Ещё несколько дней занимает ремонт крыльца, причём сначала надо было напилить доски на ручной пилораме, потом придать им, что называется, товарный вид. Только закончили крыльцо, приходит сосед и предлагает заняться его крышей. Стало быть, появляется возможность заработать, чего в моём положении никак нельзя было упускать. Конечно, Пал-Иваныч, Иван-Саныч и тем более Остап Ибрагимович нашли бы иной способ, более лёгкий и денежный. Но у меня другой характер, не знаю только, к счастью или к сожалению. Да и Ника, пожалуй, что-то подобное не одобрил бы. Опять же после нескольких лет совершенно вымотавшей меня офисной работы физический труд на свежем воздухе более чем отдых.
С Никой видимся нечасто. Похоже, у него своя компания. Ему там должно быть комфортно, поскольку ничто не напоминает о прошлом. В конце концов, превращение его в деревенского пацана – не самый худший вариант. Да и деревенское пиво, за каковым мы с Флегонтом частенько сидим вечерами, было, как и положено, достаточно забористым, поэтому при Нике сия церемония мне просто претила бы, а наливать ему я не стал бы и в самом кошмарном сне.
В конце июня начинается сенокос, и Флегонту требуется помощь. Он, однако, убеждён, что мои городские руки косу никогда не держали, по каковой причине косить я не умею. Вообще говоря, он был прав в первом и неправ во втором. Прав, потому что действительно обычную косу я видел только в магазине и в кино. Неправ, потому что косить мне приходилось, но только газонокосилкой или триммером. В этом противоречии победа была, естественно, на его стороне.
Правила игры же предполагают, что в этом мире надо уметь всё, и я спорю, что за два дня косить научусь.
Утром выходим на росу. Логика моя проста – сначала иду рядом и смотрю, как держат косу, потом работу рук, корпуса и направление движения. Зря что ли в своё время прослушал курс научной организации труда и даже зачёт сдал. Чтобы никого не смешить, встаю в стороне и аккуратненько пробую на месте. Несколько раз коса впивается в землю, будто ведёт меня куда ей заблагорассудится, хотя должно быть, естественно, наоборот. К вечеру стало получаться что-то похожее на дело. Угнаться за Флегонтом и думать было нечего, но начала появляться уверенность, и дня через два мой работодатель вполне искренне удивляется и даже предполагает, что из меня вполне может получиться справный деревенский мужик, если я брошу свои столичные глупости, найду здесь молодицу и, понятное дело, останусь жить.
Мысль его была, как говорится, интересной, однако вспомнились слова Ники насчёт заточки мозгов. Мои вроде бы тоже не под сельский быт. Тем более что при всех деревенских благостях и удовольствиях на первый план понемногу выступает монотонность здешнего бытия. Та самая монотонность, которая напрочь отсутствует в нашем городском быту, в нашей до предела спрессованной жизни, где за день можно было связаться с десятком городов, решить массу вопросов с партнёрами хоть в Австралии, хоть на Луне, буде появится в этом необходимость. Впрочем, такой образ жизни в некотором смысле тоже можно назвать монотонным и даже бессмысленным. Не зря же один очень знаменитый в наше время банкир бросил всё, уехал в деревню, построил подальше от людей дом и со своей разросшейся семьёю вполне счастлив. Кажется, мне такое всё-таки не дано… Здесь же работа моего привычного дня растянулась бы на год, если не больше. Однако потребности связаться ни с Австралией, ни с Луной ни у меня, ни у Флегонта, ни у кого бы то ни было в наших деревнях как-то не наблюдается. Вот лет через тридцать, на пенсии, в такой деревне было бы одно удовольствие жить-поживать-доживать. А пока… А пока такой жизнью жить ещё рановато, и, стало быть, беспокойный ум Митрича, как меня уже начинают здесь называть, не может не томиться от вынужденного безделья. Какое-то чувство подсказывает, что деревенские дела мне суждены далеко не на всё лето.
На Петра и Павла в деревне появляется Флегонтов брат Авксентий, живущий в Мологе и держащий там небольшую лавку. Приехал, понятно, не на шашлыки, чай не двадцать первый век, а по делу. Торговля требует слишком много времени, приходится иногда ездить в Рыбну, а то и в Питер. Закрывать лавку на это время – и убыток немалый, да и покупатель отвернётся, в другое место пойдёт. Найти приказчика, которому можно доверять, на месте не получается, вот он и решил зазвать на это дело брата, благо опыт, хотя и давний, у него имеется.
