Олег ГОВДА
В О И Н
(ВОЗВРАЩЕНИЕ)
КНИГА ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
"Нет, я не плачу и не рыдаю.
На все вопросы я открыто отвечаю.
Что наша жизнь? Игра!
и КТО ж тому виной,
Что я увлекся этою игрой?"
Юлий Ким
Глава первая
Хотите жить спокойно? Не делайте родным сюрпризов.
Сотни раз я с удовольствием слушал и сам рассказывал в кругу друзей анекдоты из серии «Возвращается неожиданно муж из командировки», но никогда не думал, что сам могу попасть в похожую ситуацию. Вот только не надо этих саркастических ухмылок! Слава Богу, Аллаху и прочим Буддам, я еще не женат и никакая, непредусмотренная уставом, растительность не препятствует мне в ношении фуражки и нормативном надевании противогаза… Родители на юга укатили.
Собственно, мог бы догадаться: жара, воняющий расплавленным асфальтом и выхлопными газами город, а значит — вполне обосновано возникающее у любого разумного существа стремление сблизиться с природой. Мой контракт заканчивался только в сентябре, так что: сам виноват. Надо было предупредить.
Но я не хотел. Пришлось бы давать подробные объяснения, рассказывать о ранении. Зачем мать зря тревожить? Тем более, что ранение только в документах числится, а на самом деле — пустяк, царапина. И семи дней не прошло, как я уже его не чувствовал. Зато дождь лучше любого метеоцентра могу предсказывать.
Короче, предки уехали к морю, квартиру закрыли, ключи — из-за отсутствия тварей, которых надо кормить, и вазонов, которые надо поливать — никому из знакомых не оставили. Ну, а я — уезжая на два года, свой комплект, оставил дома. Созвонившись с родителями и узнав, что отдыхать они намерены еще целых десять дней, я принял единственно верное в этих обстоятельствах решение. Подождать их возвращения в деревне.
Во-первых, это позволяло мне не напрашиваться на постой к друзьям, что при такой аномальной жаре, для людей, не проживающих в царских палатах, чревато малоприятными последствиями. А во-вторых, почему бы и не съездить в места, где я проводил все без исключения каникулы и где, со дня смерти бабушки, больше ни разу не показывался. Тем более, что ехать не так уж и далеко. Четыре часа на автобусе или шесть электричкой…
Умнее было бы электричкой, просторнее, больше воздуха. Но одна лишь мысль о паре лишних часах пути, после двух суток переездов, перелетов и опять переездов, вызывала тошноту. Ну а жарой и духотой, после раскаленной брони «бахчи» нас не напугаешь. Кто знает, о чем я, тот поймет.
Решено — сделано.
Деньги были. Поэтому на автовокзал я подкатил на такси. Мелькнула даже шалая мысль: «а не подрядить ли извозчика прямо в деревню?» Но не прошла, как не конструктивная. Незабвенный Винни-Пух, помниться, предупреждал, что деньги это очень странный предмет — если они есть, то их сразу нет. Нечего сорить зря, не фантики чай…
И все же мой нетрадиционный выезд на привокзальную площадь не остался незамеченным. Не успел я рассчитаться с водителе и рюкзак за спину забросить, как возле меня материализовалось нечто сильно ароматизированное, в волнах красно-черных юбок и живой розой в вороненых волосах. Пышная молочно-белая грудь рвалась из корсетного плена на свободу так яростно, что мне незамедлительно захотелось ей оказать в этом всяческую посильную помощь. Этого хватило, чтоб я сбился с шага и остановился. «На месте, стой. Раз, два!». В то время как мой взгляд так и не смог определится, перебегая с «раз» на «два» и обратно. Оба холма одновременно в поле зрения не помещались.
— Позолоти ручку, касатик, всю правду расскажу… И что было, и что будет, — перезвон хрустальных бубенчиков сложился в слова, заставив меня поднять голову…
Если все виденное прежде принадлежало роскошной мечте любой нормальной особи мужеского пола старше четырнадцати лет, то пара широко распахнутых, васильковых глаз взирала на меня с такой наивностью и детской непосредственностью, что я вмиг ощутил себя старым развратником и педофилом. Отказать ей в какой-либо просьбе, глядя в эти бездонные синие озера, не смог бы даже окончательно потерявший нюх сфинкс. Естественно я тоже протянул руку, правда ладонью вперед, а не вверх…
Девушка понимающе засмеялась, от чего белоснежные холмы пришли в движение и освободили меня из плена ее глаз. Наваждение схлынуло, и я с удивлением почувствовал, что даже взмок от переизбытка чувств. Вот это цыганка, куда там всем Азам и прочим Кармен.
А гадалка тем временем осмотрела мою ладонь и уверенно произнесла.
— Возвращаешься ты с войны, соколик. Да только дома тебя не встретили. Много крови ты видел и своей пролил. Отдохнуть бы тебе, яхонтовый мой, да некогда. Очень ты другим нужен. Ждут — не дождутся. Уж и глаза все проглядели, а тебя нет и нет. Спеши, родненький. Не теряй зря время… Вон и автобус твой отходит. Беги! Успеешь еще!
Как-то она совершенно незаметно сумела меня развернуть вокруг себя, что оторвав взгляд от декольте я сразу увидел перед собой распахнутые двери автобуса. И без раздумий запрыгнул на подножку. Дверь закрылась, и мы поехали. Извернувшись всем телом, я оглядел сквозь окно привокзальную площадь, но изящной эмблемы печальной любви так и не увидел. Красавица цыганка буквально исчезла, словно и не было ее тут никогда. И все это мне только пригрезилось. От жары и усталости…
Тем не менее автобус оказался именно тем, на который я хотел брать билет. По случаю пятницы, он как обычно был забит студентами, спешащими после учебной недели отдохнуть под отеческим кровом, а так же восполнить запасы калорий материнскими борщами и котлетами. Эти, правда, были какими-то не типичными. Словно последней парой были занятия драмкружка. И они, спеша на автобус, не успели толком переодеться. Во всяком случае, современная одежда, особенно у девушек, вольным стилем смешивалась с деталями средневековой моды. А у одного парня, как мне показалось, даже кольчуга была надета под курточку. В такую-то жару?! Кроме того весь проход между креслами был загроможден объемными рюкзаками и баулами. Прямо, не студенты, а мешочники-челночники…
Свободным оставалось только одно место — на кожухе мотора, рядом с водителем, вперед спиной. Не самое комфортное, но все же внутри салона, а не на броне.
Оплатив проезд, я устроился поудобнее и решил вздремнуть. Расхожая поговорка «солдат спит, а служба идет» работала и на гражданке. Тем более вариантов все равно не было. Разве что глазеть по салону? Но излишним любопытством я никогда не страдал, и поэтому не находил забавным прислушиваться к чужим разговорам. Ну, воркуют себе парень с девушкой на сиденье справа от меня, так примерный текст их разговора известен любому, почти дословно. Собственно, как и у той, ругающейся громким шепотом, парочки, через проход и на три ряда дальше. И четверка парней оживленно шлепающих по чемодану картишками, словно кадры скопированные из моей собственной жизни.
«Ты можешь ходить, как запущенный сад, а можешь все наголо сбрить. И то, и другое я видел не раз, кого ты хотел удивить?» — всплыли в памяти строчки песни «Машины времени».
Точнее не скажешь. Помниться, когда я впервые поссорился со своей самой первой девушкой и сильно переживал по этому поводу, мой тренер, узнав причину депрессии, рассмеялся и сказал: «Не бери в голову, Влад. Согласно статистике, на Земле каждую секунду сорится и мириться примерно пятнадцать тысяч влюбленных. А представь себе их число в масштабах Вселенной?»
