Вервольф

Ник Карелин
 Тихо! Я здесь, безмолвный. На обочине, посреди ночи, бреду вдоль шоссе, прямиком в ад. Помер? – Нет. Очнулся здесь. Глаза у меня так и горят. Чую, чем-то запахло. Не пойму чем. Нет, у смерти другой запах. Так может пахнуть только кролик. Причём, вполне живой, думал Волчок.
О том, что со мной произошло, мне никто не расскажет, и сам я, возможно, никогда об этом не узнаю. С недавнего времени, я стал чудовищно одинок.
   Забавно, но уж очень паршиво очнуться здесь без сигарет. Лучше б я не начинал курить. И напрасно я так пристрастился к выпивке. А ещё забавней, признать то, что я теперь больше не человек. Я - ВЕРВОЛЬФ.
   Слыхали о такой твари? - Счастливчики, если ничего не слыхали и не знаете.
   Ещё один весёлый уикенд позади. Не оставил о себе и крохи воспоминаний. Моя голова набита опилками, как будто в неё кто-то вероломно пробрался, вырвав из памяти всё то, что мне так необходимо сейчас знать. Я должен знать, кто втянул меня в эту игру. А ведь ещё совсем недавно, - я был человеком.
   Фантастичнее вымысла перевоплотиться, например, в гигантскую размером черепаху. Если это произошло с вами, значит, праздник удался.
   Опускаясь во мрак, я нахожу там себя, но не нахожу ответов, без которых меня нет, без которых я призрачный странник, бродяга в волчьей шкуре. Вопрос заключается в том: нужна ли такому как я жизнь. А ведь я, пока ещё стою на своих спицах-лапах, на мокром от талого снега асфальте. Меня, слегка покачивает ветерок. И я, едва нахожу в себе силы идти вперёд, по следу своей добычи.
Паника. Кружится моя голова, я чувствую, как приливает кровь и пульсирует в висках. Сейчас моё сердце не выдержит и разорвётся. Моя плоть даст трещину, и страх вырвется наружу. А вслед за ним и душа покинет бренное тело. Без оглядки, удаляясь, прочь, от этого жуткого места. Нет, никогда душа сюда больше не возвратиться. Навсегда ей запомнятся это серое небо, мокрый асфальт, шелест ветра, нескончаемый шёпот молитвы, и сладостный поцелуй смерти, от которого только холод на губах. Но я не могу так просто умереть. Сны не способны меня убить.   
Щелчок-волчок! И я снова в игре. Клык-брык! Я прокололся. Кролик-шустряк оставил меня в дураках. И запутал следы. Он дал хорошего стрекача, пока я решался за ним погнаться. Я смотрю в темноту, прислушиваюсь к каждому шороху. Невероятно. Сердце у кролика в пятки так и ушло. Сидит в кустах, бедняжка, и трясётся от страху.      
  Начало светать. И я не знаю, что мне делать. Кажется, я проспал три часа к ряду. Проснулся от резкой боли в области поясницы. Это организм порядком ослаб. И боль даёт о себе знать.
Вставай. Экстренный сигнал мозгу. А кролика уже и след простыл. От меня воняет псиной. От пса должно вонять псиной. Но, как вынести этот треклятый запах, не имеющий ничего общего с запахом твоего любимого одеколона? Боже, как болит голова от волчьих проблем. Меня оседлали блохи. Ждут, пока я капитулирую. Ну, уж, нет. Живым не сдамся.
 - Вольно, - я сказал. Вжик-вжик. Уноси готовенького. Кто, на новенького? - Прочь, от шкуры благородного зверя, несчастные насекомые.
Влажный кирзовый нос, вытянутая морда, – всё это, пока ещё невольно щекочет мои натянутые, точно тетива, нервы. И мешает думать по существу. Особенно треклятый хвост, который постоянно болтается без дела, тем самым, совершенно сбивает с толку, и не даёт передыху. Кажется, я начинаю его ненавидеть. - Разве хвост здесь не лишний? Но как ни вертись, а хвост всегда позади.
Клыки у меня отменные, острые, оскалиться-то я уже успел. Так, просто, проверил свой волчий оскал. При этом зловеще выругался на всё человечество.
Представляю, как отреагировал бы мой дедушка, – адмирал Северного флота, на этот тупой призыв к конфронтации. Он в сердцах бы сказал: «Получи фашист гранату!» И пришиб меня, как ядреную вошь. Не смотря на то, что я, – чудовище, – единственный его потомок, бегущий поджав свой хвост вдоль лесного оврага и продирающийся сквозь бурелом. Я не знаю, сколько во мне отваги, а сколько злости. И я уже не потомок великого адмирала.
