Асеев

На глобусе, изображающем нашу бренную землю, места даже для крупных го-родов с миллионным населением не всегда находится, а вот на северо-востоке страны обозначен город Верхоянск. Жители его, в количестве около двух тысяч человек и двухсот оленей, а так же упряжек с собаками – по  восемь в каждой, умноженной на число, близкое к ста – составляет  восемьсот голов.  Вот  и  все население бывшего  районного  центра – столицы Верхоянского края, размером в две Франции, одну Бельгию и кусочка Германии, в довесок.
Возник этот город на базе стойбища якутов, когда метеорологи всей страны ус-тановили абсолютный рекорд по холоду в этом населенном пункте, где имелась метео-станция местного значения с термометром, выдерживающим настоящий холод и ящика-ми, в которые падали снег и вода. Также имелась тряпка, болтающаяся на длинной палке и указывающая направление ветра, и какой-то пропеллер, говорящий о скорости ветра.
В отличие от поселка Оймякон, который долгие годы был эталоном полюса хо-лода, Верхоянск находился где-то выше по рельефу и поэтому превосходил показатели Оймякона.
Населенный пункт объявили городом, районным центром и приступили к его развитию и модернизации, так как его название всегда присутствовало в теле- и радиопе-редачах при отчете и прогнозах о погоде.
Так появился райком Партии, районные отделы здравоохранения, образования и другие структуры, необходимые для статуса районного центра. Появился магазин, боль-ница, школа на тридцать мест, появились и первые потребители содержимого магазина, после чего организовали районное отделение милиции во главе с майором якутской на-циональности. Явился на свет город-паразит, обслуживающий сам себя. Но, поскольку, все промышленные предприятия находились в Батагае или вблизи его, центр Верхоянско-го района какой-то умный чиновник перевел в этот перспективный развивающийся посе-лок с названием «Районный центр Верхоянского района». А город постепенно умирал, превратился в прежнее якутское поселение, оставив в память о своем былом статусе двух-этажную рубленую избу, которая была и райкомом, и горотделом, и горбольницей. А вот, на картах и сводках о погоде всегда упоминается город Верхоянск, как мираж от прежней жизни.
В последние годы, у западных бизнесменов большим спросом стал пользоваться экстремальный туризм с походами на северный полюс, отстрелом белого медведя, катани-ем на оленьих и собачьих упряжках, выживанием в условиях Полюса Холода. Так, через интернет поступила заявка от одного известного магната из Голландии с просьбой забро-нировать ему лучший номер в лучшей гостинице города Верхоянск, где он в лучшей туристической компании закажет тур с охотой и путешествиями.
Адресован запрос был в город Верхоянск, попал в город Якутск мэру города, а тот, не долго думая, сообщил абоненту, что город находится на реконструкции и к приему гостей не готов. А вот коварная мысль закралась в подкорку давно дремлющего мозга Павла Бородина, и решил он создать бизнес туристический.
Его идеям не суждено было сбыться, так как он, в бурлящем потоке перестрой-ки, оказался в Москве, реконструировал и золотил хоромы нового президента, а потом, после небольших скандалов, осуществлял дружбу Русского и Беллорусского народов. Но, дело Бородина не умерло, его подхватили единомышленники и составили генеральный план развития туристического объекта – «Верхоянский округ (или круг)». Вокруг города спроектировали насыпь, по которой должны были бегать упряжки с оленями, а в центре – должна была возвышаться гостиница в форме громадной юрты.
Вокруг, на торговых площадях проектировались маленькие юрты, около кото-рых сидели лица местной национальности и, на глазах у иностранных туристов, резали из кости мамонта и бивня морского зверя сувениры, ковали ножи из напильников, продавали рога оленя, шили торбаза с бисерным узором и подавали в ресторане оленьи языки, строганину и другие национальные блюда. В общем, проект грозил небывалыми прибылями, тем более что с помощью Бородина, руководство Республики разрешили использовать для воплощения этой цели средства от продажи якутских алмазов компании «ДеБирс» за наличный расчет.
Так, в начале девяностых продали кучу алмазов из Мирнинского месторожде-ния, деньги украли, о проекте забыли. Так и остался город Верхоянск только на картах.