У Флегонта, однако, никакого желания уезжать из деревни нет ни на месяц-другой, ни тем более насовсем. Поскольку он старший, Авксентий настаивать и требовать не может. Разговор продолжается вечером, и тут мой хозяин, уже достаточно захмелев, совершенно неожиданно предлагает:
– А вот Мишку возьми, ежели он, конечно, захочет.
Авксентий переводит взгляд на меня:
– А сумеешь?
Ишь, молодцы какие, даже не спрашивают, согласен ли я. Или в этих временах приказчиком в лавке быть настолько престижно, что и сомнения в моём согласии быть не может? Впрочем, в Мологу я в любом случае собираюсь, и предложение было вполне кстати. Однако ежели предложение совпадает с твоим желанием, ни особого восторга, ни полного равнодушия лучше не показывать. Поэтому я несколько неопределённо пожимаю плечами:
– Почему бы и нет, Аксён Васильевич, не боги горшки обжигают. О чём с Флегонтом Васильевичем договаривались, я всё сделал, так что вроде бы свободен.
– Вот и ладно. Пока возьму тебя до осени, положу по восьми рублей в месяц, а там видно будет. Справишься – можешь остаться дольше, и по деньгам посмотрим. Но только чур – на дочку мою не заглядываться.
Флегонт смеётся:
– Анна у него на выданье, девятнадцать зимой стукнуло. Вот он и следит за всеми будущими зятьями, кому лавку придётся передать.
Ну уж заглядываться даже если и буду, то не более того. Сначала увидеть надо. А потом, бороться с принципом бабочки – увольте. Опять же будущее моё столь неопределённо, что загадывать и на месяц не хочется. Да и вообще, если ещё года два-три здесь пробуду, тогда придётся как-то определяться более основательно. А сейчас рано якорь бросать.
На том и порешили. Завтра мне день на сборы, а послезавтра с утра и отправимся.
Наутро я иду к Нике и едва застаю его. Они со Стёпкой собираются в лес, белые как раз пошли. Ну и пойдём втроём, больше попадётся.
Дорога идёт через небольшую деревеньку Полужьево, где мне давно уже хотелось побывать. Стёпка охотно о ней рассказывает:
– Домов штук пятнадцать, половина хозяев Раньковы, другая половина Клушины. А с пацанами ихними мы иногда стенка на стенку, а так они ничего.
Полужьево оказалось обычной деревенькой. Ничего примечательного, дома как дома. Победнее, правда, чем на берегу, но вполне себе. На правую половину смотрю повнимательнее, у второго дома остановился, всматриваюсь – самый обыкновенный дом, совершенно незнакомый.
– А что в нём такого необыкновенного должно быть? – вдруг спрашивает Ника.
– А с чего ты взял, что должно?
– Но ты же смотришь, будто очень хочешь что-то увидеть. Ладно если бы резьба интересная была или ещё что, а то ничего такого не видно, значит, причина какая-нибудь есть.
– Быть тебе сыщиком, всё замечаешь, – смеюсь я.
В лесу Стёпка сразу говорит, что сбегает ненадолго по своим заповедным местам, где грибов уйма, в следующий раз покажет где. А сейчас, пока мы лес ещё плохо знаем, по-хозяйски велит нам поискать на опушке и быстро скрывается в деревьях.
Ну-ну, по своим местам, значит, побегать решил. Интересно, места у нас случайно не одни и те же? Мог бы и не скрытничать, с собой взять, не обберем его. Мне же интересно, каким был лес сто лет назад. Ладно, может, ещё сам как-нибудь выберусь. А пока скорый Степкин уход меня вполне устраивает. Но разговор начинает Ника.
– Так чем тебя, братец мой старший, так Полужьево заинтересовало? Может, домик прикупить собираетесь для будущей праведной сельской жизни?
– Да прикупил уже, – в тон отвечаю я. – Не я, правда, родители. Но они к сестре уехали, так что я иногда хозяйничаю.
– Тот самый, у которого ты остановился? Маловат вроде, да и старенький уже. Всё равно с приобретением тебя! И давно, осмелюсь спросить, прикупили-с?
– Нет, на этом месте другой построят лет через десять. Его и прикупили. Да в этом году как раз через девяносто лет исполняется. Здорово звучит?
– Ага. Стало быть, в год моего рождения?
– Стало быть, так. Надо будет это отметить, на шашлыки тебя позвать. Если хочешь, и не один…
– Миша!
– Что?
– Мы же договорились…
– Извини, само как-то вылетело.
Начали попадаться грибы, проснулся азарт, и корзинка понемногу наполняется. Я рассказываю Нике о предложении Аксёна и о своём завтрашнем отъезде. К моему решению он относится достаточно спокойно, хотя и с некоторой тревогой:
– А мы с тобой не потеряем друг друга?
