Утро не сулило ничего плохого. Утро как утро. Май, солнышко, травка на газонах зелёная. Повсеместно во дворах собаки на поводках и без оных, гадящие на газоны. Хозяева, нетерпеливо дёргающие псов за поводки, им самим нужно прогуляться. Собаки натужено «гадят», плача от счастья собачьими слезами. Весна в разгаре. Вороны скачут по мусорным бакам в поисках съестного, но тщетно, бомжи уже с вечера расфасовали мух отдельно, котлеты отдельно, картон стопочкой. Дворники подмели отведённую территорию и теперь пьют свой законный чай в подсобках. В общем, всё как обычно. Обычное утро в московском спальном районе.
Мы, я Владимир Викторович и Михаил Васильевич прежде студенты, затем инженеры, под занавес карьеры главные инженеры, а сейчас пенсионеры идём привычным маршрутом в «стекляшку». Мы идём чинно, трезвы как «стёклышко» и готовимся к приятному времяпровождению. Витёк, Мишкин сын, занимается математикой, он «без пяти минут» академик, а лет ему всего тридцать пять. Кстати лауреат Госпремии, профессор Гарварда и ещё нескольких «хреновских» институтов по всему миру. Мишка говорит «хреновских», но гордится своим сыном « ужасно». Витёк уезжает в Новосибирск на « защиту». И оставляя нас одних, пристально глядя нам в глаза попросил:
- Прошу папа и тебя дядя Володя без ваших обычных штучек.-
Раньше работая в «нефтянке» Мишка часто уезжал в командировки и Витёк неделями жил у нас.
- Селёдку в планшеты не заворачивать.- Тематику на скатерти не пускать.- К «научке» блёсны не пришпиливать.- Оставляю вас всего - то на три дня.- Вернусь, отпразднуем. - Ну, пока выскочки производства.-
Уехал ли Витёк это мы сразу проверили, проследив за его персоналкой в цейсовский бинокль из окна квартиры. И заорав, как юности отдыхаем, отбили, модно в ладошки и толкнули друг - друга животами. Гулять решили культурно и недолго, день два не больше. А за день до приезда Витька трезвость норма жизни и генеральная уборка квартиры. Мы шли весело болтая. Солнышко припекало нам лысины; нам было хорошо. Мишка, хитро улыбнувшись, затянул старую, но приятную для слуха «байку».
- Вот скажи мне Володя.-
Он всегда уважительно называл меня Володя. Мишка был младше меня на целый световой день. Поэтому для меня он был Мишкой.
-Почему Миша Задорнов говорит,- Пол литра водки на одного много, а литра на двоих мало.-
Я, было, хотел, как всегда ответить возьмём три бутылки и проверим практикой, но не успел.
Дело в том, что у Мишки с детства была феноменальная память на механическое запоминание всёго, что услышит. Раз, услышав, он мог цитировать от корки до корки всё, что, угодно, причём, абсолютно не понимая сказанного. Живя с сыном математиком и невольно слушая разговоры и споры математиков приходящих к сыну, Мишка запоминал целые разделы непонятных невероятно сложных формул и постулатов, вставлял их иногда по настроению между каждым произнесённым словом для «хохмы». Когда он шутил так в метро, люди шарахались от него в стороны, в их глазах явно читалось - псих. Но я попривык и научился слушать только человеческую речь, отмахиваясь от высшей математики, как от жужжащей пчелы.С утра Мишка был в своём репертуаре и каждое предложение перемежал математическими постулатами Человек, шедший чуть правее, и чуть позади, вдруг забежал вперёд и скороговоркой произнёс:
- Здравствуйте господа вы тоже математики?-
- Разрешите представиться кандидат математических наук Сукинсон.-
Мишка сказал:
- Привет.-
Я промолчал. Мне он сразу не понравился. В-первых навязывается на «халяву» выпить, во-вторых, может быть следил от подъезда, узнает номер квартиры и ограбит, как пить дать, ограбит.
- Вы Сукинсон,- слово товарищ, ну никак не выговаривалось, - - Случайно не?-
Сукинсон тут же ответил:
- Точно, к несчастью совершенно случайно да.-
Затем Сукинсон махнул ручкой, и уже не обращая на меня никакого внимания, произнёс:
- Извините профессор,- Не повторите ли вы последнее тождество Ландау по световым волнам восьмого порядка?-
Мишка начал мрачнеть.