   Та шуба, в которую я одет, порядком меня раздражает. Это замешано на ненависти к серым мужским костюмам и старушечьей шали. И всё же, надо признать, что при сильных морозах мне не придется страдать от переохлаждения. Шуба плоха, да от холода тепла. А это, хоть немного, но радует. Ведь, теперь, за стойкой в баре мне не предложат вина и не побалуют гашишем. Впредь, я должен остерегаться тех мест, где встречаются люди. У некоторых из них есть ружья. И они будут не прочь на меня поохотиться.
Люди с ружьями, – смертельно опасны. Ружья, как они считают, им нужны для защиты родного дома. Но каждый из них мечтает, хотя бы раз, пойти на настоящего зверя. 
Пиф-паф! Звучит выстрел. Это означает, что беда пришла по твою чёрную душонку, приятель. Попрощайся с жизнью Волчок, теперь ты просто цель для винтовок сотни горных егерей. 
Клац-бац! Как нелепо, я угодил в капкан. Из него мне не выбраться. Тому виной привычная рассеянность, которая, к моему глубочайшему сожалению, не имеет условных границ. И вот я истекаю кровью. А через час, стану объектом пристального внимания для различных насекомых. 
Быть зверем, значит лакать свою кровь. По вкусу волчья кровь схожа с клюквенной настойкой. Да, только пьянит ещё чище, чем чистоган. Рекомендуется попробовать всем без исключения. Детям, не больше столовой ложки, в виде микстуры от кашля.
Чую, теперь моя песенка спета. Где-то вдалеке слышно, как раздаётся перезвон колоколов. Выключите музыку, и налейте яду в стакан. Господи, ради всего святого, убий во мне зверя.
Агония. Все темнее в таинственном и дремучем лесу. Капкан, – есть сущее зло. Порождение рук человека. Братцы-живодёры, за что же вы меня?
Полно шутить, сказал волк капкану, отпусти лапу-ту.
 - Ну же, Волчок. Ещё чуть-чуть, и ты выберешься!
 - Есть. Хромаю. Но это не беда. Кому какое дело? До волчьей свадьбы, авось, заживёт. Умирать, скажу я, унылое и грустное дело. Никому не советую этим заниматься. Боязнь смерти гораздо мучительнее, чем сама смерть. Лучше умри, пока тебя ласкает жизнь.   
Наконец-то, установилось полнолуние. О, языческие боги! Ночь выдалась на славу. В такую-то ночь негоже спать зверю. Пусть дрыхнут люди и теперешние мои приятели, - косолапые медведи в своих берлогах. А я повеселюсь на славу. Да, и что ещё остаётся делать в эту сказочную ночь, как не выть на луну?
По лесу прокатился протяжный волчий вой.
Все слышат мой вой, пусть знают, кто хозяин в этом дивном, сказочном лесу. Люди устроили облаву на волка в здешних местах. Жалкие людишки. Ничтожные, невежественные мужички. Твердолобые и неотёсанные мужланы. Но у них ничего, ничего не выйдет!    
О, человеческий род многослезный, бессильный и жалкий, властно влекомый к земле и обращаемый в прах.
  Так знайте же, я выбрался из вашего капкана. Теперь я свободен! О, свобода – главный дар природы. Овца и волк по-разному понимают это слово, в этом заложена суть разногласий в человеческом обществе. 
 - Ха-Ха-Ха! Ууууе! – потешался Волчок.
Он выл на всю прерию, тем самым веселил всё вокруг. Его песню услышали звёзды, и пустились танцевать шаманский танец. Сам он почувствовал пульс Великой Любви, танцуя Танец Волка. В эти минуты под ним кружилась земля и играла в прятки луна, то и дело, прячась за спиной у проплывавшего мимо легиона туч - вечных странников, гонимых ветром.   
Так, сам того не желая, он довёл себя до неистовой истерики. Этой ночью Волчок был горазд на выдумки. Затеяв свой дикий пляс, он уже не мог так просто остановиться:
Эй вы, посетители грязных притонов,
Бродяги, что жизнь провели под мостом,
Вы благородные, в чистых погонах,
Сбегайтесь понюхать меня под хвостом.
 - Не всем волчатам стать волками. Не всякий взмах сулит удар, - бранился Волчок. Проделывал он это, так же умело, не хуже чем сварливая баба Яга, если её взлохматить, усадить в ступу и всучить ей метлу, для возвращения на родную планету Югория.
