Он стоял у дома и печально смотрел на белую-белую стену и блестящие стекла окон. Зачем он это сделал? Почему он не внял ее словам и своему внутреннему голосу? Правда, он не верил интуиции, привык во всем полагаться только на свой разум, ни в грош не ставя чье-либо мнение, отличное от его. Он не верил в намеки сказок. Но теперь, всё потеряв, оставшись один перед этой белой стеной, убедился, что мир гораздо сложнее, что не покрасить окружающее в черно-белые цвета, хотя его-то жизнь и стала теперь именно такой: черная жизнь за абсолютно белыми стенами.
А что же явилось той песчинкой, испортившей хорошо налаженный механизм его существования? Всего-навсего пять ласточкиных гнезд, пять глиняных домиков, в которых жили семьи этих хлопотливых птиц...
На белой стене, как на полотне кинотеатра, мелькали картины тех далеких дней, когда он с женой и детьми поселился в этом доме. Как и эти ласточки, они обустраивали свое жилище и землю вокруг него: сажали яблони и сливы, вишни и малину, смородину и крыжовник; разбивали цветники, разрабатывали огород, вынося с него многие десятки ведер строительного мусора. Вся многочисленная семья дружно трудилась, помогали даже малыши. И все было так чудесно: послушные дети, добрая, красивая жена, интересная работа.
Однажды, вернувшись из командировки, заметил он пять ласточкиных гнезд под своей крышей. Непорядок! Эти черные пятна на белой стене, белые пятна помета на асфальте. Надо срочно всё исправить! Ведь на огороде - идеально ровные овощные грядки и ни травинки, в доме безукоризненно-белое белье и ни пылинки ... Образцово-показательный дом, и вдруг такое... Но в это лето дети упросили оставить гнезда, чтобы не погубить вылупившихся птенцов, взамен пообещав следить за чистотой и в этом месте. Скрепя сердце, он согласился. Птенцы выросли, и пять семейств благополучно улетели в теплые края.
Как нарочно, осенью и зимой ему было не до гнезд, хотя, возвращаясь домой, он раздраженно замечал эти черные пятна под крышей и обещал, что сегодня-то уж наверняка он их уберет. А весной - опять командировка, и снова мольбы детей не губить птенцов.
С каждым днем его все больше и больше раздражали и эти птицы, и эти дети. Они росли, и уже не были образцово-послушными, уже не заглядывали ему в глаза, восхищаясь его рассказами, у них стало появляться свое мнение. Они не могли уже выносить его диктата в выборе друзей и одежды, занятий в свободное время и выборе будущей профессии. Они хотели жить своей жизнью и думать своей головой. Почему же тогда он этого не заметил? Почему продолжал твердой рукой править в своей семье, пресекая малейшее несогласие со своей политикой? Он не успел и оглянуться, как дети выросли и улетели из родительского гнезда учиться и работать. Они с женой остались одни.
В тот несчастливый год он долго болел, и все не могло быть так, как заведено раньше: от зимних ветров покосился забор, грядки не были идеально ровными. Сыновья далеко, не спешат они вернуться под ненужную опеку отца. Дочери повыскакивали замуж без отцова благословения, и им тоже хватает своих забот. А его молчаливая трудолюбивая жена не успевает со всем справляться одна, да еще его выхаживать.
Он копил злобу на весь свет: на детей - за их неблагодарность, на жену - за ее безропотность, на начальство и подчиненных, что облегченно вздохнули, избавившись хоть на время от его непомерной требовательности к на окружающим, не соответствующих его высоким стандартам. И вот в один из особо трудных дней он вышел на улицу, взял шест и стал сбивать злополучные гнезда, в которых жили счастливые семьи. Как смели они радоваться жизни, когда его задавили проблемы, и, прежде всего, непонимание?!!
Жена тихо подошла и попросила:
-Не надо, не разрушай хоть их жизнь.
Он в гневе повернулся к ней:
-Ты? Опомнись! Как ты смеешь такое говорить? И кому? Мне? Выходит, это я виноват, что дети в родной дом глаз не кажут? Это ты, ты забивала им головы своими сказочками!
-Сказки... Сказка - ложь, да в ней намек... Вспомни, как ласточка отблагодарила бедняка за добро и наказала богача за жестокость!
-Ты смеешь мне перечить?!! Вон отсюда! Убирайся! Мне не нужны ничьи советы, а твои тем более!
-Ты готов остаться один?
-Я буду этому только рад! Уходи!
Жена посмотрела на него с такой жалостью, что у него перехватило горло. А может, она...
И он впервые усомнился в своей непогрешимости.
Но через несколько минут мимо него прошла жена с небольшим чемоданчиком. Прошла, не взглянув, не попрощавшись, ушла в никуда. Он хотел было сделать шаг за ней, но передумал и продолжил ожесточенно сбивать гнезда.
Ласточки вились над его головой, жалобно кричали, доводя его до белого каления, но были бессильны противостоять разгневанному обезумевшему человеку. Гнезда падали, недавно вылупившиеся птенцы пищали, погибая, а их родители в страшном горе атаковали разрушителя, пытаясь выклевать ему глаза. Он спасся, он успел укрыться в доме. Обработал болезненные укусы и напился. Напился до полной невменяемости, стараясь заглушить душевную боль, особенно страшную оттого, что она была первой. Он с трудом добрался до постели и уснул, не раздеваясь. А за окном ласточки продолжали оплакивать своих детей.
Пробуждение было горьким. Душа продолжала болеть, но болела еще и голова. В сердце его образовалась пустота, его чувства умерли, как те птенцы. Он по привычке позвал жену, посчитав ее уход просто кошмарным сном, (ведь она не взяла почти никаких вещей!). Но он остался совершенно один.
-Ну что ж, будем жить как-нибудь, - в пугающей тишине произнес он, привел в порядок себя, дом, и занялся повседневными хозяйственными делами.
И потекли дни. Стены были побелены, окна отчищены, огород - как на выставке. Работу он сменил, чтобы больше оставалось времени на его увлечения, которые были разнообразны; электротехника, резьба по дереву. Он многого достиг в своих творениях, но уже никто не восторгался его работами, никому они не были нужны. Старые знакомые исчезли: кто сам, кого он оттолкнул. Ему было нелегко, но он уже никогда больше не напивался.
И вот он стоит перед белой-белой стеной, абсолютно ненужный этому миру. За все годы одиночества ни жена, ни дети ни разу не сообщили о себе. Их жизнь шла теперь по их законам, а не по его правилам. И он с ужасом осознал, что поставил себя выше Бога, который дал человеку право выбора, а он, простой смертный, лишал этого права окружающих его людей, заставляя смотреть на мир его глазами, жить его умом. И больно, так больно стало ему, что сердце, сжавшись, не хотело больше биться. Казалось, что настал его последний миг. Но нет, теперь не злоба и ненависть переполняли его, а горькое чувство вины.
-Я должен, я должен искупить свой грех и перед женой, и пред детьми, и перед теми птицами. Я займусь гончарным ремеслом, я сделаю новые гнезда взамен разрушенных, и ласточки, вернувшись под мою крышу, принесут с собой надежду на прощение и счастье. Я знаю, что должен это сделать! И я это сделаю!
Но, увы, ноги его подогнулись, и он упал, твердя, как заклинание: «я должен жить, чтобы все исправить!». И уже, соскальзывая во тьму, услышал:
-Эй, сосед, что с тобой? Не дури, ты должен жить!