Паровозы

Юрий Фейдеров
    Мне было лет шесть, когда радость от ощущения жизни стала отпечатываться в моей памяти.
   Я застал ещё время, когда паровозы тащили пассажирские поезда. Они торжественно или тревожно гудели в пути или на станциях, создавая определённый колорит. Паровозы резко дёргали состав, начиная движение, и пассажиры долго тёрли шишки на головах и ругали машиниста. А пассажирки просили не открывать окна в вагоне, чтобы копоть паровозной топки не влетала в вагон и не пачкала их белые блузки.
  Но я обожал эти поездки. Сборы начинались не менее, чем за пол месяца. Доставались чемоданы, освобождались от наложенных в них разных вещей, и начиналась сборка необходимого для летнего отдыха.
  Билеты заранее не покупались потому, что отец был офицером. Намеченный ему отпуск часто откладывался из-за каких-то неожиданно возникших препятствий. Отец никогда не говорил о них, но случалось, что намеченный в мае, отпуск начинался только в августе, а то и в сентябре.
  Наконец, отец приносил билеты, часто вдруг, неожиданно, так, что только благодаря сделанным заранее сборам, мы успевали на поезд.
  Перед поездкой отец старался получить причитающуюся ему зарплату. Но после покупки билетов денег оставалось немного. А он в обязательном порядке давал какую-то сумму своим родителям, чтобы им не было «напряжно» нас принимать. И обязательно он покупал чёрные лаковые туфли своей маме. Что в те времена считалось особым «шиком».
  Тем более неожиданным и приятным для него сюрпризом становилось то, что мама перед выездом поднимала матрас кровати и доставала из-под  него завёрнутый в тряпочку пакет. В нём оказывались деньги, которые она в течение года старательно «выкраивала» из семейного бюджета, часто экономя на себе. Я имею в виду то, что она редко покупала себе обувь и одежду, стараясь запредельно донашивать то, что имела. Отец даже злился на неё за это. Но тем более приятным было для него взять эти деньги и купить маме, своей жене, обновки, в той же поездке. А мама знала, что отец обладает хорошим вкусом и всегда, если купит, то самое лучшее, что найдёт в магазине.
  В Азербайджане, где мы жили, вагоны еще долго были старые, довоенные. Азербайджанцы не отличались чистоплотностью, поэтому на вокзале и в вагоне стояла специфическая вонь от грязных тел, туалетов. По запахам вокзалов я мог с закрытыми глазами определить, в какой республике я нахожусь.
  Следующей республикой была Грузия. Здесь было значительно чище. Мы приезжали в Тбилиси обычно вечером. Меня поражали большие дома, широкие улицы и узкие,  мощёные бутовым камнем и уходящие круто вверх.
  Здесь жил мой двоюродный брат. А точнее, мамина сестра тоже с военным мужем.
  Мы останавливались здесь ненадолго, на два или три дня. Как правило, нас детей, катали на фуникулёре. Там же в Тбилиси я впервые увидел Диснеевский фильм «Белоснежка и семь гномов». Мы с братом потом долго играли в гномов, таская на спинах подушки, как гномы таскали мешки.
  Двор, в котором они жили, был таким большим, что мы играли в одном его углу и редко забредали на другую сторону. Там играли чужие мальчишки, а мы с ними не дружили. Но однажды пошли «на экскурсию» в ту часть двора и заигрались, подружившись  с ними. Родители не могли нас дозваться на обед.
  Дядя Коля, отец моего брата, был большой любитель поесть. В памяти осталось, как он готовил «Сациви». Курица в ореховом соусе, она и есть курица. Так оценила моя мама, а отцу понравилось. Он умел ценить необычное, новое, особенное.
Хотя, пока приготовили, столько времени затратили, что обед стал ужином. Моему брату было тогда года четыре. Запомнилось, как мы играли с «железной дорогой», у брата был паровоз с вагоном и рельсами. Мы так заигрались, что брат не добежал до горшка. Он стоял с паровозом в руках, а на неровном полу образовались почему-то две лужи, большая и маленькая. И брат, глядя на них, сказал: «Мама смотри – дядя большой и маленький!»
