Личность распадается на части, и есть одна, которая за этим наблюдает… Я это отчетливо чувствую, и иногда мне кажется, что я болен… Иногда мне кажется, что я растекся по миру, и все события просто проходят мимо, мне все ни по чем, и жизнь, которая вокруг, меня мало интересует… Бесконечная свобода - бесконечное одиночество… Все занимает, все важно, но когда все важно, ничего не важно, когда всегда читаешь между строк, строки и промежутки между ними меняются местами. Не помню кто сказал: “Когда теряется всякая надежда, начинается настоящая свобода”.
Я начинаю понимать смысл этих слов. И потом снова и снова представляю себя стоящим на Луне с картиной Ван Гога в руках. И жизнь, туго закрученная в огромную спираль, почему-то умещается на ладошке. Так забавно смотреть на нее и так страшно думать, что если она на ладошке, что же тогда со мной. Потом темнота. Нет, никто не выключал свет, просто я закрыл глаза. Но вот перед глазами начинают мелькать непонятные картинки, и я, как не пытаюсь, не могу разобрать изображение нарисованное на внутренней стороне век. Всегда казалось - это какие-то тайные знаки, которые помогут идти дальше.
И снова Ван Гог. Откуда он здесь? Откуда я здесь? Откуда вообще я? Маленький принц нуждался в друзьях, но мне неплохо. Одиночество так знакомо: одиночество в переполненных трамваях, одиночество в шумных компаниях, одиночество в долгих разговорах. Привет, Земля! Как же все изменилось теперь - теперь, когда картина Ван Гога лежит на пыльной поверхности у моих ног, и рука сжимает маленькую спираль. Хотелось бы стать героем мультфильма, чтобы запросто спрыгнуть на Землю, но я не мультгерой, и на Землю нельзя спрыгнуть, на нее нужно забраться, но я не могу.
Воздух недвижим, да и воздух ли это. Картины размыты, горизонт обезображен искореженным сознанием, которое упрямо не хочет передавать картинку из глаз. И в этой кривизне медленно проплывает заблудшая душа. Аморфная, похожая на кусочек сметано-кофейного желе. Она светит неясным светом, единственным светом здесь, на темной стороне Луны. И в безумстве этого света даже подсолнухи, грустно свесившие головы, приподнялись, развернув свое иссене-черные сердцевины.
Широко… как же здесь широко. небо не может упасть и задавить тебя, лишая возможности сделать вдох. Неба просто нет. Этому миру не нужно небо. Любое, что ограничивает свободу отвергается этим миром, как по мановению волшебной палочки. Движемся ли мы…? Плывем ли? Я на Луне или Луна на мне? Все размыто, все неопределенно. Возможно это Ван Гог всему виной, возможно это он притянул к себе Луну и меня, и спираль, и светящееся желе.
Не помню. Прошлого нет, будущее не нужно, настоящее пустота. Иногда хочется раскрыть ладонь и сделать движение. Но не понятно откуда взявшийся ужас сковывает руки. Откуда я это знаю, откуда я помню это. Этот взрыв, когда спираль, быстро поднимаясь с ладошки, раскручивается, увлекая за собой все вокруг. Она становится огромной, больше Луны, больше Вселенной, больше Космоса. Она наполняет воздух непонятным гудением и хаосом. И нет уже тишины и нет ничего. На разных витках мирно висят подсолнухи, холст разломан, ваза разбита, прекрасное светящееся желе грязным пятном размазано по когда-то белой рубахе… Конец… Это конец…
И оцепенение все сильнее, и рука все сильнее сжимается, до бела натягивая кожу на костяшках пальцев. Нет, ее нельзя отпускать, никогда… Теперь уже никогда…