Бои у орлау, лана и франкенау ч. 5

Сергей Дроздов
БОИ У ОРЛАУ, ЛАНА И ФРАНКЕНАУ
Второй день боя и его итоги.


 События 24 августа

«Около 19 ч. 00 м. 37-я пех. дивизия была запрошена штабом корпуса, сможет ли эта дивизия утром 24 августа перейти в наступление, чтобы отбросить русских. Получив утвердительный ответ командира дивизии, ген. Шольц отдал приказ о переходе корпуса в наступление с утра 24 августа…»
Вроде бы и неплохо, что дивизия сразу после тяжелого боя заявляет о своей готовности наутро перейти в наступление.
Однако это сделать это немцам оказалось непросто.

«В штабе 3-й рез. дивизии было получено распоряжение ген. Гинденбурга, в котором указывалось, что 1-й корпус не сможет прибыть на правый фланг 20-го корпуса ранее 26 августа, 20-й корпус должен пока что обходиться своими силами, 3-ю рез. дивизию необходимо временно оставить у Алленштейна.

В сложившейся обстановке командир 20-го корпуса принял решение вывести вверенный ему корпус из-под угрожавшего ему удара. В 2 часа 24 августа начальник штаба корпуса полк. Гелль запросил 37-ю пех. дивизию о ходе боя и сможет ли она оторваться от противника. Командир 37-й пех. дивизии ген. Штаабс ответил, что, но его мнению, дивизия, безусловно, сможет удержаться, если этого требует общая обстановка, но возможен и отход. Ген. Штаабс просил, если будет решено отходить, то немедленно отдать об этом приказ, чтобы до рассвета оторваться от русских…

С согласия штаба армии был отдан приказ об отступлении 37-й пех. дивизии…
В 3 ч. 45 м. 24 августа, когда в частях 37-й пех. дивизии царил хаос и беспорядок, когда одни части отошли, а другие не были еще отысканы и извещены о необходимости отступать, когда "не только во многих случаях пришлось оставить раненых, но не досчитывались целых войсковых частей",  русская артиллерия открыла огонь, а пехота 15-го арм. корпуса двинулась в атаку.
По свидетельству командира 15-го арм. корпуса генерала  Мартоса  немцы, видимо, не ожидали удара и стали в беспорядке отступать, бросая раненых. 2-я бригада 6-й дивизии завладела 2 орудиями и несколькими пулеметами противника. Было взято в плен несколько офицеров и около сотни солдат.


Атака частей 15-го арм. корпуса обрушилась на разрозненные части 73-й пех. бригады, начавшей уже свой отход, и на 75-ю пех. бригаду, готовившуюся к отступлению. Когда около 4 ч. 00 м. русская артиллерия открыла огонь, командир 75-й бригады ген. Бекман принял решение отступать, не дожидаясь разрешения, что, впрочем, через некоторое время одобрил прибывший на участок бригады ген. Штаабс. Но приказ Бекмана не дошел до некоторых частей его бригады, продолжавших удерживать отдельные участки укрепленной позиции. Среди других в изолированном положении оказались роты 150-го пех. полка, взвод 5-й батареи 73-го арт. полка и взвод пулеметов, которые и стали добычей частей 6-й пех. дивизии (24-го пех. Симбирского полка), ворвавшихся и укрепленную позицию между 5 и 8 час. 24 августа.
Так закончился первый бой 15-го арм. корпуса, в общем увенчавшийся значительным успехом, 37-я герм. пех. дивизия, составлявшая левый фланг 20-го арм. корпуса, была разгромлена…»

Отметим, что отступление немцев было преднамеренным, а удар частей 15-го русского корпуса пришёлся по потрёпанным боем и перемешавшимся полкам 37-й германской дивизии. В целом, результат боя можно считать успешным для нас, хотя потери русских войск, даже в этой схватке были больше немецких. Абсолютно достоверных цифр потерь нет.
Наши историки приводят такие данные:

«Из состава 73-й пех. бригады - всего похоронено 587 убитых бойцов и офицеров. Однако  потери немцев убитыми надо определить не менее 1 000, а ранеными около 3 000 чел. Русские в этом бою потеряли убитыми и ранеными около 2 500 чел.»

