(Одно скажу, низкий поклон моей дражайшей Эльзе, она опять исправила ошибки и заставляет выложить это на прозе. Целую каждый штрих пера её)
Из записок местечкового борзописца.
Ёрнические байки.
Сказания сии, навеяны автору беспробудной и унылой тоской зимних вечеров. Деревенским несуетливым бытом, когда в убранных по весне огородах уже лежит снег, а в стайках и стойлах мирно жуют жвачку пегие коровы.
Весело трещат в печах дрова, варится картошка в мундирах, а на столе стоит запотевшая банка соленых огурчиков. Лепота!
Однажды, в минуты казавшегося бесконечным запоя, автору явился странный конь (тут уж кому что мерещится), представившийся Пегасом на пенсии. Сей крылатый коняга имел весьма одиозную внешность. Редкие зубы его, некогда ровные и белые, ныне безнадежно пожелтели и расшатались, отчего речь Пегаса утратила присущую ей поэтичность ямба и хорея и приобрела неторопливую шепелявость прозы.
Перья крыльев, белоснежные в юности, вытрепали крепкие ветры цензуры, во время ОНО, и теперь бедное животное решило свести счеты с жизнью. Избрав для этого клавиатуру старинного компьютера, принадлежащего первому попавшемуся борзописцу, которым и оказался написавший эти строки автор.
Многоуважаемый читатель! Спешу уведомить тебя:
Сии экзерсисы не наполнены великим вселенским смыслом. Нет в них ответов на глобальные вопросы, которые мучают человечество из века в век. И уж тем более, они не призваны сотворить умственное брожение, вызывающее революцию, или какую другую перестройку. Но уверяю вас, написаны они от чистого сердца. Не судите строго и будьте великодушны.
С уважением, В. Лыков.
История Былинная, не короткая и не длинная.
Сказание о приключениях неизвестного богатыря, Митрофана Заступника.
Действующие лица:
1. Митрофан, богатырь, 20ти лет от роду. Национальность: трудноопределимая. Характер: не стойкий (субтропический, истинный пропивец, склонен к необдуманным действиям, малограмотен, драчлив, в меру не женат).
2. Разбойники: Чудо-Юдо, персонаж неопределенный (погибает в первом же бою с Митрофаном, в начале повествования). Степень вины (Ч.Ю.): неизвестна.
Соловей, подпольная кличка - «Замоченный». Местонахождение в данный момент неизвестно. По предположениям автора скрывается в глубоком подполье.
3. Горбатый мерин, подпольная кличка «Запорожец». Тайный внедренный агент Конской разведки, работающий под прикрытием, изображает запойного алкоголика, не поддающегося лечению. Друг и подельник, Митрофана, богатыря.
4. Змий Горынович Зийнутдинов: Личное дело № эннадцать 00. Параграф 2/2. Строго секретно. Погибает по ходу пьесы, в схватке с Митрофаном на Змиевом валу, у местечка Калачевка.
5. Князь – батюшка и все его прихлебатели (совершенно секретно, огласке не подлежит).
6. Лица крестьянской национальности, Миронийцы. Перечислять всех с подряд неохота, бумаги жалко. Одно скажу, все они люди простые и добрые.
7. Кикимора Болотная: леди с подмоченной репутацией, коварна, но в меру привлекательна, три раза почти не замужняя.
Глава 1.
Типа, Пролог…
– Все ли так, как нам кажется?
- А ты сомневаешься?
Посторонним В.
- Чего ж ты, Чудо-Юдо болотное, беззаконное, со всей своей кодлой меня воевать приперся? - воскликнул Митрофан-богатырь, указав дубиной на лес, что за спиной Чюды-Юды.
- С какой такой кодлой? - удивилось Чудо-Юдо. И обернулось, чтобы осмотреться вокруг. В округе, никакой кодлой разбойной даже не пахло. И только Чудо-Юдо хотело, повернувшись обратно к богатырю, уличить его в неправде своим гнусным голосом, как почувствовало сильную боль в области затылка. От которой в глазах его вспыхнули радужные искорки и деревья, окружающие поляну, пошли приплясывать самого настоящего гопака.
Богатырь и по совместительству защитник земли Миронийской, Митрофан, хитро прищурив глаз, с удовольствием смотрел на оседающее в траву, тело Чуды-Юды. Страшилище медленно опустилось на травку, подмяв своим давно немытым телом семейство одуванчиков. А богатырь, изловчившись, приложился к его лбу тяжелой корневитой дубиной, проворчав себе под нос:
- Для контролю!
Из темного леса между тем вышел конек, горбатого телосложения и невысокого по конским меркам роста.
- Чо? Ухомячил, страхоила? - спросил он гнусавым голосом.
- Да, мой друг боевой, видел, как он на меня напал? А? Видел? Как мы с ним сцепились в неравной схватке! Ежели б не моя природная смекалка да сила богатырская, лежать бы теперь во сырой землице.
- Да. Силен ты, брат-хозяин, с нечЕстью драться, - подтвердил Конек Горбунек.
- Ни с нечЕстью, а нечИстью, не перепутай чего в городе. А когда я рассказывать буду, ты помалкивай с умной рожей, мол, так и так, бились, дескать, Митрофан с Юдой от рассвета до заката.
- Какого заката? - недоуменно спросил конь.
- Вечернего, дурья твоя башка, понял!
- Как не понять. Бились, так бились, чего уж там, теперь царевна наша, как пить дать наша. Ты только у етого экземпляра рога посшибай для трофею.
- Не учи отца, вперед батьки в пекло лазать! Понял! - гневно прикрикнул богатырь на своего коня. Горбатый мерин, боязливо втянул уши и отошел в сторонку.
Богатырь, умело орудуя засапожным ножом, отпилил у лежащего на траве Чуды-Юды рога и положил их в заплечный мешок, как раз и предназначенный для трофеев. По которым всякий мог определить степень его богатырства. В упомянутом мешке уже лежали трофейные уши кикиморы болотной и копыто лешего, убиенного во «честном» бою из-за угла скалы. Еще там покоилось перо жар-птицы феникс, купленное или выигранное в кости на одной из ярмарок, но упорно выдаваемое богатырем за реально добытое. Расскажем о нем подробней. Раз он герой, значит про него надо подробнее..
Богатырь Митрофан Миронийский, и по совместительству защитник сирых и убогих, родился вдали от столицы в маленьком приграничном поселке Калачевка. По недоразумению или по пьянке записанному как уездный центр. Это я про нашу Калачевку.
В действительности же до гордого названия «Уездный центр» Калачевке не хватало трех вещей. Во-первых, какой-никакой дороги, кроме проселка. Во-вторых, мало-мальски культурного населения и, в-третьих, уездного начальства. Поскольку в неё, как в ссылку, нормального управляющего калачом не заманить было. А пьющие в Калачевской управе не задерживались. Поскольку и пропивать было нечего. Вот и устоялась в Калачевском уезде вольная форма правления, означающая полную демократию. Подразумевалось всеми, что вот-вот явится новый барин-управляющий, и рассудит весь мир по справедливости и по всем правилам.
