Задача была простой, так нам объясняли. Взять под контроль пустующий домик трех этажей, чудом уцелевший среди развалин на окраине Грозного. Рядом стояли остатки жилого дома девяти этажей. Все остальное было настолько разбито, что там ни то, что укрыться, а даже пройти по завалам было сложно. Вообще такие завалы были опасны, там ставили растяжки все кто только мог, если у дома был подвал, который можно было использовать он использовался либо оставшимися жителями, просто несчастными людьми которые спятили при обстрелах, и жили как призраки в развалинах города, либо боевиками. Как боевиков только не называли, всех названий уже не помню, самое распространенное – «чех».
Все же основные бои уже прошли на дворе стол уже далеко не то январь когда штурмовали площади и дворцы. И какая-то часть жителей потянулась в город, хотя делать там им решительно было нечего. Из уцелевших домов тащили все что можно. Выламывали остатки рам и жгли из них костры, обогревали остатки жилья.
Поиском дров занимались и мы, федералы, так же как «призраки». У чеченов было топливо и для техники и для отопления, нередко можно было наткнуться на аккуратные березовые поленья, которые сейчас продают на Рублевском шассе, для дачников. Откуда такие дрова брались у боевиков, загадка, такая же как и то, откуда появлялись хорошие натовские бронежилеты, снайперские винтовки, которые не состояли на вооружении России, ведь как говорилось, все оружие боевиков это старые запасы, оставленные там еще при союзе. Но когда в руки попадала винтовка с хорошей оптикой, германского производства, или американского, оставлялось удивляться, как это цейсовская оптика была на вооружении союза, а позже и России. Но оставим эти загадки историкам.
Что ни говори а Грозный город был бардачным, застройка там неравномерная, что-то отстроено было одним типом домов, что-то другим. 3-4 этажные дома уживались с 12-ти этажными башнями, и типовыми хрущебами. Это сильно мешало при боях на окраинах города. Да и в городе. По бывшим проспектам города можно было еще кое как продвигаться на технике. И ходом. Узкие улочки, попавшие под обстрелы из крупнокалиберных установок были завалены мусором, обломками плит, поваленными столбами. Хотя не думаю, что города проектировались с учетом того, что в них будут идти бои, и архитекторы не могли такого представить даже в страшном сне.
Так вот, задача была простой. Взять под контроль маленький домик. Три этажа. Бывший детский сад судя по всему. Были идеи сделать там то ли полевой госпиталь, тем более помещение позволяло – большие комнаты, ограниченные подступы к зданию и так далее, то ли штаб внутренних войск. Но это позже, а пока просто занять территорию и обосноваться там.
Мы рота - 120 человек, нас было когда-то 200 человек но таковы потери, а по численности мы все еще были ротой, посему нас доукомплектовывать было рано, пока, рано. К нам прикрепили полный разведвзвод, это около 48 человек из Сибирского военного округа – СИБВО. И того 168 человек под командованием капитана, ВДВ-шника, пошли брать под контроль этот самый домик.
Казалось бы зачем так много народа, 170 человек это заметно, это по сути отдельная операция, которую надо разрабатывать и проводить, это и подвод питания, и медобеспечение, да если говорить языком военного времени это должна быть спланированная и подготовленная операция. Но естественно ничего не готовили, не планировали, ведь так пишут в учебниках по тактике, но учебники остались в классах, а тут на чужой территории внутри свой собственной страны многое делалось с наскоку, наобум.
Пришла директива, ее надо было выполнять. Разведка говорила о малой активности в той части города куда нам надо было выдвигаться, и это утешало.
У уже загруженных брониках нам объясняли нашу задачу, которую надо будет выполнять в ближайшие несколько дней.
- Ваша задача – проверить дорогу, убрать растяжки, мины, проверить здание, окрестности. – разъяснял нам капитан, который командовал стадом идиотов, так нас называли.