  Следующей республикой была Россия. Мы  выезжали из Тбилиси и останавливались в Ростове-на-Дону.  Это была мамина родина. Здесь она прожила много лет на улице Седова, расположенной недалеко от Дона. Здесь  мы останавливались у родителей мужа её сестры тоже на день-два, в основном, чтобы пройтись по магазинам и купить что-то моей маме и подарки родителям отца. Конечно, случалось, что ходили купаться на Дон, тогда ещё не такой грязный. Отец всегда брал в отпуск удочки и, естественно, что-то ловил в Дону. Мы обязательно ходили в большой Ростовский универмаг. Он и сейчас существует. Это здание и до Отечественной войны существовало. Мне нудно было ходить за родителями, пока они разглядывали товары на полках, покупали. Поэтому меня иногда оставили на улице. Я стоял и ждал родителей. Это была улица Большая Садовая, в советское время улица Энгельса. Я оказывался на этом месте каждое посещение Ростова. И передо мной возникают картинки из жизни, как фотографии. Прошедший летний дождь смыл городскую пыль и освежил воздух. Тротуар асфальтированный, а дорога вымощена бутовым камнем. По улице пробегают трамваи и не частые автомобили. На той стороне улицы Городской парк, окружённый забором. После покупок мы заходим туда, вход платный.  Мы гуляем по аллеям, кушаем мороженное «Пломбир» в вафельных стаканчиках, катаемся на качелях. В то время даже взрослые катались на этих лодочках. Потом их убрали. Оставили только детские.
  В другой раз та же картина, но солнечный день. Торговля товаром идёт и на улице. Отец выбирает маме туфли, а я вижу, что дорога уже заасфальтирована, и трамвайных рельсов уже нет.
  В следующий приезд я не вижу забора вокруг Городского парка. Вход свободный, а перед входом стоит памятник Ленину. Он и сейчас стоит, потому, что признан произведением искусства. Его создатель – знаменитый Врубель, ростовчанин.
  Главным пунктом нашего пути была Украина, а точнее Крым. Здесь жили родители отца.
  Здесь мы оставались надолго. Бывало, что и на два месяца. Тогда отец уезжал обратно один.
   Что я помню о Симферополе? Всплывают отдельные картинки из жизни.
  Мы приезжали обычно утром. В памяти стоит запах утреннего влажного и прохладного воздуха. Иногда это была влага ночного летнего дождичка. Иногда от мокрого асфальта после поливальной машины.
  Родители отца жили на улице Розы Люксембург, в самом центре города. В однокомнатной квартире на первом этаже. Вход в квартиру был через маленькую прихожую и небольшую кухоньку. Перед квартиркой небольшой палисадничек с газончиком, где росли цветы, заботливо выращиваемые бабушкой. В прихожей жила собака. Сначала рыжая «Булька», охотничьей породы, которая терпеть не могла овчарок, нападала на них, кусая за нос. За что её и убили обиженные хозяева овчарок. А потом шпиц «Белка», добрая и умная.
  Дом был трёх этажный, бывший до революции доходным домом, находился во дворе средних размеров в форме буквы «Г».  Ворота двора были деревянные из толстых досок. За воротами была улица с дорогой, разделённой на две полосы сквером, который был длиной с весь наш квартал. Благодаря тому, что проезжие полосы дороги получились зауженными, мне удалось близко рассмотреть премьер – министра Индии, Джавахарлала Неру, а несколькими годами позже космонавта Германа Титова, когда они проезжали мимо двора в машинах с открытым верхом. Тогда ещё не было страха терроризма. 
  Вечерами, когда спадала жара, взрослые выходили на улицу и сидели на лавочке в этом сквере, грызли семечки. Мы играли рядом с ними. Иногда ходили кушать мороженое в кафе, находившемся в конце квартала со столиками на открытой веранде. Продавщица набирала мороженое из емкостей круглой ложкой. Получались ровные шарики разного цвета, из разных сортов мороженого.