На самом же деле, дни шли за днями, и в Калачевский уезд никто, кроме заезжих проверочных мытарей, не появлялся. Мытари, правда, бывали разные, и в суконных зипунах при кокардах, и просто в алых лапсердаках при златых цепях. С ними обычно два-три возка опричников, или шикюритов. Брали процент, что насобировал управской писарь к их приезду. Больше власть и не являлась. Однажды, правда, прискакала агит-дружина из столицы, всех Калачевцев выгнали на площадь, заставили вырвать чертополох и крапиву, что росли там вольной волюшкой, и под гордое звучание гимна объяснили всему людству, что сменился-де князь-батюшка.
Но мыто брать будут, как и прежде, и даже больше, хотя обещали выдать пособия ветеранам битвы при Грюфальде. Каковых, впрочем, в Калачевке не оказалось. Для острастки выпороли трех бывших управляющих, и наказали бабку Глафиру, изъяв у неё устройство для производства горилки, из местного буряка.
А в основном все осталось, как и прежде. Батюшка поп исправно отправлял службу и крестил народившихся калачат. Бабы рожали, трава росла весной, а снег падал летом. Калачевцы все ждали барина управляющего, который вот- вот должен был явиться из столицы. (А он все не ехал, дела и дела).
Во ту древнюю и стародавнюю пору и родился наш герой богатырь, и по совместительству защитник, Митрофан Миронийский. Ночка в момент его появления на свет была еще та. Дождь лил как из ведра, еще вечером, и громы и молнии метались по небу, пытаясь его вдребезги разбить. Маланья Агаповна, мать будущего богатыря, женщина малограмотная, но дюже набожная, сидела в этот момент под столом, прячась от сверкающих молний. Небо продолжало гневаться, а отец будущего заступника отлучился в этот момент по большой нужде аккурат за сарай. В который и попала одна из шальных молний. Грохот случился такой - аж в соседнем уезде слышали и крестились мужики, поминая всуе.
Маланья Агаповна от этого грохота испытала потерю чувств и начала рожать. Случившаяся на ту пору у них в гостях свекровь и стала повивальной бабкой. А благополучно вылезший из-под развалин сарая Самуил Мифодьевич стал-таки отцом нашего богатыря.
- Мальчик! - воскликнула повивальная бабка-свекровь, вытаскивая за ножки из-под стола верещавшего младенца. Самуил Мифодьевич, поддерживая трясущимися руками остатки портков, радостно провозгласил:
- Надежа отцова! Митрофаном назову, в честь прадеда, богатыря.
Вот так и началась нелегкая жизнь богатыря, и по совместительству защитника народного, Митрофана. А ее, как известно, прожить – не поле прейти.
ГЛАВА 2. Детство и отрочество.
- Нас огорчают, а мы не огорчаемся.
Ю.Цезарь (наверное).
Мальчик рос беспокойным, если не сказать буйным. Любил парное молоко с хлебом и пареную в печи репу. Времена случились трудными, эпоха перемен. Так что слаще морковки наш малыш в детстве ничего и не видал. Да и к лучшему это. Ведь не секрет, что от пищи, которую мы вкушаем в детстве, зависит наше здоровье в зрелости и близость к богу в старости. Если малыш с удовольствием ест в детстве морковку и свеклу, а еще кашу и щи, то растет он не по дням, а по часам, и силы от натуральных продуктов у него прибывает и прибывает.
А если ребенка начать с малых лет кормить заморскими деликатесами, то вырастает он бледным и робким, а посему не репродуктивным. Ибо у заморян, задача такая есть. Все Миронийское царство государство извести, не мытьем так катаньем. Поставляют оне нам продукт искусственный, изготовленный путем смешивания вредных ингредиентов, и всякими Е… его окрашивают и забеливают. Чтобы наш малограмотный народ ел и помирал быстрее, а того хуже плодиться перестал вовсе. От своей-то заразы мы никак не мрем, поскольку мы к ней привычные, а вот от Заморянской - будьте здрасте.
Вот и рос наш малыш на натуральных продуктах из собственного отцовского огорода и леса заготовленных. А на Заморянские хитрости у родителей грошей не водилось, ведь в стране то в это время кризис случился.
Перемена власти привела к тому, что запретили Миронийцам пить горькую, лишили, так сказать, народ душевного оттягу. Через чево бунты были, и возмущения всякие. И в Калачевском уезде тоже, только здесь как-то менее агрессивно, поскольку не было-таки здесь уездного головы, вот-вот должен приехать был. Ждали всем миром, а между делом ставили в подпольях брагу хмельную и вина плодово-выгодные.
Но чей-то отвлеклись мы от темы-то. Итак…
Исключительно уважали местные уездные калачата Митрофанушку за его выдающееся умения свистеть и гонять глубей, а также за способности к куриной охоте. Митрофанушка изобрел способ безнаказанно красть соседских кур. Бралась удочка, а на крючок хитрый Митрофанушка насаживал паута или какую другую шевелящуюся пакость. Её тут же забрасывали на куриный двор. Куры, видя такое безобразие, в виде вяло шевелящегося червячка, немедленно клевали его вместе с крючком. Ребятишки тянули за уду, и кура попадала в ощип. Жарили тех кур за селом, на берегу озера, и ели без соли и лука. Косточки, правда, сбрасывали местному озерному водяному, чтобы не разболтал по случаю.
Водяной втихаря похрустовал куриными косточками да помалкивал. Все, какое-никакое, а разнообразие к столу. А то рыба да рыба.
Став отроком, хитрый и не погодам развитый физически Митрофанушка сколотил кодлу («кодла» читай - банда) из местных парубков. Весьма уважали его парни за его умение так провернуть дельце, что и волки сыты были, и девки как бы целы. Любил Митрофанушка подглядывать по баням и ребят к этому приучил. Как пойдут в баню на закате бабы, как запалят в ней лучинушку да начнут телеса шоркать, Митрофанова кодла тут как тут, смотрят в щели за ними да впечатлениями делятся. Не раз ловили их бабы, деревенские за таким паскудством, и бивали мочалками, и ошпаривали кипятком, и срамили на весь уезд. Но парубкам все не имелось. Митрофан был из них самым рослым и плечистым, потому как ел продукты чистые, своего посолу. А как же, кризис-то в Миронии затянулся туго, и распутывать его было пока некогда, а разрубить по-македонски страшно. Вот и терпел Миронийский народ всякую нужду и непотребство. Одни Заморяне были довольны, надеялись видать, что наш миронйский народ от сухой жизни вовсе с ума подойдет. Ань нет, от натурального продукта ему вреда никакого не случилось, только дух в избах стоял чижолый, особенно с утра. А от сухой жизни миронийские бабы чаще беременели и рожали, вот ведь как. Митрофанушка в этом процессе рано участвовать стал. А чево тянуть-то, парубок видный удался, к тому же хитрый не по годам. Был даже порот прилюдно, за то, что проник незримой тенью в женский уездный монастырь. Под псевдонимом Ванька Ветров, обретался там четверо суток. Пока мать-настоятельница не поймала его, и тогда уездный участковый богатырь бил плетью Митрофановы прелести на площади. А потерпевших, обманутых монашенок, тогда изгнали из монастыря сразу. Бедные монашки просили слезно простить их, ибо не ведали, что творили, смущённые Ветровым Ванькой. Настоятельница, мать её, назначила им строгую епитимию, а Митрофана, поротого прилюдно, решено было выгнать из Калачевки во избежания таких эксцессов в дальнейшем. Тут и началась жизнь, полная приключений и опасностей для Митрофанушки.
