Песнь Песней Артура Вильфранда

Предисловие

Немного пафоса, философии и самоиронии, много эротики, любви и благодарности к женщине, для которой были написаны эти строки. Да продлятся ее дни в радости!

Два эпиграфа.

        Джелал ад-дин Руми, суфийский мистик из Коньи:

Что есть Любовь? Океан Несуществования;
Путь туда - ломка Разума.
Разум всегда чем-то занят,
а Любовь покоится свободная от всей этой воображаемой деятельности.
Разум обладает знанием и красноречием,
тогда как Любовь свободна от обоих миров.
Разум говорит: "Я знаю тонкости устройства чудесных вещей".
Любовь говорит: "Без Возлюбленного все, что Ты говоришь, - сотрясание воздуха".

        Артур Вильфранд, коммуникатор, эксперт Еврокомиссии:

Что есть Любовь? Несуществующее в существующем, пока Разум не отыщет ее и не превратит в реальность.
Путь к Любви - вся жизнь человека, путь иногда  долгий и мучительный, иногда мгновенное достижение.
Разум всегда чем-то занят, в том числе и поисками Любви и эти поиски бесконечны.
Разум обладает знанием и красноречием, а Любовь помогает ему совершенствовать свои таланты.
Разум говорит: « Я знаю тонкости устройства чудесных вещей и понимаю причины чудесных явлений»
Любовь говорит: «Только с Возлюбленным я могу построить новый Мир»

 
Introduction.

        После его весенней командировки в мандариновое государство прошло уже пять месяцев. За это время произошло многое. Артур перевез семью в Анкару, они все очень удобно разместились в снятом на год частном доме. Работа оказалась интересной, как он и ожидал, но пришлось многому учиться, в первую очередь понимать своих сотрудников и коллег. Это было несложно, он был внимательным наблюдателем и опытным руководителем.
        Июль самый жаркий месяц на черноморском побережье Кавказа, буйство солнца и жары. Сюда Артур приехал на машине из Анкары еще три дня назад. Он должен убедиться, что все готово и ждать свою ненаглядную Тамрико.
План Артур в общих чертах наметил еще в марте, когда стоял не верхней площадке своего городка, над самым обрывом и смотрел на горы, в которых текла уже успокоенная ледяная речка и разливалась маленьким хрустальным заливом в естественном расширении ущелья. Тогда же он, вернувшись в свой отель, быстро просмотрел расписание полетов, рассчитал время, учел непредсказуемость границы с Россией и выбрал самый комфортный отель, бывший санаторий МВД СССР, теперь принадлежащий какому то чиновнику из команды Президента этой маленькой страны. Тогда же, в марте, он написал письмо Тамаре. Это было самое главное – искать слова, выбирать и оценивать смыслы фраз, пытаться угадать ее реакцию. Уже зная ее немного по их переписке, он мучительно искал слова, которые не задели бы, не вызвали грустных ассоциаций. Он должен был быть так убедителен, чтобы ей самой захотелось приехать сюда. Вот что у него получилось.

