Л. Седов
Выступление на обсуждении книги Гайдара «Государство и эволюция».
Я опускаю комплиментарную часть, выношу ее за скобки, чтобы не тратить ваше, свое и Егора Тимуровича драгоценное время. Прежде чем разбирать книгу, необходимо определиться, с каким жанром мы имеем лело.. Это не исследование и не научпоп. Эмо мировоззренческое сочинение и одновременно манифест практического политика, попробовавшего наощупь, что такое воплощение на деле абстрактных идей и принципов, идеальных моделей и теоретических схем. Именно эта двойственность жанра накладывает на текст ряд трудно преодолимых ограничений. Как мыслитель в своем рассотрении и описании мироздания или точнее его социальной компоненты в ее историческом развертывании Гайдар не может идти до конца, ибо такого рода глубинное постижение парализует политическую волю и политическое действие да и вообще больше подходит для спокойного умиротворенного размышления на нарах, перспективу возможности какового , Гайдар, как мы убедились в октябре 1993 года , не упускает и з виду.
В изложении Гайдара картина реальности как бы ограничивается срединной ее частью, не выходит за рамки экономической и политологической парадигмы, оставаясь в этом смысле вполне марксистской, несмотря на полный и окончательный разрыв с марксизмом. Пусть ироническая и отрицательная соотнесенность с марксизмом вопиет как с обложки книги в ее заглавии («Государство и эволюция»)Так и в заглавии глав (Три источника и три составные части большевизма»). Боже упаси видеть в этих моих словах укор автору. Я прекрасно сознаю, что, только пребывая в этих рамках, можно сохранить ту толику исторического оптимизма, которая позволяет автору надеяться на преодоление фатальной или, как он выражается «эквифинальной» запрограмированности русской истории, побуждает его к борьбе , к упрямому преодолению набирающих силу темных течений в океане российской действительности. Как шестидесятник, проживший жизнь под лозунгом «за успех нашего безнадежного дела», я могу только восхищаться его усилиями, поддерживать их и желать ему как можно меньше разочарований на этом пути. Как историк-востоковед, стоявший у истоков дискуссии об «азиатском способе производства», не могу не радоваться блестящему и в литературном , и в научном смысле вополощению в обсуждаемой книге звучавших в этой дискуссии идей. И, наверное, понимая все это, следовало бы воздержаться от нагнетания пессимизма. Книга Гайдара и так полна тревожных и грозных предупреждений, сомнений относительно возможности преодолеть заколдованный круг тяжелой исторической наследственности России. Но раз уж мы собрались здесь для серьезного разговора, и меня попросили высказаться, я делаю это, хотя и с большими внутренними колебаниями. Гайдара же прошу отнести мои замечания к разряду «абстрактно-салонных», если они хоть сколько-нибудь будут мешать ему в его практической работе. Надеюсь, этого не произойдет.
Итак, возвращаясь к мысли о срединном характере принятой в книге парадигмы, можно сказать, что выстраиваемое автором мировоззренческое здание предстает как бы лишенным купола и фундамента. Не случайно понятие «Бог» (в виде синонима слова «Создатель») появляется лишь единожды в самом конце книги и в цитате из Джефферсона. Между тем, отношение человека отношения человека с Абсолютом в разное время и в разных культурах и цивилизациях имеет далеко не косвенное значение для глубинного понимания социо-экономических процессов. И не случайно наиболее радикально противостоящая марксизму теоретическая система была создана Максом Вебером, и в основе ее лежали представления о фундаментальных для капиталистических отношений нравственных принципах - протестантской этике, вырастающей из особого варианта связи между индивидом и Божеством. Но именно Макса Вебера и нет в круге чтения, обозначенном в завершающем книгу списке литературы. Когда Джефферсон произносит свои замечательные слова о праве на жизнь, на свободу и на стремление к счастью, он вещает от лица глубоко укорененной протестантской традиции, давно поставившей во главе угла человеческую индивидуальность, укрепленную чувством ответственности перед Всевышним, имеющую прочный внутренний нравственный стержень и внешние опоры в виде священной и неприкосновенной собственности. К русской действительности эти слова едва ли приложимы. Российскому духу скорее уж созвучны заповеди Петра Великого, ныне занимающего первое место в ряду символических культурных героев. Тот говорил по заключении договора со Швецией: «Должно всеми силами благодарить Бога, но, надеясь на мир, не ослабевать в военном деле, дабы не иметь жребия монархии Греческой; надлежит стараться о пользе общей, являемой Богом нам очевидно внутри и вне., отчего народ получит облегчение.» Сила и общая польза, а не свобода и счастье написаны на скрижалях отечества.