Разгром 37-й пех. дивизии тяжело отозвался на настроении командования 20-го герм. арм. корпуса.
24 августа Гинденбург ездил в штаб 20-го корпуса, где имел беседу с командиром корпуса ген. Шольц, от действий которого зависел дальнейший ход операции и на которого после поражения 37-й пех. дивизии не вполне рассчитывал командующий армией…
В 18 ч. 24 августа ген. Людендорф во время разговора со штабом главнокомандующего так оценивал сложившуюся обстановку:
"Русский 15-й арм. корпус атаковал 20-й арм. корпус, особенно 37-ю пех. дивизию, но был отбит. Рядом, восточнее, русский 13-й арм. корпус, теперь, вероятно, уже вступивший в бой; рядом, западнее, - русский 1-й арм. корпус, наступающий через Млаву. Установлено ли боевое соприкосновение, еще неизвестно. Еще одна русская колонна, вероятно, 6-й арм. корпус, достигла района севернее Ортельсбурга. Решение: держать позиции 20-го арм. корпуса так как отход равносилен поражению. Переброска 1-го арм. корпуса задерживается еще на несколько часов, 1-й рез. и 17-й арм. корпуса подтягиваются к левому флангу, 1-й рез. корпус сегодня дойдет до Шиппенбейль, и Гросс-Швансфелъд. Настроение решительное, хотя не исключена возможность неблагоприятного исхода".
 
Осведомленность ген. Людендорфа отнюдь не являлась следствием отлично поставленной разведки, а объяснялась легкомысленным отношением к службе связи русских штабов, передававших радиограммы в незашифрованном виде. 24 августа около 9 час. ген. Людендорфу были доложены русские радиограммы, которые давали исчерпывающую ориентировку. Первая телеграмма - штаба 2-й армии командиру 13 -то корпуса. Вторая телеграмма - командира 13-го корпуса - начальнику штаба армии о том, что 13-й корпус идет на поддержку корпуса Мартоса и в 9 час. развернется против фланга и тыла противника и атакует его.
Последующие действия немцев опирались исключительно на русские радиограммы…»

После войны германским архивом опубликована целая серия русских радиограмм, перехваченных в период "Танненбергского" сражения (одна из них приводится, в сокращении):
«В 6 ч. 00 м. 25 августа штаб 8-й герм. армии принял телеграмму штаба 2-й русской армии следующего содержания:
"Командиру 13-го корпуса. После боя на фронте 15-го корпуса противник ночью 24 августа отступил в направлении Остероде. У Гильгенбурга, по сведениям, - ландверная бригада. Армия продолжает преследовать противника, который отступает на Кенигсберг, Растенбург.
2-я армия наступает нa линию Алленшгейн - Остероде 25 августа. Главные силы корпусов занимают: 13-й - линию Гимендорф, Куркен; 15-й - Надрау, Паульсгут; 23-й - Михалкен, Гросс-Гардинен. Разграничительные линии для наступления корпусов: между 13-м и 15-м - линия Мушакен, Швердих, ...лькден; между 15-м и 23-м - линия Нейденбург, Витигвальде.
1-й корпус остается в пятом районе, прикрывая левый фланг армии... корпусу перейти в район Бипшфсбург, Ротфлис, чтобы обеспечить правый фланг. Со стороны Растенбург 4-я кав. дивизия, приданная 6-му корпусу, оставаясь в Зенсбурге, ведет разведку на линии Растенбург, Бартенштейн и Зеебург, Хейльсберг. 6-я и 15-я кав. дивизии (следует неразборчивая фраза). Штаб армии Остроленка.
Самсонов" .
 
Таким образом, рано утром 25 августа ген. Людендорф располагал данными о русских в такой же мере, как это знал русский командующий армией ген. Самсонов.