И только я попытался вообразить себе эту несметную толпу капризничающих девчонок, мне стало смешно. А после тренировки, она сама встретила меня у спортзала, растерянная и взволнованная. Мы помирились и гуляли до утра… Давно это было, но с тех пор, в ситуации выходящей из-под контроля, я представляю себе легион обиженно надутых губок и привередливо вздернутых носиков, как все становиться гораздо проще.
— Мастер Арагорн, а там и в самом деле пригожее место? — громко интересовалась какая-то из девиц, то ли и в самом деле интересуясь, то ли желая привлечь к себе внимание молодого импозантного мужчины.
— Замечательные места, — ответил тот с искренней убежденностью. — Буковый лес, речка. У озера большая поляна. Чуть в стороне, парочка пещер. Местность холмистая, но не слишком. А главное — до ближайшего жилья не меньше десяти километров. Будет где порезвиться, никому не мешая. Но и, случись что, за помощью даже сбегать можно. А вы, молодой человек, не желаете присоединиться? — вдруг обратился он ко мне. — Мы на две недели на природу собираемся. И умелый воин в команде не помешал бы. А то орды Хаоса нас числом задавят.
— Благодарствую… — ответил я с некоторой заминкой. В приглашении Мастера был свой резон. Судя по количеству девушек, отряду Арагорна явно не хватало мужской составляющей. И девчонки были вполне интересные. В другой раз или хоть чуть попозже, я точно не прошел бы мимо такого цветника. — Извините, но набегался я уже «по долинам и по взгорьям»… И налегке, и с полной выкладкой. Наигрался в прядки на выбывание, вот как, — для убедительности я черкнул ладонью по горлу. — Обрыдло до рвоты... Хочу тишины и спокойствия. Но, если вы где-то неподалеку моих родных мест отаборитесь, может и зайду на огонек. Денька через два… Особенно, — прибавил я с самой обаятельной улыбкой, подмигивая при этом белокурому созданию, сидящему в ряду перед Арагорном, — если эта курносенькая меня пригласит.
Симпатичная девчонка дружелюбно рассмеялась, но промолчала. Возможно, я был не совсем в ее вкусе.
— За курносеньких и веснушчатых прелестниц я не в ответе, — поддержал шутку Мастер. — Но не отказывайтесь так сразу. Попробуйте, может и понравится? В конце концов, не обязательно именно здесь и сейчас… Похожих мест много. Зато, уверяю вас, с полной ответственностью: на стороне Порядка вполне приличная компания подбирается…
После этих слов, разговор поутих сам собой. Белокурая девчонка старательно отводила взгляд, хоть и улыбалась все время. А еще несколькими минутами позже, я и не заметил, как уснул.
Обратно в реальность меня вернул скрежещущий визг тормозов и заполошный вопль водителя.
— Держитесь!
Сработали намертво вколоченные рефлексы. Даже не открывая глаз, я сгруппировался: подтянул колени, прижал подбородок к груди и крепко уцепился руками за то, до чего смог дотянуться. На ощупь — лямки рюкзака. Удар… Меня рвануло назад, словно раскрылся купол парашюта, крепко приложило спиной к чему-то плоскому. Мгновение свободного падения… И еще один удар…
* * *
Обратно я вернулся от треска валежника. Вечерело. Вокруг плотно росли деревья, запутанные густым кустарником. Обычные, не фруктовые. Значит, лес или роща… Треск раздался ближе и более отчетливо. Видимо, не понравился он моему подсознанию, остававшемуся на страже, и оно поспешило растормошить весь организм. А ведь верно — неправильный был треск, слишком громкий. Зверь так не ходит. Кабан или медведь, могут, но только если атакуют или убегают. Но тогда шум катится с быстротой подъезжающей электрички. А вот так, неспешно, размеренно мог бы ходить человек — набрав за двести кило весу и с ногами сверх пятидесятого размера. Что-то подсказывало мне, что к подобным встречам я еще не готов. Значит, надо менять место дислокации…
Определившись с ближайшей задачей, я открыл глаза и сел. Спина отозвалась на движение болью, но не так чтоб очень. Не до судорог… Руки и ноги тоже ныли о своем, но двигались. Оставались открытыми вопросы: где, что, как и почему? — но настораживающий треск приближался, и я, отложив поиск вопросов на потом, подхватил с земли свой рюкзак и какой-то объемный баул, поспешил в противоположную сторону.
Шагов через двадцать лес закончился, и я вышел на широкую булыжную мостовую. Помниться, бабушка сказывала, что проложили ее здесь чуть ли не при Франце Иосифе. Да так старательно, что она не только обе войны простояла, но и весь прочий бардак пережила. Кстати, вместе с мостом. Его специально взорвать пытались, когда отступали, забыл кто именно. Но он даже не просел. Так и стоят по сей день — мост через реку Свирж и пара километров мостовой по обе стороны от него. Более позднее асфальтовое покрытие на шоссе уже по нескольку раз меняли да латали, а плотно уложенным и выглаженным булыжникам хоть бы что. Такая вот местная достопримечательность получилась.
О! Это ж я считай в деревне. Минут пятнадцать ходьбы и дома…
И тут я вспомнил автобус, крик водителя, удар…
Недоуменно огляделся. Подождите, граждане дорогие, если была авария, то где покореженный автобус, битое стекло?.. Это ж я вместе с ним наружу вылетел. И почему я очнулся не на обочине, а за много метров вглубь леса? У меня что — повышенная летучесть обнаружилась? Да ладно, бог с ней, при авариях и не такие курьезы случаются. Однажды грузовик в поворот не вписался и с пригорка навернулся. Раза три через себя его перекинуло, а потом еще и в ясень приложило. Короче, машину увезли на металлолом, как не поддающуюся восстановлению. Водителя — в больницу отправили. К счастью, живого. А смешное во всей этой, в целом грустной истории, то, что шофер вез в кабине молоко в трехлитровой стеклянной банке. Так она не то что не разбилась, а даже хлипкая капроновая крышечка с нее не слетела. А вы говорите… Так что если личному рекорду на дальность полетов я не стал удивляться, то понять куда с места аварии подевались все остальные следы не мог.
Ладно, это хоть и странно, но не ужасно. Было бы хуже, если бы вокруг валялись раненные пассажиры, а никто не спешил на помощь. Приходилось, знаете ли, видеть… Не самое приятное зрелище. А с непонятками утром разберемся. Как завещает армейская мудрость: «сапоги надо чистить с вечера, а с утра надевать на свежую голову».
Приняв вполне разумное решение, я подхватил вещи, запоздало удивляясь изрядному весу чужого баула.
Солнце к тому времени совсем село, от реки потянуло туманом и, поскольку луна не торопилась на свое рабочее место, темень сгустилась нешуточная. Наплевать, в родных местах я мог ходить не только с закрытыми глазами, но и в любой степени опьянения. Проверенно… Автопилот не подводил ни разу. Где бы я не отключился, в обзаводящейся усами юности разные коллизии случались, — просыпался всегда в своей комнате. Мимоходом еще удивился роще, в которую меня выбросило из автобуса, — раньше там общественный сенокос и дорога на кладбище были. Но, за пять лет многое могло измениться. Успокоенный этой мыслью я побрел домой, сгоряча не сопоставив интервал времени с возрастом деревьев…
Дом стоял на месте. Правда, напрочь исчезла вся изгородь. И в виде стальной сетки, натянутой между бетонными столбцами, для отделения частной территории от общественной. И в виде невысокого штакетника, декоративно ограждающего место для сидения, хождения, курения и прочих передвижений от сада и огорода. Но, в наше время, подобным никого не удивишь. Оставленное без присмотра имущество имеет свойство исчезать, как сахар в кипятке. Тем более за цельную пятилетку… Хорошо хоть дом не растащили по досточке, да по кирпичику… Мало ли у кого какая надобность образовалась?