Идиоты, или нет, я не знаю, но за время, что я был в составе роты я где только не был, и чего только мы не делали. По сути роту набирали из остатков разбитых в пух и прах рот, взводов и отделений. Были там и инженеры, и саперы, и связисты, а потом туда стали доливать и новобранцев, коим оказался и я в какой-то момент. Если нас добавить к любому батальону мы действительно могли распределиться там так, что заняли бы все пустующие места в личном составе, видимо такая и была идея, когда формировали такую роту, но потом про это забыли.
- Действовать тихо, внимания не привлекать. Через сутки к вам выйдет смена, которая возьмет здание под постоянный контроль, вы же там должны будете разместиться и подготовиться к встрече. На транспорте вместе с вами подвезут запас провизии и кой-какого мусора. – продолжал капитан. Два транспорта мы вам оставляем на месте, как поддержка техники, на них есть рации.
Мусором называли как правило мешки с песком, и пару ящиков с патронами.
Капитан, который командовал нашим батальоном, был мужиком хорошим, с юмором, и обстрелянный довольно хорошо. Батяня в прямом смысле этого слова. Когда я пришел зеленым огурцом и со мной было еще таких же как я человек 100 он не смотря на то, что мы были по сути довольно ощутимой частью его батальона устроил нам курс бойца, научил всему и вся. Сам он пехотинец, человек который знает все, но не все умеет, но не смотря на это распространенное мнение он умел все, что было редко. Именно благодаря его «курсам» мы и выжили в основном. Там был один закон, если человек-новобранец не становился 200-м в первые две недели, то он им может так случится и не станет, по крайней мере утянет с собой столько сколько сможет, и по глупости не попадет под пулю.
- Задача ясна? – вопрос был скорее к нам всем, нежели к нашему собственному капитану, нашему ротному.
- Ясна.
- Ну, с Богом, ребята, если что мы подойдем на помощь, черт его знает что там, но времени разбираться нет, так что вы идете туда и на разведку боем тоже, поэтому к вам и разведчиков добавляем, на всякий пожарный.
- Будем стараться.
- С Богом.
- С ним. – почти в голос ответили ребята, хотя каждый отвечал как-бы сам для себя, не уточняя с каким именно богом и с богом ли вообще.
Дорога до «столба» была чистой, ее еще утром проверили саперы, а вот после этого самого «столба» была неизвестность. Причем обычные гайки здесь не помогут, тут не «зона» в которую сталкер ходил, тут руины и остатки асфальта. Когда асфальт ровный ты спокоен, любая выбоина может хранить в себе что угодно. А выбоин тут много. Самое частое, в такую выбоину под камень ставят лягушку, или не под камень, а под сапог, под что угодно, главное что бы масса нагрузки была около килограмма, что бы ветром не сдуло. Отбрасываешь сапог, или камень а под ним «лягушка». Точно кастратом станешь, если повезет то не на долго, от кровопотери 200-м станешь, а если нет, то на всю жизнь. «Лягушка» мина маломощная, она в начале калечит а потом убивает, но калечит страшно. Много неопытных молоденьких ребят оставались без ступней, гениталий, пальцев, но выживали, нося на себе отголоски необъявленной войны, результаты службы в армии в «мироне время».
До «столба» прошли без проблем. Колонна из нескольких БТР, под прикрытием трех БМП. Потом вперед пошла разведка с нашими саперами, а мы за ними на малом ходу. То останавливаясь, то трогаясь. Каждый раз тебя качало из стороны в сторону, то пытаясь утянуть в хвост машины, то сбрасывая в ее нос. На броне сидеть приятно по началу, когда еще не наловил килограмм песка в рот, и не отмывал с лица грязь и копоть, потом в колонне на броне ехать становится просто твоей работой. От впереди идущей машины в сухую погоду ловишь ртом мусор, а легкими выхлопы, в мокрую погоду если дистанция маленькая, ловишь на себя грязь и мокрый шлейф из под колес, с кусками глины.
Тот самый столб, до которого было все чисто это граница, невидимая, и не обозначенная нигде. До поваленного у дороги столба наша территория, после столба ты становишься сталкером. В шутку так и говорили, те кто читал братьев Стругацких.
Надоело дергаться на броне, слезли пошли рядом с броником, огибая по привычке выбоины, и потихоньку выходя вперед колонны, так что бы видеть как идут саперы с разведкой.
