Тень аггела

 











Аггел  – злой дух, дьявол.
(Словарь церковно-славянского языка)




       (Отрывки)


    
     Никола очень спешил.
     Легко и непринужденно он пролетел половину лестницы, ведущей  из метро, и так же легко и непринужденно чуть не врезался лбом в очередную ступеньку. Его спасли перила, которые оказались рядом, и  отличная реакция.
Опять шнурки развязались!
Новые ботинки были всем хороши – легкие, удобные, из мягкой натуральной кожи. Но какому-то придурку пришло в голову на такой суперской обуви сделать крошечные дырки для шнурков! Тонюсенькие завязки были шелковистыми, скользкими, и никак не хотели держать узел. И заменить нечем – Никола безуспешно обегал несколько магазинов. Если шнурок пролезал в дырку, так только такой же шелковый, никчемушный.
     Красный от смущения, Никола осторожно одолел несколько оставшихся ступеней и опустился на корточки недалеко от зияющей пасти метро. Морским узлом их завязать, что ли? Или совсем выдернуть? Так хоть жизнь будет гарантирована…
      Справившись со шнурками, он резко выпрямился. Вот тут и произошло столкновение. У Николы мелькнула  не к месту смешливая мысль, что ступенька его все-таки догнала и стукнула по темечку. Из глаз искры, в ушах звон!
     Мужичок в черном берете, похожий на престарелого художника, так же стремительно, как давеча Никола, вылетел из метро в тот момент, когда Никола поднимался с корточек. Ну Никола и врезался  темечком в его подбородок. Поднимая слетевший с головы шикарный головной убор, мужичок ругался на чем свет стоит.
А Никола – что ж, бывает, - потер ушибленную голову, пробормотал себе в оправдание что-то о законе парности случаев.
    -Кстати, - попытался он охладить разозленного мужичка, - если сегодня у вас только эта неприятность случилась - ждите вторую.
    Мужик от неожиданности рот раскрыл и  с большим подозрением оглядел Николу.
    -Ты что имеешь в виду?! – то ли с опаской, то ли с нерешительной угрозой прорычал он.
    -Ничего конкретно. Просто, повторяю, есть такой закон - парности случаев…
    Мужик надвинул на лоб берет, выругался и резво побежал к своей цели.
    Николина цель находилась в той же стороне, куда вприпрыжку скакал мужик. И, кажется, в  одном здании…  Ого, никак они спешили даже в одно заведение с шикарной вывеской на двери –«Банк  «Россия плюс».
     Никола развеселился и сбавил шаг – еще подумает художник, что Никола преследует его с целью ограбления.
В двух шагах от двери банка, куда нырнул мужичок, он остановился и закурил.
     По улицам центра бродила праздная публика. Кажется, на всю Москву остались только двое озабоченных – художник и Никола, остальные уже расслабляются. Вот двое парнишек стоят недалеко, тянут пиво из банок, беседуют неспешно. Впрочем, один из них  бросил только что зажженную сигарету и скрылся за дверью банка. Его товарищ остался, спокойно покуривая…
Никола моргнул. Предзакатное солнце запустило из-за старого особняка пучок лучей, они били прямо в глаза. Из-за этого, наверное, только что четкая фигура вдруг как будто расплылась, по ее контуру словно заклубилась темная полоса…
Никола замер. Что-то такое уже было в его жизни… В детстве, в шестом или седьмом классе… Что-то странное, необъяснимое и оттого страшное…
      Бросив сигарету под ноги – урны в Москве практически исчезли из-за терактов - он поспешно вошел в небольшое помещение банка. Девица за стойкой - у нее он  получит нужную информацию и быстрей, быстрей к Аллочке.
      Мужичка в берете Никола увидел сразу. Тот колдовал у банкомата, неширокой спиной старательно закрывая от посторонних глаз свои манипуляции.
      Давешний парень внимательно изучал за столиком  банковские буклеты. Он сидел в трех шагах от Николы,  очертания плеч и рук на столе были размытыми, расплывались, будто за ними колыхался темно-серый туман.
      Никола перевел взгляд на девицу за стойкой. Обтянутые голубым плечики четко вырисовывались на фоне светлой офисной стены. Роскошные формы ее собеседницы – дамы в белом пиджаке – Никола  видел так же четко. Он прошел через арку в другую часть помещения, встал вполоборота к парню за столиком, не выпуская его из виду.
     Если все так, как было давно – давно в детстве, надо что-то предпринимать. А что?
     Никола закрыл глаза. «Это случайно. Это ничего не значит. У меня свои проблемы. Я ничего не могу предотвратить».
     Судорожные самоуговоры ничего не изменили. Он понял это, когда открыл глаза и увидел, как художник, засунув толстый бумажник во внутренний карман курточки, пошел к выходу. А парень с тенью за спиной, которую видел один Никола, положил буклет на стол и, не торопясь, двинулся ему вслед.
     Никола помедлил и решился.
     Он просто пройдет немного за парнишками, чтобы убедиться: у него нелады со зрением, или глюки, или паранойя. Он просто убедится и вернется к своим делам.
     Только немного пройдет за ними.