Дверь вот, кстати, сменили. Раньше она более изящна была. А сейчас просто сметанное из подогнанных досок полотно. Даже без замка. Сюрприз… Ну, поскольку не просто украли, а сменили, будем надеяться, что дом внутри тоже не разорили окончательно.
Зря надеялся. Дощатый пол был уничтожен как класс. До единой дощечки. При чем, воры не только унесли материал, но и тщательно убрали за собой. Наверно, заметали следы. Свет я даже не пытался включать, здешние сборщики налогов за пользование электроэнергией, давно уж обрезали провода. При этом совершенно не вникая в ситуацию, что в нежилом доме счетчик обычно не имеет свойства крутится. Радетели, мля…
Огарок свечи нашелся на привычном месте, за печкой, у вьюшки. Ну, а солдат без спичек, что петух без яичек…
Крохотный огонек старательно попытался раздвинуть тьму по углам комнаты. Мебель непрошенные дизайнеры тоже сменили…
Вместо лакированного шкафа, мягкого дивана, уютного кресла, тахты, раздвижного обеденного стола и десятка стульев в комнате, ближе к печке, стояла неширокая, напоминающая нары гауптвахты, лежанка. У двери — вместительный, с окованными углами, сундук. Стол тоже больше напоминал сооружение возводимое во дворах, для забивания «козла». А стулья, хоть и старенькие, но еще крепкие и не облезлые (раньше мебель делали на века, а не в дань мгновенной моде) сменили две лавки. Одна — длиннее, и наподобие садовой, со спинкой стояла под стенкой. А вторая — на три посадочных места, придвинута к столу. Завершали гарнитур навесные полки, на которых сиротливо стояла пара глиняных мисок и больших, как пивные бокалы, кружек. В общем и целом — хата-музей. Реконструкция быта средневекового крестьянства.
Это следовало перекурить.
Сев прямо на пороге, лицом на улицу, с сигаретой в руке, я призадумался. Собственно, ничего страшного не случилось, возможно, даже к лучшему. В нежилом и неотапливаемом доме, за столько лет и обивка б на мебели сгнила от сырости, и мыши все дерево на труху источили. А так — сухо, чисто. Я лично в быту непривередлив, да и жить мне здесь всего ничего. Пока предки воротятся. Днем — рыбалка, грибы и прочий моцион, а короткую летнюю ночь можно и на нарах, тьфу-тьфу-тьфу, перекантоваться. Возьму у соседей соломы. Лучше чем в «Астории» будет. И вообще — надо сперва по селу пройтись. Может, еще и не придется по поводу питания и ночлега беспокоиться.
Ночь-то какая. Тихая, славная…
«Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут…»
Я поднял глаза к звездам и обмер. Потом внимательно посмотрел на пачку папирос, понюхал дымок. Да, нет — все нормально. Но окурок на всякий случай выбросил. Ясен пень, никто наркоту мне понарошку в табак подмешивать не станет, слишком дорогое удовольствие, но как тогда объяснить, творящееся на небесах безобразие?
Помниться, в детстве, я как-то спрашивал у бабушки: что означают пятна на луне. И она мне объяснила, что это Господь сделал на месяце рисунок в память человечеству. Чтоб люди никогда не забывали о совершенном некогда давно, страшном грехе братоубийства. Потому, что если присмотреться внимательнее, то в размытых силуэтах можно разглядеть Каина несущего на вилах Авеля. Но то, что я видел на белесом блине, сейчас больше всего напоминало елку. Точнее: треугольник стоящий основой на вершине другого треугольника. В принципе, если взять во внимание, как люди относятся к назидательной божественной живописи и сколько с тех, библейских времен братьев отправилось в мир иной, не удивительно, что Творец решил изменить заставку. Заодно, существенно уменьшив луну в размерах. Это я еще смог бы принять. Тем более, что она, как и положено женской особи, весьма изменчива. Особенно в разных широтах… Гораздо больше меня интересовал другой вопрос: когда и где она успела обзавестись, не положенным ей по штату спутником, эдаким крупным золотистым яблоком скользящим сейчас сверху вниз и чуть наискосок по ее бледному лику.
— Владислав, это ты что ли?.. — густым и чуть хрипловатым басом поинтересовалась темень.
Голос был мне совершенно незнаком и звучал как-то неестественно.
Так порой случалось в старых фильмах, записанных еще на аналоговых носителях. Когда при монтаже новую звуковую дорожку с синхронным переводом записывали поверх оригинального текста, не удосужившись затереть старое звучание. И если прислушаться, за голосом переводчика, можно было разобрать первоначальную речь актера, говорящего на иностранном языке.
* * *
— А я вот иду и думаю, кто же это в хате Твердилы хозяйничает? А это ты… Возмужал, окреп на императорских харчах… Настоящий воин. Мужчина… С возвращением домой, Влад.
Из густых сумерек вынырнула неказистая скособоченная, сгорбленная фигура и неспешно приблизилась к дому.
— Сколь лет-то минуло? Сейчас, сейчас… Тебя, кажись аккурат после летнего солнцестояния, вербовщики сманили? В тот год у нас еще амбар Малова сгорел. Это получается: раз, два… — он стал загибать пальцы. — Шесть, семь. Точно — семь лет, как один день. Зато меня, и не узнать теперь. Когда ты в легион записался, я еще ровно стоял… Это третьей зимы шатун меня подмял. Неужто не припомнишь. Ярополк я, староста тутошний.
— Дядька Ярополк? — решил я подыграть незнакомцу, изобразив голосом радостное недоумение. Все же возникший буквально за одни сутки спутник Луны, не давал мне покоя. Как и весь остальной, нарочито средневековый антураж. Кстати, я только сейчас обратил внимание, что ни в одном доме не горит свет. То есть, квелые, блеклые огоньки мелькали там и сям, но к электричеству не имели никакого отношения точно.
— Узнал, правда? — искренне обрадовался калека, но потом покачал с сомнением головой. — Врешь, наверно, но все равно спасибо. Дом я твой, как батька помер, сохранил. Разрешил, правда, здесь молодежи на вечерницы собираться. Но, оно и к лучшему вышло. Хата живой дух любит, а без людей быстро хиреет. Парни с девчатами и починили, ежели где прохудилось. И печь зимой топили… А ты, Влад, вообще как: насовсем вернулся или отдохнуть от службы ратной?
— Еще не решил… — вроде и не соврал я, и правды не сказал. Но проявить любопытство счел необходимым. — А что?
— Защитник деревне нужен... — вздохнул староста. — В наши Выселки сборщик налогов и то, порой, завернуть забывает. Чего уж обижаться, если отряда императорских легионеров вообще на помощь не дозваться. Раньше я сам справлялся, зря что ли десять лет под орлом вышагивал, да нелюдей по лесам да оврагам разгонял? Всю войну почти без единой царапины. А с медведем оплошал… Вот и некому людей от напасти всякой защитить?
— И много напасти-то? — поинтересовался я для порядка.