Стоп. Разведка нашла растяжку. Сняли, растяжку идем дальше. Опять стоп. Коробка. По виду от тушенки или других консервов. Сапер, Игорь кажется его звали, остался после срочной служить по контракту, в его деревне, откуда он родом был, все равно делать было нечего, а тут он занят делом, и не думает о завтрашнем дне. Аккуратно проверяет. Можно открыть. Открываем. Действительно коробка с тушенкой. Аккуратно вырезаем кусочек картона у самого низа смотрим там. «Лягушки». Посреди дороги валяется коробка с тушенкой, первый ряд – банки, второй «лягушки» возьмешь одну банку – детонируют все машинки смерти. А что под самой коробкой хрен его знает. Отходим назад. С БМП дают очередь. Столб пыли, куски асфальта, жирные остатки банок падают обратно на дорогу. От взрыва не надолго заложило уши, видимо эти еще и под коробку что-то подложили.
Идем дальше.
Пока дошли до заданного пункта еще снимали пару сюрпризов. Шли то своим ходом, то ехали на броне, так как все же топать почти 8 км в полном снаряжении было тяжело. 16-18 кг бронежилет, автомат, полная разгрузка, фляга, и так по мелочи набиралось около 50 кг веса, который таскали с собой. И это если ты не взял ничего лишнего, даже лишней пачки примы. Для лишнего была техника, а все что на себе было предметом первой необходимости, не было понятно что ждет в следующий момент, к этой неизвестности привыкаешь быстро и не обращаешь на это внимания.
- Сгружаемся. – сказал ротный, когда разведка проверила местность.
Из БМП стали доставать коробки и мешки. Так как ехали укрепляться в здании, загодя взяли мешки с песком, тот самый «мусор». Лучше их взять сразу, чем потом изобретать что-то на месте. Тем более ни кто не возражал. Да и транспорт был.
Мы были спокойны. Разведка обшарила все вокруг – все было чисто и спокойно. Не спеша таскали коробки с провизией и мешки. Все же 120 человек, не считая разведки которая обеспечивала нам эту самую спокойность и уверенность, справилась с задачей быстро.
Окна первого этажа заложили мешками, со стороны развалин жилого дома. На столько на сколько их хватило. Там еще две секции подъездов стояли во всю свою девятиэтажную высь и если что, то оттуда мог быть обстрел. С торцов поставили по БМП и отправили транспорты обратно, дорога чистая.
На БМП два пулемета, крупнокалиберный и станковый Калашникова, если что он сработает хорошо, защита обеспечена. Связались с базой, все в порядке, ждите птичку. От туда пришло сообщение, что так как у нас есть запасы и там все спокойно то нас подновят ВВ-эшники через два дня. Эта весть была не очень хорошей, но делать нечего. ВВ-шники были людьми не обязательными, и специфическими. Собранные из городов, отправленные в Чечню, они думали о том как остаться целыми любой ценой, так было в большинстве своем, я не хочу ни кого чернить и обвинять, такое у меня сформировалось мнение.
Здание действительно оказалось трехэтажным детским садом, с длинными коридорами, и большими комнатами по углам здания. Было решено занять первые два этажа, так как все же возможно было нападение, территория не подконтрольна полностью, она вообще не подконтрольна. Продукты, оружие, запас воды сложили в коридорах, так как это было безопаснее всего.
Еще раз прочистили метров 500 от здания по кругу, сняли пару растяжек, и лягушек. ППМ-ов не было, и это радовало, значит активность действительно была малой. Четких зон минирования не было, следов укреплений тоже.
Собрались в здании, огляделись, прошлись по пустым, разворованным комнатам, кое где еще осталась кое-какая мебель, то, что не уволокли потому что было либо из пластика, либо очень крупногабаритное. Наконец собрались на первом этаже, в одной из больших комнат, рядом с оставленными запасами. В игровых комнатах валялись головы кукол, обломки игрушек. На кухне, которая была на первом этаже, перевернутые электроплиты, помятые крышки от кастрюль и баков. Всю посуду растащили. Мародерствовали в городе по черному, все, кто-то ради пропитания, кто-то ради наживы, кто-то ради жизни.