Поселок Батагай развивался по схеме развития бывшего райцентра. Появился райком, райком комсомола, профсоюз, поссовет, исполком, милиция, медицинское учре-ждение и другие заведения в ранге районных. Им подчинялись организации местного значения. Поселок вырос, начальства прибавилось, а вот, только руководители приисков, рудников и управление геологии формально районным властям не подчинялись, так как финансировались из Москвы и выполняли Государственный План.
Начальником Янской геологоразведочной экспедиции был прислан и назначен начальник, который ранее был замом Якутского Управления по хозяйственной части. Но, номенклатура – есть номенклатура. Прибывший начальник передвинул стол вдоль каби-нета, и сам уселся в торце, скрестив большие пухлые руки на кромке стола. Был он громо-гласным, говорил общими фразами, которые никто не понимал. Собрал общее совещание и приказал всем работать, а по утрам, один раз в неделю, докладывать о проделанной ра-боте. После первого же посещения начальника, с легкой руки Славы Решетникова, тот поимел кличку Индюк, которая приклеилась к нему на всю оставшуюся жизнь. А, в общем, человек он был не злобливый, мало понимал в геологии, но зато умел руководить и направлять в нужное русло, согласно директивам и приказам более высокого начальства. Иногда выезжал на полевые объекты, где всегда требовал к себе повышенного внимания и заботы, а также беспрекословного выполнения желаний, вплоть до прикупа при игре в преферанс, когда он грозным голосом после торговли, провозглашал:
 – Что там у тебя? Дай-ка сюда! Я сам сыграю!
После этого, еще одно звание четко обозначилось, применительно к Асееву – «Что там у тебя? Дай-ка сюда!»
Спиридон Петрович Решетников, шутник и балагур, отбыл в отпуск, посетил незалежную Украину, родину своей супруги – Ольги Емельяновны, той же фамилии. Не-сколько месяцев щедро угощал хохлов, и сам пользовался их гостеприимством в виде борща, сала и горилки. Пришла пора отбывать в родные края. Щедрые хохлы, до безобра-зия жадные в жизни, спрашивали: какой шматок сала он желает взять на свою историче-скую родину – малый или поменьше?
Спиридон обратился к своему родственнику по линии жены и выпросил у него живого индюка, с какой-то красной соплей над клювом – пушистого, с громадным хво-стом и возможностью громко орать с переливами, махая башкой и наливаясь кровью в загривке и злых глазах. Ну, вылитый начальник! Впрочем, за индюка хохлу пришлось вручить в подарок ковер машинной работы, приобретенный в Харькове для украшения жилища на Крайнем Севере. Хохол еще пытался получить вдобавок ондатровую шапку с головы Спиридона, но был отшит, и приплатил еще кусочек сала килограмма на четыре…
В магазине для животных под названием «Дары природы» тогда уже продава-лось мясо медведя и лося, но бывали и клетки для содержания кошек, белок и более круп-ных зверей. Так, была приобретена клетка для попугая Ара, куда и был помещен индюк под названием Ася.
В магазине учебных пособий Слава-Спиридон накупил восковые муляжи яблок, груш и огурцов и отправился, в сопровождении своей супруги, в обратный рейс до Якут-ска, а там – и до Батагая.
Только внутреннее обаяние и природный темперамент, а также документ, про-сроченный уже на тридцать лет, о том, что Спиридон Петрович Решетников – сотрудник Дальстроя, где в месте «Подпись» стояла закорючка, расшифрованная в скобка как /Л.Берия/, возымели свое действие, и главный таможенник, дабы избежать суда «Тройки» махнул рукой и дал добро на дальнейший путь, не проверив даже подлинность муляжных яблок и груш.
Так индюк прибыл в поселок Батагай.
Спиридон, сговорившись с дежурным по конторе, проник в кабинет к начальнику, усадил индюка в кресло, силой напихал ему в рот мякиш белого хлеба в шариках, погладил по кадыку, облегчая усвояемость, плеснул воды в разинутый рот и дал кусочек хлеба, обмакнутый в спирт, который индюк проглотил с удовольствием и взглядом попросил еще, в чем ему было отказано. Привязал индюка за ноги к креслу и отбыл в свой кабинет, ожидая прихода начальства.
