Я снял очки и протер усталые глаза. Взглянув на часы, с удивлением отметил, что уже полночь. Заработался я сегодня… А толку – ноль. Нужно ехать домой, Сью, скорее всего, спит уже, так и не дождавшись своего чокнутого папу-профессора.
Через пятнадцать минут я уже выходил из Института Новой Медицины. ИНМ был создан двадцать лет назад одним олигархом для отмывания денег, прикрытого большим вкладом развитие науки и помощи человечеству. Но в институт были собраны лучшие умы страны и зарубежья, близкого и далекого, и сделано открытий было действительно немало: разработано новое оборудование для проведения операций на сердце, открыто несколько новых генов, сделана революция в лечении остеохондроза совершенно новыми методами… Но одна проблема так и осталась нерешенной – рак. И эта проблема – на моей совести.
Эта чума двадцать первого века словно смеялась надо мной, не только не давая даже малейших шансов побороть себя, так еще и пытаясь забрать у меня самое дорогое – мою кровинку, мою маленькую дочурку.
Я никогда не забуду тот проклятый день, когда, словно приговор, прозвучал диагноз Сью – рак кожи, третья стадия... Все из-за меня, помешанного на своей работе! Как можно было не заметить проблему вовремя, как? А ведь все началось с простой родинки!
Сейчас за Сью сутками присматривает моя старая знакомая, а я как оглашенный, стараюсь найти хоть какой-то выход, взломать этот чертов код страшной болезни, найти чудо-лекарство… Но все зря. Пока.
Моя доченька… Она просто героиня – безропотно сносит боль и мучения, веря, что папочка спасет ее…
Когда приехал домой, мое солнышко уже спало. Рядом на диванчике мирно посапывала ее няня с книгой на коленях. Комнату освещал мягкий цвет ночника, делая ее теплой и уютной. Такая умиротворяющая картина, никогда никто и не подумал бы, что в этих стенах – смертельно больной ребенок. Я подошел к доченьке, погладил ее по коротковолосой (после химиотерапии, не принесшей никакого результата) голове, поцеловал в щеку. Спящая Сью была очень похожа на свою мать. Слава Богу, только внешне.
В прихожей, словно бешенный, заорал телефон. Я взглянул на часы – час ночи! Кому я могу понадобиться так поздно? Тихо матерясь про себя, я быстро проскользнул в прихожую к телефону, опасаясь, что его звонок может разбудить дочь.
- Стен?! Стен, это я!
Кто этот самый «я», догадаться было совсем не сложно. Хьюз, чокнутый профессор из отдела восточной медицины. Хоть он и был моим товарищем, с которым я когда-то любил выпить не одну банку пива, его опыты и исследования я никогда не принимал всерьез. А после того, как он предложил мне попробовать на Сью какой-то там старинный китайский метод лечения, вообще его высмеял и выставил вон из своей лаборатории. После этого мы полгода с ним не общались, и вот на тебе. Звонит, да еще в такое позднее время!
- Хьюз, ты вообще на часы смотрел?! Все нормальные люди спят уже давно!
- Это нормальные, но мы же с тобой к нормальным людям не относимся, забыл? – прохихикал Хью в трубку.
Борясь с желанием швырнуть трубку, я сказал:
- Слушай, Хьюз, чего тебе от меня понадобилось? Давай быстро, по существу, Сью спит.
- Стен, у меня для тебя есть просто сногсшибательный материал. Дуй срочно ко мне, все покажу.
- А до завтра это не может подождать?
- Нет! – отрезал Хью и бросил трубку.
Через каких-то сорок минут я уже сидел рядом с товарищем, склонившись над старинным свитком и сербая горячий кофе.
- …вот, смотри – если верить этому тексту, то разгадка того, над чем ты бьешься уже несколько лет – совсем рядом! Просто руку протяни и возьми. Великие умы в свое время жизнь тратили на это, пытаясь изобрести то, что уже есть у тибетских монахов. Панацея – вот она в «излучающем свет цветке лотоса, в храме за двумя дверями», - с пеной у рта доказывал мне он.
