«Суд праведный судите, милость и щедроты
творите кийждо искреннему своему;
вдовицу и сиру не насильствуйте и злобу
брату своему в сердце не творите»
Пара пожелтевших от времени, ржавых гвоздей едва удерживала вывеску с давно выцветшей надписью «Лавка старьёвщика». Сама лавка скорее была обычным ветхим домишкой и стояла на самом краю райцентра, как раз возле единственной в районе асфальтированной дороги.
"Надо будет сменить вывеску", - подумал старьёвщик,входя и закрывая за собой тяжёлую дверь.Привычным движением он сунул за печку деревянную лопату и стал сметать веником снег с запорошенных валенок. Но вдруг крякнул и схватился за поясницу, постоял согнувшись, переждал приступ острой боли и, шаркая по полу валенками, побрёл к столу.
Снег валил пушистыми хлопьями, выращивал сугробы и уже целую неделю, затруднял всякое передвижение по райцентру. В магазин не завозили продукты, а единственный в райцентре бульдозер только успевал расчищать дорогу от сельсовета к дому председателя.
Старик поставил чайник на плиту, раздвинул на окне занавески и, тяжело опустившись на табурет, задумался.
Он не сразу услышал приближающийся грохот бульдозера, который тащил на тросе обледенелую «Ниву». Лишь когда «кортеж» остановился напротив калитки, старик привстал и посмотрел в окно.
«Кого это принесло с утра пораньше?».
Сквозь пелену падающего снега он разглядел силуэты двух человек. Еле слышны были приглушённые гулом бульдозера голоса. Затем бульдозер, пыхнув, выдал столб чёрного дыма и потащился дальше по бездорожью.
- Хозяин! – сопровождаемый отчаянным стуком в дверь, раздался знакомый голос. – Ты дома?
- Заходи! – ответил старик.
Впуская в избу клубы пара с морозного воздуха, в дверь вошёл молодой реставратор.
- Принимай, отец, незваного гостя, - улыбаясь, сказал реставратор. - Ехал в музей, работы – не початый край, да заглох по дороге. Чайком угостишь? Замёрз.
- Чаем сам угощайся, - прокряхтел старик, – занемог я, радикулит опять обострился, будь он неладен.
- Сиди, сиди, - реставратор подышал в ладони.
Немного согревшись, он скинул шубу и, по-хозяйски ловко налил чай себе и старику.
- Ну, - начал он, усевшись напротив старьёвщика, - что нового, дед? Люди, смотрю, к тебе редко наведываются, - быстрым, но цепким взглядом, реставратор обвёл лавку.
- Ходят помаленьку, - ответил старик, и, отхлебнув из кружки, аккуратно поставил её на стол.
- Где ж ходят? Я ничего не вижу у тебя нового, уж про ценное и не говорю, - ухмыльнулся реставратор.
- Да есть кое-что. Тут одна дама приезжала. Привезла икону. «Утоли Моя Печали» называется. Слыхал?
- А ну, покажи, - насторожился реставратор.
- Вон там, на верхней полке возьми. – Старьёвщик сощурился и указал пальцем на одну из многочисленных полок, заваленных старыми вещами.
Реставратор, соскочив с табурета, метнулся к полке, и, едва доставая руками, стал шарить по ней.
- Во-во, левее, - говорил старик, всё ещё указывая пальцем.
Нащупав, наконец, икону, реставратор снял её с полки и положил на стол.
- Похоже, старинная… - прошептал реставратор, внимательно вглядываясь в Образ.
Он, как наседка, похлопал себя по бокам, достал из кармана лупу, и сквозь неё стал разглядывать икону. Опытный глаз его сразу заметил, что икона действительно редкая: работы неизвестного мастера, похоже, конца шестнадцатого века…
«Не может быть! – подумал он, - оригинал этой иконы был привезён в Россию в середине семнадцатого века.… Откуда тогда сделан этот список? Сенсация!».
Его сердце забилось сильнее…
Покорёженная временем, затёртая сотнями, сотнями тысяч приложений лбов и губ молящихся, потрескавшаяся икона была одним из ценнейших экземпляров, которые повидал реставратор за свою жизнь.
- Сколько хочешь за неё? – спросил реставратор, продолжая разглядывать икону.
- Не продаётся.
- Да ладно, дед, зачем она тебе? - реставратор криво усмехнулся. – Молиться что ли будешь?
- Может, и буду. Тебе-то что? – пробурчал старик и стал смотреть в окно.
- Продай, дед, - реставратор заговорил сладким голоском, будто с ребёнком. – Назови цену, я дам тебе больше...
- Сказал же – не продаётся. – Старьёвщик поднялся со стула и, взяв икону из рук реставратора, отнёс на полку.
- Ну, как знаешь, - протянул реставратор, внимательно следя за старьёвщиком.
Выпили чай, ещё налили, разговор не клеился. Все мысли реставратора занимала икона. Жажда обладать ею свербела в мозгу. Как выпросить? Сколько предложить? Не продаст… Украсть!..
Старик открыл камелёк и, присев на старенький диван, закурил «Астру». По избе распространился едкий, горьковатый дымок.
- Пурга-то как разыгралась, - проговорил он. – Оставайся, пережди. А я вздремну немного.
Старьёвщик бросил окурок в печь, и осторожно лёг на диван, положив локоть под голову. Тяжело вздохнул. Проклятый радикулит…
- Ты не скучай, - сказал он тихо, будто сам себе. – А то, хошь, тоже ложись там, на полатях… шубейку постели…
Покряхтев, старик устроился поудобнее, и вскоре заснул.
Реставратор сидел на стуле, как прикованный, кровь стучала в висках, и мелко дрожали руки.
«Вот он, момент! Хватать икону и бежать… Но как? Старик догадается… А пусть докажет! Мало ли, кто мог её взять? Грех… Ну и что? Кто теперь без греха? Такой шанс раз в жизни бывает. К чёрту предрассудки!».
Реставратор тихо встал и подошёл к старику.
- Эй, дед… - тихо позвал он.
Старьёвщик лишь зачмокал губами.
«Спит…»
Тогда реставратор быстро надел шубу и подошёл к полке, где лежала вожделенная вещь. Он достал икону.
Вдруг, будто огнём зажгло пальцы.
«Что это?».
Реставратор, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли, бросился к выходу. Пальцы мгновенно покрылись волдырями, и стали распухать. Он сунул икону подмышку. Её тепло пробивалось через меховую шубу.
«В машину, скорее! Чёрт! Не заводится! Ну, давай же, давай!».
***
Утреннее солнце ласково пригревало остывшую за ночь землю. По чёрным проталинам важно ходили прилетевшие скворцы, и радовала звонкая капель.
- Так-то лучше, - довольно сказал старьёвщик, любуясь новой вывеской.
Поблёскивали на солнце шляпки крепких гвоздей и пахло свежей краской.
Старик вошёл в избу, перекрестившись, поклонился.
Икона стояла в углу на божнице, бережно покрытая рушником.
Старьёвщик налил в чашку чай и уселся у окна.
«Давно что-то никто не заходит – думал он. – Только ребятишки третьего дня икону принесли… Нашли, говорят, в канаве у дороги, как раз, где зимой реставратор разбился… Царствие ему небесное… »