- Значит так, каждое окно контролируют двое, один спит, второй сидит, и меняются. Разведка на первый этаж, на двери, и большие комнаты, остальные на первый и второй этаж к каждому окну. – такова была задача. – И еще, сержанты и лейтенанты отвечают головой за «свои окна». Проверять окна, если ночью снимут кого-то без шума, могут и напасть с тыла, с первого этажа, а этого нам не надо. Сдадим здание своим, тогда пусть делают что хотят. В крайнем случае нас вызывают на подмогу, нам же вызывать некого, из батальона прибудут если что только через пол дня, а за эти пол дня многих можно не досчитаться.
Капитан говорил то что думал, это не было боязнью, нет это было логикой, рассчитанной на минимальные возможные потери. Разведчик кивал головой, по сути они были оба командирами, и от них зависело, как и что получится в результате, не с нас, с них снимут голову, за невыполнение. А выполнят, то так оно и надо, всегда так было, и так будет.
Я сейчас не помню как точно звали нашего лейтенанта, то ли Андрей, то ли Алексей, но что-то там на «А». У меня на имена вообще плохая память, поэтому дальше я буду просто присваивать имена, дабы как-то различать одного от другого, если это понадобится. Лейтенант был молодым парнем, выпускником военного училища, чуть постарше нас. Но был человеком, что очень ценилось. Он закрывал глаза на многое, просил лишь не подставлять его при случае перед старшими офицерами и все, и то, что значит подставить – не соблюсти устав. Хотя вообще атмосфера была теплой. И у нас и во всем батальоне.
Тихо, не смотря на весну в городе птиц не было. Время шло к ночи, на развалины опускались сумерки. С первого этажа доносились смешки и ругань, разведка с нашими ругалась, либо просто дурачилась. На втором где у своего окна сидел я и еще один наш парнишка – Серега, вот его я точно помню, но об этом позже, все было тихо. Все разошлись по своим окнам.
Нам досталась маленькая комнатка с одним окном. Тут видимо был кабинет кого-то, еще остался стол и битое стекло от шкафа. Стекол в окнах не было во всем доме, их повыбивало во время взрывов. Рамы еще не растащили, на дрова, но костры было велено не жечь, дабы не нарушать маскировки, и не освещать проемы окон. Ночи и так были лунными, скоро будет полнолуние, и белый свет на фоне черного неба служил как часами, так и фонариком.
Утянув дополнительно пару банок тушенки и раздобыв бутылочку у нашего же лейтенанта, все же хороший был парень, мы спокойно сидели и вспоминали кто кем был, кто где учился. Кто чем занимался. Серега был неплохим парнем, такой же как я – относительно свежий, даже еще свежее, не был в зимней заварушке, толком еще и не участвовал ни в чем. Меня же тогда уже долбануло, и первая контузия легкая была на моем счету. Я ему рассказывал где и что уже успел тут сделать, так как он попал к нам недавно, буквально с месяц тому назад. А у меня уже за плечами было месяцев девять этой самой «зоны».
Водка грела, но не пьянила, пьянеть мы разучились, водка была скорее средством дезинфекции, чем алкоголем в обычном понимании этого слова. Говорить что там все пили, нельзя, нет не пили, скорее так жили, что надо было выпивать. Не напиваться, а выпивать. Нам было по 19-20 лет, молодые ребята. С мозолями на руках и нечисто выбритые мы иногда просто сидели и говорили, кто-то что-то рассказывал, кто-то слушал. Люди, которые в обычной жизни не сидели бы за одним костром и возможно бы не нашли бы даже общих интересов уживались вместе, и находили друг-друга. Ребят стянула вместе война, не армия, а война.
Допив бутылку мы кинули патроны, и тот кто вытянул пустую гильзу улегся спать. Гильзу вытянул я. Расчистив пол от стекла я привалился к стенке, и подумав одевать бронник или нет – одел его, в нем все же мягче, на полу, хоть и тяжело. Поставил АКС на предохранитель, переведя режим на автоматическую очередь и дослав первый патрон.