Рабочий день приближался к началу, а руководство задерживалось. Уже весь по-селок, не говоря о сотрудниках конторы, знал, что Решето привез индюка из отпуска и усадил его в кресло начальника. Привязанный к креслу, индюк получил порцию спиртно-го с кусочком хлеба и ждал, на кого выплеснуть свой гнев за лишение свободы. Началь-ник экспедиции с гордым видом прошел на второй этаж, где располагался кабинет. Секретарши, по какой-то причине, не оказалось на месте, поэтому прошел в кабинет с некоторым раздражением. Ни кофе, ин другого внимания с утра, да и с женой поругался вчера, а нагоняй сделать некому.
Открыл дверь и двинулся к своему креслу. И вдруг, из этого неприкосновенного сидения раздался булькающий гортанный звук. Существо, сидящее в кресле, увеличило свой объем в два раза, подняло голову и, тряся красной соплей над клювом, сказало:
– Брр…р…р…р…
Николай Алексеевич отступил и хотел решить вопрос по-хорошему. Он объяс-нил индюку, что это его место и предложил освободить его.
В ответ услышал громкое:
– Брр…р…р…р…
Попытка занять кресло не увенчалась успехом, пришлось обратиться к помощи.
Первым на помощь пришел Спиридон Решетников. Он отвязал индюка от крес-ла, обнял его и, под те же крики, унес домой на кухню, где был ощипан и съеден всеми заинтересованными лицами.
Обычно, все отпускники привозили с собой с материка экзотические фрукты и овощи: яблоки, груши, апельсины, сливы, которые водились в этих краях только в банках с компотом из солнечной Болгарии. А вот, помидоры и огурцы в теплицах родились на редкость крупными, по причине обилия света в Полярный день. Да, и тепла было предос-таточно, даже в морозные весенние дни, потому что теплицы ставились прямо над тепло-трассами. Трубы от котельной шли в коробах, засыпанных опилками от малогниющей листвяги. При подводе к домам, над ними строились теплицы, обитые полиэтиленом, в который упаковывались иностранные продукты, доставляемые сюда Северным Морским Путем на баржах в период навигации, называемой «Северный завоз».
Продснабовские грузчики неплохо зарабатывали на полиэтилене и поэтому тщательно снимали упаковку. Летом, в помидорах и огурцах недостатка не было, а вот яблоки и другие фрукты выставлялись отпускниками на стол к большим праздникам.
Так, и Слава Решетников пригласил друзей и знакомых отметить возвращение из отпуска, который длился шесть месяцев, вытянул все накопленные за три года деньги, и еще долги – на год вперед.
В вазе лежали яблоки, груши, виноград, но все из магазина наглядных пособий и состояли из воска, правда, подкрашенные в соответствующие цвета. В общем, на этих восковых фруктах появились многочисленные отпечатки зубов, помеченные номерами, которые в журнале учета соответствовали конкретным лицам. Здесь были и зубы началь-ника, и предыдущего начальника, и секретаря райкома, и знакомого работяги. В общем, коллекция.
Еще одним, невиданным доселе, продуктом явились макароны, или в переводе на русский язык – спагетти, а еще проще – паста. Они на материке выпускались в длинных пачках и, если их варить аккуратно в высокой кастрюле, то каждая макаронина имела в длину более метра. Самый грамотный и знающий из гостей объяснял другим, как едят это блюдо. На середину стола устанавливалась большая тарелка, доверху наполненная спагетти. Сверху эта гора поливалась томатом. Каждый из присутствующих находил свой кончик и брал губами в рот. Далее, путем всасывания, длинная макаронина устремлялась внутрь организма. Иногда, концы одного изделия оказывались во ртах двух соперников. Тогда уж – кто, кого пересосет. Такой способ употребления напоминал большое шоу и, под крики и хлопки болельщиков, еще больше подогревал азарт участников. Слава взял кусок макаронины и незаметно положил себе под задницу на стул. Жестом, требующим внимания, остановил соревнующихся и показал, как правильно едят спагетти в Италии. Взял кончик в рот, напрягся и начал всасывать со свистом длинную спагеттину. Когда показался конец изделия, он усилил процесс, и тот исчез во рту, предварительно обдав морду сосущего томатной пастой, путем вращательных движений. Под аплодисменты Слава показал, что это еще не все. Он привстал со стула, и все увидели там ту же самую макаронину. Удивлению не было предела, особенно среди женского населения, которые пытались разглядеть отверстие в брюках Решетникова…
Тут же кто-то поведал историю из жизни:
«Цапля на болоте поймала змею и быстро проглотила ее. Когда она оглянулась, то увидела, что змея выскользнула из заднего прохода. Цапля еще и еще раз глотала змею, но та опять ускользала тем же путем. Тогда, хитрая птица-цапля схватила змею, проглоти-ла и быстро засунула клюв в жопу: «Бегай, пока не переваришься.»