— Не без того… Одноглазую пещеру помнишь?
Странности продолжались. Несмотря на то, что слишком многое вокруг изменилось, или выглядело иначе, достаточно вещей оставались прежними. Во всяком случае Одноглазую пещеру я знал прекрасно, и еще пацаненком излазил ее с приятелями вдоль и поперек. Или это эффект перевода сказывается?
— Помню…
— Вот дурная голова, нашел о чем спросить... Вас же с Вигом тогда едва вытащили из-под обвала…
А вот этого случая, в моем бесшабашном детстве, не было. Нестыковка…
— Завелось там что-то. Пока овец да телят таскало, терпели. Но в прошлое воскресенье, две бабы пропали. Пошли за грибами и сгинули. Следы мы нашли. Кровь, клочья одежды, а вокруг все звериными лапами истоптано. На волчьи похоже. Вот только волков таки здоровенных не бывает. Эти зверюги, придись схлестнуться, в одиночку медведя завалят. Донесение в городскую управу я, как положено, отправил, да только сомневаюсь, что из-за двух баб сотник хотя бы за ухом почешется. А людишкам страшно. Страда на носу… Опять же — дети. И скотину летом в хлеву держать: разорение одно. Очень нам защитник нужен. Подумай, Владислав. Денег много не положим, нету. Но зато общество тебя на прокорм возьмет. Ни в чем нужды иметь не будешь. И бабенку какую-нибудь бойкую, покуда сам определишься, хозяйство вести выделим. Три вдовых женки в деревне проживает, одна другой моложе и краше. Листица, к примеру, бездетная осталась. Она и пожить-то с мужем не успела. Через месяц после свадьбы утоп Гирь, под лед провалился. И не девка, и не баба… Сам бы к ней под бочок подкатился, да стар я уже для утех постельных. И Потапыч изрядно мне это дело подпортил. Трудно теперь одну деталь к другой припасовать, хе-хе… Разве что, разыскать себе такую же кривобокую кралю… Ну, что, уговорил, нет?
— Заманчиво, надо подумать… — отметать сходу предложение старосты я не стал. Надо сперва с непонятками разобраться, а уж потом принимать адекватные решения. — Устал с дороги. Совсем голова не варит…
— И то верно, — староста взглянул на Луну. — Месяц уже вона где, да и Малой вокруг тятьки который круг нарезает. Отдыхай. Завтра наведаюсь… Есть у нас в округе и окромя дивного зверюги чем опытному воину заняться. Ну да то, длинная история. И до полночи всего не перескажешь. Такие беседы лучше за кувшином вина или пива вести, да под мясцо жареное. Верно кумекаю?
— А то… — согласился я, непроизвольно глотая слюну. Ведь с утра ничего не ел. Да и в поезде осторожничал с покупной провизией, больше на пиво да сушки налегал. Думал дома разговеться, а оно вон как получилось.
— Вот и ладно. Спокойной ночи, Влад... — староста коротко кивнул, и неловко припадая на скрюченную ногу, поковылял прочь.
— Спокойной ночи, дядька Ярополк.
Чертовщина какая-то. Но пытаться решить задачу не зная даже ее условий, глупейшее из занятий. Подожду, пока разберусь… А пока и в самом деле поспать не мешает. Утро, оно и в Африке утро…
Глава вторая
Яичница яростно шипела и шкварчала, требуя моего немедленного присутствия. Оголодавший организм — тоже. Но я не спешил. В моей жизни редко выдавались моменты, когда можно было понежиться под одеялом, вспоминая сновидения, а не вскакивать по команде «Подъем!».
Сон, кстати приснился очень необычный.
Будто бы я поселился где-то на Адриатике. И на мой личный остров, прямо по морю приезжает старенький, бортовой лесовоз ЗИЛ-157, с песком. А сопровождают груз мои погибшие в боях товарищи. И когда я спросил у ребят с удивлением: «Зачем мне здесь песок?», они объяснили: «Чтоб ностальгия не замучила». Парни споро разгрузили машину и аккуратно засыпали весь мой островок, поверх местного, «родным» песочком. Потом развели большой костер, попрощались и друг за дружкой, словно в двери, ушли сквозь огонь,— оставив меня наедине с жарко полыхающим пламенем. Я долго смотрел на игру его языков и искр, и никак не мог понять: чего мне хочется больше — подойти ближе и погреться, или развернуться и уйти. В ту сторону, откуда явственно доносилось журчание небольшого водопада…
— С добрым утром вас, Владислав Твердилович, проснулись уже? Ну, так подымайтесь. Пока умоетесь, я стол накрою… Сегодня, извиняйте, завтрак скромный, а как мужики припасы подвезут, я и борща сварю и пирогов напеку…
Звонко цокотавший голосок был мне незнаком, но вполне мил. С эдакой легкой картавинкой. Повернувшись на бок, я увидел, хлопотавшую у печи, женскую особь. Если только здешние мужчины, в угоду этой, как ее — политкорректности, еще не начали носить платья и повязывать головы платками. Брр… Нежданная хозяйка как раз ухватила с огня сковороду и развернулась, позволяя мне разглядеть вполне миловидное личико. В общем-то, как и большинство мужчин, я плохо разбираюсь в приметах, позволяющих безошибочно определять женский возраст, но так, навскидку, ей было не больше двадцати. А если судить по задорному блеску зеленых глазищ, то и меньше.
Девушка мило улыбнулась и еще раз поздоровалась.
— С добрым утром. Как почивали? Не холодно одному спать? Еще и без одеяла… Я, так даже летом мерзну… Наверно, оттого, что речка рядом — сыростью тянет. А печь топить, люди засмеют. Ярополк Милович, сказывал вы к нам насовсем воротились? Верн, али ошибся?
При этом она продолжала заниматься своими делами, только изредка лукаво постреливая глазками в мою сторону.
Гм, исходя из диапазона вопросов и прозрачных намеков, я существенно занизил ее года. Хотя, деревенские всегда в отношении между полами были проще, бесхитростнее. Да и как иначе, коль весь процесс от зачатия до рождения, на твоих глазах происходит. А животина это или человек, разница небольшая. Зато и всякое баловство, выходящее за нормы морали, испокон веков сурово осуждалось и наказывалось. Причем, самым жестоким и беспощадным способом. Развратника, преступившего обычаи, изгоняли из общества. Грязному извращенцу не было места среди людей.
— Зовут-то тебя как, красавица? Что-то не припоминаю?
— Как родители нарекли Листицой при рождении, так меня люди второй десяток и кличут. Вы-то меня, небось, еще с голыми коленками видели, как тут упомнить.
Вот это да! Я даже восхитился. В одну фразу, произнесенную непринужденной скороговоркой, Листица ухитрилась вложить всю, самую важную, для первого знакомства, информацию. Значит, молодая вдовушка не только собой пригожа, но и умна. И чтоб окончательно расставить все точки, я спросил напрямик.
— Тяжело одной?
— Знамо, не мед… — замерла та на мгновение, видимо не ожидала. — Вон, даже в ярмо и то пару волов запрягают.
— Что ж никто к такой красавице не посватался второй раз? Аль вконец ослепли мужики да парни?