Отец его, Самуил Мефодьевич, провожая в путь своего единственного непутевого сына, говорил ему, таковы слова:
- Сын мой единственный, ты вступаешь на дорогу жизни полную жутких соблазнов и всяческих опасностей! А и.. ……!! ……? .. .. ….. .. .!! …. И в конце своей речи, хочу вручить тебе этого боевого коня, невзрачной наружности, но несомненно уважаемого своими соплеменниками за преклонные годы и кроткий нрав. Не смори придирчиво на его окрас и состояние передних зубов. Это не самое главное в жизни, сынок. Все мы в конечном итоге не так уж идеальны. А еще дарю тебе, старинный рыцарский меч, которым твой дед отчекрыживал вражеские головы при Грюнфальдовской битве. Самого змия Зейнютьдинова, срубил им твой доблестный дед-богатырь! Они схватились тогда груди на грудь и .. …. . …. .. ..! Бум… ! .. .. … А он ему.. .. .. … . . .. !! А потом когда….. …. .. Он встал и говорил таковы слова ,….. ….. .. И лежать тебе во сырой земле… б…ть немиронйская.. И не смотри сынок, что ржавчина не отчищается с лезвия, в конечном итоге не это главное, лишь бы сердце билось праведно, и горел в нем огонь негасимой любви! А девки везде одинако….. … .. Маму вспоминай, пиши нам письма, и звони в колокола иногда, если церковь рядом, и звонарь не пьяный.
Матушка от избытка чувств ничего не сказала, только горько плакала, провожая своего мальчика в далекий и важный поход, а волны бушуют и плачут, и бьются о борт…. Это из другой песни (я тут немного плагиачу не в обиду авторам). Ладно, и вручила ему узелок с волшебным бальзамом из травы алоэ, и жира птицы индюк. Он, дескать, дюже помогает при поносах и заживляет раны душевные, и по совместительству на нем картошку пожарить можно. (впрочем и покруче меня сюжеты воруют).. Однако:
Митрофан, будущий богатырь по призванию, придирчиво осмотрел боевого коня и, привязав к седлу меч, доставшийся в наследство от доблестного дедуси, отправился за поскотину, ведя в поводу подарок отца, необычного окраса и резвости. Дорога была почти не тронута ремонтными работами, с момента своего рождения и поэтому жутко пылила. Конь шел вслед Митрофану резво, почти не спотыкаясь. И одолел без перекуров аж четыре версты, затем прожитые годы взяли свое. И вот подарок отца прилег отдохнуть, тяжело дыша.
- А если бы я на тебя еще и уселся? - спросил Митрофан у коня необычного окраса.
Ничего не ответила лошадь, лишь хвостом своим вяло махнула. Митрофан наклонился к животному, опираясь на меч-кладенец, отчего тот немедленно изогнулся. Видать, Змиева кровушка его свойства ослабила.
- Ладно, - сказал Митрофан, будущий богатырь. Оставайтесь-ка вы с богом, на родной земле, видно мне продеться самому себе коня добыть. И посмотрев на прощание в гноящиеся глаза отцовского подарка, зашвырнул изогнутый меч в кусты. В кустах кто-то немедленно заворчал.
- Смотри, Глафира, до чего народ наглый стал, мечами раскидывают как палками какими.
Митрофан смущенно отвернулся, сделав вид, что не расслышал, и пошёл по девственно не ремонтированной, уездной дороге в столицу.
ГЛАВА 3. Короткая.
Путь-дорога к славе, нелегка и небезопасна.
Это как пить взять.
- Драка - это ещё не повод для знакомства.
Димидов Д.
Стояло жаркое лето. Ну не то что бы стояло, но вяло катилось от июня к сентябрю. Митрофан шагал по лугам нескошенным по полям не сеяным, споро перебирая ногами, с узелком в руках. А вы как хотели - в державе кризис, эпоха перемен.
И почти дошёл уже до стольного града, со странным названием «Болотистое место». Где располагалась столица Миронийского царства-государства. И, оставалось идти-то, три дня лесом, два дня полем да три часа людными местами. В общем, рукой подать да ногой махнуть. Как случилась с ним досадная задержка, которая, впрочем, оказалась весьма кстати. Идет себе Митрофан, жар донимает, солнышко пригревает.
И тут из леса выскакивает человек весь в слезах, в соплях, и в ноги Митрофану - хлоп. И орет благим матом:
- Батюшка-заступник, тебя сам бог нам на голову послал. Спаси, родимый, помоги, и прочее и тому подобное.
А Митрофан растерялся и спрашивает:
- Чо стряслось-то, горемыка?
- Напали, вороги, супостаты! - орет, ползая на коленях вокруг себя, мужик. – Жили мы, жили, не тужили, не бедно, не богато, избы, правда, не палаты, но на кашу с маслом хватало…
Причитал мужичок без остановки. Поэт, ни дать не взять. Да и кто и нас не поэт, когда петух в зад клюнет, так и заливаемся соловьем.
– А тут из темного леса как пришли разбойники, как начали нас печужить почём зря. Все пирожки с сыром забрали и дивчину прихватили, нашего старосты дочку, мою невестушку, белу лебедушку.
- А ты чего на них смотрел? Почему всех их не побил, не посрамил? - грозно спросил Митрофанушка.
- Где мне с ними тягаться, пан богатырь, страх меня обуял, бежал я, позорный волк, подмоги искать. Ты бы побил их, - А? Пироги главно, отнять. А? Пироги….! - причитал мужичок, семеня рядом с Митрофаном косолапыми ножками по стерне.
Митрофан почесал в затылке, пораскинул мозгами. И пришёл к выводу, что освободить дивчину вовсе не грех, да и слава лишней не бывает.
- Пошли горемыка, - потоптавшись, сказал Митрофан.
И пошли они солнцем палимые, и т п, и т д.
Ворогов оказалось аж дюжина, во главе, как и положено, бородатый атаман, в зеленой повязке на челе, и с прищуренным для эффекту глазом. Завидев Митрофана, разбойники остановились, то есть, перестали печужить мирное население деревни. Атаман грозно сверкнул очами, выступил ухарем вперёд всех и грозно спросил:
- А ты, дядя, кто будешь?
