Глава 6
Елизавета пробежалась по тексту, неторопливо положила на стол бумагу. Она медлила, казалось, Елизавета Петровна подбирала слова или вовсе не хотела касаться этой темы. Наконец, она нарушила молчание. Ее голос был спокойный:
–Знаешь, Ром, мне вся эта история с самоубийством этого парня не нравится, я честно говоря, все время думала, что это твоих рук дело. Нет человека – нет проблем! Ты ведь все можешь. И… уж если, что-то не по тебе... – она запнулась.
–Моих? А… мне он зачем? – удивился Роман Карлович. Он говорил искренне и неподдельно, он говорил напрямую, в этом не было никакого сомнения.
Лиз ответила не сразу. Она рассматривала Романа внимательно и пристально, как будто пыталась понять что-то, что до сегодня не видела или не хотела видеть. Вдруг ей показалось, что Роман – это ее собственное зеркало, ее собственное отражение. Только отражение внутреннее и тайное.
–Ревность... ты ведь… все время его ревновал ко мне? Хотя… мне он никогда не нравился, не в моем вкусе. Ко всему, у меня классовый барьер, – Елизавета говорила открыто, она была честна. – Ты же знаешь, Ром, интрижки с прислугой мне противны, не по душе… и непонятны совсем. И потом, я тебе всегда говорила, что он мерзкий тип, но ты меня не слышал. Ты, который исполняет все мои капризы. И почему-то так настойчиво не хотел выгнать этого типа.
–Лиз, я тебя, вообще, ко всем ревную… Патология. Люблю. И… ты это хорошо знаешь. А по поводу, "моих рук дело", полная ерунда, чтобы избавиться от человека, его не обязательно убивать, достаточно уволить… и дать плохую рекомендацию, тогда его никто уже в охрану не возьмет. Все чушь… выбрось с головы, чего-чего, а такого на мне греха нет. Мне везет, я везунчик судьбы, все мои деньги – это наследство. Я могу себе позволить отдыхать всю жизнь. Зачем мне кого-то убивать? Да… еще и в собственном доме? Сама рассуди, даже, если я хотел бы от него избавиться, разве это произошло бы здесь, у нас под носом? Понимаешь, Лиз, ты права в одном, мне… это самоубийство тоже не нравиться, почва какая? Депрессия, навязчивая идея, мания? Или его, кто-то к этому подтолкнул? Поверь, дорогая, если бы я взялся за это дело, мои методы были бы гораздо чище и незаметнее.
Новый охранник Алексей совершенно случайно оказался рядом: он слышал все сказанное Романом. Комната была приоткрыта, Леша плохо знал дом, блуждая по лабиринтам, огромного здания, и направляясь в свою комнату, он оказался в тупике, свернув влево, попал в незнакомый коридор, хотел постучаться в приоткрытую дверь, но услышал разговор хозяев, решил прислушаться, любая информация ценная, так учили его учителя, особенно, если дело касается самоубийства.
Алеша сделал для себя выводы, что хозяин дома тоже пытается найти ответ, и ко всему оказалось, что то, что охранник был под кайфом, Романа Карловича не очень утешало, а всего лишь снимало всяческие подозрения с него и с его жены. Алексей впервые почувствовал, что эти двое настоящие, они не играют сейчас друг с другом, не притягивают к себе внимание, говорят искренне, тихо и скрытно. Внутри этих господ жила нормальность, которая редко встречается в богатых людях: возможно, Алексей ошибался, маятник сомнений работал в нем всегда, ведь, как ни как, от его работы может зависеть жизнь тех, кого он охраняет.
–Значит, размышляя о своих работодателях раньше, я ошибался. Или они могут быть разными?! – мысли прыгали, складировались хаосом: в голове молодого охранника было много версий и все сводились только к вопросам, ответов не было.
Алексей хотел уйти, но вдруг, дверь скрипнула и произвольно открылась, и перед ним появилась Елизавета. Она лукаво улыбалась, она была довольна, увидев Лешу, возле двери. Она поймала его с поличным. Это ее веселило.
