На исходе дня

Виталий Гадиятов

     Вертолёт надсадно гудел. От шума закладывало уши.
Денис примостился прямо на грузе, кучей наваленным до потолка, и смотрел на проплывающую тайгу. Отсюда она напоминала огромное море, у которого не было ни конца ни края. Иногда мелькали ярко-желтые, режущие глаз неестественной окраской островки. Местами  ядовитая желтизна громадной амёбой расползалась по тайге.  Деревья словно перепутали время  года, но почему-то не спешили исправить ошибку природы. Здесь  прошёл пожар.

Наконец-то сбылась давняя мечта Дениса. Отошли на задний план радости и хлопоты студенческой жизни, канули в вечность волнения с распределением на производственную практику. Всё это теперь виделось чем-то мелким, несущественным, а главным был предстоящий полевой сезон. Вдали показались горы, и стрелка высотомера, висевшего над пилотской кабиной, медленно поползла вверх. Из открытой

двери высунулся бортмеханик. Он что-то сказал, и Денис увидел,  как  сидевший впереди Спицкий оторвался от карты и, покачав головой, показал на уши. В такт ему бойко закивал Ляхов. Никак не отреагировал только Головин, спокойно спавший в любой обстановке.

- Подлетаем! - выйдя из кабины, закричал бортмеханик. - Сейчас надо  показать место посадки. - Он задержался и, видно, хотел сказать ещё что-то, но из пилотской махнули рукой. - Пошли, командир зовёт! - на ходу  крикнул он Спицкому.

Свежий воздух опьянял. Совсем близко от застывшей машиной с шумом бежал горный ручей.  В гранитных валунах поблёскивали светлые чешуйки слюды и в разные стороны разбегались чёрные лучи  турмалинов.  А рядом безмолвно, как призрак, стоял целый горняцкий посёлок. У Дениса учащённо колотилось сердце. Ему казалось, что ничего похожего и более светлого он никогда не испытывал.

- Ну, что стоишь? - Кто-то толкнул его в спину. - Ещё налюбуешься. Надо борт разгружать.

Из-за открытых грузовых дверей вертолёт  теперь  походил на огромного зверя с разинутой пастью, из которой вываливались ящики и  баулы. Подошёл бортмеханик и, глядя на  взмокших геологов, с завистью сказал:

- Везёт вам, мужики! В этих местах  есть снежные бараны. Говорят, они спускаются в этот  заброшенный посёлок. Знаете что это за звери?
 
Он улыбнулся, посмотрев на Дениса, выглядевшего в этой компании самым молодым. Тот  отвёл в сторону глаза, щёки запылали  огнём. А бортмеханик, как ни в чем ни бывало, продолжал:

- Среди них бывают такие рогачи, что просто загляденье. Только осторожные ...
- Один раз я их всё же перехитрил, - вытирая с лица пот, вставил Спицкий. - Вот уж поохотился! Приятно вспомнить.

Он закурил и жадно затянулся. Все потянулись за сигаретами, а Спицкий, подождав, пока стихнет суета, с чувством собственного достоинства стал рассказывать:   
 
- Однажды работали мы в отрогах хребта Черского, а там этих баранов как грязи. На всех  склонах тропы набиты.  Ну, словом, сделал я засаду и, в общем, не ошибся: бараны выскочили прямо на меня, а повернуть не могут - тропка узкая. Помню, я стреляю, стреляю, а они ...

На лице Дениса, как в немом кино, сначала отразился  страх, потом ужас и, наконец, гнев.
- И не жалко было? 
Он стал доказывая Спицкому, что надо запретить охоту и не давать оружие в поле.

- Много вас таких «запрещал» развелось, - неожиданно возмутился Спицкий. -  На всех не угодишь. Охота – это, понимаешь,  потребность души, инстинкт, доставшийся  от наших предков. Когда хорошая охота, петь хочется, ты просто весь на подъёме от счастья. Запретить... Да что с тобой говорить! Ты, небось, ещё в руках ружья-то не держал.  Вначале научись стрелять...

Под вечер весь груз перенесли в добротный рубленый дом, стоявший на пригорке, и,  на ходу перекусив, не сговариваясь,  разбежались на разведку. Денис выбрал большой длинный барак, оказавшийся конторой. Всё тут было перевернуто вверх дном, напоминая разграбленный очаг, из которого унесли только самое ценное. В одной комнате с добротной железной дверью и  решетчатым окном весь пол был завален почтовыми

конвертами вперемешку с разными анкетами и трудовыми книжками. Их хозяева, судя по письмам, горько раскаивались, что не выполнили условия  трудового контракта, и  просили вернуть свои документы.