Не лучше обстояли дела и с телеграммами от 1-й русской Армии (Ренненкампфа):
В 6 ч. 30 м. 25 августа, штаб 8-й герм. армии получил по радио следующую ориентировку относительно войск 1-й русской армии:
"Генералу Алиеву.  Армия будет продолжать наступление. 25 августа она должна выйти на рубеж Вирбельн, Заала, Норкиттен, Клейн Ботаурен, Норденбург; 26 августа - Дамерау, Петерсдорф, Велау, Аллендорф, Гердауен. Районы 20-го и 3-го корпусов разграничиваются р. Прегель. Районы 3-го и 4-го корпусов разграничиваются дорогой Швирбельн, Клейн-Потаурен, Алленбург, причем вся дорога включается в район 3-го корпуса. Хан-Нахичеванский выдвигается в направлении на Алленбург впереди фронта армии в район между р. Прегель и линией Даркемен, Гердауен, Бартенштейн; севернее от него - Payх со своей дивизией, южнее его - Гурко. Переправа через Прегель является задачей 20-го корпуса.
Ренненкампф" . 

Помимо двух вышеприведенных документов, немцы в течение ночи с 24 на 25 августа и днем 25 августа приняли еще семь русских радиограмм, уточнявших приведенные документы.

Условно говоря, получалось  сражение двух противников, один из которых имел завязанные глаза и заткнутые уши, а второй всё прекрасно видел и слышал, да ещё и заранее знал о намерениях своего врага.  На чьей стороне будет победа догадаться не трудно. Вот какую важную информацию получили немцы

Генерал  Гинденбург, приняв решение об упорной обороне на фронте 20-го корпуса, приказал 1-му рез. и 17-му арм. корпусам нанести удар 6-му русскому корпусу. В отношении же 1-го арм. корпуса ген. Гинденбург решил лишь сообщить ген. Франсуа, что он приедет и нему утром 25 августа, чтобы обсудить с ним задачу 1-го корпуса, который один должен был оказать 20-му корпусу неотложно требовавшуюся помощь.
 
"Но затем, еще до отъезда из Ризенбурга, командующему армией стала известна важная русская радиограмма. Она содержала приказ Ренненкампфа, весьма легкомысленно переданный незашифрованным и указывавший 1-й русской армии в качестве рубежа достижения на 26 августа линии Гердауен, Алленбург, Велау. Это было лучше всех ожиданий, а тут подвернулась еще счастливая случайность: несколько часов спустя радиостанция штаба (начальник - обер-лейт. Рихтгофен), а также Торнская радиостанция приняли полный текст приказа 2-й армии. Он был вручен в Лебау на пути в штаб 1-го корпуса подполк. Гофману, который на ходу передал его из своего автомобиля на автомобиль командующего армией". 

На наше несчастье Макс Гофман сумел убедить Гинденбурга и Людендорфа (которые не верили в возможность передачи столь секретных приказов клером) в подлинности перехваченных радиограмм и немцы приняли свои контрмеры. Обратите внимание и на стиль работы германского командования на Восточном фронте: мобильность,  оперативность и решительность. Важнейшие документы командующему армии передают на ходу (!!!) из автомобиля в автомобиль. И решения принимались также быстро и осознанно, в соответствии с быстро менявшейся обстановкой. А ведь Гинденбургу было тогда  уже 67 лет, и с 1911 года  и до августа 1914-го   он вообще пребывал в отставке.
После совещания с командиром  германского 1-го арм. корпуса было решено корпус с утра 26 августа в наступление против 1-го русского арм. корпуса.
В состав армии с 27 августа включалась ландверная дивизия ген. Гольца, перебрасываемая в Восточную Пруссию из Голштинии. Эту дивизию было решено использовать
в качестве резерва за правофланговой ударной группой армии - 1-м арм. корпусом.