Delicatamente

        «Милая моя, дорогая Тамрико, я страшусь предложить Вам нечто необыкновенное. Так получилось, что в июле у меня будет отпуск на две недели. Два дня из этих двух недель меня займут дела здесь, в этом благословенном краю. А Вы знаете, моя ненаглядная, что абхазы свою страну называют Апсны, что переводится как Страна Души?  Вам не кажется это знаком судьбы? Я думаю, что Вам обязательно надо побывать в стране с таким многозначительным названием. Она поистине прекрасна, как и Ваша душа, моя золотая. Почему бы Вам не рискнуть прилететь сюда на несколько дней. Вы будете жить в комфортном отеле на берегу моря, в саду под кипарисами и пальмами. Я Вам покажу всю эту маленькую страну, мы поедем смотреть Дивное озеро, спустимся под землю в сталактитовые пещеры, навестим старцев в древнем православном монастыре, может быть, они поделятся с нами своей мудростью.  Я Вам клянусь всеми святыми великомучениками и древними апостолами, что сам я ни словом, ни поступком, ни взглядом, ни дыханием своим не доставлю Вам малейшей неловкости или неудобства. Все будет так, как пожелаете Вы – где жить и спать, что есть и пить, куда идти утром или вечером и что делать, если заболит голова или, не дай Бог, обгорите на солнце... Артур Вильфранд возьмет на себя все мыслимые и немыслимые заботы о Вашем телесном и душевном комфорте, чтобы несравненная Шахиня и ее драгоценная Душа чувствовали себя счастливыми. Соглашайтесь, моя милая. Только одно Ваше согласие и я организую все, Вам не нужно думать ни о чем – виза, маршрут, дорога – все организует Артур. Я жду Вашего ответа».
Так он написал, а Манипулятор одобрил, Вернер приготовился планировать, а Смотритель с мечтательной улыбкой на лице сказал – «Она приедет и будет счастлива, Артурик-джан, ты стал умнее и добрее».
        Он отправил письмо и стал ждать. Ждал ответа неделю. Она не соглашалась, но и не отказывалась. Потом началась активная переписка – весь апрель, май и половину июня Артур не прекращал свои уговоры. Наконец все решилось – она приедет в конце июля. В срок  Артур завершил дела в Анкаре, оформил отпуск, сел в машину и из сердца  Турции до Черного моря, потом вдоль скалистого побережья  до границы с Грузией, и дальше на север до следующей границы, а там уже и до столицы мандаринового государства не спускал рук с руля. Он все сделал, что обещал – визы, билеты, договорился с толстеньким низеньким армянином, своим дальним родственником Романом, что тот встретит ее в аэропорту в Адлере и перевезет через российскую границу. Сам Артур этого сделать не мог из-за обстоятельств, связанных с его работой.
        И вот теперь он ждет ее с этой стороны российской границы на речке Псоу. Уже темно, рейс задержали в Москве, самолет опаздывал на четыре часа. Все эти четыре часа Артур не выпускал из рук мобильника, запасной лежал в кармане, еще один в машине. Он постоянно звонил то Роману в Адлер, то Тамаре в Москву, они за последние три месяца успели узнать голоса друг друга, но никогда не виделись – это было так чудовищно несправедливо, ведь по описаниям она знала его до такой малости, как шрам за ухом, а он узнал, что у нее зеленые глаза и она не маленького роста. Смешная, Артуру она все равно до плеча. Все было впереди....Артур извелся за это время, он широкими шагами измерил всю площадку, где стояла его машина, уже раз сто или двести, выкурил пачку сигарет и придумал триста причин, по которым ей может не понравиться здесь и она захочет уехать. Он знал теперь точно, что не посмеет прикоснуться к ней, пока не прочитает в ее глазах призыв, он лучше откусит себе все пальцы рук. Вот с такими бушующими мыслями, взлохмаченной головой, волчьей тоской в глазах и крепко сжатыми зубами он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за голову. Артур Вильфранд ждал свою ненаглядную Тамрико, которую никогда не видел, но которую уже знал.
        Наконец позвонил Роман и сказал, что они прошли контроль и пусть он идет их встречать. Широкими шагами, почти бегом Артур устремился навстречу  большой группе людей, которые шли пешком от контрольного пункта. Он издали узнал ее, узнал по волосам, по походке, по царственной осанке. Толстенький и низенький Роман рядом с ней выглядел смешно, но он нес ее дорожную сумку и чувствовал себя польщенным рядом с царицей. Артур врезался в толпу людей, кого то задел, перед кем-то извинился и, наконец, остановился, как взнузданный жеребец, перед Тамарой. Первый миг, глаза в глаза, карие - бешеные от волнения, зеленые - со спокойным достоинством. Глаза у нее оказались зелеными с коричневыми точечками. Конечно же, электрический свет прожекторов все исказил, но главное было схвачено в один короткий миг. Статность и светящаяся кожа, роскошь волос, слегка прихваченных под затылком, тонкая талия и широкие бедра, обольстительная грудь в легкой ткани платья – она была желаннее, чем Артур представлял.  А для Тамары неожиданным был его высокий рост и крепость костяка, смуглость кожи и выразительность глаз, и губы, этот синеватый оттенок, и твердо очерченный подбородок с ложбинкой посередине. На щеках и подбородке уже появилась тень дневной щетины, Артур брился утром, а сейчас час ночи. Тамара даже как-то смутилась, она не ожидала такой брутальности. На короткий миг она даже пожалела, что согласилась приехать, но тут же забыла об этом, потому, что Артур Вильфранд, наконец, заговорил. И с первых же его слов она поняла, что все ее сопротивление, к которому она себя старательно готовила, будет пустой тратой времени. Ей все стало ясно в первую же секунду, когда он глуховато, с легкой хрипотцой и странным акцентом произнес – «Наконец я выкрал Вас у всех моих соперников» - поднес ее руку к губам и слегка прикоснулся к коже, очень вежливый жест устаревающего этикета. Окончательно все колебания и сомнения растаяли, когда Артур добавил: «Вы устали, моя милая, пора баиньки, потерпите еще немного – скоро отдохнете». Это детское «баиньки» прозвучало диссонансом для Шахини, но она только надменно подняла брови, а  Душа звонко рассмеялась и вслух сказала, глядя прямо в глаза Артуру: «Ну, мы с Вами и попозже   задерживались за болтовней». Все дальнейшие действия совершались стремительно и как-то добротно, что ли.  Открытая задняя дверца машины, заботливое усаживание, вопросы – удобно ли, не холодно, не жарко, не хочется ли пить, включить ли музыку – весь этот традиционный ритуал был исполнен тактично и не без элегантности.  Толстенький Роман, почти черный в ночи, но в белоснежной рубашке, давно уже положил вещи в багажник, попрощался и уехал.  И вот, в который раз за последние полгода,  Артур ведет машину по знакомой дороге  - справа море, слева горы. Внешне он спокоен и внимателен – дорога опасна. Стекла опущены, теплая влажная духота морского воздуха, запахи цветов, водорослей  - в первый момент это всегда оглушает человека, долго не бывавшего в этих краях, он это знал по себе. Надо дать его ненаглядной Тамрико, теперь уже реальной и почти осязаемой, со звонким смехом и улыбчивыми глазами – это он успел отметить, надо дать ей время привыкнуть. Она и привыкала к этому новому для нее миру, вернее забытому, потому что много лет прошло с тех пор, как она последний раз купалась в этом теплом море. 
        Ночные пути по горной дороге опасны, особенно на поворотах, когда внезапно слепят глаза фары встречных машин, а водители на Кавказе лихачи..... Тамаре несколько раз становилось страшно, когда она видела, как Артур, что-то бормоча сквозь сжатые зубы, с усилием выворачивал руль, чтобы не коснуться встречного. Она молчала, Артур тоже не произносил ни слова, он был занят дорогой, а Тамара разглядывала его.  Где-то на середине пути, уже подъезжая к столице, Артур свернул на правую обочину и остановил машину на площадке, огороженной со стороны моря светящимися столбиками. Повернулся к Тамаре и, сверкнув в темноте зубами и белками глаз, очень церемонно, но при этом улыбаясь,  предложил: «А не пойти ли нам посмотреть на ночное море и послушать его, моя госпожа?» . «Отчего же нет, сударь» - поддержала она его игру. Выйдя за пределы ограждений, они подошли к краю, но не близко, потому что было темно и, как сказал Артур, - он не позволит Тамаре превратиться в белоснежную чайку и выскользнуть у него из рук. Она промолчала, а Артур искоса взглянул на нее, сделал шаг в сторону и вдруг резко и широко взмахнул своими длинными  руками, как бы намереваясь взлететь с обрыва, как это делают  морские птицы, гнездящиеся на скалах. От неожиданности Тамара ахнула и инстинктивно прижала руки к груди, но испуг был напрасен. Артур с комически важным видом и очень медленно заложил руки за голову, пошире расставил ноги и с деланным изумлением спросил: «А Вы испугались за мою жизнь, душа моя? Напрасно, я ведь умею летать...». Так постояли они над шумящим ночным морем, рядом, но далеко друг от друга. Артур не сделал ни одного лишнего движения, а Тамара не сказала ни одного лишнего слова...