- Хью, это глупо – верить старым россказням и восточным сказкам.
- Верить на слово – глупо. Я вот съездить и проверить – совсем нет.
- То есть ты предлагаешь мне вот так бросить все и поехать на Тибет искать вот эту твою мифическую панацею? Зачем? Лучше я это время потрачу на продолжение своих опытов, - я отставил уже пустую чашку и собрался встать и уйти. Эти разговоры мне уже порядком надоели.
- Ты хочешь помочь Сью? Это шанс, пойми ты, шанс! Если эта панацея существует, ты сразу поставишь дочь на ноги, кроме того, приобретешь мировое признание! Ты наконец сможешь сделать ту самую противораковую вакцину, которая спасет тысячи жизней! – Хью уловил мой жест и положил руку мне на плечо, словно стараясь удержать.
- А если нет?
- Если нет – три дня не такой большой срок, ты успеешь за это время вернуться и продолжить работу. Твой мозг получит разрядку, глядишь, дело быстрей пойдет. Ну?
Я задумался. А и вправду, что я теряю? Я уже, честно говоря, и разуверился немного в том, что смогу что-либо сделать… Разве мне трудно съездить ради Сью на Тибет и поискать там эту чертову панацею?
- Ладно. Я поеду.
- Вот и отлично, - Хью мигом подорвался с кресла и сбегал в соседнюю комнату. Вернулся он оттуда с билетом на самолет в руках, - Завтра же и отправляйся. Твой рейс в восемь утра. Держи билет, вот карта и копия свитка с текстом…
На миг у меня речь отобрало. Вот же ж!..
- А как же…? – только и смог промолвить я.
- Я все улажу, и на работе, и Сью все обьясню. Едь и собирайся. Времени совсем мало.
Когда я был уже на пороге его квартиры, Хью похлопал меня по плечу и сказал:
- Не переживай, Стен. Это точно оно, я чувствую. Еще никогда я не был ни в чем так уверен. Это оно. Счастливого пути, дружище!
***
Настоятель монастыря словно сошел с картинки – старый, низенький, сморщенный, а глаза исполнены всепонимания и глубочайшей мудрости. Выслушав мой сбивчивый рассказ о больной дочери, о найденном свитке, о чудесном лекарстве, он покачал головой и ответил:
- Сын мой, единственное, чем я могу тебе помочь – это провести тебя к Храму Тайны. Не ты первый приезжаешь за сокровищем, но все, кто был до тебя, уходили ни с чем. Тайна откроется только тому, кому она действительно нужна.
Уже через час, быстро пообедав пресными лепешками с водой, я вместе с двумя молодыми монахами шел в горы, к видневшемуся издали храму, напоминающему цветок лотоса. Доведя меня до мощной решетки, которая заменяла двери, монахи ушли, оставив меня наедине с Великой Тайной. Вечером я должен был вернуться в монастырь сам, дорога была безопасной, как уверяли меня они. Что делать дальше, я не знал. За решеткой виднелись еще одни двери, но чтобы до них добраться, нужно было как-то поднять эту самую решетку. Как? На ней не было ни замков, ни каких-либо креплений. Скорее всего, ее удерживал на месте какой-то хитроумный механизм, разгадать который вряд ли было мне по плечу.
