Только мертвый для жизни готов.
Джимми Хендрикс
Когда старуха пришла и постучала в окно в третий раз, выражение её лица было неистовым. И от этого Грымову стало как-то, до тошноты противно.
- Это тебя сегодня провожали, - нервно спросила старуха. При всей нелепости происходящего, вечно ворчливая и недовольная визитёрша, жадно трясла связкой с ключами, которые болтались у неё на груди.
- Прекрати немедленно, - сокрушался Грымов. - Бряцанье твоих ключей, способно поднять из могил покойников. И сделать из них Армию Зомби.
Ещё вчера он пытался отрицать. Шептался с ней полночи. Боясь разбудить Анечку. Доказывал, что всё происходящее, - чистой воды недоразумение.
А сегодня, он уже знал, что спорить со старухой, так же бесполезно, как ворочать по ночам кирпичи. Всё равно от бессонницы не спасает.
- Да, это меня провожали, - ответил он с ледяным спокойствием.
Зато, старуха, как-то оживилась. От удивления, она открыла свой рот. Её, расположенные в шахматном порядке, гнилые зубы, сложились в узор зловещей ухмылки.
- Говоришь тебя? - недоверчиво переспросила она.
- Я же сказал, что меня. А ключи вернуть, значится, забыли. - С этими словами он выхватил связку из старухиных когтей.
- Отдай, это моё, - взмолилась старуха.
- Было твоё. А теперь ничьё. - Грымов прикрыл окно. Лёг обратно в постель. Соснул. И больше никогда не просыпался.
Зато Анечка, долго не горевала. В свои девятнадцать с половиной лет, она была слишком хороша собой, чтобы оставаться чёрной вдовой.
Закопали Грымова на кладбище, что рядом с Мраморным озером. А со связкой ключей, которую при нём нашли, Анечка не знала, что и делать. Да, так, в последнюю минуту в гроб её и заложила. А потом, хоть убей, не могла объяснить, почему она это сделала. И слыхала же, наказ от своей матушки, что с покойником нельзя посторонние предметы на тот свет справлять. А разве мать своему ребенку, когда худой наказ давала? В детстве, тогда были дикие дни, приходилось пить чай с тараканами, Анечку мать неоднократно предостерегала: не облизывай тарелку, а то муж лысым будет. Но Анечка думала про себя: в гробу я лысого мужа видала. Закончились дикие дни. Предсказание сбылось.
Этой же ночью, снится Анечке сон. Буд-то Грымов очнулся. И ключи начинает перебирать. Там, в горбу у него замочная скважина, как у всякой входной двери. И вот, нашёл он подходящий ключ. Открыл свой гроб. И выйдя на волю, кратчайшим путём, спешно отправился в сторону дома.
Анечка проснулась. А рядом с ней Грымов, её муж лежит. И с вожделением на неё смотрит. Недолго думая, она его приласкала. И началась у них страстная любовь. Занимались любовью они с наслаждением. И где-то, между первым и вторым часом занятий, Анечку взяло любопытство: как же это так, вернулся с того света, и ничего ей не рассказывает. И стала она его расспрашивать: что, да, как, происходит, когда умираешь.
Но Грымов не любил, когда его женщины понапрасну пилят. И от этого, жён у него за всю жизнь было пять. Анечку, конечно же, он любил пуще прежней из своих бывших. Неожиданно, Грымов заплакал, то ли от оргазма, то ли от обиды. И повернулся пятой точкой, к своей пятой по счёту любимой супруге. Вставил большой палец к себе в рот, предварительно выплюнув оттуда всю землю, и принялся сладострастно посапывать, как несмышленый медвежонок, во сне сосёт лапу с мёдом.
Тем самым, Анечка, сочла себя ещё более оскорблённой и униженной покойным-живым мужем. И не поленилась ключи у него из кармана забрать, когда он на неё перестал реагировать. И понесла она эти ключи в озере топить.
Дорога к местному озеру была не близкой. Расстояние в семь вёрст. Рядом сельское кладбище. Удачно подобранное землемерами место, за пять лет изрядно заболотилось. А в самой чаще леса разлилось Мраморное озеро. Там раньше дно было мраморными плитами уложено. А сейчас вода там, в озере, как кисель: ветер подует, а она не шевелится.
Про покойников стали говорить в их селе Покойном: "Мол, не сладко им там бедненьким. Оттого, и собаки беспокойными стали. Всё брешут ночами. Охранять дома и огороды боятся".
Анечка вспомнила последние строки из загробной лирики мужа, который был филантроп. Удивительно, что в нём ещё уживался поэт. В этих стихах, как принято у проклятых своим временем поэтов, Грымов предсказал свою судьбу:
Я видел рассвет в Занзибаре.
Закат на планете Псов.
Молчите, мятежные твари.
Не нужно будить мертвецов.
Но Анечка, ввиду последних событий, не побоялась в полночь покинуть проклятый - родной дом. И отправилась через огороды в сторону леса, чтобы путь скоротать. А за одно, привести свои мысли в порядок. Вся история с Грымовым, врезалась в её сознание, и оживила пылкое воображение. Она торопливо шла через лес. Каким-то краем мозга понимая, что звери, если таковые в лесу остались, по ночам не спят. Им очень хочется жрать. А так, как с покойником ей тоже не сладко в одной постели лежать, значит, как поговаривала её покойная тётка Нюрка: "Нечего нюни распускать". И Анечка дала себе слово: если выберется из леса живая и невредимая, заведёт молодого и пылкого любовника. Только, чтоб обязательно его Василием звали, уж очень ей это имечко по душе. От таких мыслей ей овладела нечеловеческая тоска, и блеснули в глазах слёзы. Уголки рта наполнила солёная влага. Она была счастлива оттого, что только начинала жить.
А когда Анечка приблизилась к озеру, из воды вынырнула всё та же старуха, которая являлась к Грымову. И подползла к ней с протянутыми руками, лишь только завидев драгоценные ключи.
Но Анечка решилась ей их вернуть при одном выполненном условии: Грымова проводить обратно, должным образом. Ключи ему не отдавать, не смотря на все жалобы и уговоры.
Осознав всю безысходность своего положения, ему следует смириться со смертью. Каким-то странным образом, так долго, в нём уживалось существо с человеческими привычками.
- Зомби, пора на планету Псов. Рассвет в Занзибаре, ты уже видел,- проворчала безмятежно старуха, прикасаясь твёрдым и липким языком к мочке уха Грымова.
- Послушай, старуха, это меня Квардаков, ключник сдал? – заёрзал в постели Грымов, и укрылся с головой под одеялом.
- Жена тебя сдала, - недоуменно кряхтя и продолжая бряцать ключами, отвечала старуха.
- Стать кем-то другим, это моя самая большая надежда, - заметил Грымов.
- Все вы филантропы одинаковы. Извечно труситесь перед смертью. Хватаетесь зубами за воздух. Мартышкин труд, - зевнула крючконосая горбатая тень на прожекторе-стене.
- Какая она смерть? – не выдержал Грымов.
- Зачем тебе знать, - хитро усмехнулась тень. Ведь ты давно мёртв.
Конец
Ноябрь 2009г.