Митрофан гордо выпятив грудь, шагнул прямо на него. В руке атамана сверкнуло остро заточенное долото. Разбойники, затаив дыхание, смотрели на покрасневших атамана и Митрофана, которые сходились, чтобы биться грудь на грудь.
Удар…, ещё удар, передача на левый фланг, пас нападающему…. Опасный момент… Митрофан делает передачу… Мощнейший удар по салазкам противника….. Из ближайшей подворотни высунулась дебелая морда похищенной девицы, и восхищенно выдохнула... . Гооол…!!!! Местные жители, воспрянув, немедленно перехватили инициативу у дрогнувших духом разбойников, и пошли в атаку. Собачка неопределенной породы, по имени Жучка, выскочила вслед за девицей. И грозным рыком возвестила новое время, время расплаты за поруганную честь хозяев. Деревенские мужики, вдохновленные таким призывом, схватились за топоры и с криком «Сколько терпеть можно!» раскидали супостатов по улочкам, переулочкам.
Так была одержана великая победа над шайкой подлого атамана по имени Соловей. Сам разбойник, изрядно потрепанный, с трудом добежал до общественного нужника, где и был публично замочен, в прямом и переносном смысле бабкой Агафьей, сослепу оправившейся на спрятавшегося разбойного главаря.
Эта праведная битва, в последствии описанная историками, как первое народное выступление, против преступных бандформирований, послужила достойным примером многим поколениям Миронийцев в их вечной борьбе. А пока спасшие себя с помощью Митрофана крестьяне обступили свого освободителя, и образовавшийся из ниоткуда сельский староста произнес таковы слова:
- Кто ты, благородный богатырь? Чьё имя останется в памяти потомков наших, о ком поведать нам внукам своим, как назвать…. … ! Тех чьи имена… ! Навечно высечены… . В памяти нашей… ! Наливай, наливай…. Будем здоровеньки…! И так далее, и тому подобное.
Одним словом благодарили Митрофана три дня, как положено. Приехала по этому случаю из ближайшего поместья вдовая купчиха, с цыганами, пели бравые романсы в честь героя освободителя. Митрофан в начале смущенно краснел, что, в общем, не слишком бросалось в глаза из-за небольшой гематомы под глазами. Просили остаться в уезде, в качестве служителя порядка, обещали даже выплачивать зарплату помесячно, взаиморасчетно, курами и пирожками, яйцами и мясом, или рыбой, по выбору. Нашли даже единственную на всю деревню деньгу, из медного сплаву. Правда, со стершимся от времени и долгого хождения гербом.
Богатырь, а теперь, несомненно, так, ибо селяне окрестили его защитником, долго чесал кудрявый затылок мозолистой рукой, размышляя. А чо, работа не пыльная, кормить обещают, девки вон…. И, наконец, на третий день сказал громко:
- Рассолу бы, счас, испить? А..? - испив ковшик рассолу, продолжил. – Спасибо вам, люди добрые, за ласку, за приветливое предложение. Но…! Сколько на нашей земле несправедливости и разору? Должен я сию чашу до дна испить. Дорога зовет и манит меня. Долг мол, и совесть. ……… . ….. . ! Екарный бабай…!….. ых! Кровью сердце мое обольется, вспоминая о … .. …. .! Одним словом прощайте, не поминайте лихом.
Испив еще пару ковшичков рассолу, Митрофан покинул деревню под горестные вздохи всего женского населения, а особенно вдовой купчихи. Прощальная его речь так растрогала всех, что вспоминали её слово в слово еще два три поколения, бережно передавая от отца к сыну, как экспонат устного народного творчества. До сих пор, встречаются двух- и трехэтажные выражения, позволяющие ярко и образно описать те или иные события с достоверностью, не присущей другим языкам.
ГЛАВА 4.
Вот и первый враг, или посеешь вражду - пожнешь ненависть.
- Вить, а Вить?
- Чо?
- Вот всегда ты так.
Из анекдота.
Шагает неторопливо по июльской жаре Митрофан и не знает горемычный, что появился у него враг страшный, злопамятный. А враг тем временем, крадется аки тать в ночи, по тропе лесной, к перекрестку дорог. У огромной лужи поджидает его сообщница, а по совместительству кикимора болотная, зеленоухая русалка болотных хлябей. Спешит посрамленный Соловей-разбойник, торопится, на сердце его месть, а под сердцем его лютая ненависть, а с правого боку у него острое долото, а с левого боку молоток деревянный, киянкой именуемый. А в голове он держит образ русокудрого богатыря Митрофана. А ногами топчет он землицу Миронийскую многострадальную. (Прям по-цыгански завернул, как на картах разложил.)
Идет наш богатырь лесом, идет полем, а сам все думу думает. О высоких материях не иначе, больно морщится мордой, от этого несваренье в желудке бывает.
ДУМА.
«А вот бы так все в столице обернулось. Чтобы работать не пришлось. Встречу молодку пухлую, с богатым приданым. Лепота..! И соблазню её мышчатой фигурой, и потеряет она голову от речей моих, хитро приспособленных. Упадем мы в ноги к отцу её, богатому купцу, испросим отцова благословения. А там честным пирком да за свадебку. Или вот, встречаю саму князеву дочку, на прогулке, а она в меня бах и втюрилась, по уши. И давай мне с тайными посланцами письма строчить да денег, да одёжу красиву, а я ухарем-купцом заделаюсь, и по кабакам, и по кабакам. Во житуха, пей - не могу, ешь - не хочу. Во дурак…. О высоком надо мечтать, а ты все о бабах».
А меж тем приближается он к перекрестку семи дорог, о котором песни в народе поют. А тут на дубе высоком затаился Соловей-соловушка, плешива головушка. Готовится сволота моченная, козни разные строит. А под дубом сидит на камушке кикимора. Макияж иностранный делает (ногти кусат от злости).
Как завидели богатыря, так и давай ему глаза отводить, хитро придумали. Мол, сидит под дубком краса ненаглядная девица и плачет горькими слезами, убивается.
А богатырь-де её спрашивает.
- Чо ты, девица-красавица, плачешь?
- Да вот, мол, братик мой утопает, ухи просит.
А он:
- Побежали спасать.
А она:
- Побежали.
И взявшись за руки, побегли оне к болоту.
А там его и утопят горемычного. Хвать за ноги и в омут, пущай на ём, потом, сомы воду возят.
А не вышло у них ничего, Митрофанушка так о высоких материях возмечтался, что и не заметил никакой девки под дубом. Пришлось им его окликать по имени.
- Митрофанушка!
- Чего тебе, кикимора?
- Ух, востроглазый какой. А не поможешь бедной болотной леди до места жительства добраться?