Adagio affettuoso

        Процедура поселения в отеле, выбор номера, суета распределения пространства, вещей, маленькие досадные оплошности – заело молнию на Тамариной сумке, Артур забыл в машине свой запасной мобильный телефон, а на него звонили все его здешние родственники и знакомые, еще какая-то суета – все это заняло время и мысли.
        И вот, наконец, после всей этой суеты и дороги они остались одни. Случилась и маленькая неловкость, которую Артуру с помощью небольшого вознаграждения администратору удалось уладить. Когда он заказывал номера в этом отеле, выяснилось, что самый комфортный номер, в котором в былинные советские времена отдыхали высшие чины МВД и КГБ, это по сути большая трехкомнатная квартира. Артур осмотрел ее и остался доволен. Две большие спальни находились по обе стороны от холла, двери всех трех помещений выходили на полукруглую террасу, с которой было видно море и великолепный парк с огромными кипарисами, лиственницами и еще бог знает какими исполинами растительного царства. Но когда Тамара узнала, что они будут жить вместе, она внезапно запротестовала и напомнила ему, что он обещал ей полную свободу, а это в первую очередь, собственное жизненное пространство. Артуру пришлось схитрить, он попросил администратора сказать, что, к сожалению, свободных номеров нет. В конце концов Тамара не стала настаивать и вот они здесь, сидят в холле напротив друг друга и разговаривают о планах на завтрашний, а вернее, уже на сегодняшний, день. Тамара провела в дороге почти  полсуток, она очень устала, ей хотелось принять душ и лечь спать, она так и призналась Артуру, смущенно наклонив голову и поглядывая на него с улыбкой. Он ни слова не сказал, хлопнул себя по коленям, быстро поднялся и подал ей руку. Артур показал ей ее владения, ванную комнату, вывел на секунду на террасу, пожелал спокойной ночи и вышел, закрыв дверь.
        Когда он с бокалом в руке, вытянув ноги, закрыв глаза, с блаженной улыбкой сидел в кресле в своей комнате, они вошли, все четверо. Манипулятор сказал – «Пока брат все идет хорошо», Вернер, пожав плечами и холодно подняв брови, заметил, что если план составлен грамотно, то реализация не должна вызывать трудностей.  Смотритель снял шляпу, улыбнулся доброй улыбкой и негромко произнес – «Она дивная женщина, братец, но тебе придется потрудится, чтобы не обидеть и завоевать ее». Пес с белой отметиной на лбу лизнул ему руку. Артур Вильфранд впервые за полтора года чувствовал себя полностью счастливым. Его душа, его Тамара, для которой он сплел столько прекрасных словесных узоров, написал два рассказа и три стихотворения, перевел с испанского свою любимую песню и подарил море персидских стихов, его несравненная Шахиня и ее драгоценная Душа, они были здесь, в благословенном краю, рядом с ним. Он не думал о будущем. Работал третий закон Артура Вильфранда, первая часть которого гласила – «Ты можешь делать все, что хочешь. Желай недостижимого, превращай иллюзии в реальность,...». О второй части этой дефиниции пока говорить рано. 
        И уж, конечно, не мог знать Артур Вильфранд, что в Божественном доме Всеобъемлющего Брахмы, вершителя судеб людей, его блистательная супруга Великая Богиня иллюзий Мага-Майя отвлеклась на минуту от игры в нарды и с насмешкой взглянула на него.....