Забылся сном.
Очнулся. Не проснулся, а очнулся. Во рту вкус бетона и пыли. В голове звон, понимаю что не слышу сам себя. По вспышкам понимаю что идет бой. На улице темно, но вспышки от развалин девятиэтажки идут постоянно.
- Где Серега?
Начинаю шарить по полу, натыкаюсь на Серегу. Его откинуло от окна на пару метров, он протащил вместе с собой остатки стола.
Что за критинизм воевать ночью! Нифига не видно, луна толи еще не взошла, толи уже зашла, хрен ее поймет. Стрелять по вспышкам на удачу, но все же стрелять. Но в начале – что с Серегой. Ощупываю его, голова цела, но на лице кровь, и волосы слиплись от нее. Шарю дальше, цел, крови нет, пульс есть. Наверное, его долбануло от души, я дальше от окна был, а он то у самого проема сидел. А в окно целились из гранатомета наверное, но на наше счастье промазали. И хорошо промазали, иначе был бы из нас винегрет.
На войне вообще сантиметры играют большую роль. Возьми и задери очередь чуть повыше и ты уже не жилец, а опусти и тебе хоть и переломает все кости и отобьет все что можно отбить, но дырок в тебе не будет, хороший бронник если на тебе.
А какого хрена у нас тут никого нет? Нифига не слышу. Прислоняю Серегу к стенке и сам к окну. Смотрю. Вспышки из окон девятиэтажки на уровне 1-4 этажей, еще с низу кто-то лупит. На четвертом снайпер сидит, вспышка мощнее и реже, это не Драгуновская винтовка явно, что-то посвежее. Ясно, видать вечером аккуратно разместились, пригляделись. Еще бы целая рота в их распоряжении, вот веселье то. Тир одним словом.
Наугад прицеливаюсь к вспышке, выдаю очередь, и сразу за стенку. Хорошо здание старое, кирпичное. А то бы давно нас тут перебили бы. На меня отреагировали, по потолку и стенам забрызгали фонтанчики. Пули врезаясь в стены выбивали кусочки кирпичей и штукатурки, оставшейся на стенах. Фонтаны иссякли, еще раз выглядываю, и по тому же окну еще раз. И опять на пол. Опять посыпалась штукатурка.
Плюнул. Ночь, голова трещит, тянет вывернуть из себя все что съел до этого. Серега зашевелился. Подползаю к нему. Начинаю тормошить. Сам не слышу, он не слышит тоже, может вообще слышать теперь не будет. Судя по всему цел, только контузило сильно очень. Показываю что бы сидел на месте, даю ему флягу – пей. Он что-то орет или говорит, рот шевелится я не слышу ни фига, в отсветах вспышек и я показываю ему что сам не слышу.
Луна стала всходить, стало светлее, что только хуже, черт ее знает какую стену она освещать будет, нашу или их. Луна же местная, не наша. Хорошо, что не слышу грохота боя, но соображаю все равно очень слабо.
Когда он напился, сам глотнул и показываю ему на дверь – пойдем. Хрен его знает как работает у них снайпер, но выползали мы из комнаты медленно, что бы не было заметно движения во время вспышек и отблесков от обстрелов.
В коридоре споткнулись о что-то мягкое. как раз на против дверного проема. В эту комнату попали более точно, лежало уже тело. Идем дальше. Толку сидеть и стрелять по вспышкам я не видел, да и не слышал нифига, лучше быть с теми кто слышит. Заходим в большое помещение, где когда-то была группа, в которой бегали маленькие дети и ждали прихода родителей с работы. У окон сидят ребята. Отстреливаются. У стены видны очертания тел, потери есть. К нам подбегает кто-то. Сержант, хороший парень, что-то говорит. Я показываю на себя, и на Серегу – не слышим. Он кивает головой. Показывает в сторону угла, где кто-то сидит. Мы подходим туда. Там наш капитан, с перевязанной рукой и тоже судя по всему как и мы контужен.