- От чего же не помочь, - сказал Митрофан и, приподняв изящно кикимору под белы рученьки, дал ей крепкого пинка под зеленый задок.
От этакого обращения болотная нежить полетела пуще стрелы. Однако Соловей-то тоже не промах оказался, как засвистит по-соловьиному, как закричит по-звериному. Митрофана, как есть, ветер подхватил и в болото закинул. А там и кикимора подоспела. Схватились они не на шутку. А как вы думаете, кикимора-то в своей среде, так сказать, обитания. А дома и грязь помогает. Один писатель так и сказал: «Дымит в отечестве, и сладко, и приятно.» (Между прочем, чистый плагиат.)
Схватил Митрофан, кикимору за зелены ушки и давай их противосолонь крутить, а она его в трясину так и тянет, так и тянет. Митрофан тоже не промах, понимает - либо пан, либо утоп, к чертовой матери. Думает - напоследок хоть повыражаюсь нецензурно вволю.
Вот где навык нецензурной, Миронийской речи так необходим оказался. Оказывается, кикиморы болотные, к её восприятию не приспособлены вовсе. А вы думали? Дети природы…! Представители болотной фауны в чистом виде, исчезающий вид.
Так Митрофан со злости ей такого нашептал, что у неё ушки в трубочку свернулись и вообще отвалились. И сама она, покраснев, на дно поспешно спряталась, все-таки женщина, хотя и зеленая. А Митрофан, поминая всю её родню до пятого колена, и все способы её размножения, вылез на сухое место, отдышался, как следует. Глядь, а в руках у него уши зеленые. Положил он их в заплечную суму на память и пошёл по нехоженым тропам, до городу «Болотно-место».
А что же соловей? - спросите вы. А вот чего. Как увидел он своими глазами, что с кикиморой сделалось, хватил его со страху криз гипертонический, решил он отлежаться средь ветвей дубовых, обдумать план стратегический, как извести Митрофана-богатыря.
Явился наш герой-богатырь в город герой, во столицу белокаменную. И сразу ко двору княжескому, а чего тянуть, быка за рога брать надо сразу.
Сидит во дворце князь батюшка Михаил второй и пирует на безалкогольной свадьбе. Выдает он замуж дочку свою за принца заморянского по имени Maicl Gakovlev. А за столами бояре да дворяне расселися, бородами паркеты подметают, собольими шапками паутину собирают. (Такие шапки высокие.) А в самоварах у них не горячий чай, а что-то со знакомым запахом, ныне строго воспрещаемым. Хоть и пьют они чай тот, не чокаясь, а все одно, хитро перемигаваются.
Как вошел Митрофан в полати княжеские? - спросите вы. А очень даже просто, нынче туда всех допускали, у кого рожа честная. А у Митрофанушки глазки так и бегали, так и бегали. Сразу видать - свой человек, бесхитростный. К тому же плюрализм некоторый в государстве уже объявлен был, можно было кое-что, акромя винца да самогону. Вот и свадебку сделали публичную, чтобы народ на сухую жизнь вдохновился, ход так сказать политический, архиважный.
Михаил, царь, восседал на высоком троне, во главе стола, по правую руку от него невеста, по левую жених. Рожа у жениха вся так и лучится, улыбка от уха до уха. А вы думали -такие браки на небесах заключаются, нифига подобного. За такими браками капиталы великие стоят, от них политика вся зависит. Невеста как представитель вкладываемого капитала. Живец на крючке, во как.
Глянул на невесту Митрофан и сомлел. Невеста как маков цвет, щеки алые, рот алый, уши и те алые, одни глаза голубые, словно небо, и голосок такой, будто колокольчик звенит.
Одним словом, влюбился наш герой по самые уши. Как в народе говорят, «втрескался». Хотел было спросить великого князя Михаила о службе какой, хоть дворником при конюшнях, а увидел девицу и понял: – Нет, только в зятья, и не иначе. А невеста вскочила из-за стола отцовского и бегом в свою комнату девичью, вроде как засмущалася шибко. Да и как не смутиться, Мтрофанушка-то красавец писянный. Косая сажень в плечах, профиль орлиный, глазки лисьи мелковаты, правда, и брови вместе срослись, от дум, видать, высоких. На груди наколочка, герб государственный, синего цвету (грехи молодости). Через ворот рубахи расстегнутый видится.
Глянул на сомлевшего Митрофана князь, и спрашивает:
- Кто ты, добрый молодец, будешь?
- Буду…, буду, зятем тебе князь батюшка, буду, возможно - любимым.
Князь Михаил от такой наглости вовсе обалдел, оглядел всех присутствующих, безалкогольных бояр да дворян, и как рявкнет на весь дворец:
- Стража, взять!
Выскочили, откуда не возьмись, опричники и давай Митрофану руки крутить. А Митрофанушка, зря он, что ли, всю жизнь натуральный продукт собственного отцовского огороду кушал. Еще семеро на него кинулись, потом еще девять и еще шестнадцать. Всем гуртом насели на Митрофана и печужат почем зря. Вдруг как взорвалась куча, отлетели опричники, в разны стороны, зубками плюются, глазками подсвечивают. А Митрофан стоит себе улыбается, косая сажень в плечах, голова, что кочка болотная, кудрява да лохмата. Говорит он князю Михаилу таковы слова:
- Ой ты, гой и сей, князь батюшка. Ты ответь мне на вопрос каверзный. Будет ли в нашей губернии чиновник высокий, барин батюшка, которого столько лет ждет население, слезы горькие проливаючи.
Смутился тут великий князь, сконфузился, и бояре, и дворяне все потупились, а жених заморский в блокнотик чегой-то записывать стал. А ещё вопросил Митрофанушка:
– Чтой-то в кубках у вас там плещется? Не зелено ли вино, не водяра ли?
Совсем бояре да дворяне смутилися, опустили глазки бесстыжие. А Митрофан ходит гоголем да сапожкам звонко притопывает.
Встрепенулся князь, Михаил вспомнил молодость. И ответил на речи изобличающие:
- Е…. б… ю…. …… !!!!... .. .. …… .?! Митрофанушка, мы, конечно, придем к консенсусу.. … ..б х… е… .. ! Одним словом обещаем торжественно, будет вам голова о двух ушах, что бы вы сиротами не казалися, а были полноценной губернией.
Только ты за это должен подвиг совершить, отечество в опасности, экономика наша развалилася к е….., и мы теперь в полной апатии. А спасти нас могут только инвестиции и вливания капитальные. Вот и решено было нами дочку единственную, ненаглядную, в заморянские княжества взамуж выдать.
Тут князь пустил слезу горючую и продолжил:
- Вижу я, ты богатырь, каких свет ещё не видывал, и хочу поведать тебе тайну государственную. Есть на краю земли нашей огромной озеро, голубая вода в нем плещется, точит горюч камень. А на озере том остров есть, а на острове том Чудо-Юдо болотное беззаконное. Оппозицией оно прозывается, и если то идолище поганое извести, то в нашей державе все исправится, и пойдет как по маслу, как ранее.