Devoto dolce.

        Тамара стояла в проеме открытой двери, выходящей на террасу. Горшки с цветами закрывали решетку, ограничивающую большое полукруглое пространство. После душа спать расхотелось. Запах душистого табака и звездное небо, смутный шум волн и теплая густота воздуха – все ощущая сразу и поддаваясь мягкой чувственности южного мира, Тамара закинула руки за голову, собрав свои волосы в незатейливый узел под затылком. Ветерок шевелил подолом  длинной легкой ночной сорочки.  И в тот миг, когда она потянулась, подняв руки вверх, ее лодыжки обхватили горячие ладони и сразу поднялись к коленям, ласково огладив икры ног.  Она замерла от неожиданности и первичного чувства неловкости.  Артур, стоя на коленях сзади нее, медленными движениями горячих и чуть дрожащих рук гладил ее ноги,  то опускаясь к пальцам, то  поднимаясь до чувствительного места под коленками.  Она не слышала его шагов, занятая своими волосами, и вот теперь он здесь, а она не подготовилась, она не знает как себя вести, она вообще жалеет, что согласилась приехать. И что же теперь делать? Все эти мысли появились сразу и задержались на какой-то неуловимый миг, а потом поток событий их снес и они больше не возвращались к ней. Артур быстро поднялся с колен, мягко развернул ее к себе лицом,  бережно прижал к себе и сказал кому-то – то ли себе самому, то ли ночному ветру, то ли цветам и морю, он сказал негромко,  твердо выговаривая слова: «Или я немедленно несу тебя в постель или ухожу искать сговорчивую москвичку, вернусь утром». Тамару покоробили его слова, что-то успело вскрикнуть ее самолюбие, гордость попыталась принять позу, но к сопротивлению она не была готова. Артур был полностью одет, темная сорочка расстегнута наполовину и не скрывала обильную растительность на груди, рукава закатаны по локоть. В полумраке его лицо отсвечивало натянутой кожей скул, лба, горбинки носа, то ли семит, то ли араб, то ли грек. Звездная ночь проникла в карие глаза и создала в них еще  два световых озерка. Он уловил легчайшее колебание Тамары, ее смятение, неловкость и еще массу маловразумительных эмоций, без которых ни одна любящая женщина на Земле не отдается первый раз тому, кого любит. Он развернул ее лицом к невеликому свету звездной ночи, внимательно и глубоко заглянул в глаза и как-то неуверенно прикоснулся к губам. Плотно сжатые губы его Тамрико не могли скрыть своей волнующей кровь полноты. Артур не имел права спешить, он не мог испортить ту сложную и прекрасную конструкцию из узора слов, внушенных ощущений, ассоциаций и обещаний, которую долго и усердно создавал. Сторож открыл один глаз и угрожающе произнес: «Если ты ее обидишь, козел, подашь в отставку, помни!». Артур только чуть-чуть прижал свой язык и попытался разжать упрямые губы, но они не поддались. Тогда он подхватил ее на руки, ужасаясь своему поступку и молясь, чтобы она не вырвалась. Ему понадобилась вся его скрытая сила и сноровка, но он блестяще и артистично справился. Неся ее на руках в кровать, он не переставал ей негромко говорить: «Милая моя, драгоценная, золотая и несравненная! Я знаю, ты устала, у тебя был трудный день. Я клянусь тебе всеми Богами Хранителями Любви, я не притронусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь. Если тебе будет со мной плохо, я завтра же куплю билет на самолет и ты улетишь. Только прошу тебя, не принимай быстрых решений, я буду поить тебя вином, чаем, коньяком, молоком, если пожелаешь, кормить виноградом и мушмулой, рассказывать сказки, слушать тебя всю ночь и завтрашний день и еще много дней и ночей, пока ты сама не скажешь мне – «Артур Вильфранд, Вы смягчили мое сердце, я согласна отправиться с Вами в горное ущелье к ледяной речке». Он усадил ее на расстеленной кровати и помог прикрыться тонким покрывалом, страшась притронуться к этому роскошному телу, которое только что обнимал, а сам сел рядом в кресло. Тамара была скована и напряжена, Шахиня и Душа яростно спорили между собой – опытная и властная Шахиня предупреждала, а Душа умоляла, ее зеленые глаза мерцали в полусвете стенного светильника, ночная сорочка на груди распахнулась и тонкая ткань не скрывала ничего..  Артуру пришлось сильно сжать зубы, встать с кресла, принести фрукты, бокалы, вино и коньяк. Вся эта почти домашняя суета немного отвлекла его. «Что ты хочешь выпить?» - спросил он просто и это «ты» сразу сняло часть напряжения. Тамара улыбнулась, наконец, и ответила: «Ничего, я хочу инжир, у нас дома росло инжировое дерево, я хочу вспомнить его настоящий вкус». Она с улыбкой взглянула на него и поддразнила: «Ты же обещал для меня сделать все, что я захочу...» Артур беспомощно развел руками и с облегчением рассмеялся. Тогда его такая капризная и до боли в теле желанная Тамара уселась в постели, по-турецки скрестив ноги и тщательно прикрыв все, что можно было прикрыть. Но какими тканями можно прикрыть эту царственную осанку, полные груди и сияющую кожу? Как можно скрыть дивные волосы цвета меди, если они как легчайшая королевская мантия, как фата невесты необычного цвета, летят и живут своей жизнью вокруг головы, плеч и рук, спускаясь до талии.