«Ох, сколько ещё таких поселений разбросано по всему Северу! - выйдя из конторы, думал студент. - Месторождение разведали, природу испоганили и конец. Будем осваивать новые места поближе к цивилизации. А дома и бараки, опоясанные  колючей проволокой, остались в тайге. Теперь они будут стоять, пока  не умрут…»

В раздумье Денис смотрел на гору. Ближе к вершине виднелись останцы, образовавшие гряду. Ниже громоздились громадные валуны. Вдруг на крутом скалистом склоне он заметил серые комки. Они быстро скатывались вниз, приобретая очертания баранов. На развалах тёмных камней  лучше всех  выделялся светлый баран с одним

закрученным рогом. Студента точно подстегнули: захотелось доказать, что попасть в барана для него ничего не стоит. Пригибаясь, он побежал в избу, схватил карабин Спицкого и прямо с порога стал стрелять. После первого выстрела бараны замерли, в недоумении посматривая вниз, а потом спокойно покатились дальше.

«Так они ещё людей не видели, не знают, что такое выстрел! Я им сейчас покажу!»
У Дениса проснулся незнакомый ранее охотничий азарт. Уверенный в том, что бараны непуганые, он бросился вперёд, расстреливая  патроны. Но напрасно.
- Вот окаянные! Убежали. Сам   всю охоту испортил. Куда спешил!..
На выстрелы прибежал Спицкий. Узнав, что Денис стрелял в баранов, осуждающе бросил:

- Эх ты, праведник! Как же у тебя рука поднялась? А говоришь -  охоту надо запретить. Что же  получается: говорим одно, а делаем другое. Да ещё целую обойму расстрелял. А мне всего-навсего выдали двадцать патронов. А весь сезон впереди…
Денису стало не по себе: только теперь он в полной мере осознал нелепость положения, в которое попал.

- Ну да ладно, чёрт с тобой, - вытащив сигарету, примирительно сказал  Спицкий. - А баранов ты, парень, зря отпустил. Сейчас бы мы их  уже свежевали. Я бы сделал шашлыки. Эх ... - Спицкий тяжело вздохнул и, затянувшись, продолжал: - Если хочешь поохотиться, возьми моё старое ружьё. Поищи  под склоном солонцы, а я пройдусь по горам. Вообще охотиться лучше под вечер - на исходе дня.

На следующий день студент долго ходил под горой, потом   неожиданно вышел на утоптанную тропу, вившуюся среди каменных развалов. Она   привела к одиноко стоявшему дому, когда-то служившему шахтёрам аккумуляторной. На вытоптанной площадке Денис увидел бараньи  следы.  С чердака просматривалась тропа и площадка, поэтому, не раздумывая, он решил сделать засаду.

На чердаке было тихо. Потом зашуршали мыши, загудела запутавшаяся в паутине муха. Ещё через какое-то время Денис услышал, как шумит ручей. Постепенно этот шум заполнил окружающее пространство и вытеснил всё остальное. Под него он и задремал. Проснулся Денис оттого, что где-то  стучали. Через дырку он  увидел  целое стадо баранов. Они топтались на площадке, лизали бурый суглинок. Иногда бараны

вздрагивали, посматривая туда, где сидел Денис. Спохватившись, студент поймал на мушку первого попавшегося барана, стоявшего ближе всех, и хотел уже нажать на курок, но в последний момент рука дрогнула, ружье повело в сторону. Желание убить вскоре сменилось простым любопытством. Ему казалось, что он становится свидетелем необычного и даже запретного - того, что природа надёжно скрывает от посторонних.

В стаде Денис насчитал шесть взрослых баранов и двух маленьких ягнят. Многие  уже вылиняли,  сменив лохматые светлые  шубы на лёгкий наряд тёмно-серого цвета. Только один баран, будто решив поспорить с природой, остался белым. Денис признал в нём того однорогого, в которого стрелял накануне.

«Вот мы снова с тобой встретились, - обрадовался парень. - Но на этот раз я уже не промажу. Теперь ты у меня на мушке».

Однорогий всё время держался в стороне. Занимаясь солонцом, он  умудрялся смотреть за каждым бараном, и кое-кому от него   доставалось. Чаще других попадало пушистым ягнятам.