               

 



    - Слушай, Любавин, я все забываю сказать: эта баба опять звонила.
    Вера   проводила глазами  медсестер с каталкой, на которой еще спала прооперированная девочка, и хмуро уставилась в Николину спину.
    - Слышишь, что ли?
    Он сдернул  марлевую повязку:
   - Теперь слышу. Так какая баба?
   - Миргородская. У меня там записано. И  все телефоны ее. Очень просила, чтоб ты ее удовлетворил. Между прочим, сегодня она  на Аллу напоролось.
    Никола засмеялся:
    - Верунчик, вот пойдешь ты рожать своего поскребыша, а кто же за моей нравственностью следить будет?
    - Плевать мне на твою нравственность. Просто я  точно знаю, что эта твоя Миргородская в подметки Алле не годится.
    - Иди лучше чайник включи. На сегодня все, кажется…
    Когда он дошел до ординаторской, чай уже был заварен, а Верунчик с неудовольствием рассматривала в зеркальце свое отечное бледное лицо – домой собиралась.
    Он сел в кресло, вытянул  ноги. После трех операций гудело все тело, не только конечности.
   «В бассейн, что ли, записаться?» - подумал он, уже не надеясь, что когда-нибудь действительно перейдет к делу от благих намерений вести здоровый образ жизни.  И привычно пошутил над собой: и сила есть, и воля есть, а силы воли – ну ни капли…
На столе лежала бумажка с номером Миргородской. Звонить не хотелось. Протягивая ему чашку, Вера поторопила:
    - Звони, звони, Любавин. Все равно ведь не отстанет.
    - Ты думаешь? – без надежды спросил он.
    - Уверена. Звони: раньше сядешь – раньше выйдешь.
    Он набрал номер. Заученно-вежливый голосок пропел в трубке:
    - Фирма «Аристель», слушаю вас.
    - Пригласите, пожалуйста, госпожу Миргородскую, - подмигнув Верунчику, Любавин отхлебнул поостывший чай, поставил чашку на живот. Вера сделала большие глаза:  обожжешь пузо, доктор! Она потянулась убрать чашку, но Никола поймал ее  руку и поцеловал  - чашка угрожающе закачалась. Это, по-видимому,  означало: иди домой,  без тебя теперь справимся. Вера с сожалением посмотрела на него.
    - Привет, Линочка! Это Любавин.
    Пока  бывшая одноклассница, перемежая легкие упреки с умеренной радостью,  примерялась к серьезному разговору, Любавин успел допить чай и закурить сигарету.
    - Доктор, не забудьте проведать прооперированных, - громко  сказала Вера от двери. Никола выпустил в  ее сторону пару ровненьких колечек дыма, она фыркнула и исчезла.
     Мурлыканье в трубке прервалось, и Никола понял, что от него ждут конкретного ответа: когда и где. Морщась, он смотрел на столбик пепла, готовый сорваться в пустую чашку. Не хотел он никаких встреч и разговоров. Не время для них… А когда будет время? Может, теперь ему до самой смерти прятаться от людей прикажете? Знакомое раздражение, смешанное с тоской, разливалось в груди…
    - Лин, я бы хоть сию секунду. Но, понимаешь, мне в больнице торчать сегодня допоздна, а завтра дежурство и так далее…
Никола на расстоянии почувствовал, как рассердилась Миргородская.
   - Так давай я к тебе в больницу приеду! В пять закончу работу и приеду!
    - Что, все так серьезно?
    - Диктуй адрес…
    Он положил трубку и задумался.
     Коллеги уже косятся на него, а Верунчик – та прямо сказала:
    - Ты, Любавин, изменился. Не шутишь, не смеешься, глаза все прячешь. Украл что или как?
    - Или как,- согласился он, заставляя себя не отводить взгляда от ее обеспокоенного лица. Слава Богу, крепенькая фигурка Верунчика не расплывалась перед глазами.
    - Жениться тебе надо, Любавин. Засиделся в девках.
   Он хохотнул, удивляясь себе: только Верунчику позволялось изредка касаться бестрепетной ручкой операционной медсестры самых тайных струн докторской души. Так уж у них сложилось.
    Никола неохотно поднялся с кресла. О пустой чашке на животе он умудрился забыть, и она скатилась на пол. Не разбилась. А жаль. Не видать ему счастья!
    До приезда Миргородской надо еще кое-что сделать. Во-первых, позвонить на этаж Аллочке и предупредить, что задержится и ждать его не надо. Потом посмотреть детей, которых сегодня оперировал. Заодно глянуть на всех остальных. И поймать, если удастся, анестезиолога Красовского – завтра одна, но очень непростая операция. Ну и писанина, конечно. Он глянул на стопочку историй болезни. Как раз до шести управится…