Впоследствии, Макс Гофман вспоминал:
«К концу дня 23 и утром 24 августа значительные части варшавской армии атаковали левофланговую 37-ю дивизию корпуса генерала Шольца. После ожесточенного боя они были отброшены с большими потерями.
В конце боя последовал один маленький и сам по себе незначительный эпизод, имевший, однако, громадное влияние на дальнейшее течение битвы при Танненберге. Выяснилось,
что позиция победоносной 37-й дивизии была выбрана неудачно, и что лучшая позиция находится позади. 24-го утром в Танненберг для совещания с генералом Шольцем прибыл штаб армии, и генерал просил разрешить ему отвести 37-ю дивизию, после отражения атаки, на более выгодную позицию. Командование дало на это свое согласие.
Добровольный отход 37-й дивизии оказался в результате счастливым шагом: он вызвал у русских уверенность в общем отступлении германских войск.
Генерал Самсонов дал своей армии приказ о преследовании. Русская радиостанция передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Это был первый из ряда бесчисленных других приказов, передававшихся у русских в первое время с невероятным легкомыслием, сначала без шифра, потом шифрованно. Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на востоке; иногда лишь благодаря ему и вообще возможно было вести операции. Шифрованные приказы не составляли для нас затруднений. В штабе у нас были двое, оказавшиеся гениями в области дешифрирования: всякий раз быстро удавалось найти ключ к новому русскому шифру».


Работа русского фронтового и армейского командования в эти дни не имела ничего общего по характеру и содержанию с работой немцев.


РУССКИЕ:

Русский историк генерал Н.Н. Головин писал об этом бое:
«XV корпус встретил упорное сопротивление немцев на укрепленной позиции Орлау-Франкенау. Вот как описывает  этот бой командир XV корпуса ген. Мартос:
"10/23 августа после полудня корпус выступил из района Нейденбурга четырьмя колоннами по-бригадно…
Пройдя от Нейденбурга несколько верст, я услышал артиллерийский огонь и сначала предполагал, что небольшие немецкие арьергарды задерживают наше движение. Но канонада стала быстро усиливаться, а затем из ряда поступивших донесений от частей и высланных мною офицеров Генерального Штаба стало выясняться, что немцы значительными силами занимают укрепленную еще в мирное время  позицию на линии деревень Орлау-Франкенау, причем Черниговский  пех. полк, шедший в голове правой колонны, заняв без особого сопротивления деревню (не помню точно названия), попал в очень тяжелое положение: деревня лежит внизу и обстреливается фронтальным и фланговым огнем. В донесении сообщалось, что командир полка полковник Алексеев убит. Одновременно выяснилось, что левая колонна корпуса (1-я бригада 6-ой пех. дивизии полковника Новицкого) против себя имеет незначительные части неприятеля. Оренбургский казачий полк, следовавший впереди корпуса, наткнувшись на позицию, отошел за пехоту и в полном составе стал в резерв. Я решил атаковать неприятеля, чтобы очистить корпусу путь к Гогенштейну, но предварительно приказа об атаке сделал следующие распоряжения: 1) полковнику Новицкому оставаться на месте и держать бригаду в кулаке;
этой бригадой я имел в виду охватить правый фланг позиции; 2) инспектору артиллерии корпуса указать позиции для мортирного дивизиона и объединить действия артиллерии для подготовки атаки и 3) Оренбургскому казачьему полку выдвинуться к левому флангу позиции и угрожать ее тылу для облегчения положения Полтавского пехотного полка. Я знал, что командир Оренбургского полка ничего решительного не предпримет, но рассчитывал, что появление казаков на фланге и в тылу позиции произведет на немцев впечатление"...

Когда стало темнеть, мне принесли радиограмму с корпусной искровой станции, пишет генерал Мартос; довольно безграмотное донесение сообщало, что отряд генерала Мингина подвергся панике и бежит к русской границе. На запрос, оказалось что ни одна наша станция этой депеши не передавала. Очевидно, она была сфабрикована немцами. Затем офицер связи при генерале Мингине донес мне, что во 2-й дивизии все благополучно и что дивизия расположилась на ночлег в указанном ей приказом по армии пункте. Из этого я заключил, что немцы или ждут прибытия подкреплений или хотят безнаказанно отступить, для чего и желают оттянуть мою атаку, пугая паникой в колонне генерала Мингина…

Вечером 10/23 августа выяснилось, что один из полков 8-й пехотной дивизии (30 п. Полтавский) отходит назад. Командир корпуса сам выехал вперед и привел полк в порядок. Но видя это разстройство, генерал Мартос счел необходимым обезпечить корпус резервом. Для образования корпусного резерва пришлось оттянуть бригаду полк. Новицкого, по первоначальной мысли командира корпуса, предназначавшуюся для удара по правому флангу немецкой позиции. Желание командира корпуса охватить конницей левый фланг немецкой позиции тоже не было выполнено. "Оренбургский полк, пишет генерал Мартос, долго ночью блуждал в тылу боевого расположения корпуса, но все-таки на фланг неприятеля не вышел"…