Вопрос был немного бестактный, но та не обиделась. Вздохнула только…
— А где им взяться-то, парням этим, Владислав Твердилович? В каждом селении на дюжину юбок одни штаны. Это только в последние годы бабы больше ребятишек рожать стали, но пока те подрастут, я ужо на печеное яблоко похожа стану. Никто и не посмотрит... Многие девки не выдерживают одиночества и уходят в лес к эльфам, или в горы к гномам, а то и вовсе в пещеры к троллям да гоблинам, но по мне — лучше бобылкой век скоротать, чем ложиться с нелюдью, наших же мужиков истребившей, и полукровок с ними плодить. Слыхала я, будто Император своей властью разрешили многоженство, но это токмо для городских вертихвосток приемлемо. А мы не приучены дедовские обычаи попирать, да под каждую напасть их заново перекраивать.
Воистину, женщину пытать нет надобности, дай ей только выговориться, и она сама все расскажет. И то что знает доподлинно, и то, о чем другие кумушки судачили. Только слушай, да на ус мотай.
В общем, судя по всему: дело ясное, что дело темное…
Неведомым мне способом, но это не принципиально на данном жизненном отрезке, я перенесся в другое время. По всем отмеченным мною параметрам, сильно напоминающее средневековье. Это — раз. Дальше, исходя из вида небесного тела, в моем прошлом именуемого Луной, и непринужденного упоминания Листицой эльфов, гномов и прочих, я еще умудрился и сам мир сменить. Это — два. Осмысление третей, четвертой и прочих цифирей оставим на потом. Прикольно… Можно сказать: пожаловал прямо с корабля на бал. Вот только знать бы еще в чью он честь и кто оплачивает банкет?
— Прошу к столу, Владислав Твердилович, — напомнила о себе моя хозяюшка. — Кушайте, пока горячее. Остынет, свинья есть не захочет…
Логично. Хотя, знала бы ты красавица, что мне порой приходилось употреблять внутрь организма, для поддержания его боеспособности. Нет, лучше и ей не знать, да и мне, садясь за стол, не вспоминать о грустном.
— И чем нынче потчуют, оголодавших путников? — поинтересовался я, ополоснувшись над тазом и вытирая полотенцем лицо.
— Яичница, — развела руками Листица, словно извиняясь. — Староста мне, Владислав Твердилович, только на рассвете о вашем возвращении сообщил, да приглянуть велел. Ника мне ничего другого не успеть было. Пока печь растопила, пока воды принесла… Баулы разобрала.
Сладко же ты нынче почивал, Влад свет Максимович, то бишь — Твердилович. Красотка, оказывается, который час по дому толчется, а вы ни ухом, ни рылом. Не хорошо-с… Не по уставу.
Кинув взгляд, в сторону, куда махнула рукой Листица, говоря о баулах я опешил еще больше. Лежащая на лаве смена белья, две тельняшки: летняя и зимняя (презент отцу), носки, байковый спортивный костюм, теплый вязаный свитер (мамина работа), уставной берет, это ладно, это — понятно. Но длинная кольчуга с зерцалом, кожаный камзол, шишак с бармицей, высокие сапоги, узкий меч, пара кинжалов и длинный, свернутый кольцом, аркан или кнут — лежащие там же и развешанные на стене, мне никак не могли принадлежать.
Так вот что мне оттягивало руки в другом, случайно прихваченном из автобуса вещмешке. Случайно ли? Как там говорится, о рояле в кустах? Уж не устроил ли весь этот Диснейленд мой случайный попутчик, как бишь там его — мастер Арагорн? Уж очень он настойчиво поиграть приглашал. Да ну, бред… Хотя, как вариант, вполне приемлем. Не хуже всех прочих версий. Коих тьма и все «правдоподобнее» друг дружки. Кстати, спасибо. Если его рук дело, то хоть озаботился об экипировке. Не забросил, как того Робинзона, с голым задом да на необитаемый остров.
Что-то я слишком задумался. Нельзя так надолго выпадать из реальности. Вон, вдовушка уже который раз поглядывает на меня с озабоченностью и тревогой во взоре. Высоко дыша грудью… «Все выше и выше и выше, стремим мы…» О чем разговор шел? Ах, да — о пище…
— Я в еде непривередлив, так что особо не хлопочи, — поспешил успокоить я не на шутку разволновавшуюся хозяюшку от моего непонятного молчания. — Что подашь, то и ладно будет.
— Это само собой… — кивнула Листица. — Мужчине иначе и нельзя, да только плоха та женка, которая своего хозяина вкусно попотчевать не любит.
Промолвила и быстро взглянула, желая понять, как я восприму ее слова. Касаемо «женки» и «своего хозяина», естественно.
Прожевав с задумчивым видом очередной кусок, я пристально поглядел в глубокую зелень ее глаз и… кивнул. С удовольствием отметив, жарким румянцем полыхнувшую на щечках Листицы радость. И чуть недоуменно — брызнувшие слезы. Закрыв передником лицо, она крутнулась и живо выскочила из хаты. Да уж, поди пойми женщин. Только они могут и плакать, и смеяться одновременно. А мой резон был очевиден. Мне еще только предстояло обживаться в чужом мире, так отчего не обзавестись союзником и другом? А где найдешь вернее товарища, чем осчастливленная тобой бабенка? Кстати, молодая и пригожая. Девок, похоже, тут пруд пруди, но за ними еще ухаживать надо, норов обламывать, к себе приручать. А Листица уже и счастье повидала, и горя хлебнула. Такая мигом добро оценит и отблагодарит всей душой. Ну, а взыграет ретивое — многоженство нынче в моде. Разберемся, одним словом…
* * *
Дверь скрипнула, впуская в дом старосту. При дневном свете дядька Ярополк выглядел и старше, и жалостнее. Видать и впрямь беда с мужиками, коль такого калеку на выборной должности держат.
— Здорово, воин. Отдохнул? — прогудел он с порога и не задерживаясь в дверях шагнул к развешанной амуниции.
— Хороша кольчужка, — одобрил с видом знатока. — Сразу видно: на заказ гномами сработана. Небось, с эльфийского принца выкуп стребовал, нет? — и не дожидаясь ответа взял в руки меч. — И спрашивать не надо. Такой клинок в лавке не купишь. Одни защитные руны чего стоят. О, да ты, я погляжу до десятника Барсов выслужился! — воскликнул он потрясенно, заметив на моих доспехах нечто, пока недоступное моему разумению. — Что ж из Легиона ушел-то, Владислав Твердилович? Надоело по чужим углам мыкаться? — и сам себе спешно ответил. — Правильно, это не мое дело. Захочешь, как-нибудь потом расскажешь… — и сменил тему. — А как тебе Листица наша показалась? Правда хороша? В самом соку ягодка… Так и брызжет, только руку протянуть.
— Спасибо за заботу, дядька Ярополк, — искренне поблагодарил я деревенского старосту. — Мечта, а не хозяйка… Любо дорого поглядеть.
— А чего на нее глядеть-то? — не понял тот, часто заморгав от удивления. — Это ж баба, а не Месяц. И совсем не дорого. Общество тебе Листу так отдает. Вдовий удел никому не в радость… Хуже псины бездомной. Тут от безысходности каждому, кто приласкает, руки-ноги лизать станешь. К тому же ты и сам, не какой-нибудь калика перехожий, а заслуженный легионер, парень молодой, из себя видный. Ей теперь не одна девка позавидует. Так что не сомневайся, владей по праву. И об оплате не думай. К тому же, если ты насчет моего вчерашнего предложения надумал, то общество еще и в долгу останется.
От такого напора я и сам чуток растерялся. Что-то у меня в голове не умещались вместе Декларация о правах человека и такая неприкрытая, рабовладельческая мораль. Но, со своим уставом, как известно — в чужой монастырь соваться зась! А вот по поводу трудоустройства, стоило кое-что уточнить.
