Плескалась весна.
Первые деньки жарили до поджаристой корки ледяной наст.
Тёмные вкрапления усыпали ветрянкой полупрозрачный пододеяльник зимнего одеяла.
Морось хрустальной искрой выбивала из снега лютое существо промозглой зимы.
Издали дождь казался блёстками шлёпанья ножей безумного дервиша.
Его выпады отъедали всё больше снежного чулка и плаксивый снег незаметно исчезал в желтоватых прожилках средь мутных тёмно-синих туч.
Поезд по-студенчески опаздывал.
Казалось, ещё немного, и в шуме трепетания металла ему не хватит перрона и он, забытый и униженный,застрянет в нескольких минутах от вокзала.
Липкие столы в мелкой трухе скорлупы, кружочками отмечали раскалённые подстаканники и, стыла простынь, как нижнее женское бельишко, не успела за ночь впитать запах тела.
Я жвачно курил в заиндевелом тамбуре и ждал открытия хищных жадных дверей - стоит им открыться и город проглотит меня с мыслями и мышлением, которое кому-то может показаться несколько нестандартным, абсурдным и покалеченным.
Откусив мешающий, как это неприятно, когда остренький, словно впившийся гвоздик, заусенец мешает жизни, отросток ногтя, я впитался в жужжащий разговорами город.
За спиной болтался сшитый с курткой бэг, так удобно скинуть вокзальную ношу с кожей пропахшей вагонными спорами и тряской.
Быстрее, быстрее домой.
В свою каморку уединения и мыслепотока.
Шаги средние, как у среднестатистического человека.
Пульс в норме.
Я снова чувствую бултыхание кагора в своём дегустаторе сердце.
Мне открыли глаза - оказываются они синие, весенние в искажённом неуёмном бессилии, и помочь исправить мой взгляд помогут не очки, а психотропная химия.
Вообще приятно быть нездоровым, значит ты отличаешься от остальных, хотя простодушный тоже в чём-то интересен.
Моё ожидание тянулось километровыми скачущими цифровыми столбами в окне.
Пару ступенек и шевелящаяся жижа, как нервное подёргивание невыспавшегося века, прокладывает мой путь до близжайшей горки.
Дверь взвизгнула, когда корявый без зубов ключ, провернул внутренности замка, а пижонский толчок ногой раскрыл для глубокого проникновения в глотку квартиры.
Как мы любим шкафы, узкие, широкие, в прихожей, в ванной, открывать их, снова с щелчком закрывать.
А вдруг у них настанет психоз и закрыв их будет невозможно открыть - скребёшься, царапаешься, вновь скусываешь этот мерзкий заусенец сломанного ногтя.
А затем утихомирившись, откладываешь это занятие и у угольков газовой плиты, пугающих газопроводным зажигалочным душком, молча куришь вырабатывая план.
Самое страшное в комнате: красные стены в подтёках краски, в разводах багряный пол, ну и поселили меня в квартирку...
Цвета запылившейся гжели потолок с резиновыми, словно вышкребленными хирургическим скальпелем звёздами, которые приклеены и падают ниц, я открыл весенние глазки - снова не успел загадать желание, и, бережно приподнимаю их, целую и клею на предназначенное место.
Каждый шесток знай свой мосток.
Вволю облизав клеем звезду, леплю созвездия рака и гепатита.
С неизменным чувством звериного достоинства, надо же отличаться от других, иначе часовой механизм сжуёт временем твоё существо.
А в зеркале,как назло, лукаво улыбнутся весенние глазки, и ждёшь чтобы зрачок раздуло в новую вселенную.