Отступление немцев было так стремительно, что до крайности утомленные войска корпуса не могли их преследовать на далекое разстояние.
К сожалению, пехотные полки корпуса понесли чувствительные потери: было убито 3 командира полка, выбыли из строя убитыми и ранеными лучшие баталионные командиры, а также много офицеров и 3000 нижних чинов".

- В продолжение темы о бравировании личной храбростью, так свойственной русским офицерам: Командир корпуса отмечает, что в первом же бою (!!!)  были убиты 3 командира полка (из 8 имевшихся по штату), лучшие командиры батальонов наверняка многие ротные командиры. А ведь сражений-то впереди ещё много. Кому-то надо было вести в бой оставшиеся части и подразделения. 
- И вот ещё один пример ЛИЧНОГО вмешательства высокого командира в дела нижестоящих начальников в ходе боя.  Полтавский полк в бою без приказа «отошёл» назад. (Мартос выбирает довольно деликатный термин для самовольного оставления  полком боевой позиции). А ведь именно командир Полтавского полка полковник Гаврилица, если помните, принял командование всей бригадой, вместо контуженного, в самом начале боя, штатного командира бригады. А вот управлять в бою СВОИМ полком у него ни сил,  ни времени не хватило.
И командир корпуса ЛИЧНО выезжает  для того, чтобы привести полк  в порядок. А ведь  этим могли бы заняться многие другие должностные лица: начальник штаба бригады, командир и начальник штаба дивизии,  в состав которой входил «отошедший» Полтавский полк. У командира корпуса было множество других забот, кроме личного  участия в «приведении в чувство» драпанувших с позиции бойцов;
Немцы, увидевшие поразительную наивность и простодушие русских полководцев в организации и пользовании радиосвязью, делают одну из первых попыток «радиоигры», фабрикуя поддельную радиограмму панического содержания. На сей раз их «номер не прошёл». Генерал Мартос, будучи одним из самых подготовленных и талантливых русских генералов, догадался проверить достоверность немецкой депеши и не поддался на эту провокацию.
Как видим и гибель командира Черниговского полка, в описании Мартоса, уже не имеет романтического окраса. Ни о какой  его штыковой  атаке, под полковым знаменем, командир корпуса не упоминает. Зато пишет, что командир полка умудрился загнать свою часть в ловушку: простреливаемую с фронта и флангов немецкую деревушку в низине, где немцы могли расстреливать попавший в огневой мешок полк.
Обратите внимание, с каким нескрываемым презрением опять отзывается генерал Мартос о боевой службе Оренбургского казачьего полка. К сожалению, в этой кампании казаки показали себя не с лучшей стороны…

Известный русский историк А.А. Керсновский писал про это сражение так:
10/23 августа произошел кровавый бой у Орлау, стоивший русским 2,5 тысячи убитыми. Местность была оборудована немцами так называемыми «волчьими ямами» и проволочными заграждениями. Бой длился сутки и закончился русским успехом. Было захвачено два тяжелых орудия, два пулемета, зарядные ящики и много пленных. Немцы потеряли в бою под Орлау убитыми 1700 человек.
Генерал Жилинский, поздравляя генерала Самсонова с этим успехом, телеграфировал: «Поздравляю Вас и войска вверенной Вам армии с первым успехом, заставившим поспешно отступить корпус противника. Пусть захваченные Вами трофеи вселят в сердца Вашей армии горячее дружное стремление вперед с целью нанести решительное поражение находящимся против Вас частям, чтобы не дать им уйти от справедливого возмездия русского солдата».

К сожалению, и масштаб и значение этой победы Жилинский сильно преувеличивал. Никакого «поспешного отступления целого корпуса» у немцев не было. Напротив, они тщательно готовились к мощному контрудару по корпусам 2-й  русской Армии.

На фото: германский взвод 1914г.

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/04/18/343