- Ну, вот это, - с запинкой произнёс Сукинсон.
- Интеграл от множества КА делённое на дельту си - дальше он запнулся.
- Ах, это.- Мишка облегчённо вздохнул и продолжил в течение десяти минут без перерыва.
Сукинсон подпрыгнул вверх, по меньшей мере, на метр. Опустившись, бросил шапку петушок наземь и стал топтать её ногами.
- Профессор, а нельзя ли мне с Вами? - У меня эта тема не клеится, - и он выдал длинную тираду математических формул.
Мишка в отличии от меня, даром, что младше на целый день, отличался умом и сообразительностью, как птица Говорун из мультика. Посуровев лицом, он повернулся к Сукинсону и заявил:
- Мы решим Ваши проблемы господин хороший, но при одном условии. - Поначалу мы разберём парадокс учёного Задорнова.-
- Виноват профессор, не слышал, - потупился Сукинсон, и огорчённо шмыгнул носом,
- А потом и ваши простые задачки.-
- На это уйдёт, ну скажем день два,- словно нехотя протянул Мишка.
Сукинсон взвизгнул, как щенок, которому наступили на лапу, и переминаясь с ноги на ногу затараторил:.
- Говорите день - два профессор.- - Я "СИ" математик бьюсь над ней уже семь лет после защиты кандидатской,-
- Смотрите - он, достав из кармана мелок, стал быстро исписывать асфальт формулами, пятясь от нас словно рак.
- Ну - ну встаньте с колен коллега,- подмигивая мне, сказал Мишка.
Кивнул мне и добавил:
-Дома поговорим,-
Зашагал к магазину.
Мы с Сукинсоном шли, за ним молча.
Я пересунул деньги во внутренний карман. Выкрадет, обнимет и выкрадет, вертелось в голове, но пронесло.
- Деньги есть?- строго спросил Сукинсона в стекляшке Мишка.
- Да профессор,- Сукинсон с готовностью вынул пачку сотенных в банковской упаковке. Принял деньги Мишка небрежно.
- Катя,-
попросил он громко продавщицу. - Нам ящик Абсолюта, да закуски дня на два, да грибков, да огурчиков положи.-
И так как деньги были не свои, бросив их на прилавок, громко добавил:
- На все.-
Услыхав царские речи из «подсобки» вылез старый знакомый - грузчик Михалыч, изумился премного, челюсть у него отвисла, по ногам прошла крупная дрожь.
- Миша, вы никак банк ограбили, что не сказали? - А то бы и я с вами.-
Мишка важно промолчал. Из стекляшки мы вышли с увесистым ящиком, на тележке данным в прокат Михалычем за бутылку Абсолюта.
Дома не суетясь, нарезали закуску, пять бутылок сразу поставили в холодильник, холодная она жажду хорошо утоляет. Две спрятали в простенок шкафа в прихожей, завернув в красную хрустящую фольгу, так потом искать легче.
Налили по полной «стакашке» помолчали, и Мишка обьявил первый тост:
- За отдых!-
Сукинсон, - мне сразу не понравился, смущаясь перебил:
- Я вообще-то не пью профессор.-
Но Мишка мог приструнить любого.
- Со мной можно.-
Выпили по первой. Хорошо выдохнули, не торопясь, потянулись к закуске. Сукинсон выпив первый стакан водки, вдруг начал икать часто и неприлично долго. Я, досчитав до шестидесяти шести, почему-то сбился. Хотя при счёте до первой сотни не сбивался никогда. Недобрый знак - опять пришло в голову.
Выпили по второму разу, Мишка начал неторопливо рассказывать какого леща он взял на речке Клязьме на живца, в своей обычной манере, т. е. перемежая каждое слово математической «дрянью». Сукинсон внимательно слушал эту тарабарщину, внезапно побледнел разом, вытащил из кейса ноутбук и начал что-то бешено высчитывать, стуча по клавиатуре и выпучив глаза.
- Сходится, всё сходится, - шептал Сукинсон.
