Глава 6.
Порывшись в сумочке, я достала ключик на брелке. По правде говоря, ключей было два, но ригельный существовал так, для проформы – замок снаружи на него не закрывался, а как напоминание для меня. И все я забывала об этом. “наконец-то добралась, – успела подумать я, – сейчас просто упаду”, и очень удивилась, увидев на пороге своего Игорька.
– Привет, ты давно ждешь?
А он ответил той же фразой, что:
– Ужинать будешь? Я приготовил.
Первый раз такой фразой меня встречала не мама, но у меня не было даже сил, чтобы похвалить его:
– Что ты. Все потом, а сначала – в туалет, душ и так далее…
И отправилась выполнять программу. Человеку, изобретшему водопровод и душ, надо поставить памятник. При жизни. Правда, подозреваю, это было в столь древние времена, что ему за это отрубили голову, как минимум. С чем я совершенно не согласна. То есть, с усекновением, ибо меня всегда это возвращало к жизни, хотя бы частично. Я простояла почти неподвижно не менее получаса, и мне показалось, что напряжение уходит, хотя бы физическое.
Но я не могла ни сосредоточиться, ни собрать в кусочек свои разбросанные мысли. Потянувшись за полотенцем, я вспомнила, что утром бросила его в комнате, и, приоткрыв дверь, позвала:
– Игорек, принеси, пожалуйста, полотенце и халатик.
Он не заставил себя долго ждать, но, наверное, обомлел, увидев меня в таком виде – мало что не одетой, так еще и заморенной. Но мне было не до того. Я протянула руку, и вдруг у меня перед глазами поплыли круги, и я рухнула ему навстречу. Ну, пусть не рухнула, но все-таки…
Наверное, он все же успел меня подхватить, потому что проснулась я примерно через пару часов в своей постели без видимых признаков ушибов, тщательно укрытая покрывалом.
Меня разбудил внезапно пошедший дождь, нагло колотивший по стеклу и подоконнику. В комнате стало прохладно и сумрачно. И тихо-тихо, если не считать, конечно, дождя. И мне стало покойно, сон вернул силы, да и молодой организм восстанавливается быстро.
Повернув голову, я увидела, что Игорек сидит в кресле и держит на коленях Notebook. И не просто держит, а очень резво стучит по клавишам. Потом что-то шепчет про себя, и опять, уже медленно, как будто испытывает затруднения или сомнения, продолжает свое дело. Берет мышку, и проводит по стоящей рядом бельевой тумбочке. Мне показалось, что он не играет, а занимается чем-то другим. Не скрою, что наблюдать было приятно, и еще несколько минут я лежала неподвижно, испытывая ранее незнакомое мне чувство. Он казался совсем мальчишкой, и оттого я не хотела прерывать его занятия. Пусть это будет моим маленьким секретом. К тому же я испытывала некоторую слабость, хотя сон пошел мне на пользу. Но как же я могла так отрубиться? Волнение и давление, что ли? Рановато, однако, девушка.
Игорек все же, наверное, почувствовал мой взгляд, потому что отложил в сторону Notebook и улыбнулся, глядя на меня?
– Слава богу, ты проснулась! А я сначала подумал, не случилось ли с тобой чего.
– Да, сегодня было… – я замялась. – Видишь, какая у тебя девушка слабая, – непроизвольно вылетело из моих уст, и было признанием некоего статус-кво. Он понял, но не подал виду, – а долго я спала?
– Часа два с половиной.
– И ты не скучал? Телевизор бы включил.
– Да нет, сидел, смотрел на тебя, потом поиграл немного.
Я с сомнением посмотрела на юношу?
– Ой, ли, только играл?
– Конечно, а как же? – он не договаривал, но врать не умел совершенно.
– А ну, покажи-ка, чем ты там занимался? – я привстала на постели, инстинктивно натянув простыню до подбородка. Игорек нехотя взял Notebook, подошел ко мне и присел на краешек рядом. Я посмотрела на светящийся экран. Там явно не была игрушка. Более того, происходящее напоминало ту картинку, которую я вчера строила сама, но только напоминало. По экрану с простым фоном – взят из стандартных, передвигалась маленькая танкетка, натыкалась на препятствия, обозначенные косыми линиями, отскакивала от нее, пыталась объехать. Если же этот маневр не проходил, из танкетки выскакивала стрелка и проделывала брешь в заграждении. Пока это выглядело схематично, но впечатляло.
– Вот, значит, какие игры? И как это понимать? – я слегка отчитывала своего юного друга, но все же была, в который раз, приятно удивлена.
– Ну, только небольшой макет. Помнишь, ты показывала?
– И это ты сам? – вопрос опять-таки был явно неуместен, ибо я прервала творческий процесс.
– Ну, да…. Только у меня времени было мало.
– Что же ты, поросенок, лапу мне на уши вешал, мол, игрушки и прочее, компьютера в глаза не видывал? – я старалась быть суровой, но, честно говоря, у меня не слишком это получалось.