–А, это вы, мой спаситель! Рома, Роман Карлович, у нас под дверью снует охрана, вы его вызывали? Подслушивают!
– Нет, не может быть, кто там? Алеша? Ну, ну… иди сюда, что ты здесь делаешь? В этой части дома никто из прислуги просто так не бывает… и охрана, в том числе.
–Извините, заблудился, дом огромный, коридоры, как лабиринты, забрел, случайно услышал пару фраз о парне, который работал здесь до меня, – очень внятно и спокойно протараторил Леша. Он немного смущался.
– Вот как? Так вы честны, оказывается, Алексей, это хорошо. Да… история странная, и мне она не по душе, именно… это вы услышали, не так ли? Вы свободны, и не болтайтесь здесь более. Кто мог предугадать такое происшедшее, я же не Господь Бог, чтобы знать, что у этого парня было на уме. Да… и… вообще, меня, конечно, предупреждал Артур, что Марк не в себе, в последнее время, он был какой-то странный. Дерганый, задумчивый. Но мне то до него, какое дело… Работник был неплохой. Ну… ладно… все, Леша, давай, давай, прочь отсюда. Я не люблю, когда здесь шастают. Не твоего ума это дело, и без тебя всех хватает, разберемся! – Роман Карлович говорил, раздражаясь. Он сказал слишком много. Откровенность и открытость с прислугой Роману ни к чему, тем более, с новым охранником.
–Там… вот-вот… лавочку везут… ну… привезут, звонили уже, – сказал сбивчиво, уходя Леша. Он не знал, как ему быть уходить или как? Ведь все зависело от Елизаветы Петровны, а она молчала.
–Какую такую лавочку? – спросили хором хозяева.
–Ну…как? Вы же просили, Елизавета Петровна, – слегка стесняясь и немного краснея, ответил сбивчиво новенький.
–А… ну-ну… – рассмеялась Елизавета, тащите ее в сад. Роман Карлович в курсе. Он в восторге, не так ли, дорогой? Лавочка – это здорово! Мне нравится! – Лиз говорила и выглядела очень эротично.
Она села на колени к мужу и стала поглаживать Романа Карловича по волосам. Ее ноги оголились совсем, желтое платье, куда-то смело уползало, грудь чувственно поднималась.
Алексей выскочил из комнаты, как ошпаренный. Молодой охранник ощутил все ту же игру. Лиз явно его втягивала в интригу… в наблюдение за чувствами. Парень смущался, она это почувствовала и более того, именно этого она и добивалась, но только она сама знала, зачем она это делала: коварно и осознанно издевалась. Возможно, Лиз хотела помотать нервы мужу, а может, хотела понять, кто на самом деле этот новенький, а может, ей все осточертели.
–Черт. Вот вляпался. Ладно, разберусь, ничего, все нормально, все нормально, – молодой охранник снова петлял по коридорам большого дома. Дом был пуст и огромен.
Елизавета Петровна была все в том же лимонно-желтом платье, ей можно было дать лет тридцать не больше. Блондинка. Округлые, слегка пышные формы. Алые, мягкие, пухлые губы притягивали и манили. Косметики немного, аромат духов был едва уловим. Красивые, густые, длинные волосы слегка вились, локоны были естественные, поблескивали перламутром. Весь ее облик притягивал и манил.
Трудно было поверить, что именно эта женщина, еще недавно проснулась в парке одна. И пила коньяк с горла, в присутствии своего мужа. И несла всякую чушь. Она такая утонченная, надменная, придирчивая ко всему и всем… Леше казалось, что внутри Елизаветы Петровны жили разные личности, и все они были липовые. Какой-то спектр непредсказуемости и безумия жил в Елизавете. Она играла этими личностями внутри себя и обуздывала их по-своему, так, как ей хотелось, в том или ином случае. Это немного настораживало и самого Романа Карловича. Но он был уверен, что такая женская игра ничем ему не угрожает. И он был прав. Лиз наслаждалась собой и жизнью. Она, как и он, не выносили серость, обыденность и скуку. Она – Лиз… была выше всех своих ролей, личностей, она была холодна и беспристрастна. Она играла этой сменой декораций своего внутреннего пространства, (декорацией своего большого Я), – талантливо и получала от этого удовольствие. Роман поощрял все, что делала Лиз. Он боготворил жену и это была неподдельная, ненапускная, нефальшивая правда Романа Карловича.