     - Я добивалась этого свидания с неприличной настойчивостью. Прости. Такое впечатление складывается, что ты  скрываешься от нас. Скажи, что я ошибаюсь.
     Ангелина Миргородская смотрела немигающими длинными глазами, всем своим напряженным существом выпевая древнюю  как мир песню, смысл которой был совсем не тот, что заключался в произносимых словах. Благоухание ее духов перебивало все больничные запахи.
     Никола вздохнул. С момента появления одноклассницы  он отчаянно сочувствовал всем в мире кроликам, которые когда-либо встретились на пути голодного удава.
     Лина окинула взглядом ординаторскую.
    - Придется нашей фирме провести благотворительную акцию. Разве это комната для отдыха?
    - Эта комната для работы, Лина.
    Она грациозно поднялась с диванчика, обдав Николу пронзительно-свежим запахом духов. Узкий носок туфельки на секунду приподнял клочок диванной обивки, болтающийся до пола. Ухоженный ноготок постучал по закипающему чайнику, который за много лет нещадной эксплуатации забыл, что назывался «Тефалью».
    - Это ужасно, Любавин.
    - Да вообще-то нормально, - неуверенно запротестовал он.
   Нищету родной больнички он ненавидел, но в других ситуациях. Например, когда приходилось, пряча глаза, советовать родителям запасаться дорогостоящими лекарствами, которые нужны ребенку и которыми он, врач, обеспечить их не мог. Или когда увольнялись отличные специалисты – то врач  из кабинета ультразвуковой диагностики, то медсестричка, то хирург. Увольнялись, отыскав место посытней. Ободранная мебель в ординаторской волновала Николу как раз меньше всего.
    - Ты сразу после института осел здесь, Любавин? Хочешь, я устрою тебя на хорошие деньги?
     Никола очень хотел хороших денег. Но три раза подряд, не успевал он  написать заявление об увольнении, как в его отделении появлялись крайне тяжелые больные. Одного маленького так и не удалось спасти. И Любавин стал суеверным. Он, конечно, обязательно уйдет отсюда, но чуть позже…
    - Линочка, будем считать, что инспекторская проверка закончена. Перейдем ко второму вопросу. Давай выкладывай, что у тебя?
     Кроличье оцепенение прошло. Хотелось побыстрей  закончить еще, в общем-то, не начавшийся разговор и оказаться на улице, где пахнет дождем, листвой и близким домом…
      - Вадика Мацеру помнишь, дружка своего школьного? Конечно, помнишь. Он, кстати, очень огорчается, что ты не торопишься снова заобщаться. Так вот, года два назад он неожиданно появился на моем горизонте…
     Фирма «Аристель», в которой Ангелина Миргородская была коммерческим директором, поставляет продукты в различные торговые точки города, крупные и не очень. Сама же «Аристель» получает товар в основном из стран-производителей через посреднические фирмы, но, кроме того, имеет небольшую мобильную сеть российских мини-фирмочек, в составе которых насчитывается всего  несколько человек. Вадик Мацера как раз такую мини-фирмочку и представляет. Сначала сотрудничество устраивало обе стороны, но Вадик стал наглеть, и чем дальше, тем больше. За свои поставки он требовал такие деньги, что  Лининой фирме  работать с ним стало невыгодно.
      - Я что-то не понял, - поморщился Никола. – Невыгодно, так не работай!
     Ангелина странно посмотрела на него, стянула с соседнего кресла пакет.
    - Это тебе, Никола. Пробовал когда-нибудь?
    Он вертел в руках красивую бутылку, с интересом разглядывая ее.
   - «Хенесси»? Нет, не пробовал. Я ж не в торговле работаю, пардон, конечно. И в крутые не вышел, увы! Спасибо тебе, дорогая! Если б не ты, может, умер бы, так и не попробовав настоящего  французского коньяка!
     - Никак насмешничаешь?