– С чего ты взял?
– Ты уезжаешь, стало быть летом мы вряд ли увидимся. Потом я вернусь в гимназию, а ты останешься в Мологе…
– Но я обязательно приеду!
– Это ты сейчас говоришь, а потом дела отвлекут, как часто бывает.
– Хочешь сказать, с глаз долой – из сердца вон? Так?
– Ну…
Пора было менять тон.
– Что же Вы, братец младший, так плохо обо мне думаете? Я вроде бы не давал повода…
Но Ника тон не поддерживает:
– Да я всё понимаю.
– Что именно?
– Понимаешь, первые дни мы были действительно нужны друг другу, и нам было интересно. А сейчас ты вроде бы делом занялся, мы видимся в лучшем случае раз в неделю и ты, наверное, думаешь, что раз я год здесь прожил, то и дальше смогу жить. Тем более что здесь у меня уже друзья появились.
– А разве нет? Мне показалось, что ты в некотором смысле счастлив.
– Вот именно что в некотором смысле. Тебе не приходилось бывать в компании людей хороших, но чужих? И отношения нормальные, и вроде бы друзьями стали, а всё-таки что-то не то.
– Уровень интеллекта другой?
– Может, и в этом дело, но не только.
– Тебе прошлое мешает? Но мы попали сюда с этим багажом, и тут уж ничего не поделать. Это тебя от пацанов отдаляет?
– Как ты догадался, что мы отдаляемся?
– Тут не надо быть семи пядей во лбу. Так что у вас происходит?
– Внешне ничего особенного. Днём всё как всегда.
– Стало быть, вечером…
– А вечером однажды пришлось со Стёпкой Пашку домой тащить, его где-то бражкой напоили. Был пацан как пацан, нормальный, глаза добрые. А тут грязный мешок с руками и ногами. Потом уже Стёпка пива крепкого принёс. Ты говорил, что пиво любишь, а я ещё там попробовал раз во дворе, невкусно показалось. А он пьёт и ещё подзуживает, как зимой в бане, слабо мол мне, трушу, маленький ещё и всё такое. Ну я завёлся, хоть и противно, а пью, он себе и мне подливает. Да так что оба ничего не помнили утром. Рвало, голова болела, пластом лежал. Наверное, не лучше Пашки был.
– Это называется похмелье.
– Мне противно, а надо мной ещё посмеиваются. Мол, привыкай, пацан, в жизни пригодится.
Я как-то неопределённо и нерешительно произношу:
– Ну… все через это проходят… Мне ещё не попадались люди, которые ни разу в жизни не напивались, хотя бы по глупости… Одни в конце концов спиваются, а кто поумнее, опыт приобретают.
– Будем считать, что я его приобрёл. Но здесь полдеревни вечерами такие…
– Но другая-то половина, значит, не пьёт?
– Да вроде бы… И ещё…
Последние слова звучат как-то нерешительно.
– Что?
– Ладно, потом как-нибудь…
– Потом так потом. Так что, братец мой, не всё потеряно. Всё-таки мы оба какие-то слишком правильные, жить здесь тяжеловато, да и не только здесь. Может, положение обязывает?
– Не знаю. Но ты меня точно найдёшь? Обещаешь, брат?
– Обещаю, брат.
Я подаю руку. Ника чуть ли не бросается мне на шею. Кажется даже, что он хочет заплакать, но наши глаза очень близко, и я быстро понимаю, что действительно кажется. Он должен выдержать.
– Ну и много набрали? – раздаётся рядом. Мы оборачиваемся. Торжествующий Стёпка, делая небрежный вид, подходит к нам. В его корзинке высится гордая горка белых. – Обставил я патринских на сей раз, раньше их там оказался.
Ишь ты, он патринских опередил. Ясно, куда бегал. Интересно, а каково Патрино сейчас, сколько домов? И как долго оно умирало? В моё время так называют только место в лесу. Даже следа от домов не осталось. Разбежались люди, разъехались, дома увезли. А потом всё заросло. Только на старой карте это самое Патрино и отмечено. А ещё у нас Рамешки грибное место. Белые там интересно растут, площадями. Под известными тебе деревьями почти гарантированно найдёшь. Отошёл метров на десять в сторону – и деревья похожие, а искать там бесполезно. И Рамешки тоже только на той же карте остались. Да только ли эти две деревни… И не потребовалось ни плотину городить, ни водохранилище заполнять. Всего-то полувека хватило…
Стёпка заглядывает в нашу корзину:
– Хорошо, я думал, меньше будет. Домой пора.
Мы идём на выход. Стёпка на правах хозяина немного впереди – или понимает, что Ника хочет побыть со мной?