Индейцы племени «Промокашки», заглавная «У» и все мы.
* * *
Это не значимые, "эпохальные" события моей жизни. Нет. Это отдельные яркие картинки, которые Память снисходительно позволила не забыть. И мне они дороги. Может быть, как раз, своей незначительностью...
* * *
Мы все жили в трёхкомнатной «хрущёвке». Мы - это моя мама, бабушка, дедушка, тётя Ира, дядя Валера и ещё два моих двоюродных брата Алёшка десяти лет и Гришка восьми.
Мне три с половиной года. Осенний хныкающий вечер. Если ухватиться за подоконник и встать на нижнюю трубу батареи, то можно разглядеть, как качаются голые мокрые ветки деревьев. И только в доме напротив, через пустырь с тропинкой, светится множество окошек. Сквозь косые струи дождя кажется, что они весело подмигивают. Я ждала маму. А она всё ещё на работе.
Мама - педагог в медучилище. О себе она так и говорила – «педагог». Алёшка с Гришкой по секрету мне разъяснили, что педагог – это просто учительница. А учителя нарочно задают уйму уроков, а потом злобно ставят всем двойки. Это тоже была истина, которую открыли мне братья в кладовке в бабушкиной комнате. Именно там плелись мальчишечьи заговоры и засекречивались и рассекречивались страшные тайны. Но мама не могла быть «просто учительницей». Она – педагог. А педагог… И в голове у меня сразу возникал «гоголь-моголь», и всё опять становилось загадочным.
Я сползла с батареи и поплелась на бабушкин голос. На ярко освещённой кухне бабушка, напевая себе под нос, готовила ужин «на Маланьину свадьбу». Дедушка всегда так говорил. Бабуля готовила и обеды и ужины на эту загадочную свадьбу, но я никогда не видела ни свадьбы, ни самой Маланьи. Я решила остаться и подождать, а вдруг сегодня всё же это случиться.
Но случился только приход с работы тёти Иры. Она весело потрепала меня по щеке, заглянула в Большую комнату, где чем-то грохотали мальчишки, прикрикнула на них, и на кухне её голос вплёлся в неспешную басовитость дедушки и негромкое «мурлыканье» бабушки. А ужин в четыре руки стал готовиться на две «Маланьины свадьбы».
Ключ в двери в очередной раз повернулся и появился дядя Валера. Вся семья сразу как-то напряглась, прислушалась и незаметно принюхалась. Нет, сегодня дядя Валера был весёлый и трезвый.
Из коридора я увидела две озабоченные рожицы в проёме двери. Они быстро ретировались в недра Большой комнаты и там затихли. А мамы всё нет. Мне скучно. Я медленно протопала в комнату к мальчишкам.
Братья сидели за столом и пытались делать уроки в промежутках между лёгкими потасовками, вылазками в коридор посмотреть скоро ли ужин и разукрашиванием своих «промокашек». Это меня заинтересовало. Но сегодня мальчишки не настроены были играть со мной. Да к тому же у них вдруг появился какой-то «секрет». С важным видом они слезли со стульев и демонстративно отправились в кладовку, предварительно погрозив мне пальцами, чтоб я за ними не увязалась.
Мне стало совсем грустно. Но тут я вспомнила про «промокашки» и полезла на стулья. Вот это да! Так я никогда не смогу! А что, если попробовать, чуть-чуть, вот тут на странно расчерченных листках. Я взяла ручку в кулак и с усердием, которому позавидовал бы сам Сизиф, стала «рисовать» изо всех сил. Я очень старалась и даже высунула язык от напряжения.
Возвращение ребят я как-то проглядела, зато сразу услышала. Они стояли в шаге от меня, вытянувшись по струнке, и ревели во всё горло! От неожиданности я уронила ручку, опрокинула чернильницу и заорала ещё громче их.
Взрослые во главе с дедушкой ворвались в комнату, когда душераздирающая сцена достигла апогея. Были видны только наши широко открытые рты и слышны жуткие завывания. Разбирательство было недолгим. В результате следственных действий было выявлены два испорченных дневника, две «двойки», полученные накануне и, как назло, не закрашенные мной, несделанные уроки и залитый чернилами стол. Мальчишки получили по одному подзатыльнику каждый и по две протяжки ремнём от дяди Валеры, запрещение играть завтра во дворе от тёти Иры, один тяжёлый вздох на двоих от бабули и несколько покачиваний головой от дедушки. А меня просто отправили на кухню.
Я сидела у дедули на коленях и вздыхала, а из Большой комнаты, прямо по коридору и направо на кухню доносились всхлипы и бормотание мальчишек. Я всё больше понимала, что с Буратино мне придётся расстаться. Буратино был самой любимой моей игрушкой. Ребята давно выпрашивали его у меня. Но я была, как кремень, предвидя участь куклы.
Через минуту я уже шагала от нашей с мамой комнаты к закрытой двери залы. Под мышкой у меня был Буратино. Я тихонько открыла дверь и подошла к самому столу. Алёшка с Гришкой обиженно сопели, делая вид, что меня нет. Но любопытство их разбирало, я видела это по их стриженым затылкам.
- Вот, – сказала я и протянула куклу.
Ребята оглянулись. Суровость сползла с их лиц, уступив место ехидности, а потом и снисходительности. Они великодушно взяли у меня игрушку и стали негромко спорить, чья она теперь. Потом вдруг нервно оглянулись проверить, где я. Пока Гришка держал мои руки, Лёшка достал альбом для рисования и посадил меня на другой конец стола. Взял мои пальцы, вложил в них синий карандаш и нарисовал моей рукой какую-то загогулину.
- Это з-заглавная «У». Рисуй и не лезь, - ребята вновь принялись за «раздел имущества», для надёжности привязав меня за ногу к стулу.
Я ничего не слышала и не видела вокруг. Я рисовала заглавную «У»! А в это время Буратино был поделён поровну, при этом обе стороны отделались лишь одним синяком и одной царапиной.
И тут позвонила мама. Звуки квартиры обрушились на меня. Дедушка поспешил к двери. Мама вошла усталая и улыбнулась. Бабушка загрохотала посудой. Тётя Ира засмеялась, что-то рассказывая ей. Дядя Валера звал ужинать всех «братцев кроликов». Ребята вопили, как им казалось, индейские гимны, а я, с трудом высвободившись из «плена», протягивала маме альбомный лист с разнокалиберными и разноликими «У»: от весело и молодо запрокинутых навзничь до разбитых старческим радикулитом.
Ужин прошёл как всегда в рассказах всевозможных новостей среднего поколения и, напоследок, во время чаепития, в воспоминаниях старшего. А младшее, наскоро поев и попив, умчалось играть в индейцев.
...И прерии простёрлись от самой кухни до далёкой кладовки. И вот уже два бесстрашных индейца племени «Промокашки» спешат вырвать из рук беспощадных бледнолицых маленькую «индейку», в волосах которой развевается бумажное перо, исписанное заглавными «У»...