Намек не поняли, но новое изделие итальянских выдумщиков оценили по достоинству.
Но, вернемся к нашим индюкам, вернее, к одному, оставшемуся в живых, – на-чальнику экспедиции. Главным геологом был мужчина с фамилией Шур. Голос Спиридо-на трудно было отличить от голоса главного геолога. Этим частенько пользовались по внутренней связи – по телефону. Спиридон обзванивал начальников партий и отделов и произносил суровым голосом:
– Шур говорит! Зайдите в кабинет начальника на совещание.
Ничего не подозревая, абоненты подтягивались на второй этаж к кабинету на-чальника экспедиции. Входили в кабинет, здоровались и усаживались на диван, в кресла, на стулья вокруг стола для совещаний. Мирно между собой вели беседы на текущие темы, общались и мало внимания уделяли начальнику, их собравшему. Тот, в свою очередь, смотрел в записную книжку и никак не мог вспомнить: «зачем же все мы здесь сегодня собрались?»
Наконец, командным голосом спросил:
– Ну, наконец, все?
Согласно кивнули головами и приготовились слушать, чему же будет учить и наставлять начальник.
– Напомните мне повестку дня, – сказал он одному из руководителей геологиче-ского отдела. Тот отрицательно закивал головой, которая все еще болела от вчерашнего совещания в низших кругах:
– Шур позвал!
– А, где же Шур? Позвать!
Из соседнего кабинета был извлечен главный геолог, занятый работой по горло, в связи со сдачей в ГКЗ отчета.
– Садитесь в президиум и ведите собрание.
Шур сел и вопросительно посмотрел на Асеева:
– А, где повестка?
– А, я почем знаю!
В общем, поговорили ни о чем, как обычно, и разошлись по рабочим местам, за-быв о совещании через минуту, и только Спиридон Решетников ехидно усмехался и зага-дочно улыбался, придумывая следующую хохму.
Николай Александрович, он же Асеев, любил в летний сезон выехать по местам расположения геологов, выслушать их потребности и пообещать решить их в кратчайший срок. Но, особой страстью начальника была рыбалка. Он мог несколько минут стоять с удочкой, но, если у кого-нибудь случалась поклевка и подсечка, он бросал свою снасть и подходил к удачливому рыбаку:
– Что там у тебя? Дай-ка сюда!
И вытаскивал очередного хариуса, поднимая его вверх, требуя фотосессии.
Еще он умел готовить уху и не доверял этот процесс никому, особенно женщи-нам. Процесс приготовления выглядел так:
«Один из помощников разжигал костер, над которым висело большое ведро с водой. Дальше следовала команда:
– Ты, чистишь рыбу, и помой хорошенько. Сухая картошка и сухой лук – на стол. Вода закипела. Бросай лук и картошку. Кипит? Хорошо! Бросай рыбу и зови на уху. Соль не забыли? А перец? Ну, все в порядке. Ну, как у меня уха? Ага! Завидуйте! Это удел только больших мастеров.»
Выезжал Николай Александрович и в командировки, связанные с  прессой и высоким начальством. Знал он районы обитания геологов слабо, можно сказать – никак, поэтому брал с собой начальников партий и менял их по мере передислокации комиссий.
В тот год, прилетела группа, состоящая из молодого прыщавого юноши из ЦК профсоюза геологов, его спутника из обкома комсомола и корреспондента из журнала «Смена». Все были одеты легкомысленно и потребовали экипировки. Асеев приказал вы-дать штормовки всем прибывшим, а заодно, и себе, резиновые сапоги и пикетажки (поле-вые книжки геологов), поскольку корреспондент прибыл с одной шариковой ручкой, в которой, если смотреть сбоку, женщина раздевалась донага, когда писатель собирался пи-сать. Прибыли в самую северную точку на побережье моря Лаптевых, где корреспондент начал фотографировать характерные лица разведчиков недр. Особенно ему нравились об-разы работяг, отбывших в местах лишения больше лет, чем было корреспонденту. Эти мужественные лица со шрамами на загорелых мордах должны были украсить разворот в любимом журнале «Смена». Тщательно записывал все байки, услышанные во время обеда и ужина и, впоследствии, художественно оформив, поведал их читателям журнала.