(Во завирает, гад.)
Почесал буйну голову Митрофан богатырь, аккурат, кудряв затылочек и подумал вслух:
- А чо мне за это будет?
- А за этакую победу великую будет тебе невестушка. Дочь свою за тебя отдам и еще в губернаторы, в Калачевский уезд, командовать.
- Ладно, зашибу я ваше Чудо-Юдо болотное, беззаконное, уговорили. Только и вы, князь батюшка, в своем слове тверды будьте.
- Ну, ты чо, во мне сомневаесся, чай, за базар отвечаю я, все бояре, в натуре, свидетели.
Бояре закивали головами в такт словам князя, а многие кусали ноготь и загибали пальцы, все в перстнях рогульками.
Поверил наш богатырь в таковы слова, поклонился он князю батюшке и княжне молодой, глазом подмигнул, дал пинка замешкавшемуся опричнику и пошел на край земли родину спасать. Обернулся, правда, на пороге и запустил в жениха чем не попадя, нефиг тут за нами записывать, секреты государственной важности. А жених испугался и спрятался, не попало в него сапогом стоптанным. Говорили потом во всей Заморянии что, дескать, получил тогда ихнай принц стресс нервенный, дистанию-вегетасосудистую. И от свадьбы дальнейшей отказался, больно риску в такой державе много. А что они хотели, эпоха перемен у нас во ту пору случилася.
Глава 5.
Смотри, на кого руку поднял, или пить надо в меру.
- Смотри! Куды прешь?
- А чо?
- Ща как дам в лоб!
- Извиняюсь, не признал.
(Из тролейбуса).
Приходит к нам любовь земная, внезапно, как понос, прямо спасу нет от неё никакого.
Даже песня, про это в народе имеется. «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь». Ну, вы, наверное, сами слышали. Подкралось высокое чувство к Митрофану в самый момент, так сказать, полового созревания. Голубые глаза княжеской дочки все в душе его перевернули. В буквальном смысле стал он грезить о её прелестях денно, и, что особенно страшно, нощно. И така тоска взяла его за горло, что хоть вешайся. Решил Митрофанушка её залить. А где, если не в кабаке, может спастись душа богатыря от полного любовного конфуза. И пошёл он приобщаться к столичной культуре. То есть искать, где можно выпить и закусить чего попроще. А попроще попалось не сразу, а через два часа упорного поиска.
Обнаруженное заведение, удивило Митрофана необыкновенной культурностью и чистотой, обжорное заведение, куда он попал, оказалось не муниципальной собственностью, а исключительно ЧП. Заведовал им иностранный купец по фамилии Ger Baranov end Cо. Так что, порядок в заведении был явно не Миронийский. Культурные столичане сидели каждый за своим столиком и пили, и закусывали, делая вид что, пьют исключительно соки и компоты. Хотя нос, Митрофанушку еще не разу не подводивший, говорил ему о многом ином.
- Эй! - щелкнул Митрофан пальцами половому. Половой тут же возник из ниоткуда, услужливо улыбаясь. Митрофан незаметно пошарил в исподних портках, в которые заботливые монашки успели тайно зашить немного монет. Звякнув ими о стол, он гордо сказал:
- На все!
Половой тут же приволок ему на стол медный, пятилитровый, самовар. Ага, скажете вы, а какой мирониец, тем более богатырь-заступник, станет пить один?
И верно, после третьего совершенно безвкусного в одиночестве черпачка, Митрофанова душа потребовала общества. Причем вовсе не женского. Не подумайте плохого. Митрофан тосковал, а тоску необходимо излить, так сказать высморкать в дружеский пинджак. Принято так у миронийских влюбленных. Мы же не Итальянцы какие. Поэтому, и только, когда Митрофан предложил всем присутствующим присоединиться к чаепитию. Но вдруг ощутил некий дискомфорт. Ибо в обжорном заведении Gera Baranova, обретались в последнее время одни иностранные шпионы, тщательно маскирующиеся под Миронийских обывателей. Исключение составил лишь один, сидящий за самым дальним столиком мужичок. Не высокого роста, коротко подстриженный и побритый, но с синяком под глазом. На вид ему было лет сорок, серый его зипун, изрядно потрепанный, висел небрежно на спинке стула. На столе рядом с одинокой чашкой чая лежала курительная трубка и кисет. Мужичок сочувствующе посмотрел на Митрофана и развел рукам. Дескать, пивнул бы но нельзя. «Боится уйти в запой», - понял мутнеющим сознанием Митрофан. Кивнул мужику, дескать, понимаю. И встал, чтобы немного сплясать, как положено, и спеть. Потому как душа-то просит. А любовь, это такая зараза, она и умных-то разума лишает, а уж Митрофана, так и вовсе на подвиги подвигла.
В ушах его заиграли скрипки, и бандуры, а ноги понесли его могучее тело в пляс, Со стороны это выглядело как циклон на Гавайских островах. Столики начали жалобно похрустывать под сапогами Митрофанушки, и чашки с чаем посетителей покрыли полы заведения мелким фарфорным мусором. Набежавшие откуда ни возьмись наемные вышибалы, а по-иностранному Шик-ю-риты, попытались крутить руки пляшущему вовсю Митрофану. Он-то сразу и не понял, что к чему, и решив, будто образовалось какое ни какое общество, обрадовался. Но после третьего удара по лицу начал в этом сомневаться.
- Эх, залетные!!!!! Громко спросил Митрофанушка и попер раскидывать все, что попадалось на его пути. А душа-то, как обрадовалась, а как ей легко-то стало! Остановился он, лишь заметив у себя в руках того самого мужичка, что сидел за дальним столом с трубкой в желтых зубах. Мужик вяло болтал ногами, пытаясь изобразить боевую дубину. Все вокруг вдруг испуганно замерли, со страхом глядя на остановившегося Митрофана. Митрофан вдруг осознал, что делает что-то не то.
На всякий случай он поставил мужичка на пол и спросил, тихонько:
- А ты кто будешь, горемыка?
Мужик открыл заплывший глаз и тихо сказал:
- Автор я.
И тут же отключился. Митрофан осознав всю тяжесть допущенной ошибки, бережно положил АВТОРА на прилавок и вытер ему разбитый впопыхах нос подолом своей рубахи.
«Тикать отсюда надо. Чуть все не испортил. С авторами так шутить нивкоем случае нельзя. Ибо это все! Это конец, полный, Fin Film, даже титров не останется. Во как!!!!» (Каждый персонаж знает).
На улице Митрофанушку ждали. Почти вся дружина, во главе с воеводою, стояли с пиками наперевес, готовые сделать из богатыря ежика. Бледный от пережитого, воевода готов был отдать приказ.
- Чо, мочить будете?- спросил Митрофан, готовясь к худшему.