С ним все понятно, госпиталь, Серега с такой контузией тоже отслужил, я же уже к следующему вечеру начну слышать, а значит и воевать. Показываю жестами:
- Сообщили?
Получаю ответ – нет.
Киваю головой. Сообщили, не сообщили один черт, но если не сообщили значит коробочки наши пожгли, а если мы не видели как они горят, в отключке мы пролежали часа три, нас наверно за покойников приняли. С улицы тянуло гарью, но и только, коробки выгорели. Топливо предусмотрительно слили, гады. Небось сначала сняли экипаж, вернее пулеметчиков, а потом уже и подожгли.
Чувствую что начинает светать. Хотя может это и луна так взошла в зенит, смотрю на часы – нет, уже светает. Меняю рожок и подхожу к окну, вернее подползаю на карачках. Мне что-то говорят, я показываю на уши, кивают головой.
Угловым зрением вижу как завалился один парень у соседнего окна. Сменяю его, и начинаю выбирать свое окно для цели, что бы его обстреливать. Выбрал, выдал очередь. Еще выдал очередь. Смотрю вспышки прекратились. Либо рожок меняет либо снял я его. Жду. Высовываюсь. Еще раз туда же для проверки и меняю рожок.
Перестрелка велась пока не рассвело окончательно, нас было все же больше, мы бы их перестреляли, а так они свою задачу выполнили, оставили нас без связи, мы как идиоты оставили рации в брониках, с рассветом от нас отстали. За ночь мы потеряли десять человек из нас, и человек девять из разведки. Плюс две коробки.
Как я потом узнал. Они в начале пошли стрелять из подствольников и гранатометов по стенам и окнам, подожгли две коробки и пошли полить по окнам. Пока мы воевали с девятиэтажкой, с другой стороны здания тоже закидывали гранатами, но там благо было мало народу, и просто все перешли на нашу сторону или пытались проникнуть в здание с дверей. Разведка там и понесла потери. Сколько мы их побили так и не узнали, они уволокли своих с собой.
Когда отдышались и пришли в себя, раненый капитан собрал наших офицеров и начал орать, так как сам он не слышал, то он орал, это просто рефлекс. Я уже что-то начал слышать, благо меня не сильно тряхнуло, Серега на себя волну принял, как бут-то поставили заслонку, которая что-то пропускала, а что-то нет. Но голова трещала, так что мало не покажется. Отдельные частоты долетали до ушей, но только частоты, это уже хорошо.
Было решено, обстреливать завалы из подствольников, пока разведка прочешет периметр дома на предмет фугасов. Как она это сделает, разделиться на две группы и занять девятиэтажку. Так мы будем уверенны что у нас будет господствующая высота, и ночной обстрел который будет обязательно и еще более сильный, так как они пристрелялись уже, мы сможем предотвратить. Ждать их не имеет смысла, в укрытии мы сможем сделать больше, растяжки ставить, толку тоже нет, на всякий случай поставили местами и успокоились. Растяжки на таком месте было средство для новичков, опытный вояка растяжку обойдет, так как сам умеет ее ставить.
Две секции девятиэтажки были буквально нашпигованы растяжками. Чехи специально оставляли что-то, что бы по неопытности на этом подрывались. Так оно и было, обследование девятиэтажки унесло еще троих. Совсем свежих ребят.
Но самое плохое, нам приготовили сюрприз. Ребят из коробок они сняли до того как подожгли коробки, и не просто их сняли. Не понятно что легче, сгореть или так умереть как умирали эти ребята.
Их несли из девятиэтажки осторожно, накрыв бушлатами. Из под бушлата выглядывал ремень от сумки. В нее ребята сложили то, что ночью резали чечены. Пальцы ног и рук, гениталии, язык, уши. Ребята умирали от потери крови, один еще не закоченел, он умер последним. Чечены их не дострелили. Одному было 19 с половиной лет, второй был контрактником, двадцати двух лет.
Картина, обезображенных трупов, вывела ребят из равновесия, после тяжелой ночи, после того как нашли всех своих, и сложили тела в отдельную комнату найти еще двух своих же ребят было тяжело. Я был в группе прикрытия, так как еще толком не пришел в себя, и видел как часть их ожесточенно палило по развалинам, пытаясь хоть что-то хоть как-то выместить свою злобу.