— Я все сам должен буду сделать?
— Что ты, Влад, как можно, — взмахнул руками староста. — Я ж не сумасшедший на смерть тебя посылать. Хоть и не десятник, а свое отслужил, понимание имею. Всех до единого, кто лук держать умеет, соберем. Рассадим по деревьям с запасом стрел и дротиков. Ты только вымани зверя из пещеры и приведи его в засаду. Или — хотя бы удержи какое-то время на месте, чтоб лучники подбежать успели. В такой амуниции и с боевой выучкой, тебе это не в пример ловчее сделать, чем мне — неуклюжему калеке.
— Разумно, — кивнул я. Староста и в самом деле «понимание имел». Коль уж ловить неведомую зверюгу на живца, то лучше на такого, что не даст себя проглотить. Сразу… — Когда пойдем?
— А завтра и пойдем. Чего тянуть? Сегодня ты отдохни, сколь миль отмахал-то, пока домой добрался. Ноги, небось, до сих пор гудят? Нет, я знаю, что легионера длинным маршем не удивить, — поспешно выставил вперед себя руки, видя что я хочу возразить. — Но в лесу, Влад, если что не так пойдет, тебе вся быстрота ног понадобиться. А я очень хочу, чтобы ты живым остался. Волчары эти беда большая, но имеется лихо и похуже. И уж там попотеть изрядно придется. Вся твоя выучка десятник понадобится. Завтрашнюю вылазку считай разминкой. Так что не торопись… Походи вокруг, детство вспомни. С товарищами детских игрищ словечком перекинься… Ведь многие уже и позабыть тебя успели… из тех, кто жив. Листице, — кивнул с доброй улыбкой на входящую в хату вдовушку, — колыбельную спой. Или пускай она сама тебе помурлычет… Гм, что это я, старый дурень, тебя поучаю, не маленькие, разберетесь. Думал, поседеть с тобой, десятник, за кувшином вина, но правила легиона помню: перед битвой ни глотка. Вот сдерем со зверюги шкуру, тогда и разговеемся. Попоем наших, походных… Верно?
— И никак иначе, — согласился я. — Только, знаешь, дядька Ярополк, скажи-ка ты всем, чтоб не тревожили меня сегодня. Хочу в тишине побыть. А надо будет чего, Листица поможет.
— Тоже верно, — отнесся с пониманием к моей просьбе староста. — В войске человек никогда не остается один. Всегда кто-то рядом. Товарищи или командиры. А у десятника и хлопот в разы больше. Тем более — старшины Барсов. Отдыхай, Владислав Твердилович, я прослежу, чтоб не беспокоили. Да и Листица, как овдовела, тоже наловчилась: любого мигом спровадит. Глянь, как насупилась! Того гляди, меня самого сейчас погонит.
— А и в самом деле, — отозвалась моя хозяюшка, предельно медовым голоском. — Шли бы вы себе, дядька Ярополк. Дел у вас других нет, как человеку голову морочить? Неужто не видите: Владислав Твердилович с устатку сам не свой. За весь ваш разговор и десяти слов к ряду не сказал. А вы тараторите и тараторите без умолка, глухую бабку Немигу и ту заговорили бы.
— О, а я что сказал! — восхитился староста, поднимаясь с лавки. — Видишь, такая никому хозяина в обиду не даст. Добро. Я рад, что и мы, и вы столковались. Обувку твою возьму с собой. Криворукий какой-то сапожник подковки прилаживал. Как только продержались такой путь?
Проговорив все это, он подхватил мои сапоги и проковылял к выходу. И едва дождавшись, пока дверь за старостой закроется, Листица шагнула ближе.
— Обед млеет, Владислав Твердилович. Подать кваску испить, или чего другого желает мой хозяин?
Она по-женски лукаво и зазывно улыбалась, но при этом изумрудные глаза молодой вдовушки глядели на меня снизу вверх с робкой надеждой и как бы неверием: что вот это все — правда. И я не смог устоять перед ее вызревшей красотой. Да, собственно, и не собирался никогда.
* * *
Феерично! Тайфун! Цунами! Да, идите вы все прямиком на… Зигмунда Фрейда — раскрепощенные, сексуально-революционные, изучавшие Камасутру и прочие непотребства, равноправные и целеустремленные; в борьбе за правое дело феминизма перенявшие от мужчин самые худшие черты, умудрившись растерять при этом большую часть исконно женского начала. Вихрь, омут нежности и ласки поглотил, накрыл меня с головой, и уже нельзя было разобрать: где верх, а где низ, и оставалось только надеяться, что спасительного дна удастся достичь раньше, чем разорвется сердце или закончится воздух. А там, оттолкнувшись ногами от спасительной тверди, мощно и сильно выгребать вперед и вверх: к свету, к солнцу. Но чем глубже я погружался, тем отчетливее понимал, что страсть Листицы бесконечна. И только в тот миг, когда показалось, что прямо сейчас я умру, изумрудная бездна, застонав и жалобно всхлипнув, разомкнула объятия, позволив мне отчаянным усилием выскользнуть на поверхность…
А в следующее мгновение я оказался стоящим на знакомом пятачке «личного» острова, возле жарко горящего костра. Совершенно голый и мокрый. И, по-видимому, именно для того, чтоб уберечь меня от конфуза, весь прочий мир занавесился плотными клубами молочно-белого тумана… Неприятного, надо отметить, тумана. Глядящего в спину сквозь окуляр прицела. Будь я даже в полном доспехе и то, без особой надобности, не стал бы в него соваться. Мало ли какая пакость там притаилась, оценивающая меня не как личность, а — блюдо. И одновременно с этой мыслью, откуда-то пришло понимание, что ни одна тварь не сможет выйти к костру, ступить на песок, принесенный сюда из моего мира. Потому как здесь каждая песчинка для всех без исключения порождений Хаоса и Инферно смертоноснее укуса гюрзы. Так что если завернет кто на огонек, значит, свой в доску. Можно даже пароль не спрашивать…
Я нагнулся и со щемящей нежностью зачерпнул полную горсть, теплого, о чем-то негромко шелестящего песка. Вот только спрятать мне его было некуда, не кенгуру, чай… Ладно, так подержу, в кулаке. Своя ноша не тянет…
Я огляделся вокруг внимательнее, но с прежним результатом. Глухая стена, вернее — купол, враждебных клубов водяной взвеси… или дыма? И, отвоеванный у нее костром, пятачок диаметром в полторы дюжины шагов. Все. Ах, да, чуть не забыл: рядом с костром, с растерянным выражением на морде лица, хлопает глазами одна единица представителя рода хомо сапиенс, или — если быть скромнее — хомо эректус. Совершенно не представляя себе: как сюда попал и куды теперь бечь?
Костер, словно пытаясь что-то подсказать, вдруг чуточку угас, а потом выстрелил вверх сноп искр. Любуясь игрою пламени, я вспомнил прежний сон и своих друзей, покидавших остров, уходя в огонь. Занятно… В акциях самосожжения мне еще не доводилось принимать участия. Если честно, страх сгореть заживо, с детства был моей тайной фобией. И даже теперь, когда пришло понимание, что на самом деле это не так ужасно, как кажется со стороны — существует множество способов уйти более мучительным способом — стереотип спецэффектов прочно въелся в подсознание.
Но вариантов все равно не было. Чуть помешкав, я осторожно сунул руку в огонь и едва не вскрикнул от радости — костер не возражал против моего вторжения и не пытался укусить. Напротив, от него веяло ласковым теплом хорошо протопленной бани. И тогда, я без раздумий, шагнул в огнище…
— Ой, а чего это вы вскочили, Владислав Твердилович? — смущенно отвела взгляд Листица, обернувшаяся на шум. — Почивали б себе до обеда.