Глядя на его пальцы, стучащие по клавиатуре и извивающиеся, словно черви я почувствовал легкую тошноту. Потом, правда, прошло. Выпили по третьей и сразу же для тонуса по четвёртой. Сукисон уже не протестовал. Быстро выпивал предложенное, закусывая килечкой краснодарской в томатном соусе, то огурчиком, а то просто кусочком сыра, поднесённым на вилке Мишкой. Мы с Мишкой степенно заговорили о политике. Слегка поспорили, кто по национальности пресс-секретарь Лужкова. Мишка уверял, что тот «казачок засланный» из японских самураев, потом опять перешли к рыбалке. Сукисон нам не мешал - он творил. Глаза его сверкали
После восьмой выпитой мы с Мишкой обнялись и очень тихонько, но проникновенно запели Варяга. В квартире над нами тут же начали, и что, удивительно попадая в такт, бить шваброй по трубам отопления. В квартире снизу завыла собака. Сукинсон ничего не слышал, не замечал, стуча по клавиатуре и клацая зубами от возбуждения. Прервав пение, я резонно заметил Сукинсону, что он очень громко клацает зубами и мешает соседям.
- Слышишь, как собака то воет.-
В голове вяло мелькнуло – не к добру.
После десятой выпитой и второй перемены блюд – килька закончилась, открыли тефтели с фасолью, заедая печеньем Янтарь. Сукинсон неожиданно вмешался в наш степенный разговор, спросив Мишку, как его фамилия.
- Зотов - буднично ответил Мишка.
У Сукинсона широко открылся рот в виде буквы зет, и он начал мелко – мелко креститься.
- Что - то не так сынок - недоуменно спросил Мишка. - - Побледнел то как, смотреть страшно. - На вот закуси. -
Мишка вынул из кармана штанов, вяленую рыбку - тараньку, приготовленную для пива и взятую без спроса в магазине, пока отвернулась продавщица Катя.
- Пососи рыбку; отпустит.-
Сукинсон рыбку принял и загробным голосом прошипел:
- А я Вас профессор молодым знаю.- Вы же у нас лекции в Академгородке читали.-
Добавил бессвязно:
- Кто вы демон?-
Мишка за словом в карман никогда не лез.
- Радиация, знаете ли, коллега, на последних испытаниях в Магадане.-
Сукинсон облегчённо вздохнул, сказал:
- Понял не «дурак».-
Разрыдался жутко. Залил слезами клавиатуру компьютера, вызвав его замыкание в виде звуков бах- бах и лёгкого дымка из-под панели. Утерев слёзы Веры, Сукинсон попросил на коленях прощения и был великодушно прощён Мишкой.
После шестой бутылки Абсолюта и третьей перемены блюд, икра кабачковая на торте птичье молоко, густо намазанная, нам с Мишкой стало легко и покойно. Опять тихо запели песню, пусть всегда будет мама и выпили за родителей. Соседи, над нами давно сломав швабру, били по трубам отопления уже тяжёлым молотком. В такт наших песен, к сожалению уже не попадали.
Сукинсон, слабак, плакал, кричал:
- Не учёный я, Си- математик, а дворник.
Вихляясь телом добавил:
- Городского морга.-
Я вздрогнул.
Затем мы с Мишкой опять заспорили, на какую же наживку лучше всего берёт лещ первого марта. Расчехлили спиннинги, забросили в ванну, наполнив её водой. Насадили на крючки наживку. На крючки двух спиннингов насадили колбасы останкинской особой, на остальные фасоль и хвостики килечки краснодарской в томате. Задумчиво посмотрели на поплавки. Рыба не клевала. Видно не сезон переглянулись мы с Мишкой, и пошли опять на кухню. Во входную дверь, как, нам показалось, стучали, негромко и дробно.
- Кто - ВЫ? - надменно спросил Мишка.
Из- за двери донеслось невнятное бу-б,, бу- бу, бу- бу, бу и вроде- бы мосгаз.
- Не вызывали, - отрезал Мишка устало.
Мы вернулись на кухню и вновь запели про Варяга.