 Своей бранью, он завёл всех собак в округе. Продолжая глумиться над ними:
От вас, мне не надо эмоций щенячьих,
Не нужен от вас мне сонет заводной.
Лишь крыли б и крыли меня по-собачьи.
Услышьте, барбосы, призывный мой вой.
   Эх, козла деру, дай хоть душу отведу, - подумал Волчёк. А когда окончательно осип, принялся зализывать свои рваные раны, так и не сумев избавиться от бессонницы, мучавшей его в продолжение всей ночи.   
   Луна, – это волчий опиум. Вот почему в полнолуние, мы – волки, лишенные покоя и сна, вероломничием, хулиганим, - одним словом: занимаемся вандализмом. А на утро всё так же болит голова. Утренний ангел пустых бутылок, не покидай меня.

   В близлежащей деревне Гадюкино на протяжении всей ночи никто из жителей: мужчин, их жён, стариков, за исключением детей, не сомкнули глаз.
   А на утро мужики уже не пили самогон. Они разрабатывали план по укрощению вероломной твари, похотливого Байрона, шутника-самодура и нарушителя общественного покоя.
 – Разухабилась нынче тварь, – сказал не без пафоса Вован.
   Он был единственный в деревне, как поговаривали старики, живущий бобылем.
   У такого и бабы-то нет под боком. А что толку с того, что он лучший стрелок в округе, и матёрый охотник?   
  Нет хлеба в деревне, а героина - понимаешь, полно. Нормальные мужики нынче перевелись, – подумал Вован. Но вслух произнести не осмелился. Понимая, что речи его не для чужих ушей.
 – Дело глаголешь, Вован, – соглашались остальные, стоящие рядом мужики. 
 – Тварь, она, как видишь, морозоустойчива. И спирту ей не надобно, понимаешь. Тварь-то не падкая на выпивку, вот в чём она нас обыграла.
 – Расставленные капканы не помогли, – сообщил перекошенный егерь Егорович, не просыхавший со дня прошлогодней рыбалки.
 –  Хи-хи-тра зверушка, – заикаясь, пробурчал он. И как-то, сам того не ожидая, вопрошающе поглядел в сторону отца Кондратия.
   Но святой отец, откровенно называвший Егоровича бесом, направил свой взор к небесам. И мысленно, в сотый раз, предал его анафеме.
 - Носи бороду на плече, Егорович, - отрезал Вован. Как посмотреть, ты совсем Волю потерял. Эх, на мужика перестал походить. Давно ли Егорович в зеркало-то гляделся?
 - Худая харя зеркала не любит. А такого зверя, как этот сразу не похоронишь. Страшно мне братцы. Ей богу, не тот это зверь.
   Слышать такое от Егоровича, казалось, весьма странным. Зимой его пьяного, чуть не задрал медведь, когда егерь завалился в его сонную берлогу. Полуживого гостя, мишка тогда помилосердствовал. Выставил за дверь, продолжив спячку.   
 - Стращай того, кто не мыслит ничего, – неожиданно вплёлся в разговор пахарь Микула.
   Ну, он-то почём знает, - подумал Вован, и покачал головой в знак непонимания. Его дело малое, плуг да стакан в кулачище сжимать. Да, жену свою топором рубать, каждый вечер. Только с пьяных глаз, да всё невпопад.
 - Что живо, то и хитро, - подхватил эстафету Мартыныч.
   И как только смертью люди живут, - думал Вован, глядя на деревенского гробовщика.   
 - Ну что ж за глупцы. Им бы только втихаря надраться, да бородой потягаться. - Послышались из-за спины шаги, и знакомый хрипатый голос старого ведьмака.
 - Ну, вот! Как бы очередную лекцию выслушать не пришлось. После таких умозаключений, хоть в колодец на дно полезай. А там, гляди, какая-нибудь русалка к рукам приберёт. И прощай тогда холостяцкая жизнь, - рассуждал Вован.   
 – Что, без бороды и в рай не пускают, – принялся ведьмак за свою поучительную речь. - Неуч-то, старика выслушать кому-то вздумалось? Ну, что лошадиные морды свои выставили. Сначала, задайтесь вопросом: «Кто этот пришлый. Знаете ли вы его».
   Вдруг, старика забил чахоточный кашель.
 - Дьявол. Чур, меня, – выдавил он, скорчившись в три погибели.
   Если б не кашель, он бы ещё не так, приласкал, да приголубил, - подметил про себя стрелок.