  А ещё я любил свежие бублики. Вечером, когда в хлебный магазин приезжала машина с товаром, от неё шёл такой аромат свежего хлеба, что невозможно было не сгрызть горбушку. Но бублики были уникальные. Мягкие, но с хрустящей корочкой, покрытые маком. К бублику мне покупали стакан газированной воды с сиропом. Газ щекотал ноздри, щипал язык. Меня поторапливали, но мне хотелось продлить удовольствие.
  Потом мы шли в гости к тёте Еве и дяде Сае. Тётя Ева была родной сестрой моей бабушки. Мы шли по вечерней улице, тогда дорога была выложена бутовым камнем. Старые деревья густыми кронами закрывали небо. Запахи старых дворов сопровождали нас на всём пути. В этом было что-то загадочное, а темнота подворотен пугающая. Я старался не отходить от родителей.
  Наконец, мы входили в знакомый двор. Начинался он длинным проходом мимо двух одноэтажных домиков слева и длинного ряда дворовых туалетов справа. За домиками мы поворачивали налево, и через метров десять открывался вид на огромный двор, который ограничивали одноэтажные длинные бараки из дерева, оштукатуренные глиной. В левом углу, метров через тридцать, был дворик тёти Евы и дяди Саи. Перед домом в палисадничке росли огромные георгины разного цвета. А в глубине дворика росло большое абрикосовое дерево. Абрикосы были большие, сочные, необыкновенно ароматные. Иногда мы попадали в то время, когда во дворе в большом медном тазу варилось абрикосовое варенье. Тётя Ева собирала пенки и давала их пробовать.
  Пока доваривалось варенье, собирался стол. У тёти Евы всегда была масса заготовленных закусок. Теперь я понимаю, как трудно было всё это приготовить, сколько надо было затратить сил, времени, да и денег. И всё было самое свежее и самое лучшее.
 Но тогда я на всё это смотрел совершенно равнодушно. Я очень плохо кушал. И накормить меня было большой маминой проблемой.
  За столом возникали разговоры на разные темы, рассказывались анекдоты, в это время меня просили пойти погулять, а я упрямился. От чего дядя Сая прозвал меня «участковым». Не помню, чтобы я обижался, но это «подтрунивание» меня задевало.
  После ужина, если долго не засиживались, шли гулять по ночному городу. Машин в то время было так мало, что часто шли по дороге. Смотрели на афиши и планировали сходить в кино или в цирк. Билеты в цирк купить было невозможно, но дядя Сая доставал для нас контрамарки и мы сидели на приставных стульях. Так я увидел знаменитого КИО.  Я видел говорящую голову, сгорающую девушку, но более всего меня поразил номер, где десять девушек пронизывались большой иглой и их нанизывали на шёлковую ленту. Я сидел вблизи арены, но не мог понять, как эта большая игла протыкает им живот, а они не кричат от боли? Никогда больше я не видел этого аттракциона.
  Однажды, мы были у тёти Евы в гостях, когда к ним приехали друзья на машине «Москвич-401». Я попросился посидеть за рулём и мне разрешили. Это было необыкновенное удовольствие. Я ведь обожал машины, запах бензина, резины и кожи сидений. Через некоторое время разгорячённые алкоголем мужчины увидели меня и других детей в машине и решили покатать нас. Но как! Они толкали машину сзади, а я рулил по территории двора!  Это было необыкновенно….  Я ещё долго переживал то восхищение, которое испытал от этой поездки.
  Впоследствии, узкие мощёные камнем улицы с домами были снесены и на том месте построен большой Универмаг, современные дома и большая площадь с громадным зданием Обкома партии. И мы стали входить в знакомый двор между двух пятиэтажек, закрывших позорящие Соц. строй двор с бараками.
