Его вопрос вернул меня в действительность. Опять отсутствуешь? Нетерпеливо повёл он крыльями. Я улыбнулся, посмотрел на него, на доску… Ход? А… Давай так.
Он озадаченно взглянул на поле, на меня, покачал головой: - Ты невозможен… Нет. Определённо. И сделал ход в свою очередь.
- С тобой же нельзя по-хорошему. Тебя в ежовых рукавицах нужно держать. На расстоянии меча и шпаги, и обязательно чтобы остриё в яремную ямку упиралось, чтобы вздохнуть не мог, чуть шевельнулся и… Если не смерть, так крови по колено… Ну как так? Это что? Развлечение такое? Диагноз? Строение организма? Хотя, да… Наверное. Что тебя об этом спрашивать?...
- Ты о чём?! Не понимая, потряс я головой, пытаясь уловить ход его мысли.
- О чём? Да всё о том же… Где ты всё время витаешь? Ты можешь сосредоточиться? Вот поражаюсь я… Другим ты помогаешь, поддерживаешь, что-то делаешь, это замечательно, но себе? Себе, почему не можешь помочь? Это настолько сложно? Проще махнуть на свою жизнь рукой и болтаться без руля и ветрил по воле волн? Изображать из себя мёртвое бревно, за которое кто-нибудь уцепится при крушении? Это нормально? Нет, это тоже имеет место быть, но тогда не ной, что не живётся. Умер, так умер. Либо живой, так живой, определись…
Я долго смотрел не него, слушал внимательно, пытаясь уложить в мозгу весь этот поток его слов и до меня, наконец, дошло. Я, кажется, понял, о чём шла речь. И мне стало так смешно…
Теперь настала его очередь на меня смотреть удивлёнными глазами. – Эй! Он пощёлкал у меня перед лицом пальцами как заправский психиатр. Перестань ржать! Я с тобой серьёзно разговариваю, что за хохот?
- Сейчас… Сейчас я успокоюсь… Сквозь разбирающий смех я успокоил его. Просто… Да… Ты знаешь куда ферзя нужно поставить… Прав. Нельзя со мной по-хорошему. Калёным железом слов, это нормально, это привычно, а когда по доброму, с улыбкой… Ведь казалось бы всё хорошо… Но. Господи… Я не знаю, почему так больно! Почему от этого выть хочется… А себе помочь… Мёртвый или живой… В саду крокусы зацвели. Мама радуется. Меня это тоже греет. Соскучился я, да. Поймал себя на мысли в оранжерее. Там столько жизни… Живой, настоящей, природной… Чайные розы, саженцы в горшочках, дети ещё, махонькие ладошки липких листочков тянут к солнышку, хвойники мои любимые, туи, кипарисовики… Давно уже не чувствовал этого… Соскучился, по жизни соскучился, по этому ощущению наполненности… А, да что я…
Махнул рукой и оборвал мысль на полуслове - Ты ходить будешь?
Он усмехнулся – А чего ходить? Мат тебе давно. Собирай шахматы… Партия.