Его избили вчера около нашего подъезда, а сегодня он об этом рассказывает. Стоит около родных Жигулей, купленных по программе обмена старых на новые, и живописует.
-- Я – говорит – им замечание сделал, а они меня избили. За что?
-- За замечание – отвечает другой наш сосед Иван Палыч – за нарушение приватности этих сволочей.
Иван Палыч, мужчина дюже политически грамотный и слов всяких знает уйму, употребляя их, чаще всего, не по делу. Но сейчас как-то в тему попал.
-- Чего?
-- Того. Прайвеси – кроет Иван Палыч.
Тогда Саня говорит:
-- Иван Палыч, мудак ты, честное слово.
-- Это еще почему?
-- Вот ежели бы тебе по лицу четыре раза стукнули огромными кулаками?
-- А я замечаний никому не делаю.
-- Да?
-- Да.
-- А кто на прошлой неделе, говорил мне, чтобы я машину под окном не ставил?
-- Так это мое место.
В этом году снега много навалило и у автомобилистов возникли дополнительные проблемы в связи с парковкой. Самые умные, и среди них Иван Палыч, заранее стали расчищать себе место для стоянки. А еще более умные, и среди них ухарь Саня, ставить туда машины. И суть конфликта с последующим мордобоем именно в этом. Подъехал вечером Санек, а на его месте, том, которое заранее для себя расчистил Иван Палыч, стоит тачка каких-то огольцов, явно не надолго расположившихся. Внутри музон бухает, так что машина подпрыгивает, из чуть приоткрытых стекол дым валит, а за тонированным кругом нихрена не видно. Постучал Саня пальчиком культурно, а оттуда – пошел нахуй.
Примерно, так:
-- Чего надо?
-- Вы бы того, убрали машинку, мое это место.
Дальше по тексту.
Саня – в бутылку, родной все-таки подъезд, законный.
А из машины четыре пацана неспешно выползают, и каждый, как уже говорилось выше, Сане по роже. Итого, четыре раза. И так же, не торопясь, залазают обратно, считая воспитательную экзекуцию законченной.
Что, в общем-то, соответствует сути.
Выплюнул Санек кровь на грязный снег, когда очухался, воткнул машину у соседнего дома, рискуя и там нарваться на неприятности, и пошел домой думу думать. А утром вышел на улицу, отсвечивая багровым, перегнал автомобиль на свое (Ивана Палыча) законное место, и разглагольствует.
-- Кто это вообще такие? – Спрашивает в пространство, обращаясь к Палычу.
-- К Ленке Федюкиной ездят, из двенадцатой квартиры – отвечает Иван Палыч с наслаждением.
-- Точно?
-- Точнее не бывает.
Ленку Федюкину у нас в подъезде все знают – легендарная личность, ярко- порочной направленности. Стараются не связываться, потому что здоровье дороже.
-- Так значит – произносит Саня с какой-то смутной угрозой.
-- Именно! – подтверждает Палыч.
-- Ну-ну.
Саня бросает сигарету и уходит домой лелеять месть.
На следующий день Ленка пораньше (это у нее «пораньше», а у всех давно уже обед кончился) выходит из подъезда. Тыцает брелоком сигнализации, ее внедорожный броневик бодро откликается, она садится, заводит, греет и уезжает по каким-то свои развратным делам. А когда возвращается, на ее месте стоит Санина Жига во всей своей сверкающей красе и засохшей грязи. Федюкина естественно сильно удивляется, бросает машину посередине дороги, поднимается на третий этаж и звонит в дверь Саньку.
Время Лена не теряет:
-- Нюх потерял?
Но и Санек укрепился:
-- За базаром следи.
-- Ладно, убирай свой таз, и по краям.
-- Не уберу.
-- Не поняла?
-- Все ты поняла – и закрывает дверь.
Лена выходит из подъезда и начинает названивать по мобильнику, на котором у нее болтается маленькая мягкая игрушка. Поговорив некоторое время, она спокойно загоняет машину на место Санька (Ивана Палыча) и уходит.
В первой половине следующего дня, Санек выходит из квартиры, отсвечивая синим, спускается по лестнице, открывает подъездную дверь и, вместо родной Жиги, видит пустое место. Нет машины. Только отпечатки протектора на грязном снегу.
Тут же Иван Палыч сочувствует:
-- Угнали, Санек.
-- ****ь!
Он еще надеется, что напутал, поставил на старое место, но это просто защитная реакция, машины нет и надо начинать все соответствующие действия и огребать сопутствующие чувства. Санек огребает: бегает, суетится, матерится, звонит в милицию, советуется с Палычем, проклинает Ленку, еще матерится. Чуть не плачет и матерится снова.
Пинает подвернувшегося кота, тот уворачивается и равнодушно идет дальше.
Как и сама жизнь, надо заметить.
Наконец, Санек исчезает с горизонта. Иван Палыч, в принципе, не особо вредный, но сильно стосковавшийся по твердой руке человек, произносит вслух свою заветную мечту:
-- Это… как его, у всех должно быть свое законное место, а иначе, какой порядок?
На что дворничиха Мария Варфоломеева отвечает:
-- А то, как же.
И обращаясь к коту, болтавшемуся рядом:
-- Обидел он тебя, да, кисонька?