– Ладно, показывай дальше, – смягчилась я.
Он стал нажимать на клавиши, показывая, как работает программа. Он мог затормозить движение модели, или, наоборот, разогнать ее. Совсем, как у меня. Я подумала, что меня опять провели, но была заинтригована, и больше не сердилась. Наши плечи соприкасались, Notebook лежал у меня на коленях, танчик все бегал по экрану, и ожидал команды, которую не мог дать Игорек, так как правой рукой обнимал меня.
– Так все же, почему ты не сказал сразу?
– Но ведь тебе и самой было интересно мне показывать, но ведь такого классного компьютера я и в руках не держал, не то, что мой, где все ползет еле-еле.
– Ладно, прощаю, – великодушно сказала я, повернувшись к нему, и подтолкнула его плечом. Он ответил, и я засмеялась. И в этот момент наши губы соприкоснулись. Я замерла на мгновение, и вдруг, сама неожиданно для себя, сказала:
– Положи компьютер, – а то разобьется, сказала я и едва услышала свой голос. Нашла, о чем думать!
Поцелуй был неторопливый, но вместе с тем возбуждающий постепенно и безвозвратно, и мы не могли насытиться друг другом. Мигрень моя внезапно прошла, как будто он снял ее своим чудодейственным поцелуем. Голова моя оказалась на подушке, простыня сама собой сползла до пояса, но мне было уже не до того. Его нежные руки ласкали мою грудь, вернее, только держали в ладошках, и я почувствовала, как набухают соски и разгорается желание. Я прижала Игорька к себе, и чувствовала, как бьется его сердце. В тот момент, когда, казалось, дышать уже стало невозможно, его губы переместились на мою шею, грудь. Он гладил мои разметавшиеся волосы, ласково трогал кончиком языка мой сосок, обходил им вокруг, не подозревая, что это еще больше возбуждало меня. Я наконец-таки расслабилась, и больше не хотела сдерживать себя, лишь бы эти ласки продолжались бесконечно.
А он еще не решался на большее, и лишь наклонялся надо мной. “Руку… туда – прошептала я ему на ухо, – только не спеши…” Он понял все, и, наверное, не осталось ни одной точки, выемки на моем теле, куда бы он ни прикоснулся. Я чувствовало нарастание наслаждения, когда он дотронулся до маленького и горячего бугорка…, меж моих раскрывшихся и поднявшихся навстречу бедер. … Увы, я стесняюсь писать даже для себя…. Но была близка к потере сознания, уже по другой причине, и совершенно безотчетно сделала ответный ход. Найти то, что пока пряталось в шортах, было не сложно, так как и он уже едва сдерживался. Но упругое и горячее его достоинство не было нетерпеливым. Прикосновение к нему вызвало новую волну наслаждения, он пульсировал в моей руке, и, казалось, еще больше увеличивался в размерах. “Неужели он скоро … войдет в меня?” – пронеслось в моем сознании, но я не могла торопить.
И это был уже не интерес, а непреодолимое желание соединения, когда мозг уже не управляет сознанием. Соприкосновение обжигало меня, и он чувствовал то же самое, убаюкивающий мое разгоряченное и влажное лоно.
“И откуда он все знает?” А коленки сами собой согнулись, и я, почувствовав пробежавший по телу разряд, еще сильней сжала его, и вдруг услышала шепот:
– Ленка, милая, больше не могу…, – но мотнула головой – отпустить его было выше моих сил, которых хватило лишь на то, чтобы прикусить губу….
Прижала его руку, и горячая струйка брызнула на мое бедро…. Мы еще некоторое время не разжимали объятий, с трудом переводя дыхание и отмеряя время своим пульсом. Потом все же он отстранился и, стеснительно не глядя на меня, расхристанную, выскочил из комнаты.
– Я сейчас….
Минута его отсутствия показалась мне вечностью. Нега разливалась по моему телу, ожидавшему еще большего наслаждения…
Здесь я поставлю множество точек, и каждая будет мне напоминанием. Вот первая, когда он пришел. Нет, это только для мыслей, моих, и я не могу доверить их даже бесстрастному компьютеру…
Часа в три ночи я бросила безнадежно испорченную простыню в таз, залила водой, и закрыла крышкой. Нет, я не собиралась вывешивать ее на воротах, как, впрочем, и позволить мазать их дегтем. Мы с аппетитом – а он у меня проявился зверский, – съели, не разогревая, приготовленные еще днем Игорем эскалопы, пирожные с горячим чаем, что было архи необходимым для восстановления сил.