  Спустя годы, когда уже не было в живых тёти Евы и дяди Саи, я попытался найти этот старый двор моего детства. Я шёл по улице, нашёл знакомый проход между пятиэтажками, прошёл вперёд и… двора не было! Была задняя стена какого-то высокого здания. Я обошёл вокруг, но ничего напоминающего тот двор я не увидел! Обычные стандартные мини проходы между серыми безликими пятиэтажками… ВСЁ! Ничего не осталось от той жизни. Исчезло всё как мираж…
   Из этих поездок я привозил игрушки. Мне старались покупать что-то небольшое, чтобы было несложно везти. Но однажды я выпросил купить самолёт. Его купили за несколько дней до отъезда. И для меня было большой трагедией не взять его с собой. Но пришлось оставить. Я весь год ждал новой встречи с ним.
  И ещё был драматический случай. В Симферополе мне купили автоматический пистолет, заправляющийся лентой с пистонами, о которых даже не слышали в Азербайджане.  Я так полюбил его, что не расставался с ним даже ночью. Я спал, держа его под подушкой. Но в пути пришлось делать срочную пересадку на станции Лозовой. Тогда не ходили прямые поезда из Симферополя в Ростов. Ночью меня разбудили, и мы стали быстро собираться. И я забыл, что пистолет у меня под подушкой. Как я потом страдал! Я долго уговаривал отца, чтобы он упросил дедушку выслать мне новый пистолет… и уговорил!  Но этот был совсем не такой. Тот был пластмассовый, сделанный под настоящий. А этот был металлический, видно было, что детский. На следующий год я снова пытался найти тот пистолет в продаже. Но таких больше не продавали.
 А ещё мы ездили на море в Евпаторию, где жил брат отца с семьёй. Помню, мы ехали на двух грузовых автомобилях. На маленькой полуторке и большом ЗИЛе. На работе сестры отца, Майе, была организована поездка сотрудников в воскресенье на море. Выехали мы во второй половине дня, вероятно, после работы в субботу. А приехали уже, когда стемнело. Мы ехали на ЗИЛе. Там были скамейки вдоль бортов. Из города выехали гладко. А потом дорога испортилась. Нас трясло и качало. К концу пути мы все вымотались так, что все мы сильно жалели, что согласились на эту бесплатную поездку.
 Брат отца жил в коммунальной квартире, в одной комнате. Семья его состояла тогда из трёх человек. А нас приехало пятеро. Бабушка, сестра отца и я с родителями. Конечно, постелей на всех не хватало. Но было это в разгар лета, поэтому всем нам постелили на полу. Взрослые ещё укладывались и  разговаривали, а я утомлённый быстро заснул. И проснулся от крика и шума. Оказалось, что пока я спал, они отвлеклись, а может,  выходили в туалет. Вернувшаяся бабушка и мама увидели на моей груди мышку, которая умывала свой носик. Крик бабушки всполошил всех. Мышь убежала. Начались поиски норки. Бабушка боялась, что мышь снова выбежит ночью и покусает. Ведь она может быть больной! Майя сказала, что она теперь не будет спать до утра. Стали искать норку. Долго не могли найти. Наконец отодвинули то ли сундук, то ли диван и нашли за плинтусом маленькую дырочку. Стали думать, чем замазать дырку. Бабушка настаивала на цементе, но где его искать? Дядя Сёма предложил натолочь стекла, смешать с глиной и замазать. Наконец, всё было сделано, и все улеглись спать.
  Казалось, только закрыл глаза, как уже услышал сквозь сон голоса. Меня как подкинуло! Море! Где море? Я вскочил. Взрослые уже поднялись и собирались готовить завтрак. Проснулась и моя сестра Лида. С Лидой мы дружили. В тот день она начала показывать мне какие-то интересные игрушки, книжки, но меня влекло к себе море. Она согласилась проводить меня на набережную, но моя мама не отпускала меня без присмотра взрослых. Дядя Сёма согласился сопровождать нас. С нами пошёл и мой отец. Оказалось, что до моря совсем недалеко и совсем маленькая глубина. Взрослые уходили далеко, чтобы можно было поплавать.