        Теперь Артур понял мучения аскетов, католических священников, да и старцев в скиту и понял Степана Касацкого, отца Сергия, который спасал себя от греха усекновнием пальца. Мучения их он прочувствовал всем телом, но для него они не имели смысла. Прекрасное женское тело, также как и сильное мужское, создано Творцом для наслаждения любящих душ, чтобы через ощущения реализовать свои желания, суть которых – творение новой жизни, радости, удовольствия, чтобы наполнять ими сей скорбный мир. Тело и Душа, Душа и Тело. Они нам даны на время земной жизни. Великий дар человеку дал Создатель, он доверил ему часть своих функций – сотворять новых людей. Но его дар безумно щедр – людям на большую часть их жизни достался океан  радости и наслаждения своими телами, которые любовно были созданы Творцом.  Подавлять желания в себе, подчиняясь догмам меняющейся морали или отвергать страждущего только потому, что не можешь им владеть безраздельно – грех великий и гордыня.
        Так думал Артур, любуясь царственной женщиной с сияющей кожей, сидящей в его постели и по-прежнему непостижимо недоступной. Дикость и неестественность ситуации заставила его расхохотаться – он даже вообразить себе не мог, что перед ним будет восседать полураздетая обольстительная женщина, а он, полностью одетый, будет мучительно и бессмысленно сражаться со своим вожделением, перебирая сотни вариантов, как же сделать так, чтобы не нарушить гармонии в интимном процессе отдавания и присваивания телесного удовольствия. Это было одновременно его профессией и смыслом частной жизни - подбирать, складывать и соединять, переделывать, разрывать и укреплять мелкие  детали бытия, чтобы делать свою работу и строить свои Миры, его предназначение и радость и мука. Он хохотал громко и открыто, со всеми своими зубами, закрыв глаза и откинув назад голову. Тамара загляделась на него, но потом она удивленно подняла брови и спросила, что так его развеселило – то, что она ест виноград и выплевывает косточки или ее желание съесть инжир в июле, а он это не предусмотрел. Помотав лохматой головой в знак того, что она ошиблась, Артур весело хлопнул себя по коленям, встал и отошел к выходу на террасу.  Он закинул руки за голову и застыл в своей любимой позе – широко расставив немного кривоватые ноги. И тут он принял решение. Быстро принес из своей комнаты ноутбук, включил его, заговорщицки подмигнул Тамаре, которая с любопытством за ним наблюдала. Она уже успокоилась, поверила его словам, но больше всего спокойному выражению глаз и веселой улыбке. Теперь у нее было время, чтобы просто изучать его.
        Артур оказался не совсем таким, каким она его представляла, он оказался крупнее и сильнее, чем описывал себя сам, улыбка его действительно была обаятельной настолько, что хотелось немедленно улыбнуться в ответ. Интонации глухого, чуть хрипловатого голоса, были немного странными – это был не акцент, а какая-то иная мелодика речи. Потом уже, когда они выйдут на солнечный берег, она услышит в голосах других людей те же интонации и сама поймет, что это просто слабые отголоски местного говора, проросшие чеканной литературной русской речью и знанием нескольких иностранных языков.  Все это будет потом. А сейчас ей вдруг захотелось спать, но она не могла решить как поступить – сказать ему или просто вытянуться на постели, полностью доверившись порядочности Артура. Она действительно очень устала, пересадка в Москве, потом дорога из Адлера до границы, а потом дорога над морем и сквозь веселый курортный город сюда, в этот отель. От усталости Тамара уже почти ничего не чувствовала, ей хотелось только спать, но тут Артур снял с колен свой ноутбук, положил его на пол, встал с кресла и пересел на кровать к Тамаре. Он увидел вопросительный взгляд, подивился сочетанию зеленых глаз и отливающих медью волос и спросил, взяв ее руки и сложив ладонь к ладони, как будто приготовил ее к молитве: «А хочешь я расскажу тебе сказку на ночь?». И, не дожидаясь  ответа, начал негромко свой рассказ, держа ее ладони в своих ладонях, горячих и еле заметно дрожащих от сдерживаемого возбуждения. Он пересказывал ей один из апокрифов Карела Чапека о Доне Хуане.
