Просматривая текст, я натолкнулся на фразу, написанную почему-то на двух языках:
«Тысяча лет пробежит как вода,
Народы и страны уйдут вникуда,
Время страданий не скоро придет,
голос беспечный нас в танец зовет.
Время пройдет, как сквозь пальцы песок,
Мрак переступит забвенья порог,
Рыцарь погибший достанет клинок,
Время пришло, время придет».
Мне стало интересно. Две колонки, совершенно разные и по длине и по форме, но очевидно говорящие одно и то же, говорящие на слегка устарелом человеческим языке, и наречии, не ведомом даже мне, записанном буквами, которые даже представить себе крайне трудно. Перевод? Врядли. Скорее более поздняя приписка.
Ярко вспыхнули в памяти мои студенческие годы, годы, давно ушедшие в потоке времени, годы, когда я был молодым и наивным, когда такие слова, как честь и справедливость для меня еще что-то значили, когда я мог тратить тонны времени на глупые шутки и проказы. Помню, как две недели сидел, роясь в книгах и составляя формулу своего, особого заклинания, не могу забыть, как писал красивое романтическое письмо, наперед мечтая, что случится, когда она к нему прикоснется, не испугается ли голоса, раздающегося словно бы из пустоты. Не знаю, что случилось бы, если бы я не напортил с телекинезом и письмо попало бы не в окно директора Заласки, в высшей мере строгой женщины, а молоденькой студентке-волшебнице из соседней комнаты, прекрасному белокурому созданию с карими глазами, имени которого я так и не узнал.
Эх, много бы я сейчас отдал, что бы увидеть лицо директорши в тот момент, когда открыв очередное влетающее ей в окно письмо, оно заговорило моим голосом, нежно и певуче признаваясь в любви. Увидев, как письмо влетает не в то окно, я думал уже собирать вещи и возвращаться в отцовский дом, снова торговать в скобяной лавке. Как ни странно, это чуть ли не единственный инцидент, который мальчишкам-магикам спустили с рук, а ведь Брендтри выпороли за одно-единственное, сорванное в саду яблоко.
С тех пор я занимался только магией. Из студента-шалопая, превратившись в первого и чуть ли не самого одаренного студента на курсе. Даже профессор Мельборн написал длиннющую и запутанную статью, на моем примере доказывавшую, что все люди в равной степени одарены магической силой, стоит только переломить, перебороть себя и из крестьянского мальчишки, выпасающего овец, получится метр магических искусств. Красивая была статья, жаль только не признанная и явно ошибочная. С магическим даром рождаются, это несправедливо, но изменить здесь ничего нельзя, обучение и лихорадочная жажда знаний могут лишь раздвинуть границы силы, головоломно сложные и запутанные заклинанья сделать простыми и понятными.
К чему это я, задумался о чепухе, не стоящей выеденного яйца, мне еще рано умирать, а потому незачем подводить итоги своей жизни, совсем незачем. А заклинание то полезное припомнилось, нужное. На секунду задумавшись, я начал менять его форму, выбрасывать лишние и явно глупые пассы руками и тарабарщину, произносимую вслух. Заклинание, которое когда-то требовало минут двадцать времени, срабатывало далеко не с первого раза и вообще сбивалось и путалось, как тропинка в лесу, превратилось в короткую фразу и простейший жест. Можно было бы довести его и до мысле-образа, но они требуют гораздо большего напряжения силы воли, а потому используются только в защитных заклинаниях. Даже простой огненный шар, казалось бы, просто элементарное заклинание, и то работает от жеста, гораздо проще прицелиться, когда пламя срывается из кончика пальца или ладони, чем когда оно появляется ниоткуда, прямо перед тобой.
Произнеся только что заново составленное заклинание, я начал вслушиваться. После первых строчек ругнулся, и начал снова. Я хотел услышать не перевод или приписку, я хотел услышать, как звучит то древнее и позабытое наречье, хотел понять, как этот жалкий стишок связан с моим ночным кошмаром, почему я проснулся сегодня в холодном поту. Третьей попытки не потребовалось. Почти всю библиотеку заполнил голос, голос невообразимо древний, голос, говорящий из-за завесы веков, голос, звучащий как раскаты грома и буйство стихий, медленно произносящий на красивом, слегка воинственном и резком языке все тот же стих, стих, а не стишок, звучащий теперь не пафосно и по детски, а грозно, раскрывая будущее, рассказывая о былом и настоящем. На последней строке меня в который уже раз прошиб пот. Не тот ледяной холодный пот, который стекал по лицу, когда я проснулся, и не тот усталый, появившийся, когда я вызывал одно заклинание за другим, роясь в горе литературы, копируя старую легенду, разбирая мелкий светящийся почерк. Пот был горячим и липким. Последняя строка звучала точно так же, как и в моем сне, я даже узнал голос, говорящий из-под латного шлема, мне казалось, что Арзаракс, словно издевается надо мной, хочет свести меня с ума, сломить мою волю. Внимательно читая текст легенды, на последних страницах, я увидел и саркофаг, засыпанный песком, и склеп, и восемь восставших рыцарей. Свиток заканчивался все теми же зловещими словами «Время пришло!».