Говоря о необходимости разбить государственнический каркас, этот вековой панцырь, оформляющий и организующий российскую жизнь, но одновременно сковывающий ее и не пускающий стать Европой, кто из нас не вдохновлялся при этом самыми радужными надеждами и ожиданиями. Но печальная мудрость жизни состоит в том, и в этом нам приходится убедиться воочию и на практике после того, как об этом нас предупреждали умозрительные выкладки, что из-под разрушенного панцыря выползают на свет божий отнюдь не те человеческие экземпляры, из которых «невидимая рука» рынка может соорудить здание буржуазного благоденствия. На «простор речной волны» выплывают не индивидуалисты упомянутого выше типа, а просто незрелые эгоисты, не обремененные чувством долга, ответственности, совести и тому подобными буржуазными предрассудками. Отсутствие этих качеств помогало им прекрасно устраиваться в «панцирном» обществе, возглавлявшемся КПСС. Свободное общество предполагает действие в нем индивидов, имеющих внутренний хребет. Только тогда возможно принятие и функционирование правил честной игры, на которых зиждутся правовые и рыночные отношения, наши же «беспозвоночные», лишившись каркаса «общего дела», способны лишь на воссоздание «минипанцирных» структур, кристаллизующихся вокруг разного рода вождей и паханов и повинующихся дисциплине круговой поруки и общего дела на манер cosa nostra.Попытки погрузить в такую среду безличные деперсонализированные механизмы закона и денег тнюдь не обречены на успех. Они напоминают мне известные истории о том, как останавливались в нашей человеческой среде заграничные поточные линии по производству сосисек или какова была судьба ввозившихся помещиками сельхоз орудий. Исход борьбы рубля и начальника складывается далеко не в пользу рубля, о чем ярко свидетельствует и кризис неплатежей, и самодурство аграрного лобби, и отсутствие законов о банкротстве и многие многие другие столь же специфичные именно для нашей особого типа цивилизации явления. Безбожный капитализм оказывается в такой степени криминогенным, что на горизонте маячит новая волна противоборств преступных кланов. Эти вещи требуют повышенного к себе внимания и неизбежно выводят за границы политэкономических построений в область культурологи и сравнительной социальной психологии. Но в замкнутой, очень красивой, по-своему очень проникновенной и страстной книжке Гайдара лишь один раз вы наткнетесь на слово «ментальность» (да и то применительно к античному миру в словосочетании «ментальная традиция») и не встретите слов «совесть», «честность», «порядочность». Они отсутствуют в категориальном инструментарии аналитика, но присутствуют или, скорее, зияют своим отсутствием в жизни. А разруха, как известно, происходит не столько в производственных и иных институтах общества, сколько в голове и, добавим, в сердце. Не с этой ли аналитической ограниченностью команды «комикадзе», как называет свое правительство Гайдар, и как его вряд ли имеет основания называть вполне живучий Чубайс. Начало реформ, затронувшее интересы и чувства миллионов плохо соображающих людей, требовало гигантской, если угодно, педагогической работы. И до сих пор не не укладывается в голове откуда взялось нежелание говорить с народом на понятном ему языке, каждодневно объяснять людям предпринимаемые шаги, не говоря уж о посильном смягчении последствий этих шагов. Ну что стоило, например, перед отпуском цен обратиться к народу, объяснить людям, что их сбережения сгорят, но и растолковать, что они и так уже представляют собой груду бумажек, превращены в таковую всей деятельностью прежних правительств, просто - таки предложить забрать сбережения и попробовать что-нибудь купить. И одновременно с этим все же поставить на индексацию хотя бы пенсионерские вклады, хотя бы частично, в размере похоронных расходов.