   Теперь, старику хватило духу, только для того, чтобы, превозмогая себя ударить в сердцах старым ведьмачьим посохом о ствол громадного трехсотлетнего дуба. После чего ветхая деревяшка в руках ведьмака переломилась. А сам старик, крякнул.   
   Большинство из собравшихся мужиков истолковали это дурное знамение, равно как и слова колдуна на свой собственный лад.
   Получилось, что в лесу завелась такая тварь, как оборотень, то есть, верволк.
   Тут же, в спешке, дуб решили срубить. Ведьмака в деревянный тулуп одели и, не мешкая, в землю зарыли.
   Ходили слухи, будто сам старик посадил старинное дерево, в котором не одно поколение дятлов избу себе замостили. Долго жило дерево. Долго жил колдун. Не раз замечали люди, как кукушка натощак его окукует. А он стоит как вкопанный. И рад бы смерти, да где её взять?            
 - Не верю я вам, и всем вашим бредням, - не выдержав, воскликнул Фомка, деревенский ботаник. – Коли волчьей ягоды объелись, и шутку над Фомой шутите, так я вам вот что скажу, потешаетесь. Тем не играют, от чего умирают. И он затопал ногами.
 - У него ноги как копытца топают, а он сам об этом не подозревает, - усмехнулся Вован. 
 - Покажите мне верволка, тогда я поверю. Только его нет, ложь на тараканьих ножках, – твердил не унимаясь, с пеной у рта Фома. – Значит, сказок стариковских наслушались, и ушки развесили. Но кто мне скажет тогда, почему я при одном упоминании об этой твари, готов всё бросить, и без оглядки бежать. И неважно куда. А лучше бы сразу в пасть к зверю. Но это уже не страшно. Только бы прочь от вас. Только бы не слышать вас. Только бы забыть про вас. Но куда мне от вас, окаянных, деться? Что у волка в зубах, то, как известно, Егорий дал. Так кого мне нужно бояться? Один я на всём белом свете. Ни кому нельзя верить. А себе, - тем более.
 - Фома ты неверующий, – произнёс в ответ Вован. Возьми вот лучше для храбрости выпей. И он налил ему в кружку сполна браги. На что Фомка только фыркнул. Затем глотнул. Прослезился. И обниматься полез.   
 – Пришла пора взяться за ружья, ребятушки, – сказал стрелок.
 - Пора. - Решили единодушно. И взялись за самогонку.
 - Ну, братцы, будет волку на холку. Глядишь, споймаем тварь, - бодро проговорил Вован. И поднял вверх свой могучий, устрашающий всех деревенских парубков, кулак.
 – Никуда твари не деться, – лихо кричали мужики после первой рюмки.
 – Семеро одного найдут. – Восклицали после второй.
   И семеро одного убьют. – Думали после третьей.
   Пили крепко. До тех пор, пока солнце не провалилось за горизонт. Тогда раздался протяжный волчий вой. 
 – На рассвете устроим травлю на зазнавшуюся зверушку, что рыщет во тьме ночной. На этот раз, ему сучьему потроху, не миновать смерти! – кричали лужеными глотками мужики. И рвали на груди и без того рваные тельняшки.
   И только сельский проповедник отец Кондратий, поостерёгшийся читать, кому бы то ни было проповеди в этот прескверный для него вечер, украдкой перекрестился. В его душу вселился страх. Он заперся в своей душной каморке в часовенке, и просидел в ней от заката до рассвета.
 - Кто малым доволен, тот у бога не забыт, - повторял он, заклиная, по принципу: «помоги себе сам». И неустанно молился. Молился и судорожно крестился, постоянно при этом вздрагивая. Уповая на своего Спасителя. Обращаясь к Провидению. Всячески пытаясь снять с себя все грехи, которых накопилось не мало. И всегда-то, не находил он времени их замолить.
   Только, под утро его тело нашли одеревеневшим. Жертвенно улыбаясь, отец тихо сидел в своей келье на полу, притулившись спиной к стене. Дикая ухмылка отразилась на его лице, будто в последние мгновения перед ним распахнулись девятые врата ада.
   То, что с ним произошло, ввергло в панику всех деревенских прихожан. И как потом удалось выяснить, при помощи Фомы, проводившего вскрытие, - настиг его не менее коварный зверь. Имя, которого: паралич.
   Стемнело в деревне с такой же внезапностью, с какой кончился весь самогон, коего никогда не бывает в меру. И появилась Луна с жёлто-красными язвами на боку.