Так, одна из историй, которая была пропечатана в центральном издании, гласи-ла:
«Так, молодой геолог (он же работяга, на самом деле недавно вышедший из-под конвоя) прибыл в отпуск в город Якутск и посетил ресторан, где работала официанткой юная особа по имени Антонина. Встретились взглядами, разговорились, и Коля, по кличке Соловей, спросил Антонину:
– Хочешь пингвиненка?
Она согласно кивнула, а утром, когда ее белокурая головка покоилась на плече молодого геолога, она дала согласие уехать вместе с любимым на край земли.»
Тонька действительно работала официанткой, правда, еще до отсидки, лет де-сять назад, а вот с Колей-Соловьем уехала в полевую партию не понарошку и работала поваром.
Откуда на фотографии появились пингвины, одному автору известно. Наверное, из какой-нибудь фотки, изображающей Антарктиду. Впрочем, читателям такие подробности не были известны, и то, что в Арктике эти птицы никогда не жили, узнали только из передачи «Что? Где? Когда?» Но, это уже значительно позже.
После просмотра этого номера журнала, Соловью сменили погоняло на Пин-гвин.
Далее предстояла охота на уток и гусей. Поскольку в тундре этого добра было с избытком в летние месяцы, охота удалась на славу. Был добрый белый журавль, какие-то утки с головами, похожими на индюка, несколько лебедей, и все это было погружено в вертолет, который отбыл на юг, к поселку Батагай. По дороге решили сделать посадку на озерах, где рыбачили якуты, чтобы за водку раздобыть вяленой рыбки под названием чир и нельма.
Около юрт, на берегу озера, организовали десант и на сутки отпустили верто-летчиков, которые отбыли на дальнее стойбище оленеводов по своим интересам.
В юртах населения обнаружено не было. Пришлось выпивать под тушенку и пресные лепешки. На следующий день, на горизонте показался олень, запряженный в нарты, на которых расположилось лицо якутской национальности. Лицо выразило неудовольствие по поводу незваных гостей какой-то фразой на гортанном наречии и означало оно, очевидно, что-то типа: «Понаехали тут!»
Но, увидев огненную воду, налитую в пластмассовый стакан, подобрел лицом, глаза еще больше сузились и напоминали зажившие царапины на заднице. Мелкими глот-ками употребил содержимое и протянул стакан за добавкой. Получив порцию, занюхал рукавом кухлянки и медленно опустился на бок. Заснул и захрапел, что извещало, что жизнь еще не покинула бренное тело. Часа через четыре, тело зашевелилось, встало на ко-лени, потрясло головой и протянуло в сторону стороживших его москвичей стакан, сказав при этом заветное слово: «Похмелиться!» Жидкость была налита и тут же выпита. Асеев, который отдыхал в углу юрты, сделал нагоняй комсомольцам и приказал якуту привезти рыбы, за что тот сможет получить водки. Уехал якут в направлении, известном лишь оленю, но вернулся уже часов через десять и привез свежей рыбы. Тут были и несколько чиров, но больше – красноперка. Осталось только посолить и подвялить рыбку, а там не стыдно достать ее из портфеля к пиву где-нибудь в пивбаре «Пльзень», что в «Парке Культуры и Отдыха» в столице.
Подлетел вертолет, рыбу погрузили и улетели в Батагай. Там, еще сутки, празд-новали прибытие, а к тому времени утки и гуси протухли, у рыбы тоже появился легкий душок. Не поддаваясь увещеваниям, что омуль обязательно должен быть с душком, вся продукция была отправлена на помойку к радости бездомных собак.
Через год Николай Александрович был отправлен дальше по этапу своей карье-ры – на Чукотку, где получил Госпремию за то, что геологи нашли новые месторождения коренного золота, взяв на анализы породу, которую из карьера возили на строительство знаменитой «Колымской террасы».
Но, это уже другая история.