  Мы накупались и вернулись домой завтракать. А после завтрака снова пошли к морю. Но людей там уже было так много, что море напоминало суп с клёцками. И вода стала мутной от взбаламученного песка. Купаться стало неприятно. Взрослые опять уходили подальше, где было глубже и чище. Когда они искупались, мы пошли гулять по городу, ели мороженое. Впоследствии, мы так и бегали по утрам до завтрака на море, когда после ночи песок оседал, и вода была ещё прозрачной. Позже, после завтраков в столовых,  приходили отдыхающие, которые иногда забивали пляж так, что места свободного бывало не найти.
  Вечером в воскресенье бабушка и Майя уехали в Симферополь, а наша семья прожила ещё два или три дня.
  Много лет спустя я снова приехал в Евпаторию уже с женой и дочкой. На прежней набережной уже не разрешалось купаться. Городской пляж находился так далеко, что надо было плыть на катере. Там море у берега было глубокое, метров через пять я уже не доставал до дна. Брат отца уже развёлся со своей женой и уехал в Севастополь. Мы потеряли с тётей Зоей всякую связь. Поэтому прожили с неделю на частной квартире.  Через год или два мы снова оказались в Евпатории. Но теперь остановились у тёти Зои. Брат отца переехал жить в Ростов, и мы узнали её адрес. Она пригласила нас в гости на лето, и мы не отказались. К сожалению, она жила теперь далеко от моря. Приходилось ездить на трамвайчике. Уникальные трамвайчики были маленькие и двигались по узкой колее. И дорога была одноколейная, она разветвлялась только на остановке. Поэтому приходилось ждать встречного трамвайчика, который приходя на остановку, освобождал нам колею для дальнейшего нашего движения.
  В тёте Зое боролись доброта и меркантильность. Она рассказала нам всю историю её жизни после развода с дядей Сёмой.
 Я знал уже тогда, что он всю жизнь любил её. И несмотря на несколько браков впоследствии, так и не нашёл успокоения своей душе. Это было одной из причин, из-за которой он начал пить и умер раньше времени. Несмотря на все его недостатки, он мне запомнился добрым и щедрым человеком.
  И тётя Зоя тоже высказывала сожаление о том разводе. Ведь со временем острота обид и недовольства стираются.
  Её второй муж уже умер. Она жила в его доме с его матерью и их общей дочерью. Жизнь была конфликтная и материально трудная. Она очень обрадовалась, когда мне удалось починить сломавшуюся газовую колонку, не пришлось расходовать деньги. С нас она денег за житьё не собиралась брать. Но мы, понимая, что за эти десять дней она недополучила деньги, компенсировали ей большую часть суммы. И наша совесть успокоилась.
  Так сложилось, что мы больше в Евпаторию не ездили. Хотелось отдохнуть и в других местах.

   А в детстве возвращались мы в Азербайджан тем же путём. Но теперь остановку делали только в Тбилиси. И то потому, что здесь была обязательная пересадка на другой поезд. Останавливались уже не более, чем на сутки. Отец торопился в часть. А я похвастаться своими игрушками перед друзьями, особенно машинами. Машины были моей слабостью. Я обожал их настолько, что муж маминой сестры прозвал меня «масиной».
  Я любил их все, даже поломанные и без колёс. Но моя бабушка Галя, периодически «чистила» мой ящик, выбрасывая, на её взгляд, лишнее. Что вызывало у меня страшную обиду, часто со слезами.
  В Тбилиси мы садились в Азербайджанский состав. И этот знакомый спёртый запах говорил, что наш путь скоро подойдёт к концу, дом уже близко.
  В Кировабаде мы оказывались ночью, после одиннадцати. На вокзале нас уже ожидал военный «Газик». Я ехал и смотрел в окно. Хотелось спать, глаза слипались. Лучи фонарей расплывались, но я старался не заснуть до дома. Странно, но я никогда не узнавал улицы ночного города. И только редкие машины встречались на пути.
  Я засыпал, с нетерпением ожидая утра, когда можно будет побежать во двор и встретиться с мальчишками…