     - Ни в коем случае. Просто я нервничаю, разве не видишь? Ты вот-вот откроешь мне какую-то страшную тайну… А может, не надо, Линка? Может, мне никаких тайн нельзя доверять?
     - Можно,- закуривая, холодно произнесла гостья. – Во-первых, ты порядочный. Не поможешь – так, по крайней мере, не продашь. А во-вторых, Вадик очень нежно к тебе относится. Ты на него сможешь повлиять. Короче, слушай.
     Она отошла к окну, приподнявшись на цыпочках, открыла форточку. Так и рассказывала, стоя к нему  вполоборота и глядя в  пустынный больничный двор.
     Тогда, два года назад,  между Вадиком и Линой завязались не только деловые, но очень нежные отношения. Он был разведен, она не замужем – Вадик переехал к Ангелине в большую отличную квартиру на Ленинском проспекте. В какой-то момент ей даже показалось, что все это надолго, если не навсегда. Уж очень хорошо они понимали друг друга. Так хорошо, что она не скрывала от Вадика рискованные комбинации, которые предпринимала втайне от хозяина фирмы.
     А потом вдруг Лина поняла, что  Вадима  не устраивает положение зависимости, подчиненности. Ведь их заработки и статус даже сравнивать нельзя… Она-то, дурочка, размечталась: одна семья – один кошелек… А никакой семьи и не было. Вадим  вынуждал  брать у него товар, привезенный из Греции, по немыслимым ценам. Она изворачивалась, подделывала документы, а когда сказала: «Хватит!» - он только засмеялся. И пригрозил, что расскажет хозяину, как Ангелина его надувала не один год…
     Никола не мог поверить, что разговор идет о том самом  Вадике, с которым в школе они были друзьями не-разлей-вода. Может, ошибается Ангелина? Или наговаривает?
   - Лин, а что же я могу сделать? – осторожно поинтересовался он. Невероятно, чтоб она всерьез надеялась на помощь Николы. Это все равно, что к первому прохожему обратиться за советом и поддержкой – так давно далеки они были друг от друга.
    - Ты должен с ним встретиться и поговорить. Почему-то я уверена, что он прислушается к тебе. Пообещай мне!
     Она села на диван вплотную к Николе, обеими ладонями взяла его руку, прижала к груди. «Какие африканские страсти!» – вернуть  самого себя в охлажденное состояние можно было только с помощью  иронии. Не вслух, конечно.
    - Пусть он от меня отстанет, мне ничего больше не нужно! Обещай, Никола!
      Он осторожно освободил руку, быстренько схватил пачку сигарет, зажигалку. Можно было бы на всякий случай отодвинуться подальше, но Никола не решился – обидится девушка. Если кто-нибудь заглянет в ординаторскую, потом придется объясняться с Аллочкой, но это потом. А сейчас надо объяснить Ангелине, что она обратилась не по адресу…
     Но Ангелина ничего не хотела слушать. Она твердила, как заведенная, что Никола должен встретиться с Мацерой, что она боится потерять работу, боится тюрьмы и хозяина, что мама не переживет и что если Никола не поможет – не поможет никто.
И в конце концов Никола обещал, что в ближайшие дни  постарается встретиться с Вадимом.
    Он проводил Лину до лифта. Пока неторопливый подъемник с тихим гулом причаливал к их этажу, она достала из сумки зеркальце, глядя в него, осторожно промокнула влажные от слез ресницы.
    - Ты в туфельках, Лина? По такой-то погоде!
    - Я на машине, Любавин.
    - А, ну да, конечно… А какая у тебя машина?
    Скрипучие дверцы лифта разъехались, Лина шагнула в кабину.
   - «Субару», Любавин.
   - У-у!- уважительно протянул он.
   - Угу, - коротко и насмешливо ответила Лина.
    Створки лифта сомкнулись. Или это был не лифт, а занавес? Никола подумал, что вот только что закончился двухчасовой спектакль, на котором его заставили не  просто присутствовать, но исполнять не последнюю роль. А зачем?
Он пожал плечами.