Мысль имеет удивительно свойство быть коллективной. Все думали о подмоге или об отступлении, но отступать некуда, подмога? Но ВВ-шники будут только завтра после-завтра, наши если и подойдут то не раньше завтрашнего утра, и наверняка их будет ждать больше сюрпризов чем нас на дороге. Если мы не послали им радио, то они могут и решить что мы забыли, просто на новом месте все спокойно, такое бывало, но вечером будут вызывать нас, мы молчим вот тогда они и тронутся в путь но только на рассвете, то есть не раньше пяти часов завтрашнего дня. Но услышать-то они были должны? А если не услышали?
Пол вздрогнул. Потом еще. Слух опять отказал. Минометный обстрел. Наводят из-за метров 700, или километра, судя по тому как по началу приземлялись разрывы, но наводчик где-то рядом, либо оптика хорошая у кого-то из чехов и он может управлять наводкой по радио. Те кто слышали завидовали нам. Визг, и взрыв, визг и взрыв. И разрывы подходили ближе. Посыпалась штукатурка, вздрогнул дом. По крыше. Если хорошо наводить, от нас останется мокрое место. А от дома одни стены. Но это кончилось.
Капитан разведчиков, послал ребят посмотреть что там. Если пожар, то это очень плохо. Нам его тушить нечем, и некогда, а выходить и перебираться в девятиэтажку всем было рискованно, девятиэтажка эта может и сложиться от сильного обстрела, она и так из двух секций стоит.
Впереди была ночь.
Наш капитан отключился, осколок в руке его достал. Командование взял на себя разведчик, теперь уже окончательно. Кровотечение остановить удалось, но он потерял много крови, и осколок в руке сидел. Вкололи обезболивающее.
До вечера и ночи мы потеряли еще человек 15 кого-то на растяжках в развалинах, кого-то накрыло осколками минометного огня. Их решено было собирать на втором этаже в комнате, выходящей на завалы, от туда все равно если и стрелять то по завалам, а там особо не повоюешь.
Ночь. Наполнили фляги, разобрали тушенку, лук. Сидим ждем. Лейтенанты обошли всех, и контуженным дали еще по фляге водки. Водка она лечит, от контузии лучше всего. Так попивая воду, вперемешку с водкой, и заедая луком мы ждали. Фляги от контуженных, таких было человек десять-пятнадцать, переходили к ребятам на пару глотков и возвращались обратно.
Кто-то начал травить анекдоты, потому как некоторые ребята начали улыбаться, смеяться. Я сидел и смотрел на улицу, на голую арматуру, на разбитый асфальт.
Девятиэтажку начали обстреливать из «мух». Когда стало совсем темно. Били аккуратно, не по основанию дома, а по этажам. Мы явно мешались здесь. Вот только почему мы мешались? Как потом выяснилось в подвале девятиэтажки был схрон, и неплохой схрон. Он то и был приманкой, а мы помехой.
В начале хлопок, потом через несколько мгновений взрыв. Из здания вырывалось облако пыли, и обломков, или бухало где-то внутри. Ребята, которые были а остатках этой девятиэтажки спешно уходили из комнат, и заграбленных квартир, на лестничные марши. Как оказалось позже. Девятиэтажку хотели взять штурмом боевики. Но штурм был отбит. И обстрел продолжился. Загорелись остатки мебели и линолеума в комнатах, черные проемы окон стали теперь подрагивать, дом как бы подмаргивал языками огня. Где-то огонь вырывался из окон, потянуло гарью.
К вечеру следующего дня третьего этажа у здания детского сада не было, минометами сложили крышу, хорошо что не было пожара, как выяснилось, битум с крыши сняли, гореть было нечему. Разруха в городе сыграла нам на руку, битум с крыш и плит снимали и жгли, это были те же самые дрова. Стена выходящая к девятиэтажке зияла в нескольких местах дырами. Сама же девятиэтажка стала еще чернее, гарь с зимы смывалась дождями, но новые пожары добавили своего черного дела. Хорошо что гореть там было мало чему, и огонь не распространился по всему дому.
