В город вошли танки. Проржавевшие покрытые семью слоями странной салатовой краски. Ты сжал меня до смерти больными огромными пальцами. Отпечатались губы на лобовом стекле. Нас опять не спасли. Я устала гулять по ЖБИ.
Затонировали заминировали затопили крайние земли. Я выписала билет в горячую Европу, сдала простыни в прачечную, купила собаке новый красивый ошейник и покинула Урал. Оставила Пашке ключи от комнаты.
Сними очки, покажи зрачки, закажи американо с молоком и ни в коем не забирай со стойки сдачу они обязательно попытаются тебя отравить.
Отбелить зубы иностранными пастами целоваться по-русски не закрывая глаз чтобы видеть небо и нёбо видеть и водить по нему пальчиком.
Испуганные немцы пьют йод и закрывают форточки. Я утром спросонья говорю с тобой по-русски. Я что-то тебе бестолково объясняю, что бы после прятать непослушный рот в глубокие наволочки хихикать босиком по холодному кафелю плюхаться в ванну ждать сервированный чаем к полудню столик.
А ты в каждый кармашек кладешь мне по яблочку, чтобы я не была голодная чтобы я не сбежала чтобы я всегда с тобой была. Пухлые губы, острые зубы, теплый нос.
Пафосные гостиницы. Пять утра. Я могу войти с ноги в розовой пижаме под шубами я могу очки черные в половину лица не принуждая ждать смотреть как ты погоны снимаешь со стюардессками у лифта прощаешься. Я вообще та еще звезда.
Ты считаешь что это нормально сказать мне что сегодня почти не разбились. Почти не считается я тебе дам погладить в награду живот. Я тебе позволяю задавать все самые грязные вопросы из польско-французского словаря. Я тебе позволяю многое (прячу за пазухой белокурого щенка и адрес фактического проживания).
Ты меня на ветреных набережных догоняешь ты бежишь ты задыхаешься даже ну как же так отпустить меня не пожелав хорошего дня вкусного вечера? Замиксую трек размещу на православных торрентах чтобы слышали все как это Иисус предлагал любить.