               
   - Ты где была, Танька? Звоню, звоню…
   - Где! За хлебом бегала.
   - Ну и как? Догнала?
   Татьяна хрюкнула в трубку.
   - Только не ври, что сам придумал.
  -Я и не претендую, - обиделся Славик. Мятная жвачка приятно холодила уставший от курева рот. «Бросить бы»,- помечтал  Славик и тут же  приказал жене, чтоб она больше не покупала сигареты блоками.
  - А что, бычки будешь собирать?
   - Я курить сейчас вот бросил.
   Они еще поболтали, а к концу трепа Татьяна опомнилась:
    - Вечно ты зубы заговариваешь, Славка. Если б я забыла – конец света! Папаша просил тебя сегодня прямо после дежурства в деревню приехать. Что-то там ему очень надо сделать. Они ж два инвалида с этим доктором…
    Танька как будто извинялась, что бедному Славику из-за папаши  после суток дежурства придется пилить за сто километров. Он рассердился на нее.
    - Обязательно на машине?
    - Нет, нет,  папка  же понимает, что тебе в лом после суток-то, да еще на ночь глядя…
    - Ну тогда не жди меня, родная!
    - Буду ждать. Завтра.

   Ехал Славка  без билета,  хорошо еще  успел заскочить в последний вагон электрички на станции Кунцево. Время позднее – может, контролеров и не будет. Он по привычке прежде всего окинул взглядом вагон.
   Народу было немного, публика приличная, смирная.
   Ему показалось, что далеко впереди сидит та беленькая девушка, подруга недостреленного, которого Славик  охранял весь свой отпуск. Но он видел ее только в медицинском халате, поэтому  сейчас засомневался – она ли.
   Если она, значит, выйдут вместе. Тогда уж он  подойдет к ней.
Никто не представлял,  - разумеется, кроме Татьяны, - насколько Славик стеснительный парень, даром что ростом под два метра и плечи – в дверь чуть не боком проходит.
   «Да ну,-  уговаривал сам себя Славка, - если сейчас подсесть, с ней разговаривать придется, а о чем? Молчать - тоже…Скажет: тупой какой».
   Лучше всего пока спокойно подремать.
   Слава устроился поудобней, закрыл глаза.
   Сон стал наваливаться сразу, но Славик еще успел порассуждать о том, какая чудная семейка ему досталась.
    Теща очень переживала, что у Славки отпуск – не отпуск получился. И придумала. Говорит: до конца года на все выходные привозите  ко мне близняшек Колю-Толю. Отдохните, мол…
   А папаша вообще неугомонный. Наверняка задумал мебель в доме переставлять, чтоб его драгоценному доктору уютнее было. Славке-то что, ему передвинуть мебель – пара пустяков. А папаша суетится, нервничает… Ну и доченька под стать родителям. Может, правильно мужики говорят, что с бабами построже нужно?
   Славик блаженно заулыбался.
   Татьяна  сообщила недавно, что немножко беременна и что собирается рожать девочку.
   - А если опять сразу двое? – испугался Славик.
   - А кто ж тебе велел? Я, что ли?
   Славик  не понял, при чем тут он.
   - Как это ни при чем? Ведь я тебя не заставляла!
   - Чего не заставляла-то, Танька?!
   - То самое! – округлила глаза жена. Она еле сдерживала смех. Потом прыгнула на него, точно как  их кошка Пулька – он даже покачнулся.
   - Сам виноват, сам виноват, а теперь рожай и воспитывай!- щекотно гудела она ему в ухо.
   - Извини, но рожать отказываюсь категорически. Придется тебе самой как-нибудь…
   Славка засопел тихонько, пытаясь представить, какая это огромная семья получится, если родятся две девочки… А потом, может, еще два пацана. И всех любить, обо всех заботиться,  в лес возить и покупать всякие дурацкие чипсы, чтоб только радовались…
   Когда электричка  отправлялась со станции Вороново, Славику снилось, будто он, как Гулливер среди лилипутов, осторожно передвигает свои огромные ноги, а за них цепляются  целые гроздья детей.
   «Многовато будет,- думал во сне Славка.- Ну что ж поделаешь, сколько есть – все мои…»