От 170 человек осталось только 100 из них 20 были 300-ми, т.е. ранеными, себя и таких как я не считаю, только тяжелые контузии такие как у Сереги и ранения.
Капитана включили в наградной лист, и еще двух разведчиков наградили медалями за отвагу, они как и в ВОВ были кровавыми медалями.
Нас вывезли от туда наши же, после того как поняли что мы молчим, и от нашей стороны вторую ночь идут звуки боя, а не единичное баловство ребят. Звука от очередей автоматов до них естественно не доходил, а вот гранатометы и мины были слышны, они выехали к нам.
Первой в гости к нам пришла разведка, для того что бы проверить, нет ли засады. Как знать, может нас уже всех положили. Но положили не всех, и мы были этому рады. По рации которая была у них дали позывной, и пришла техника.
Разведчики это люди уникальные. Это специальный отбор, это специальная подготовка. В разведчиках не было сволочей, не было тех кто прятался за спины. У нас таких тоже не было, но видеть такое приходилось. Даже капитан взвода, был редким человеком. Капитан, а командует взводом – редкость. Это были сильные люди, сильные духом. Люди которые не плакали, а по щекам их гуляли желваки, когда они прощались с своими ребятами.
Когда мы приехали на место дислокации, или базирования, первым делом были рассказы, что и как, как это было, когда, что мы делали. Это рассказывали офицеры офицерам, мы рассказывали таким же как и мы – рядовым. Потом, после этих расспросов и рассказов, после сытной и горячей еды, после того как мы смыли с себя грязь, копоть, песок и бетонно-кирпичную пыль, нам нужно было решать, кто для кого будет писать.
Нам надо было написать письма родным погибших солдат, и младших офицеров, написать до того как увезут раненых в госпиталь. Письма передавались через них, они их передавали медикам или сами опускали в почтовые ящики. Пересылать такие письма по военной почте было невозможно. Не смотря на то, что письма были для нас бесплатным средством связи, оно было ненадежным, любая почта досматривалась, и такие письма могли не дойти до адресатов, а дойти они были должны.
Эта традиция пошла еще с самого начала войны, я уверен идет она и по сей день. Была и в Афганистане такая традиция, была она и у нас. Те кто близко общался с погибшим парнем писали письма, матерям, сестрам, девушкам, друзьям. Это было последним долгом, это было долгом. Писали те кто был рядом в последний момент, те кто хорошо знал человека.
Все мы оставляли адреса, у каждого была бумажка в которую он списывал адреса ребят, и каждый писал туда свои адреса, с пометкой – сестра, брат, мать, друг. И на каждый адрес мы писали.
Писали про то, как погиб, писали про то, где погиб, почему погиб. Писали о том, что тут происходит и почему такое произошло, что сын, брат, друг погиб где-то, в мирное время.
Это было тяжело, это было горько. Водить ручкой по бумаге, вспоминая то, что было еще несколько дней назад, понимая, что человека уже нет, понимая, что ты принесешь в этом конверте в дом. Не редко такие письма приходили вперед официальных извещений. Но это все писалось, потому что каждый знал – напишут и о нем, если что-то произойдет.
После того как были отправлены раненные, написаны письма, и жизнь вошла в свою колею, служба продолжилась. Продолжилась оборона, продолжились ночные обстрелы, сюрпризы на дорогах.
Через месяц к нам пришло пополнение, и надо было ехать в Ханкалу за новобранцами. Во время этого задания я получил пару пуль в бронежилет, а через еще чуть более полгода я ушел в запас, кажется так.
Я написал все это, не потому что я хочу рассказать о чем-то, поупрожняться в мастерстве писательском, нет, я это все рассказал, потому что так воевали ребята 18-20 лет, которые еще недавно сидели за партами, или стояли у станков в техникумах. Так воевали ребята из городов и деревень, из поселков. Их свела жизнь в одном месте и пытала на прочность, они воевали с жизнью, не все ее победили, пусть земля будет пухом тем кто не вернулся.