- Шел бы отсюда подобру- поздорову, молодец,- трясущимися губами сказал Митрофану воевода, и указал на открытые ворота. Итак, страху натерпелись.
- Да я чо, я ничо,- смутившись, сказал Митрофан, и побрел вон, из стольного города искать того самого, злосчастного Чуду-Юду, который всем жизнь портит.
ГЛАВА 6.
Друзья на дороге не валяются, или не суди по одеже, если сам рожей не вышел.
- Мы хоть и вида неказистого. Зато скакуны превосходные..
К. Горбунок.
Змий Горынович Зийнутдинов скучал, сидя на скале, невдалеке от села Вершки Корешковского уезда Энсковской волости. Жутко чесался огромный шрам оставшийся на месте отрубленной левой головы. Всякий раз, когда шрам начинал чесаться, Змий вспоминал ту памятную битву возле Грюндфальдского замка, где Миронийский богатырь-лапотник, случайно завладевший мечом заколдованным отчекрыжил ему правую голову во честном бою. Сколько тогда Змий не пытался, а регенерировать потерянную конечность так и не удалось. Всякий раз на месте зубастой головы вырастала противная фига, с маленькими глазками. И все норовила подмигнуть прохожим. Приходилось эту самую фигурку о трех пальцах откусывать, подальше от греха и позору. От этого, оставался противнейший, розовый шрам, который упорно не хотел покрываться нормальной чешуей. Теперь в летнюю жару, Змий сидел и ждал законной жертвы, которую исправно собирал с местных крестьян вот уже двадцатый год. С тех самых пор, как освободился из подвала государева, где отбывал срок за незаконные бандформирования, или причастность к вражескому Грюнфальдовскому заговору. А брать он любил все мясом, чо тут поделаешь – хищник, да еще в законе.
Мирные жители, или как ласково назвал их Змий, «Ботва», постепенно привыкли кормить Змия, и уже даже перестали находить для себя что-то унизительное в таком действе. Таскали ему жратву, как за здорово живешь. Народ, он ко всему привыкает, если его с умом запряжешь.
В первое время пришлось полютовать маненько. А как же, везде разбойного люда хватает. Но тут умудренный государевой хатой Змий, предложил свои услуги местному воеводе, мол, изведу разбойников в миг. Воевода тогда почесал затылок, сдвинув на лоб шелом стальной. И согласился. А чо, один Змий, его легче контролировать, чем сотню другую разбойников, и потом отрапортовать в столицу можно, что со всей оргпреступностью покончено. Лежи потом на уху, чеши пятки или ещё чего.
Змий тогда обосновался загородом на одноименном валу. Собрал всю братву, что по лесам гасилась и говорит:
- Ша! Уроды, не умеете в воде пер…ь, лучше папу слушайтесь. И началась с той поры в уезде другая жизнь, организованная. Воевода на уху лежит, прибавка ему к зарплате капает. Змий то не дурак, хоть и о двух головах, особо борзеть братве не дает. Беспределу нет, а порядок, какой никакой он всем по душе. А которым не по душе….
Вот и лежит себе змей на скале, греет натруженные жизнью нелегкой чешуйки на груди, одна левая голова на спину закинута, похрапывает на солнышке, пригрелась, а правая смотрит внимательно, вокруг по привычке, все подвоха дожидается. Наколка на груди у него синяя, сам отец народов Чугунидзе в профиль, с трубкой в зубах. В ареоле из проволоки колючей. И запись, неразборчиво так, в чешуйках прячется: «Мама за меня не горюй!»
Глядь, а внизу у подножья кто-то шарашиться, несут кого-то на шесте, а этот кто-то орет благим матом, заливается.
- Не иначе животина говорящая попалась, теперь еще и ухи потешу, перед обедом.
Многотерпеливые крестьяне тащили на шесте животное, отдаленно напоминающее коня. Только с двумя огромными горбами на спине и с ослиными ушами. Несли небрежно, все одно на убой скотинка предназначена. Всякий раз как приходилось им менять уставшие руки, они нелепо встряхивали его, и животное стукалось о валуны, торчащие из земли. Тропка-то узкая была.
- Не издевайтесь, ироды, хоть перед смертью, дайте похмелиться,- кричал человеческим голосом горбатый конь. Мужики, хмурившие брови молчали. Хоть и гадливая лошадка попалась, а все одно жива душа.
- Ты откуда, такое чудо, взялося?- спросила вежливо одна из голов Змия. - Ишь, какой говорливый!
- Откуда-откуда, от верблюда,- ответил дерзко конек, сверля красными от прилившей крови глазками змеевы морды.
- Откуда у нас в Миронии верблюду-то взяться? - спросил для продолжения беседы Змий. Ему всегда нравилось поговорить задушевно с будущим обедом. От этого он как-то вкуснее становился, что ли.
- А вот был один, студент из Ебип-та, ответил, скрипнув редкими зубами, конек. Я б его, горбатого, заставил сено в январе из под снега выкапывать, рогами, которыми ему моя маман понаставила.
- Ух ты, крутой. А за щё тебя так вот, на шесте-то? - спросил Змий, взглотнув внезапную слюнку.
- Тебе не все едино? А?
- Обед должен быть в удовольствие, а то несварение желудка приключиться. Ясно?
- А….? - протянул конек и продолжил. - Так за пьянство все, я тут до хозяйской заначки добрался, у меня на брагу всегда нюх отменный был, - гордо заявил конек. Ну, скажи, скажи, Гадюка головастая, я чо, не имею права пивнуть? Я чо, виноват?
- Виноват, виноват лишь тем, что хочется мне кушать. Между прочим, чистый плагиат, так классик один говорил,- сказал, приближаясь к нему, Змий.
Конек пустил струйку, и заорал от страха благим матом на весь лес. Змию это еще больше понравилось. Он уже было раскрыл пасть, чтобы разорвать горбатого коня пополам. Как вдруг, откуда не возьмись, голос:
- Ты чо животинку мучаешь? Как тебе не стыдно маленьких обижать!
Из-за скалы вышел богатырского вида заступничек. Он шёл вразвалку, словно по палубе корабля, и грыз соломинку. Руки его оттягивала здорового вида дубина из чистого дубу.
Кого-то он смутно напомнил Змию. Ну, нет, не мог же лапотник, что ему правую голову отчекрыжил, так сохраниться. Или?
Конек немедленно заорал ещё громче:
- Спасите, помогите, убивают, и в пищу хотят употребить, в сыром виде!!!
Змий попятился, готовясь сделать хитрый, жульнический, выпад двумя головами в живот богатырю. Митрофан, а это был именно он, приготовился, предчувствуя нечестный бой, и замахнулся дубиной, метя во лбы Змия. В какой-то момент вкралось сомнение. То есть понимал, что между глаз надо бить. А вот между каких. Змиевы головы так и крутились на длинных шеях, при этом правая, все время гнусно подмигивала левой, видать договаривались, кто с какой стороны наброситься. В этот решающий момент конек, сумевший окончательно развязаться, пискляво выкрикнул японческо-каратистский вопль « И…Я….». И, задрав копыта, ударил Змия в ухо одной из голов. Это решило исход схватки.