Он сам любил игру, но только понарошку. С лавочкой, парком... он вышел за грани этой игры, он знал об этом, – это была его ошибка. Оставить Лиз в парке одну... было полным идиотизмом. Роман Карлович жалел о происшедшем. Он из кожи вон лез, чтобы все замять. Он явно перебрал в ту ночь, в парке, и плохо соображал, хотя и действовал умышленно, обдуманно. Развлекался на грани какого-то безрассудства, и, возможно, даже на грани животного скотства. Он осознавал: с Лиз так нельзя! Его, что-то задело, что-то о мужчинах, о нем самом, что-то женское, капризное и придирчивое, но очень правдивое.
Сегодня как всегда, и как обычно, беседуя с женой, Роман Карлович любовался ею. Он любил Лиз все больше и больше. Эта женщина была смыслом его жизни, он отчетливо знал и понимал это. Бизнес и все другое важное – все это иное, другое.
–Но... все же, Лиз прожила новые ощущения! Адреналин, страх, экстрим, – подумал Роман Карлович, – может, когда-нибудь пережитое ей пригодиться? – он не сказал об том вслух, но именно это витало в воздухе. Лиз это чувствовала.
Мыcли были страшные и нечеловеческие. Роман боялся их, он испугался их, он гнал свои рассуждения прочь. Мысли уплывали. Они были послушны. Они спрятались далеко, в глубине темных недр души хозяина виллы. Игра без правил настораживала его и более того, она явно затянулась – игра всем порядком надоела.
Роман Карлович смотрел на жену восторженным взглядом, она очень нравилась ему в этом веселом желтом наряде.
–Ты похожа на цыпленка, – смеясь, ласково сказал муж Елизавете.
–Я не хочу быть цыпленком, милый. Ром, давай мириться по-настоящему, а то я взорвусь, понимаешь, я все еще на тебя сержусь... Я знаю, дело не в тебе, хотя… и в тебе в первую очередь, а во мне... Эмоции... Не так ли, Ром? – Лиз говорила сбивчиво, –Я не люблю тебя, Ром. Я сержусь на тебя… Как ты мог, ты все-все испортил. Радости не было, был страх, а я не люблю, Ром, страхи, не люблю. Их никто не любит. Они не нужны! Никому не нужны, страхи унижают, любого унижают! Адреналина не было! Все было не так, как обычно! Меня это злит и раздражает очень! Ты понимаешь, о чем я?
–Я знаю, милая, прости, дурак, сорвался. Я тебя обожаю, Лиз.
Роман Карлович знал, спокойствие – это самый лучший помощник, когда Лиз злится. Он притянул ее к себе. Он целовал ее нежно, ласково, страстно и очень чувственно.
–Прости, прости, я так тебя люблю, Лиз, я полный идиот. Прости. Все будет так, как ты хочешь, все… как хочешь. Я обожаю тебя. Я рад, что ты меня ненавидишь, сердись, сколько хочешь, больше так не случится. Лиз, моя маленькая, я так тебя хочу…
Роман настойчиво провел рукой по оголенным бедрам Елизаветы, она размякла… Парочка ворковала, наслаждалась друг другом. Их близость длилась долго. Блаженство было размеренное… чувственная истома расползалась по телам… Красивое тело Лиз звало, возбуждало и сводило с ума…
В доме было свежо. Дневная жара на улице утихла. Летний вечер близился и не предвещал ничего плохого.
Роман и Лиз не нуждались в обществе, им было хорошо вдвоем. Их частная жизнь принадлежит только им, и только им двоим позволено делать так, как они хотят. Такая философия жизни нравилась Роману Карловичу, ее поддерживала в этом супруга. Елизавета не любила шумные компании, людей, Роман тоже не любил ненужные тусовки.
Одиночество не угнетало этих двоих, а наоборот, сближало их все больше и больше… О Марке они совсем забыли и о письме тоже.
Продолжение следует.