   Тогда-то, все разом вспомнили про своих юродивых, завсегда бранящихся и лишь временами ласковых, родных, милых сердцу жён. После чего, сразу же разбрелись по своим хатам.
   Говорят, что у баб, да у пьяных слёзы дёшевы. А ещё говорят, что иная вода крови стоит. Так-то оно, так! Поэтому, не мудрено было предположить, что каждый, кто явился в тот вечер домой, получил от жены по привычной порции брани. А в лучшем случае скалкой по лбу. Все, за исключением стрелка, которого, в подобных случаях, никто не бьёт и не лечит. Ибо умелицы такой ещё не нашлось, да зелья такого секрет ещё не открыли.
 – Не видать тебе Волчок больше лунного света, – думал стрелок, возвратившись к себе в дом. И сидя на кухне, отпустив рожу в миску с винегретом.
 – Ночь короче дня. Поутру, мы дадим тебе прикурить, Волчёк - серенький бочок. Я со своими мужиками пойду хоть на медведя голыми руками, – решил он раздобревши. Хоть глотки у них лужённые, а лбы-то мощёные.
   Пусть он и догадывался о том, что мужики давно перестали считать его своим в доску. Но по-прежнему, доверял им свою драгоценную жизнь. Выставив охрану, стрелок надеялся на мужиков, как на святых апостолов.
   Конечно, же, он знал о том, что с некоторых пор, за глаза, они стали называть его Волчком. Так, как жил он в гордом одиночестве. И часто, погружаясь в собственные мысли, тихоходом удалялся в далёкий заоблачный край. А когда наступала пора опуститься на землю, а именно в глухую, забытую богом деревеньку, в пределах страны Вечной Осени, со всех сторон окружённую диким лесом, имеющую старое и о многом говорящее название, тогда-то, ему становилось не по себе.
   Низкий горловой рык послышался у него за спиной. Подняв голову, стрелок обмер.
   Вырываясь из темноты обнажив свои клыки, со злой ухмылкой перед ним возник Волчок. Всё вокруг говорило о том, что зверь готов в любую секунду броситься и разорвать его в клочья.
   Это он сделал стрелка в один миг, седым как лунь. Он заставил его взмолиться всем языческим богам. Волчок, - стал для него Проклятием и Спасителем.
   Вот ведь, как бывает. Живучи не улыбнешься, помирать будешь – крякнешь, - подумал Вован. Но, так ничего вслух не промолвил. Понимая, что речи его не для волчьих ушей.
 – Что же ты приумолк, храбрый стрелок, говорят, мы с тобой одной крови, – рыкнул Волчок. И уходя, весело прищёлкнул клыками.
   В эту ночь стрелок навсегда потерял страх перед зверем.
   Выскочив прочь из избы, Волчок пустился рысью в сторону леса. Прогулка перед назначенной казнью была ему в радость. И когда один из мужиков заподозрив что-то неладное, догадался разбудить остальных. Кто-то кинулся за оборотнем вдогонку, а кто-то к жене под юбки. Об этом история умалчивает.
   И стали с тех пор в деревне сказки слагать. Детей за непослушание грозиться к сказочному волку отправить, на совместное с ним проживание.
   Известно, что Вован женился. Нашёл себе бабу бедовую. Живёт с ней в радости. Да, только, никому не ведома такая оказия: в самый пик полнолуния из знакомой избы раздаётся волчий вой, шаманит свистапляс. И знает об этом только одна единственная душа во всей деревне. Знает, да помалкивает! А что случись, где она подобного мужа себе найдёт? Ведь не мужик-то, - зверь! Ну, а до ближайшей деревни, верст не счесть.
   И вот ещё. В каком направлении, и как стремительно быстро скрылся Волчок, никто знать не знает. Можно предположить, как близко ли, далеко ли; низко ли, высоко ли; мчит он во весь опор, меняя свои маршруты, пробегая мимо тихо вымирающих русских сёл и деревень с их таящими, скрывающими своё нутро названиями, такими, как: Покойное, Лиходеево, Подоткосное, Иноземцево, Вероломное… Сколько их ещё на всём пути, одному только волку известно.
   А не выдумка ль всё? Фомка с Егоровичем до сих пор спорят. А когда самогон пить перестают, понимают: что истина не в вине! И как хорошо в лунную ночь на сеновале с гарной дивчиной любовью заниматься. Совсем нет времени на войну. И страха остаться одному, тоже нет.

Конец



Март 2002г.