Сукисон спал с открытыми глазами и вяленой таранькой во рту. В три часа утра после четвёртой перемены блюд, чай горячий с кубиками грибными и джем клубничный с аджикой абхазской, мы почти отрезвели и полезли в холодильник за холодненькой. Водочка пошла хорошо. Разбудили Сукинсона; предложили выпить в обмен на материалы, для его докторской диссертации. Чуть позже выпили за дружбу между народами. Запели душевно все трое, распрягайте хлопцы «конив». Закончили. Сукинсон напросился спеть «хива ногила», мы слов не знали, потому просто стучали стаканами по столу и кричали хох, иногда срываясь на Хенде Хох. Собаки совершенно беспричинно выли уже во всём доме. Мишка, напряжённо вслушиваясь между песнями неожиданно брякнул:
- Как в джунглях Борнео.
Помолчал закрыл глаза, и добавил:
-Хорошо сидим.-
После пятой перемены блюд; колбасы докторской раздавленной, лимона, надкусанного в банке из - под шпрот и второй холодненькой Абсолюта, в ванной комнате вдруг завизжала катушка спиннинга, и зазвенел захлёбываясь колокольчик. Осторожно ступая, высоко поднимая ноги, чтобы не порезаться о камыш и осоку, мы вошли в ванную комнату. В зеленоватой воде ванны косяком ходил крупный килограммовый лещ. Один из них бился на спиннинге, где на крючок, была насажена колбаса останкинская особая.
- Есть ещё рыба в Москве,- ошеломлённо, прошептал Мишка, обхватив голову руками.
Поймав пару рыбин, пошли жарить на кухню.
Сукинсон сверкая красными, как угольки глазами исписывал паркет, стены формулами, очертив вокруг себя пентаграмму.
После третьей ледяной из холодильника и шестой перемены блюд; состоящих из так и не открытых пяти банок баранина тушёная и семи сырых яиц раздавленных со скорлупой и казенаками, блюдо сотворил Сукинсон, на секунду оторвавшись от вычислений, за окном стало светать.
Какие - то люди кавказской национальности выносили мешками трепещущую рыбу из ванной комнаты, гортанно кричали:
- Два мешка на Черкизовский рынок, три мешка на Царицынский.-
Завтра на рыбе озолотимся, мелькнула у меня еле живая мысль и тут же издохла.
Внезапно Сукинсон завыл, словно упырь на погосте, затем с воплем эврика, и душераздирающим криком,
- Теперь я плевал на всех.-
Как был; в трусах, на босу ногу, в рубашке с галстуком, неожиданно выскочил вслед за кавказцами и исчез, словно злой гений.
Мишка прикрыл глаза рукой, негромко сказал:
- Прости меня Господи.-
И горько заплакал.
На следующий день в ванной комнате пахло тиной, водорослями и рыбой. Не замеченный кавказцами лещ с вздувшимся брюхом лежал в раковине.
Туалет был обгажен по самый бачок; Сукинсон переглянулись мы. Больше некому.
Соседей залили с седьмого этажа по первый, включая подвал.
Рабочий – сантехник, из ЖЭКА матерясь, откачивал ручной помпой воду из подвала уже четвёртый час. Взглядом сторожил дверь нашего подъезда. Рядом с ним лежал узловатый берёзовый кол.
Собака этажом ниже взбесилась от собственного воя; искусав хозяйку, приехавшего ветеринара; и отдельно стоявшего начальника ЖЭКА издохла.
Сосед этажом выше стучавший по трубам отопления молотком отшиб себе палец. По дороге в больницу палец, еле державшийся на лоскутках кожи, был оторван и выброшен из машины скорой брезгливым санитаром.
В двери входной; нашей квартиры светились дыры и вмятины от топоров и кувалд М.Ч.С., но дверь выдержала. Слава Богу.
Целый день до глубокой ночи жильцы нашего подъезда, и двух смежных подъездов строчили жалобу, туда куда надо и кому надо. Быть беде.
Формулы Сукинсона написанные на новом дубовом паркете в коридоре и кухне, а также стены, исписанные уравнениями, не отмывались ничем и слегка пахли серой.
Я и Мишка страдали. Мишка, ошарашенный, произошедшими событиями молчал, размазывая по столу глаз селёдки бочковой.
А я ходил по коридору безостановочно и шептал:
- Он мне сразу не понравился.-
На столе лежит телеграмма. Защитился успешно. Буду завтра.
Ваш Академик Витёк.