Они совсем не подозревали об опасности,  резвились как разыгравшиеся дети: забегали в открытую дверь дома, топали копытцами по деревянному полу.   Денис определил, что однорогий - вожак.  Посматривая в сторону чердака, он часто принюхивался. Иногда он недовольно фыркал и, как необъезженный жеребец, бил копытом по камням. Весь его вид выражал обеспокоенность и тревогу за своё стадо. Но пока однорогий не видел опасности.

Всё тут было таким же привычным и родным, как эти горы. Настороженность вызывал только запах. В этот раз здесь пахло чем-то чужим - совсем незнакомым. Но запах мог принести ветер. Неопределённость барана раздражала, он нервничал.

От долгого сидения у Дениса затекли ноги, заныла спина. Он неосторожно пошевелился, ящик под ним затрещал.

Все сомнения однорогого вмиг разрешились: « Здесь кто-то чужой, надо убегать». Резко прыгнув в сторону, он побежал на гору. Следом за ним кинулись другие. Они ещё не видели опасность, не поняли, откуда она угрожает,  сработал природный инстинкт: раз вожак побежал - значит, опасность.      

Денис прозевал однорогого. Пришлось стрелять в первого попавшегося,  небольшого годовалого барана.

- Завалил, завалил! - подскочил от радости студент. - Теперь все будут знать, как я стреляю. Я доказал  Спицкому, доказал. Небось, думает - раз студент, значит, ничего не умеет.

Там, где упал баран, никого не оказалось. Раздавленной брусникой на камнях краснели капли крови. Денис побежал по следу. За крупными развалами серых гранитов он увидел подранка. Волоча ноги, тот медленно шёл к ожидавшему стаду. Выстроившись в ряд, бараны стояли на горе и,   не шелохнувшись, сверху смотрели на своего отставшего друга.

Денис приналёг. Он не чувствовал острых камней,  не слышал своего тяжёлого дыхания - он спешил к подранку. Тот был уже почти рядом, когда от стада отделился однорогий.

Поравнявшись с подранком, он встал впереди и повёл за собой. Бараны заметно прибавили. Студент стал отставать и уже подумывал прекратить погоню, когда увидел, что подранок остановился.

«Он устал, надо немного потерпеть. Я его догоню, догоню ...»

Денис в этот рывок вложил все силы, всё, на что был способен, и, добежав до того места, где только что стояли бараны, остановился. Впереди садилось солнце. Раскалённый диск наполовину спрятался за гору с раздвоенной вершиной - всё там сразу  покраснело, а внизу исчезли отдельные детали громоздившихся камней. Дул  трепетный ветерок. Денис смотрел на горы. Было приятно сознавать, что  он почти на вершине, а все остались далеко внизу. Ветерок охлаждал.

Едва отдышавшись, Денис снова побежал.
«Сейчас бы только один-единственный патрон. Всего один. Я его должен догнать. Сейчас догоню, вот они уже почти рядом. Вот, черт, опять под ногами путается этот однорогий. Он может всё испортить...»

Однорогий слышал за собой тяжёлое дыхание человека, чувствовал,  как колотится его сердце. Человек устал, ноги его плохо слушаются, руки едва держат  посылающую громы палку, но он бежит. Бежит, чтобы догнать и убить их. На этот раз человек перехитрил его, вожака, потому что он не послушал своего внутреннего голоса, не раз

выручавшего стадо  от неминуемой гибели. Видимо, он уже  стал старым.  Пора уступить своё место молодым. Сейчас он спасёт своего друга, и  тот  продолжит его род. Вожак  остановился, закрыв собой подранка, и тот медленно побрёл за стадом.

Денис стоял в нескольких шагах от однорогого. Тяжело дыша, он с любопытством  смотрел на этого  барана.

«Так вот ты,  оказывается, какой! Ты убежал и увёл своё стадо, а теперь пришёл, чтобы спасти молодого. За его жизнь ты готов отдать свою».
Денис был восхищён. О таком он не слышал.

«Я никогда больше не возьму в руки оружия. Никогда!»
На сердце Дениса сразу стало легко. Набрав воздуха, он вздохнул полной грудью.
«Уходи!» - крикнул он однорогому.

Его голос заглушил выстрел. Громом он прокатился по горам, эхом вернулся назад. Денис увидел, как рванул в сторону подранок.
«Это, наверное, Спицкий. Зачем он стреляет?»

Почти тотчас опять прогремел выстрел. Однорогий споткнулся и упал.
«Почему он не встаёт? Что случилось?»

Денис не сразу поверил, что нет больше однорогого, и только осознав, закричал, срывая голос:
- Спицкий, что ты наделал? Это же вожак!

Вожак, вожак! - повторили багровые горы и всё стихло.