Или взять ваучерную операцию Чубайса. В книге подробно объясняется скрытый замысел реформаторов – дать экономике хозяина любой ценой. Описаны и те дополнительные давления, исходившие от Верховного Совета и других лоббистов новой номенклатуры, которые превратили приватизацию в откровенный фарс и обман. Но ведь обман и недоговоренность содержались и в самом замысле. Хотя бы потому, что в чековый оборот была пущена самая бросовая, самая неприбыльная часть государственной собственности, такой актив, как земля, на рынок не поступил. Неужели не понятно Гайдару, так озабоченному проблемами легитимности новых отношений собственности и так убедительно описавшему, как таковая легитимность не возникла в ходе аналогичного по своей сути процесса превращения земельных владений помещиковиз служебных в частные; не ясно, что человек, получающий на свой ваучер 8 копеек дивидендов в год, расписываясь в ведомости, ставит подпись под смертным приговором Чубайсу – этому самому талантливому организатору и администратору команды реформаторов. Тот способ приватизации, который был осуществлен, не привел ни к появлению эффективного хозяина, ни к легитимизации новых собственников, ни к формированию среднего класса, т.е. не решил ни одну из задуманных задач. Апология этого процесса в книге выглядит гораздо менее убедительно, чем содержащиеся в ней же инвективы в адрес номенклатурных собственников.
Хочу в заключение еще раз подчеркнуть. Все сказанное никоим образом не рассчитано на то, чтобы сбить Егора Тимуровича с избранного им пути. Перефразируя Вольтера, могу сказать, что я не верю в успех либерально-демократческих реформ в России, но готов умереть, поддерживая попытки их претворения в жизнь. О том, что это не просто слова, свидетельствуют ночи, проведенные мною у Белого Дома в 1991 году и у Моссовета в 1993. Поэтому и к Гайдару хочется обратиться в конце моего выступления со словами поддержки и благодарности: «Не оставляйте усилий, маэстро!».
И все-таки, обращаясь уже к широкому кругу политологов, рискну посоветовать на всякий случай уделить большее внимание разработке теоретических вопросов, связанных с пониманием природы фундаменталистских реакций на вестернизацию во-первых, а также авторитарных моделей политического устройства, ориентированных на закрепление частнособственнических отношений и механизмов рынка. Углубленное знание этих вещей может оказаться не менее полезным, чем знание либерально-демократических систем.
Леонид Волков - Леониду Седову 27 мая 2010 г.
Дорогой Леня! Получил и открыл, наконец, твое блистательное выступление по поводу Гайдара и его книги. Его надо широко публиковать. Оно полностью, за исключением м.б пары фраз о Божестве, совпадает с моим собственным давним взглядом на Гайдара, Чубайса, ваучеры, политическую (педагогическую) бездарность этой команды и даже экономическую некомпетентность. Ибо экономика есть прежде всего область психологии и культуры. Это знает каждый грамотный банкир, а я 5 лет проработал во Внешторгбанке. Но твое выступление восхищает цельностью и, я бы сказал, философским блеском. Боюсь только, что Гайдару и тем более его окружению, этого было не понять, хотя, также как и ты, отношусь с уважением к его мужеству. Тем более, что раньше его мышление представлялось мне более широким. Твое выступление надо публиковать. Возможно, вместе с другими материалами на тему реформы и вообще истории девяностых. Давай подумаем об этом.
Леонид Седов – Леониду Волкову 28 Мая 2010
Дорогой Леня! Твой отзыв вдохновляет и стимулирует. Надя меня тоже все время подталкивает на этот путь и даже закупила две последние книги Гайдара. Надеюсь, что соберусь с силами и займусь этим анализом ошибок реформаторов и других аспектов нашей злополучной российской судьбы.
Крепко обнимаю.
Л. Седов.
ПАРАДОКС ГАЙДАРА
Размышления «пост-фактум» переписки с Седовым
Вот о чем эта переписка побудила меня вновь задуматься. «Гайдар и его команда» выступали под флагом демократии и считали себя демократами. По крайней мере, некоторые. Но не исходили ли они, сознательно или подсознательно, из оправданности социальной экзекуции народа, который позволил себе то, что он позволил - тоталитаризм, милитаризм и распад собственного народного хозяйства. Не «терапия» , пусть и шоковая – это дишь эвфемизм, а именно экзекуция, пусть и во имя рационального рывка, призванного создать новую элиту, способную модернизировать общество вопреки левиафану-народу. В этом был моральный смысл «шоковой терапии». И это лучше всего высказал один из наиболее интеллигентных гайдаровских министров, Нечаев, своим: «А зачем?» . Да и Гайдар - обращением к харизме Ельцина .
