Он нажал на кнопку, заглушил мотор. Выпрямился, осмотрелся вокруг - все ли поделено по-справедливости. Перекинул бензопилу в правую руку и вышел из комнаты.
Григорий и Анна жили как обычная, современная, и главное честная семья рядового райцентра Псковской области. Она в магазине - два через два. Тихая, миловидная продавщица, на неуместные намеки мужчин-покупателей кокетливо отвечающая поправкой волос пальчиком с колечком.
Он промышлял в Москве по строительной линии с графиком менее гибким, потому жена видела его нечасто. Чем-то жертвовать приходится в наше время, если ты не в какой-нибудь "теме" или не с головой в стакане. Такое вахтово-кочевое житье делало Григория все менее улыбчивым и говорливым. А как Аннушка любила этого балагура и душу компании!
Дом - "полная чаша", тихая зависть соседей, спокойствие их родителей за благополучие детей, и с небольшой тревогой, что внуков все нет. Расстояния - ветер, и огонь в семейном очаге либо раздувают, либо гасят. Все зависит от дров - чувств. В этой паре они в какой-то момент отсырели: дыма больше, чем огня, который рождает чаще слезы, чем горячий обед и незаметно наступающие рассветы. Диалоги все чаще стали приобретать конфликтный характер, произносились обидные слова, семейная лодка дала течь и погружалась в скандалы. Хотя объяснить сами себе причину не могли, поводов для ревности друг другу не давали. Оба чувствовали, что чего-то им уже не хватает.
В один из таких мужниных приездов, абсолютно на ровном месте, обсуждая семейные планы, Анна оседлала повышенные тона, и Григорий неожиданно услышал слово "развод". Усталость с дороги не позволила расценить его как шутку, скорее воспринял его равнодушно. Ему необходима тихая пристань, суматохи достаточно и в Москве, уж лучше там жить, и не расстраивать себя такими поездками. И главное - за что? За то что вкалываю и с ханыгами дворовыми не вожусь? Что подружки на ручки Аннушки смотрят с тихой завистью, где редкий пальчик без московского золота?
В таких случаях стараются спасти пожитки. Гордо с пакетом нижнего белья и парой рубашек Григорий уходить не собирался. Как в таких обстоятельствах часто происходит, возникли вопросы: что, где и, главное, чьё? Посчитать сложно: бюджет был общий, усилия прилагались с обеих сторон, да и, мелочными себя никогда не считали. Но ситуация вынуждает каждого бухгалтерить, что именно я упирался больше. Дело принципа. Гриша включил мужика и заявил, что все оставляет, кроме одежды. Анна возмутилась таким непредвиденным благородством, и не желала выглядеть чьей-то нахлебницей. В итоге на кухне у газовой плиты из уст супруги прозвучало сакраментальное: «Пополам!».
Гриша вышел в кладовку, снял с полки давно неиспользовавшуюся безнопилу "Макита". Открыл крышечку бака, залил чуть больше половины бензина из канистры, проверил масло. Указательным пальцем потрогал цепь, и решив, что сойдет для такого дела, вернулся в комнату. Аня посчитала это за шутку, и про себя подумала, что он на такое он не способен, оправдание нашла в поллитра кедровой настойки, которую муж уговорил за ужином, как говорится, за приезд. Долгие годы брака не делают людей прозрачными друг для друга, всегда остаются нехоженые закоулки души, куда не стремится заглядывать даже хозяин.
С первого рывка завел мотор, поревел рычажок на холостые, дав мотору прогреться. Аня что-то пыталась кричать, но он уже не слышал. Первыми зубья цепи впились в стол… Комната наполнилась дымом от перегоравших опилок мебели. Затем по очереди: шкаф, холодильник, телевизор, диван, два кресла. Жена в слезах вопила, висла на руках, бросалась в ноги. Григорий увертывался, рукавом вытирал пот. Тумбочка с музыкальной аппаратурой поддалась легче, электричество уже не напоминало о себе искрами - пробки выбило еще на разделке холодильника, который заметно подтупил цепь. Но, в принципе, терпимо. Это же не осина. Аня сидела на полу в полумраке гостиной и тихо рыдала, на крик уже сил не было. В квартире целой оставалась только мелочь из мебели. Сопротивление уже бесполезно.
Спина Григория затекла, футболка взмокла, хотелось закурить. Он нажал на кнопку. Выпрямился, осмотрелся вокруг...
Год спустя. Гриша стоял в тамбуре поезда «Москва – Великие Луки», затушил бычок в откидную пепельницу, и с нежностью произнес в трубку:
- Спокойной ночи, Аннушка, и Иришку поцелуй за меня, утром буду.