Змий за двадцать лет, прожитых в сытости и довольстве, вовсе разучился коварно драться самостоятельно. Все возникшие конфликты он решал «пантовым наездом», это такой метод убеждения. К сожалению, Митрофан появился, и напал слишком внезапно. По этому на «пантовый наезд» времени у Змия Горыновича Зийнютьдинова нисколько не оставалось. Решил тряхнуть стариной, она-то его и подвела. Митрофан с помощью дубины и черырех-этажного заклятья, использующегося в Миронии по любому поводу, пришиб бедное животное вмиг.
- Ах, спаситель ты наш, помогитель!- кричал горбатый конь, подпрыгивая вокруг Митрофана и пытаясь лизнуть его в самый нос. Митрофан от такого панибратства совсем ошалел, и решил, было приложиться дубиной меж длинных ушей конька. Но торопиться не стал, а решил поразузнать, что да как, и порасспросить.
Конек ему все как на духу выложил. Местные мужики тоже обрадовались, всем, как, оказалось, надоел Змий давным давно, просто руки ни у кого не доходили ему в лоб дать. Что б дым пошел.
- А ты знаешь, зверушка, где живет Чудо-Юдо беззаконное?- спросил Митрофанушка конька-горбунька.
- Если и не знаю, так найду, лишь бы с тобой идти. Меня от этих смельчаков в последнее время на подвиги потянуло. Понимаешь, душа славы взалкала!
И прибавил тихо:
- Выпить бы по этому поводу, стресс снять. И пошли они, пригубив по ковшичку бражки, на посошок искать Чуду-Юду, от которой в Миронии одни неприятности и никакой жизни. А путь их исполнен был всяких неприятных поражений и славных побед. Но об этом другая сказка будет, ей Богу, не вру. А на следующей странице продолжение этой. Слушайте да размышляйте, ума-разума набирайтесь, от него все проблемы в человеках бывают.
Глава 7.
Очень короткая, потому что краткость сестра таланта.
- Автора бить будем?
- Нет, помидорами закидаем.
( Соседи по даче)
О боях сражений и Любовях, которые встретились на пути нашего героя богатыря, и по совместительству заступника земли Миронийской Митрофана, говорить можно много и красочно. Но в конечном итоге это лишь слова на бумаге. А бумагу, как известно, можно и помять в конце…. Вот душевный и порыв, с которым кинулся освобождать отечество от Чуды-Юды Митрофан, передать сложно, душевный порыв ведь вещь такая, мимолетная. Состояние аффекта, в буквальном смысле. Чтобы его уловить, а тем более передать, необходимо его хоть раз самому пережить. А как вы думали!
Тем более образ героя, яркий и наполненный патриотическим суслом, обыгранный во всех деталях, где подмечена каждая мелочь, каждая строчка души и так сказать…. ….. .. . Екрный бабай……… …. ! Без обиняков вам скажу…… …..? Многажды повторю…… … …. .. .. !!!!! Одним словом не удалось. Хотя не мне об этом судить.
Глава 8 Последняя.
- Главное - не разочароваться
В начале пути.
(С. Совет)
И не год, и не два, и даже не три, скажу я вам, бродил по дорогам Миронии Митрофан, вместе с конем своим, прежде чем нашли они то самое озеро, на котором стоял замок Чуды-Юды.
За это время целая эпоха сменилась в жизни государства Миронийского. Князя Михайло погнали взашей, с поста им занимаемого. И отменен был закон праведный, сухой и полезный обществу. Историческая справедливость, наконец, восторжествовала. В городах и весях открылись чипки, где безбоязненно продавалось зелено вино. Мирония снова впала в зеленый туман. Народ её снова грезил, будто он богат и весел. Бабы все чаще стали встречаться на улицах деревень и городов с синяками на грустных лицах, ребятишки с испугом в глазах уже никого не удивляли. Все возвратилось на свои законные круги. Новый князь батюшка тоже употреблял, поскольку призван был из далече, а из него всегда пьюшши приезжают. Образованный, правда, не чета прочим, сан-техник, даже бумагу такую имел, «диплом» называется.
Княжна сбежала от неустройства в Заморянию к принцу, своему Maikilu Gakovsonu. А про Митрофанушку и не вспоминала. У принца в охранниках таких Митрофанов хоть пруд пруди, штабеля накладывать можно.
А Миронийское государство, в конце концов, распалось на три части, непосредственную Миронию, Миронию в принципе и Миронию безгазовую-житницу. Тоже, говорят, историческая справедливость вмешалась. Только простой Миронийский народ такую справедливость не принял близко к сердцу, все еще думает, что она одна такая великая на земле и осталась.
В Калачевский уезд приехал, наконец, управляющий, бывший топливный магнат. И все жители её остались довольны, кака-никака власть, говорят даже дорогу мостить собираться. Калачевцы довольны, надежда появилась, а чо им акромя надежды-то надо. Все остальное сами на огородах вырастят, народ ко всякому привычный, крепкий.
А о том, как, уделал Митрофан Чуду-Юду, еще в первой главе сказывается, чо повторяться-то, победил и ладно. Не это в конечном итоге главное, побрел наш богатырь-заступник с коньком своим обратно. И дошел он до самого того дуба, на семи дорогах растущего. Глядь, а там……
Сидит честна компания, Соловей, невинно в сортире замоченный, мужичок с ним, в сером зипуне с трубкой и кикимора болотная, разложили оне газетку, закуска там, как полагается, выпивка и все прочее. Сидят, беседуют, кикимора уши новые отрастила, эти-то ушки от матюгов не отваливаются. А чо, приспосабливаться-то надо как-то, во и матируем помаленьку.
- Садись,- говорят,- с нами, причащайся. Сел герой с ним и выпил зелена вина. Песни на этот раз было с кем попеть и даже сплясать, соловей фигурным свистом овладел в совершенстве. Потом шашки достали, играть давай, смекалистая игра, я вам скажу. А потом Митрофанушка дальше побрел в неизвестность. Да и куда богатырю-заступнику еще пойти, если не в неё. Соловей тогда автора спросил:
- А чо с ним дальше случилось?
Автор почесал затылок, поковырялся, как полагается в носу, изображая мыслительный процесс. И ответил тихо:
- Говорили, будто его воевода подобрал из тайного приказу, и на службу определил в горячих точках, ведь у него опыт-то большой, и дубиной владеет, и смекалист не по годам. Служит щитом на границах, может, женился. Иначе откуда следующим-то богатырям взяться. Но это уже другая история.
Автор раскурил трубку и, срубив сразу три шашки, гнусно ухмыльнулся:
- Вот и дамка!!!! А вы как хотели?
Конец.
07,02, 2003 году.