К дому на околице мы с Игорем подъезжали уже в сумерках. В небе вспыхнули первые звездочки, запахло клевером и навозом. Посигналили. Из ворот выскочил Степан с вилами в руках и бросился к машине.
– Все-таки приехали, братцы, - радовался он, – Не зря я баньку-то протопил! – И, обняв нас за плечи, увлек во двор.
На крылечко с подойником в руках вышла мать Степана и, поздоровавшись, заспешила в пригон, где призывно мычала буренка. Теплый вечер, напоенный мятой, настраивал на лирический лад, но Степка заставил нас быстро раздеться и, хлопнув по спинам, скомандовал:
– Живо вниз по тропинке в баню. Там дед Анисим, а я с коровой управлюсь и к вам.
Босиком в одних плавках, мы ринулись с косогора в омут тумана и ночи. Слева за лопухами – крыша. Перепрыгнув через прясло, я открыл дверь в баню. Темно и жарко, как в преисподней.
– А где же свет и дед Анисим? – вырвалось у меня. Ища выключатель, я пошарил рукой по стене, но нащупал лишь таз с водой и скамью, на которую и уселся, пропуская вперед ползущего за мной Игоря. Тот сразу же наткнулся на полок, левой рукой скользнул по белевшим «холмам» и раздраженно произнёс:
– Ишь какую задницу нагулял. А борода-то как у Хоттабыча, – и правой рукой легонько дернул за волосы, – Угорел, что ли, дед?
– Поддай-ка жару, внученька, – заскрипел кто-то. И мокрые листья веника облепили лицо сунувшегося Игоря.
… В белой ночнушке, гремя коробком, сбегала вниз Танюшка, боясь за престарелую и глухую бабку Матрену.
– Звал же Степан к себе в баню по-белому, так нет, своя кочегарка милей старой карге, – злилась внучка.
Зайдя внутрь баньки, Татьяна чиркнула спичкой. Летней зарницей вспыхнуло и погасло невероятное: чья-то намыленная голова и черная спина атлета, нахлестывающая веником постанывающую Матрену.
– Степан! Ан-ан-ан… – Эхо заречного бора в ужасе рванулось к соседу. А через пару минут рассыпался смех Степана.
– На выход, черти, – пробасил Степан. И мы с Игорем в мыле выскочили наружу.
– За мной, – не давая опомниться, он тут же потащил нас куда-то в крапиву.
А бабка Матрена кряхтя, сползла с полки и, опираясь на внучку, приговаривала:
– Вот уж уважила так уважила, девонька… Все хвори повыгнала, теперь уж до ста лет дотяну…