Игорек не сводил с меня глаз, держал за руку, а его мальчишеское лицо расплывалось в широкой улыбке, которую он тщетно пытался сдержать. Я сидела в тоненьком, почти не застегнутом халатике, уже не заботясь о том, что моя грудь иногда вызывающе-соблазнительно выглядывает из него. А потом он снова взял меня на руки, и его синие влюбленные глаза говорили о том, что отпускать он меня совсем не собирается…
Вот и сейчас прочитала написанное, сделала распечатку – да, на бумаге воспринимается все иначе, и подумала – вдруг кто-то случайно прочтет, скажет, какая циничная молодая особа, расчетливая и распущенная. Так выходит. Но… Я испытывала, как и должно быть, и осознанный страх и неуверенность, и сердце мое бешено колотилось, и путалась в мыслях – как все будет сейчас, потом, как утром встану, пойду на работу, и люди, пусть только прохожие, заметят мое состояние, и каждому станет ясно, что, мол, эта девица сегодня…
А вдруг я ему не понравлюсь, хотя это уж совсем глупо. Нет, меня не беспокоили ни возраст Игорька, ни – ну уж не знаю, что, но состояние было тревожное. Однако он уже потом был так ласков со мной, меня успокоило, и я подумала, что те, ночные сновидения были сном не совсем, но постеснялась спросить, пережив их еще раз наяву. Он говорил глупые, совершенно глупые слова, которые фоном ложились на сознание, и значили куда меньше, чем интонация. Красивый и нежный мальчик – без идеализации, но мальчишка же! Но образ не раскладывался на составляющие…
Однако Светка была права, – что-то изменилось в моем облике…
– Ну нет, голубушка, ты сегодня не отопрешься! Фу, блин, голова раскалывается. А как у тебя?
– Да вроде ничего.
– А ну-ка, повернись! Да, тебя сегодня уж точно оттрахали, прямо вся светишься, как китайский фонарик. Ну почему она могла все читать по физиономии!
– Почему как китайский?
– Да все равно, колись. Может, она была права, но только частично, ибо я сама принимала немалое участие, сейчас же попыталась отговориться?
– А почему бы и нет. Но все же выдала себя, оглядевшись машинально по сторонам, и улыбнулась, ну не могла иначе.
Светка оторопело посмотрела на меня – видно, до нее начало доходить:
– Так ты … – глаза у нее, и так огромные, стали квадратными, и она тактично замолчала, понимая, что существует некая граница, но все же не выдержала:
– А этот, твой мальчик – так принято называть кавалеров, – как…?
– Мальчик, – я покраснела. Действительно, еще мальчик. Мой мальчик. Совращаю несовершеннолетних, прости, господи! – Красивый, да. И очень нежный. И это была сущая правда.
Впрочем, это я говорила ему и раньше, не представляя, к каким последствиям может привести, ибо у меня тогда и в мыслях ничего подобного не было. Наши семьи, чьи участки разделяла чисто условная граница, общались между собой несколько лет – по крайней мере, как я себя помню. Соседский мальчонка был просто мальчонкой, рос и вытягивался, как и полагалось. И мы всегда переговаривались и с его родителями, и с Игорьком, как его звала мама, и, в случае чего, занимали друг у друга необходимое на сейчас, и приносили хлеб и молоко из магазина – все совершенно обычное. Родители говорили о видах на урожай, об успехах детей, о мелких бытовых проблемах.
Естественно, Зинаида Петровна нахваливала меня, а моя мама – ее сына. К ней присоединялась и я, как сейчас думаю, иногда допуская неосторожные высказывания – в смысле похвалы, что он и принимал за чистую монету. “Ну, Игорек, вырос совсем. Скоро от девчонок отбоя не буде, уведут у мамы помощничка!”
Он смущался, – действительно, за последние год-два вытянулся, превращаясь из подростка в красивого юношу, говорил: “Да ну вас”, и убегал по своим делам. Мы просто посмеивались, не задумываясь о том, как он это воспримет. К тому же Игорек был безотказным – сгонять в магазин за хлебом, сахаром, солью для него не составляло проблем – сначала на велосипеде, затем – на мопеде, а теперь уж и на мотоцикле.
Иногда – несколько раз в прошлом, и в этом году, он как бы случайно оказывался возле платформы, когда я приезжала из города на выходные на электричке. Я не придавала этому значения, правда, задавала провокационный вопрос – не ожидает ли он кого. Игорек отнекивался, а я и не подозревала, что “кого-то” относится ко мне самой. Может, и чувствовала, но не принимала всерьез. И была рада, что можно не тащиться пешком лишних полтора километра, хоть и не далеко, а все же.
Но тогда никаких иных знаков внимания я не замечала. Да и на участке позволяла себе появляться весьма свободно одетой – в оборванных шортах под обрез из старых джинсов, и чисто условной маечке. Не до того было…. И вот.
Пожалуй, о нас хватит. Правда, есть еще один момент. Но я попытаюсь связать свои, даже не знаю, как сказать, соображения, воедино. Но пока не могу. Неужели придется опять углубляться в прошлое или повторяться вновь? А пока невообразимо хочется спать. Стрелки бегут-бегут, и время в правом нижнем углу монитора показывает завтра. Местное, конечно.
Продолжение следует…
To be continue…