        Он говорил и разыгрывал в лицах, как смертельно больной и постаревший знаменитый ловелас, а вернее, просто развратник Дон Хуан Тенорио лежал с пронзенной шпагой грудью в своем доме в Посада де лас Реннас и ждал падре Хасинто, чтобы исповедаться тому в своих грехах.  Артур смешно изобразил, как падре не мог понять, почему, признавшись в лжи и кощунстве, убийствах, клятвопреступлениях, обмане и предательстве, великий грешник ничего не упомянул о загубленных женских судьбах, о смерти несчастной доны Эльвиры. Артур пересказал, как простодушный падре Хасинто призывал Дона Хуана вопросить свою совесть и возбудить в себе смиренное сожаление о своих проступках. Он очень реалистично показал, как утомленный перечислением своих грехов, умирающий Дон Хуан, закончил свою исповедь словами - Я кончил, преподобный отец, а если о чем и забыл, то уж верно какие-то пустяки - и прикрыл глаза, а падре Хасинто вскричал –  Как так? Это ты называешь пустяками? А прелюбодеяния, которые ты совершал на каждом шагу всю свою жизнь, а женщины, соблазненные тобой, а нечистые страсти, которым ты предавался столь необузданно? Нет, братец, изволь-ка исповедаться как следует; от бога, развратник, не укроется ни один из твоих бесстыдных поступков, лучше покайся в своих мерзостях и облегчи грешную душу! 
        Здесь Артур сделал паузу, вышел на террасу и постоял недолго, вдыхая морской воздух и слушая треск цикад. Смотритель мягко сказал ему на ухо – Артурик-джан, ты молодец, ты хорошо держишь себя в руках, не навреди сам себе, дорогой.  Артур быстро вернулся к своей прекрасной слушательнице, она еле успела переменить позу, а он уже сидел рядом, опять держал ее руки в своих ладонях и спокойным голосом продолжал свой рассказ. Он говорил и говорил, показывал и гримасничал, выразительно кривя свои губы, изгибая брови, качая головой. Его мимика, слова и голос создавали полное ощущение спектакля, где каждый персонаж был неповторим и абсолютно реален.  Он рассказал, что падре Хасинто так и не поверил Дону Хуану, что тот не виноват перед женщинами, которых соблазнял.  Тамара не отрывая глаз, смотрела на него, спать ей уже не хотелось, она была заворожена его голосом, артистизмом, мощным темпераментом, мужской силой и еще чем-то, что она не могла назвать словами. Рассказывая, он иногда отпускал ее руки, чтобы подкрепить жестом свой рассказ, а потом осторожно вновь соединял их ладони, каждый раз глядя ей прямо в глаза. Наконец, ей стало казаться, что она истаивает под его взглядом, ее руки дрожали, горячие волны бродили по телу, поднимаясь откуда-то снизу. Она почти не слышала его слов, их смысл она воспринимала автоматически, а мысли ее были заняты только собственными ощущениями. Наконец Артур изобразил в лицах, как дон Ильдефонсо, член общества Иисуса, сумел понять несчастного Дона Хуана и сказать за него самого, что все его рыцарство и страсть, которую он великолепно умел внушать и себе самому и пленительным сеньорам, все это было только игрой, потому, что несчастный Дон Хуан  - тут Артур сделал театральную паузу, отпустил ее руки, потянулся, заложив руки за голову, иронично улыбнулся и закончил – был импотентом... Тамара звонко засмеялась, она никогда не слышала такую версию истории о Доне Хуане. Тогда Артур подвинулся поближе к ней и сказал, что перескажет своей благородной сеньоре еще много апокрифов Чапека, все они великолепны. Он был так близко от нее, от него исходил запах сильного тела, какого-то горького и одновременно жгучего оттенка, она не могла угадать парфюм, хотя прекрасно разбиралась в мужской парфюмерии. Смуглое лицо покрылась легкой испариной, а глаза приобрели цвет мокрого каштана. И тогда она, больше не в силах сопротивляться призывам своего тела, вытянулась под легким покрывалом. Артур резко оборвал себя на полуслове, помрачневшим взглядом посмотрел ей в глаза и сказал сдавленным голосом – Я утомил тебя, моя золотая! После этого выпустил ее руки из своих ладоней и встал, подошел к двери и резко повернулся - в карих глазах полыхал огонь, скулы заострились, под смуглой кожей заросших щетиной щек играли желваки. Голос же его оказался спокойным. Засунув руки в карманы, широко расставив ноги,подняв одну бровь и улыбаясь только губами он раздельно и с нажимом произнес:
"Но я, м о я   м и л а я,  н е  Д о н  Х у а н. Спокойной ночи, моя драгоценная Тамрико!" Повернулся к двери и вышел.