Проходив вокруг храма весь оставшийся день, я потерял надежду на то, что мне удастся разгадать тайну. Стемнело. Спускаться вниз мне не хотелось, я не мог тратить бесценное время на путь туда и завтра утром - обратно. Я разбил так кстати взятую с собой палатку, перекусил взятыми у монахов лепешками и лег, ломая голову над тем, как же все-таки открывается эта чертова решетка? Идиот я, идиот! Зачем послушал полоумного Хью? Он сейчас, небось, сидит и посмеивается над придурком, бросившимся за какими-то сказками на Тибет, вместо того, чтобы заняться продолжением своих исследований. Кто знает, может именно в это время я был бы уже близко к разгадке…
Вдруг сквозь тонкую ткань палатки я увидел какой-то мягкий свет. Поддавшись любопытству, я расстегнул молнию и выглянул наружу. Сияние исходило от маленькой сгорбленной фигуры, стоящей у дверей старинного храма. Решетка, закрывающая вход, была наполовину поднята. Присмотревшись к фигуре, понял, что это какой-то древний старик, одетый в желтое одеяние монаха. Он меня заметил и поманил к себе рукой. Словно зачарованный, я пошел на зов.
- Кто Вы? – спросил я странного деда, но он только улыбнулся и приложил к свою желтую, сморщенную руку к моему лбу.
Глаза мои словно заслала пелена, я как будто бредил наяву, видя себя со стороны. Вот от меня уходит жена, оставив одного с годовалым ребенком на руках. Вот я узнаю, что Сью тяжело больна. Вот я сижу в лаборатории, плача над очередной крысой, которую моя вакцина не только не спасла, а наоборот, убила уже через три дня, усилив метастазирование… Тут пленка как будто прокрутилась назад, и вдруг я увидел, на каком этапе совершил ошибку… Все было так просто, так гениально просто! Да я мог вылечить Сью еще год назад!
Эмоции захлестнули меня с головой, тело пронзила какая-то непонятная боль, от которой я потерял сознание…
***
Сидя в самолете, я вспоминал хитрую улыбку настоятеля монастыря, радостные лица монахов, провожавших меня.
Утром я проснулся возле той-таки решетки, которая опять была опущена. Но на дверях храма, находящихся за решеткой, я увидел изображение, на которое вчера абсолютно не обратил внимания – человек, вместо головы у которого цветок лотоса, а вокруг него люди, по видимому, страдающие разными недугами. От лотоса исходят лучи, и кого касается хоть один луч, тот исцеляется. Все правильно – лотос – это человеческий мозг, лучи – мысли и изобретения. Панацея, чудо-вакцина – все это в моей голове, «лотосе», за «двумя дверями» - кожей (решеткой) и черепом (дверями), просто раньше я не смог понять это. Исцеление дочери – в моих руках. Я и раньше знал это, но в последнее время потерял веру в себя, а делать это ни в коем случае не стоило.
На мой вопрос о том, кем же был мой ночной знакомый, настоятель мне так и не дал точного ответа. Но, кем бы он ни был, я благодарен ему от всей души.
Прилетев домой, я сразу же помчался в лабораторию. Влетев в здание, словно меня за пятки кусали черти, я сразу принялся за опыты. Ассистенты бегали, не узнавая своего профессора, но чувствуя, что вот-вот случится что-то грандиозное.
Когда я капнул мизерную капельку только что созданного препарата на раковую клетку, я не поверил своим глазам. Вот оно, то, чего я добивался долгие годы! Сняв очки, я вытер невольно проступившие слезы, достал мобильный и позвонил Хью:
- Спасибо, старина. С меня ящик пива!
Судя по восторженным воплям, доносящимся с трубки, он все понял. Дальше говорить стало просто невозможно – ассистенты и лаборанты подняли такой галдеж, что с соседних с нашей лабораторией прибежал народ, узнать, в чем же дело…
Стоит ли говорить, что спустя год на вручении мне Нобелевской премии моя доченька, Сью, хлопала своему чокнутому папаше-профессору, стоя в первом ряду? Здоровье словно лилось через край из ее молодого тела, уже окрепшего после лечения, а глаза излучали гордость за своего отца. А о том, что читая свой доклад, в который я включил невероятную историю своего прозрения (в которую, к слову, никто не поверил), я расплакался, как ребенок, я лучше промолчу…
Работа-участник конкурса малой прозы на DreamWorlds