Я стоял босыми ногами на полу собственной хаты, сжимая в руке горсть песку.
— Да так, искупаться хочу, — брякнул первое, что пришло в голову, и перевел разговор на шутку, как мне показалось, вполне уместную после близости. — А ты чего рдеешь, словно маков цвет? Новое что в своем теперешнем хозяйстве узрела, или наоборот — поубавилось чуток добра? Я так не прочь бы рассмотреть внимательнее. Прежде-то недосуг было.
— Баловство это, Владислав Твердилович, — потешно насупила бровки Листица. — Для утех людям ночь дадена, а днем работать надо. А то все с голоду опухнем, и не до любви будет…
— Вот как? — усмехнулся я. — Значит, утро только теперь наступило? Я-то думал, что у меня от поцелуев в глазах темнело, а это, оказывается, не рассветало еще нынче.
— Соскучилась, — просто ответила хозяюшка, потупившись, но тут же прибавила чуть бойчее. — Да и ты, Владислав Твердилович, оголодал по бабьей ласке… — помолчала чуток и продолжила, глядя, как я натягиваю трусы. — Зря Император в легион женщин не принимает. Нелюдь мудрее поступает. Мужики сильнее, спору нет, но даже самый свирепый вожак не сунется к волчице, защищающей волчат.
Наверно был какой-то резон в ее словах, но я пока не вникал. Ведь легионером и десятником Барсов был только в воображении старосты, на самом деле не имея ни малейшего представления об этой воинской структуре, и только догадываясь в общих чертах, исходя из здравого смысла и общего развития. Поэтому я только кивнул, как бы соглашаясь, и пошел рассматривать и примерять приобретенную «по случаю» амуницию. А то завтра в бой, а я даже не знаю, с какого боку на этом железном свитере «молния» застегивается. Кстати, вполне серьезно. Я ж ее не в рыцарском турнире получил, а в своем третьем тысячелетии прихватил, так что новодел могли и апгрейдить. Для удобства…
Только прежде, чем за доспех хвататься, я, прихваченный с острова песочек, аккуратной горкой на столешницу высыпал.
— Что это, Владислав Твердилович? — тут же заинтересовалась Листица, возникая рядом с тряпкой в руке. Двигалась она уже без давешней прыти и суетливости, а более плавно, степенно, но все равно поспевала везде.
— Это… — я замялся, подбирая слова, но ничего умного в голову не шло. Я и в своем мире не был силен в этих суевериях и прочем опиуме для народа. А поди, сообрази, что здешним обитателям в тему, а что ересью покажется. К счастью вовремя всплыло нечто нейтральное и благозвучное при любых раскладах. — Оберег…
— Сильный? — только и поинтересовалась, непроизвольно касаясь пазухи.
Странно, лично я ничего там не заметил. Хотя, если постараться, у вдовушки на грудине только оберег спрятать можно. С гарантией… Кстати, раз она теперь моя, то надо бы Листицу и называть иначе, а то «моя вдовушка» звучит не слишком оптимистично. Особенно на вредной работе… Жена? Преждевременно… Женщина — верно, но грубовато? Девушка — неверно, но приятно. Значит, так и порешим. В конце концов, это ж не вслух, а исключительно для личного пользования.
— Очень.
— Тогда я сейчас мешочек для него сошью…
И все? Уважаю… Прежние мои знакомые девицы измордовали б, дотошно выспрашивая: а где ты его раньше держал? А почему я не видела? Что, с учетом недавнего времяпровождения, было бы вполне логично. Но лично мне — неприятно. Много знать — вредно для организма. К примеру, ни для кого давно уже не тайна: на чем держится красота современных красавиц, и все же — ни одну из них не привела бы в восторг попытка мужчины, помочь навести марафет? Потому что «должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-та». А сами, при этом, убеждены, что имеют право знать все мужские секреты…
Ни застежки, ни липучек не обнаружилось… Кольчуга надевалась сразу вся, через голову. Немного подумав, я сперва натянул спортивный костюм, а уж потом стал облачаться в доспех. Легла кольчуга хорошо — не обтягивала, но и не провисала: в общем, если поддеть еще и толстый мамин свитер, будет как на меня вязанная. Широкие рукава заканчивались чуть пониже локтей, совершенно не сковывая движений. А подол прикрывал все самые жизненно важные органы, почти до колен. Опять-таки, для свободы передвижения, имея два разреза по бокам, начинающиеся чуть ниже бедерной артерии. Толково сделано. И насколько я разбираюсь в металлургии, сплетена она не из стальной, а из титановой проволоки. Потому как хоть и весило все изделие довольно прилично, но все ж, не тяжелее бронежилета вместе с набитой «разгрузкой». Зато, как только я взял кольчужку в руки, то сразу почувствовал себя таким крутым и навороченным, что готов был хоть сейчас танкетки в штабеля укладывать и дула в узлы вязать. А уж о всякой клыкастой живности и говорить не стоит…
Оп-па, а вот и та безделушка, которую наш староста принял за знак различия. Возле правого плеча, мастер-бронник приделал небольшую, с сигаретную пачку, белую пластину, с выдавленной на ней эмблемой, производителя спортивной одежды, изображающей застигнутого в прыжке хищника, из семейства кошачьих. Вполне можно принять и за барса. Вряд ли здешние мастера военной чеканки грешат художественной точностью.
Ладно, с этим разобрались. А что там твердил товарищ Ярополк по поводу защитных рун на клинке? Меч плотно лег в руку, и хоть мне никогда прежде не приходилось владеть иным, кроме десантного ножа, холодным оружием, я сразу почувствовал, что с ним мы «споемся». Руны, кстати, тоже обнаружились. У меня, правда, по иностранному (немецкому) языку была только твердая тройка, но вытравленная от гарды латиница складывалась в хоть и непонятную мне по смыслу, но легко читаемую фразу. «Clair nait dans t;n;bres!». Сам клинок был с крестообразной гардой, дюйма три шириной и сантиметров восемьдесят длиной: подвешенный на широкий ремень, землю не цеплял. Но, если с кольчугой особых проблем не предвиделось, то в ношении оружия обнаружились некие сложности. А именно — отсутствие навыков каждодневного ношения. Стоило машинально отпустить рукоять, к примеру: нос почесать, как ножны тут же пытались запутаться у меня между ног. Да, с такой обузой много не набегаешь. Придется в темпе осваиваться… Значит, не опоясавшись мечом, я теперь ни шагу.