Improvisando.

        И только сейчас адский пламень настиг Артура Вильфранда, коммуникатора, эксперта Еврокомиссии. Он опять сидел в кресле, вытянув длинные ноги и вновь все четверо были здесь. Но все было из рук вон плохо – Артур вел бой со своим телом, вожделеющим и не признающем уговоров, бой изнуряющий и бесполезный, прекратить его могла только женщина в соседней комнате, но она спала сном утомленного ребенка и не знала о страданиях Артура.
Манипулятор строго сказал: «В душ немедленно и под холодную воду!»
Вернер задумчиво посмотрел на Артура и произнес: «А ведь это был наиболее вероятный результат, хотя ты и не верил.»
А Смотритель, глядя в темноту южной ночи просто напомнил: « Она тебя любит, братец, она сама это говорила не раз, помни об этом и просто дай ей время».
А Сэр Арчибальд, пес с белой отметиной на лбу лежал, положив голову на лапы и смотрел на Артура своими мудрыми карими глазами. Он любил их всех, но больше всего он любил дивно пахнущую женщину в соседней комнате, куда его не пустили. Пора было принимать решение и это, как всегда, сделал Артур. Он резко поднялся, сбросил с себя всю одежду, пошел в ванную комнату, побрился, встал под душ и включил только холодную воду. Промерзнув до костей,  вернулся в комнату, плеснул себе коньяка на один глоток, выпил и рухнул в постель даже не прикрывшись покрывалом, была жаркая июльская ночь.

Capriccioso

        Вдруг он услышал легкий шорох и странным образом увидел, как дверь в комнату Тамары приоткрылась, она вышла и направилась через холл на террасу. Мелькнула мысль, почему она не вышла сразу через свою дверь, но события продолжались. Тамара с развевающимися волосами поверх ничего не скрывающей сорочки подошла к перилам и закинула одну ногу на невысокое ограждение, пытаясь перелезть через него. Артур закричал страшным криком, слетел с постели и бросился к ней. Он тут же пришел в себя, когда понял, что терраса пуста, ночь идет к концу, а кошмар этот ему просто приснился. Повернулся, чтобы уйти в свою комнату и тут увидел ее. Он стояла а проеме двери своей комнаты, прижав обе руки к губам и огромными от испуга глазами смотрела на него. Он бросился к ней и упав на колени, сильно прижался к ее ногам и животу. Он прижимался к ней как испуганный верблюжонок жмется к своей матери, прижимался, крепко держа руками и приговаривал хриплым голосом: «Господи, как же я испугался, какой же дикий сон мне приснился. Господи, благодарю тебя, что это только сон, вот же ты, моя несравненная Тамрико, моя душа, моя любовь, моя драгоценная шахиня, как же ты меня мучаешь, золотая моя женщина, свет очей моих, боль и яд моего сердца!»
Тамара стояла, прижав к своему животу его лохматую голову, слушала этот странный то ли речитатив, то ли любовный заговор, а в теле уже бушевал поток. Он снес все – мораль, правила, предупреждения  Шахини и слезы Души, мелочь и тину будней, ревность и обиду. И тогда она прошептала, приподняв его лицо и заглянув в глаза: « Поднимитесь, Артур Вильфранд, негоже Вам стоять на коленях, у нас есть более удобное место!»
       Вихрь это ничто по сравнению с Артуром. Он сразу сделал несколько движений – вскочил с колен, подхватил Тамару на руки, буквально допрыгнул до постели и они вместе упали. Кровать оказалась крепкой – она была сработана из ливанского кедра, в единственном экземпляре.
И только теперь Артур Вильфранд запел свою Песнь Песней,перепевая и переписывая царя Соломона, он все делал по-своему, этот странный европеец с дикой смесью в крови.

                Он ввел меня в Дом Пира, и знамя его надо мной – любовь!
                (Песня вторая, стих 4.)
   
        Поток бушевал сразу в двух телах, но Артур стал мудрее, он властной рукой сам себя взял под уздцы и пошел в полное услужение к своей госпоже.  Он гладил, ласкал, целовал ее прекрасные плечи, глаза, он зарылся лицом в ее волосы, положил горячие ладони сразу на обе невыносимо вожделенные груди. Потом по очереди языком и губами возбудил соски так, что они возвысились, как степные курганы с маленькими башнями и он пил из них сладость. Он очень медленно, сдерживая себя, стал целовать ее губы, проник языком к ее языку и она ответила, обхватила его за шею руками и уже сама целовала его. Они оба задыхались от нетерпения, но Артур был тверд, он ждал ее полной воли, заглядывая в глаза, и находил в них признаки нарастающего возбуждения. Он встал над ней на колени и от ложбинки между грудей языком провел дорожку до пупка, слизывая и впивая испарину ее тела, которое пахло тем самым запахом глициний, который его чуть не свел с ума еще в марте. Артур очень осторожно взял ее ступни в руки и медленно распробовал каждый пальчик, а потом вкрадчивыми движениями ладоней двинулся выше по внутренней стороне ног, гладя и целуя. Он ни на секунду не терял контроль за своей несравненной госпожой, он заглядывал ей в глаза, он ждал ее полной воли. И вот когда его язык коснулся маленькой женской тайны и он ощутил как взбухла виноградинка под его губами, он стал пить сладкий душистый сок, истекающей от вожделения женщины, слизывая его с нежных стенок заветных пещер, где хранится страсть. Тамара тихо постанывала от наслаждения, подставляла под его губы самые зовущие и ждущие уголки и местечки своего тела, руки заброшены за голову, полные румяные губы приоткрыты, на лице ускользающая улыбка, но глаза закрыты. «Любовь моя, посмотри на меня» - прошептал он ей, она послушалась и он увидел, что зеленые глаза заволокла томная дымка и тогда Артур приступил к действу.
Он преодолел первый барьер легко и свободно, лишь на миг ощутив рефлекторное сопротивление тела, а потом вошел в нее с той силой, которая была соразмерна ее великому желанию. И Песнь Песней Артура Вильфранда продолжала звучать, набирая силу.
                На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя,
                искала и не нашла его.
                (Песня третья, стих 1.)