С этой точки зрения приходится признать, что так называемые коммунисты были не совсем неправы, говоря об „антинародной“ политике и даже о „геноциде народа“.
Но, в самом деле, что делать, коли народ вместе с «коммунистами» такового заслужил? История напоминает библейский сюжет о Боге Моисея, который, как Сусанин, сорок лет водил свой народ по гибельной пустыне, с тем, чтобы тот избавился от «прогневивших Бога» (то есть «неудачников», не годных для новыз земель и новой жизни) . Чем не шоковая терапия? (И чем не сюжет для еще одного «герострата»?).
Беда, однако, в том, что ничего хорошего из гайдар-чубайсова проекта не получилось. И на это указывает, в частности, в своем блестящем выступлении-эссе Леонид Седов. Вопрос – почему? На этот вопрос попыталась своим хамским способом ответить путинщина-лужковщина (последняя, - в широком губернаторском смысле), перенеся акценты экзекуции на интеллигенцию, евреев, чичмеков и «запад», и открыв простор для созревшей еще при Ельцине дикой и вместе с тем абсолютно не свободной от лакейства и рабства «элиты», о которой упоминает и Седов. Теперь свои не очень последовательные коррективы пытается внести Медведев, в то время как экзекуция массы населения в основном продолжается.
. Но, может быть, упомянутый ответ – т.е. путинщина - вовсе не был единственно возможным? Возникали ведь альтернативы – Ходорковский, Примаков, и даже Явлинский, Немцов, Степашин маячили. Или, может быть Горбачев со своей новой социал-демократией?
И вновь и вновь встает вопрос: возможна ли, нужна ли в сегодняшней ли, в завтрашней ли России демократия? Существует ли вообще демократия? Или только демократия для «демократов»? И если уж модернизировать Россию, то не жесткой ли плетью, наподобие Бисмарка. Да что там Бисмарка – Гитлера. Недаром «продавал» мне в Лондоне лорд Кеган «немецкую администрацию для России». Вернуть екатерининскую империю с ее немецкими генералами и профессорами, и четвертованными пугачевцами. Но, разумеется, с нанотехнологиями и интернетом в школах.
Разумеется, я по своим убеждениям против этого. Но убеждения одно, а объективность – другое. Так вот, однозначна ли объективность или только кажется однозначной? Народ экзекуцию на самом деле прошел и не единожды. Походил по своей голгофе, сам себя на ней пораспинал, и повысек. В том числе и буквально – сколько вымерло за десятилетия от сталинских лагерей до гайдаровских нищих. Сколько еще и теперь мрет от разборок и разворовок. Моисей позавидовал бы эдакой «большой чистке».
Но, похоже, появляются робкие симптомы того, что трудно нарождающийся «средний класс» начинает осваивать мудрость, которую когда-то еще в бытность мою студентом первого курса юридического факультета МГУ преподал нам философски мыслящий еврей, профессор Иосиф Давидович Левин. А лет за 200 до него философствующий англичанин Джон Локк. «Эти буржуи, - говорил, усмехаясь, бесстрашный по сталинским временам, И.Д., - не такие уж дураки…». Так вот, может быть, и наш «середняк», не такой уж дурак, и законы и судьи ему милей, чем разборки и «стрелки» кулачного человека. Только закон этот и судьи эти должны быть ему ближе и понятней. И наступит момент, когда он, или от его имени какой-нибудь невинный мальчик, это громко скажет. Как в андерсеновской сказке про платье голого короля.
Но вот вопрос, хотим ли мы на самом деле этого. Мы, мыслящие люди, либералы, демократы, гуманисты, интеллигенты, «западники»? И тут впору вернуться к парадоксу Гайдара. Или к парадоксу Седова-Волкова?
Л.Волков