 





    

            Сбивая ровную Серегину лыжню, Никола шел по высокому берегу и поглядывал на пятнистую поверхность реки. Под самым берегом он увидел неширокую полынью, а в ней – живой движущийся комочек. Селезень! Откуда он взялся?
    Никола постоял, наблюдая. Словно бы от пристального взгляда  птица заволновалась, забила крыльями. Точнее, одним – правое у селезня было сломано. Ну и что теперь с ним делать?
Не вовремя укатил Серега. Вдвоем они бы что-нибудь придумали…
«А ведь мы чем-то похожи с тобой, парень. Полынья все меньше, мороз сильнее, где-нибудь неподалеку лисица или  псина бродит… И Сереги нет, чтоб помочь».
    У кромки леса, где терялась Серегина лыжня, появилась точка. Она стремительно росла, превращаясь в человеческую фигуру.
Лыжник, но не Серега. У Безуглова куртка яркая, желто-красная, как светофор. А этот в черной, и движется быстрее, ловчее Сереги. Молодой, тренированный, сильный – человек приближался с каждой секундой.
    Черная вязаная шапочка надвинута на лоб, а под шапкой – прищуренные от солнца глаза и щетина, скрывающая щеки.
Лыжник сделал последний рывок, стремительно приблизился и резко затормозил в двух шагах от Николы, взбивая снежную пыль.
    «Вот и встретились»,- подумал Никола.