        Великая ложь, этот древний царь Соломон обманул всех и обман  длится более двух тысяч лет. Ты нашла его, душа моя, ты наконец нашла его, он здесь, он ласкал тебя, а теперь он полностью твой, он служит тебе, радуя своей силой и мощью и раскачивает твое светящееся тело как лодку на морской волне. Он над тобой как шатер твой и знамя на шатре – его любовь! Вот на такой высокой ноте человеческой страсти оставим их на время, они глухи и слепы, они проникли друг в друга, чтобы слиться в радости. Пусть наслаждаются и торжествуют.

Improvisando

        А я, бродячий и нищий философ, в рваных сандалиях и потертой тунике, возьму под мышку старенький ноутбук и отдельно клавиатуру с русским алфавитом и отправлюсь к морю. Мой брат призвал меня на помощь и вот я записываю эпизоды его жизни.
        В небесном  чертоге, где Всемогущий Единый проводил послеобеденное время, было тихо и темно. Всеобъемлющий спал, но что-то внезапно разбудило его. Он вгляделся и прислушался; то, что он увидел и услышал, разбудило его мужскую страсть и божественное  возбуждение пролилось на тех двух, которые сочиняли фугу своей любви под кипарисами и платанами; так Великий Брахма помог им дописать финал. Он вообще был немного неравнодушен к этому человеку, иногда делая маленькие отступления в его пользу от Всеобщего Закона справедливости, но Артур Вильфранд не догадывался об этом.

Capriccioso

        Все завершающие действия Артур проделал медленно и осторожно, чтобы не загасить последние волны  желания, которые он видел в счастливых глазах его ненаглядной Тамрико. Он ласково и почти целомудренно целовал ее, гладил живот и ноги и шептал какие-то слова то ли по-турецки, то ли на фарси. Постепенно она успокоилась, но Артур понял, что вершины она не достигла. Он не стал останавливаться на этой мысли, потому, что впереди было еще много дней и ночей...
Радость моя, хочешь поспать?- тихим голосом спросил Артур Тамару. Она взглянула на него, улыбнулась своим мыслям и кивнула головой. Тогда он встал с постели, выпрямился во весь свой рост, закинул руки за голову, потом поднял их вверх и почти закричал ликующим голосом - Подкрепите меня вином, освежите яблоками, ибо я изнемогаю от любви!.

                Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.
                (Песня вторая, стих 6)

        Но не мог он так просто уйти от своей ненаглядной и оставить ее одну, это было выше его сил и он решил действовать. Он снова лег рядом с Тамарой, мягко устроил ее на своей руке, а другой обнял, потом стал нежно гладить по спине, спускаясь ниже, добрался до ягодиц и бедер, восхитился нежной шелковистостью кожи, сделал робкую попытку пробраться в тайное место, но почувствовал сопротивление и рассмеялся. – А может быть, мы быстренько сходим к морю, искупаемся, потом позавтракаем и вместе поспим? Посмотри, уже раннее утро, вода прекрасная. Зачем же ты сюда приехала, моя милая, надо каждую минутку использовать для морских купаний. Соглашайся, любимая!- так он ее просил и целовал глаза и шею и чувствительные местечки за ушами и так увлекся, что морские купания стали представляться крайне отдаленной перспективой. Тамара слушала его, разглядывала лицо, мускулистые волосатые руки и грудь, потом потерлась носом о сосок, найдя его в густой заросли, почувствовала у своего живота доказательство того, что он готов все начать с начала и решила не поддаваться. Она уже поняла, что его чувственность и нежная деликатность и физическая сила лишают ее способности сопротивляться, а древняя сила женского инстинкта велит бежать и защищаться. Шахиня решительным, но мягким жестом отстранила его руки и встала с постели. Она подняла руки, собирая свои волосы в узел под затылком и, глядя ему прямо в смеющиеся глаза, сказала с королевским достоинством – