Город светится по ночам как граненый стакан со свечкой внутри. На это приятно смотреть, это красиво, а вся копоть улетает наверх, в пустоту, до которой никому нет дела. Дорогу здесь зализали немецкой горной смолой, чтобы у президента в бронированном майбахе по дороге на службу из стаканчика не расплескалась кола, а по дороге домой кокаин не сыпался мимо ноздрей. Сначала две тысячи лет нарастала умирающими пластами культура. Потом стали класть асфальт, который, как кожа, слоями укрыл мясо земли, оставив тонкие нити нервных волокон для чувства, избирательного и дырявого, как и память. Кстати, никто уже и не помнил, с какого слоя выборы перестали что-либо означать. А видите этот парк справа при въезде в город: когда-то тут стоял дом, высокий и красивый, в нем жили люди, много, наверное, тысяча семей, или даже больше. Я вам расскажу, что стало с тем домом и откуда тут парк. Моя семья тоже жила в том доме. Это было три асфальтовых слоя назад. Однажды ночью я вышел из дома купить пива, потому что пиво закончилось, а спать еще не хотелось. Тогда по краям дороги стояли такие металлические контейнеры, из них продавали еду, сигареты и всякие полезные мелочи. Ну, покупаю. Потом поворачиваюсь, чтобы уходить, и хоба - стоит человек, и смотрит на меня сверху вниз. Надо сказать, далеко откуда-то сверху, такой он высокий. Слышь, парень, говорит. Это вы мне? Тебе. Ты эта, здеся живешь? Где? Из этого дома сам? Да, киваю. Из него. А с какого ты эта, этажа будешь? С девятого. А окна? Что? Сюда выходят, на дорогу, или эта, во двор? Два - во двор, там родители и сестренка, а еще два сюда, кухня и моя комната, у нас большая квартира, она раньше коммунальная была, а сейчас вся наша стала, у меня отец конструирует дельтапланы, и ему правительство подарило в связи с этим всю нашу квартиру. Ага, эта. Слышь, ты-то мне, эта, и нужен. Тут я смотрю, а у него с собой такой длинный брезентовый чехол, как удочки носят. Короче, говорит, сейчас мы с тобой к тебе вместе пойдем. Да? А зачем? До утра посидим так, а утром я эта, президента из твоего окошка делать буду. Что делать? Президента, эта самая. Я, парень, охотник. Выхухоль с километра х_ячу в глаз тока так. Тут в чехольчике у меня ружье. И пульки особые, со ста шагов кивлар пробивают нах_й. Думаю, броню возьмут. Я стою, смотрю на него снизу вверх. Чего, говорит, молчишь, пошли что ли уже? Да не, отвечаю, я не домой сейчас, я и ключи забыл, я гулять вообще вышел. Да? Ну да, у меня и дома никого сейчас, придется до завтра до обеда гулять. Вот пиво взял. Пива будешь? Не. С пива я промахнуться могу. Ладно, бывай, парень. Кого-нибудь посмелее найду. Ну, я взял свое пиво и пошел. Поскорее и подальше от дома, типа гулять. Потом я ночью пил пиво и гулял. Покупал еще и опять гулял. Утро меня застало вообще где-то на другом конце города. Там я опять пил с какими-то местными. Возвращаюсь домой под вечер другого дня уже. Выхожу из метро и иду к дому. А дома нет. А на месте, где был наш дом - огромная дымящаяся куча кирпичей. А оказалось вот что. Этот охотник все же нашел кого-то, с кем зайти в дом. А рано утром президент, как обычно, ехал на работу, и этот охотник все-таки выстрелил по его машине. Никакую броню он не пробил, конечно, машина с президентом просто уехала дальше по дороге. А через три минуты прилетел истребитель и выпустил по дому ракеты. И все. И, кстати, вся семья моя дома тогда была. Мама завтрак готовила, а папа умывался и брился в ванной. А сестренка, наверное, лежала еще в кроватке, она обычно трудно очень вставала, никак не могла проснуться как следует.
o о о о
Короче, сидели там двое. Одно с рогами, другое что-то крылатое, у костерка, и вокруг была необозримая (видимо оттого, что прозревать ее некому) пустошь, парсеки мутных и нежилых пространств, световые века сумерек... На вертеле над огнем у них скучал человек с завязанными глазами. Костерок горел, горюя, и угольки постреливали, а двое курили косяк с травой и молчали. Потом черт, к примеру, сказал: эй, слушай, чего-то он у нас с одного-то бока уже румяный, а с другого вообще сырой. Покрути-ка его немного. И ангел, морщась от конопляного дыма, молча брал и вращал. А вы знаете, говорил мне сосед, когда я пошел выносить мусор и встретил его внизу у подъезда, я вот, каюсь, голосовал, было дело, за Ельцина. А потом за этого, который у нас сейчас, тоже. И вот вы знаете, не верю я больше в эти их грязные технологии, разулся совсем я. Вы что сделали? Разуверился совсем, говорю, не поведусь больше на их приманки, вот пусть они сами без меня и крутятся там как хотят. А вы вот голосовать пойдете? Или тоже, как я теперь, сами по себе и будете сами все решать в своей судьбе? Ну и правильно. Все равно теперь твердой, сильной руки в стране не будет больше, как раньше было. И волосатой. Что? С волосами, у них там волосатые руки, у грузинов. А, ну да, а вы-то вот сами, вы в Грузии, я слыхал, бывали, да? И там что, правда горы?