Шлем тоже изваяли из какого-то современного сплава, и он хоть и легкий как яичная скорлупа, сразу внушал доверие. Такой не треснет под булавой. Главное: что б молодецким ударом голову вместе с ним в плечи не вогнали. А так — выдержит. Под шлем полагалась войлочная шапка, но я решил, что форменный берет вполне годен на замену. Что ж, вроде разобрался: не бином Ньютона. Значит можно и на речку сбегать… Смыть, так сказать, с ног пыль прошлой жизни…
Глава третья
Пещеру прозвали Одноглазой из-за овального отверстия, расположившегося над зевом на уровне чердачного окна. Примерно так рисуют циклопов. И если сам лес немного отличался от воспоминаний детства, то пещера была точь-в-точь прежней. Претензии к лесу, правда, тоже носили скорее косметический характер. Потому что среди привычных грабов, дубов, ольхи и сосен я не заметил деревьев неизвестной породы. Но сама чаща больше напоминала садово-парковую зону, на уборке которой трудится, не покладая рук, сотня садовников, нежели на дикие дебри. А это наводило на мысль, что лес принадлежит не обществу, а сеньору. Который разрешает крестьянам пользоваться хворостом и валежником, но сурово наказывает за порчу и воровство древесины. Во, куда меня занесло…
Стою в нескольких шагах от пещеры, внутри которой притаился смертельно опасный зверь. Людоед! И при этом рассуждаю о наследии феодального быта. А с другой стороны, почему бы и не отвлечься? Таинственного хищника пока не видно, даже вони от гниющих остатков трапезы, присущей норе любого крупного мясоеда пока не ощущается. За спиной у меня, всего в каких-то ста шагах, ближе не подобраться — учует, на деревьях две дюжины умелых лучников. Я — в крепком, не чета средневековому железу, доспехе и меч в руке совсем не игрушечный. С верным АК и тем более «Абаканом» не сравнить, но все ж не школьная указка.
Ладно, пофилософствовали и будет, пора отрабатывать выданный обществом аванс.
Кое-как соблюдая осторожность, я стал приближаться к пещере. Странно, но я почему-то ощущал себя не бойцом и даже не охотником, а всего лишь участником глупого розыгрыша. Возможно из-за того, что сотни раз лазил здесь, играл с товарищами, прятался от непогоды, как-то даже приотстал с подружкой на некоторое время от группы односельчан, собиравших малину — и поэтому никак не мог представить себе, что внутри этой уютной пещерки, скорее просторного грота, притаилось нечто ужасное. Уже убившего нескольких людей…
И, как всегда в таких случаях бывает, едва не поплатился за несобранность и легкомыслие. Спасли только размеры зверя и выработанная годами реакция… Что-то большое, ростом с годовалого теленка, и огненно-рыжее, выметнулось из тьмы пещеры и бросилось на меня, стремясь сбить с ног. Мой мозг еще только анализировал ситуацию, а вколоченные рефлексы уже заставили меня отшагнуть чуть в сторону и развернуть корпус, пропуская зверя. Обдавшего меня жаром, как из духового шкафа кухонной плиты.
Промахнувшись, он издал нечто похожее на жалобный всхлип, извернулся и замер присев на задние лапы, прикидывая дистанцию для очередного броска.
— Тихо, тихо… Славный песик. Ты чего на гостей бросаешься? А может, я к тебе с косточкой пришел?..
Наш кинолог, неоднократно напоминал, что любой зверь, как бы агрессивно он не был настроен, при звуках человеческой речи, непременно замирает на какое-то время. А в случае столкновения с крупным хищником, каждое выигранное мгновение, может спасти жизнь.
Поэтому, пока я машинально и самым миролюбивым тоном, нес первую пришедшую в голову чушь, мой инстинкт самосохранения отчаянно пытался вынудить двигаться мои же, одеревенелые от запредельного удивления, ноги.
Примерно в семи шагах от меня, скалило зубы и по-бабьи жалобно всхлипывало нечто, больше всего похожее на огромную гиену. Но это пускай себе. А вот то, что зверюга была не из живой плоти, а как бы из уплотнившегося огня, — вернее: такое существо могло бы получиться, сумей кто вылепить его из горячей магмы, это как прикажете понимать? Настоящий Пес Ада, если я хоть что-то понимаю в компьютерных играх. Кстати, понимаю не слишком много, так как совершенно не помню: как с ним бороться? Но, в чем я точно уверен: мечом в него тыкать бесполезно.
Мою мысль тут же наглядно подтвердили засадные лучники, выпустив по чудовищу, несколько стрел. Те вспыхнули, едва соприкоснувшись с огненной аурой Пса, не причинив ему никакого беспокойства. Он, даже ухом не повел, продолжая с аппетитом поглядывать на меня, явно готовясь к прыжку.
К счастью, первая оторопь прошла, и я обрел душевное равновесие. Чей он там пес, или не пес вовсе: потом разбираться будем. Сейчас важно иное: неожиданной атакой зверь напрочь изменил всю диспозицию. Ни вывести его под стрелы лучников (хоть и бесполезные, но массовые — вдруг на сжигание сотни боеприпасов он израсходует всю энергию и станет более уязвим?), ни попросту убежать, я уже не мог. А единственным путем для отступления, пока еще доступным для меня — оставался разверзнутый зев пещеры за спиной. Но выбирать не приходилось, и я попятился внутрь.
Заметив мой маневр, зверюга запричитала еще громче, но зато не прыгнула, а медленно пошла следом. Будь у него человеческое лицо, я бы поклялся, что морда Пса при этом ехидно ухмылялась. А вот это он зря! Вообще-то, всем известно, что в бою важнее всего хладнокровие, а ярость ослепляет, но лично у меня такой характер, что пика своих физических и умственных возможностей я достигаю только хорошенько разозлившись. А ничто так не выводит меня из себя, как презрительная насмешка. Увидев эту ухмылку на морде твари, я прям осатанел. Ах, ты ж безмозглое исчадие ада, фейерверк ходячий! Знал бы что ты такое, не меч, а ведро с водой прихватил бы! Стоп! Воды у меня и в самом деле нет, но есть кое-что получше!
Зверь все так же неспешно загонял меня в угол. Медленно пятясь, я уже почти дошел до противоположной входу стенки, в то время как Пес только перешагнул порог. Времени оставалось совсем чуть-чуть, но если я не ошибся, то успевал. Зверь опять расплакался и присел на задние лапы, а я поспешно потащил из-за пазухи сшитую Листицей ладанку. Развязывать было некогда, и я с силой рванул тесемку, очень надеясь, что она не слишком прочная. Подалась… Я спешно высыпал ее содержимое в ладонь, и когда Пес прыгнул, не стал уклоняться, так можно было промахнуться: и бросил горсть песка чудовищу прямо в раззявленную пасть. От мощного удара в грудь я полетел наземь, как в самую сладкую музыку, вслушиваясь в истошный визг, заполнивший грот. С трудом разлепив глаза, я видел как, катающийся по полу, Пес Ада сперва превратился в нечто более походившее на гиену. В том плане, что по его шкуре поползли темные пятна, становящиеся с каждым мгновением все больше, отвоевывая у пламени сантиметр за сантиметром. А спустя некоторое время язычки огня исчезли совсем, как прячется пламя потухшего костра под слой пепла. Зверюга в последний раз всхлипнула и затихла.
К тому времени и я отошел от нокдауна, смог подняться и подойти ближе. Пришедшая на ум аналогия с костром и пеплом, оказалась на удивление точной. Там где погибла тварь, лежала только небольшая кучка золы. От злости или по наитию, я пнул ее сапогом и почувствовал, как носок ткнул нечто более твердое. Не испытывая брезгливости, я нагнулся и пошарил рукой по полу. Примерно в том месте, где и ожидал, мои пальцы наткнулись на небольшой, размером в маковку, еще теплый голыш. Не раздумывая долго откуда он тут взялся: лежал давно, а тварь случайно истлела над ним или это все, что осталось от Пса Ада, я сунул его за кушак и поспешил к выходу. Надо было и моим теперешним односельчанам дать порадоваться одержанной всем миром победой над кошмарным чудовищем.
* * *
Кому понравилось - ЧИТАЙТЕ продолжение романа ВОИН (ВОЗВРАЩЕНИЕ)на http://zhurnal.lib.ru/g/gowda_oleg_iosifowich/