Удар! Тишина… Еще удар! Снова тихо…
- Сергей Анатольевич! Мы его теряем!
- Да вижу я, Тамара Сергеевна! Что же за день такой! Что за идиотизм! Осторожно - разряд!
Тишина…
- Еще разок!
Тело вздрогнуло и нитевидная полоска ожила слабым вздрагиванием.
- Давай, возвращайся, парень, мать твою!
- Сережа, кажется возвращается…
- Колите, Томачка, колите уже….
Тепло, даже жарко. Липкое больничное белье заставляет кожу зудеть в унисон назойливым мухам. Окна открыты. Откуда-то издалека доносится тонкий запах жженых листьев. Он чуть пробивается через зловония больничных препаратов, но все же доносит запах детства, запах незапятнанных душ. Нельзя пошевелиться, даже сократить мышцы для начала хоть какого-нибудь малого движения. Белый потолок и запах жженых листьев, запах горелой жизни.
Какой сейчас год? Какой день? Никого нет. Сознание потихоньку начинает проясняться. Потом еще, и еще. И вот я уже могу вспомнить Ван Гога, и безумную спираль, и милое кофейное желе. “Но почему я здесь?” - мысли прорезали мозг скальпелем, но не остановившись на этом, пронзили входную дверь и вылетели в коридор. “Неужели отпустил?” - тихий шепот казался таким чужим, хотя вокруг не было ни души.
- Здравствуйте, молодой человек, меня зовут Валерий Станиславович, - доктор вошел скрестив руки на груди. В его участливом виде читалась насмешка над любой болезнью. - Что же вы, молодой человек, жизнь заканчиваете? Поздравляю. - По его лицу проплыла чуть заметная улыбка. - Я пришел вам помочь. - И через мгновение его рука дотянулась до маленького колесика капельницы.
Секунда, две, три, темно, снова темно, но я не закрывал глаз! “Как он сказал его зовут”? “К черту, какая теперь разница”. Его черты стали расплываться, как фотокарточка, брошенная в огонь. Вдох, еще один. Воздух превратился в мед: тяжелый, густой. Казалось, он вязкой массой постепенно оклеивал горло и трахеи, и легкие… Секунда, еще одна секунда и ночь….
Просто темно, но вот невдалеке виднеется очертание какого-то предмета. И в ту же секунду из ночи вычертилась Луна. Это же Ван Гог!! Вдруг скорость возросла, а может она и была такой огромной. Я вытянул руку, и считанные сантиметры остались между мной и заветной рамкой, полной таких родных цветов. И вот я уношусь вдаль, в тьму, в вечность и в Ничто.
………………………………………………………………………
Подушка была мокрой. Посмотрев в зеркало, я отшатнулся: в обезумевших глазах читался то ли вопрос, то ли ужас. Солнце светило уже давно. Часы показали 11:23, и я как сомнамбула побрел на балкон. Сигаретный дым резал глаза, пытаясь обскакать в этом яркое солнце. “Чертов сон! Чертов Ван Гог!” Кривясь от жгучей рези в опухших сонных глазах, я все же взглянул в небо. Слезы текли ручьем, и в искаженной мутности неба, казалось я увидел туго закрученную спираль облаков. “Привет, Земля!” - слезы все текли, и уже не было понятно плачу я, или это проклятое солнце все глубже врезалось в мозг, пытаясь высветить самые темные его закаулки. “Привет, Земля…”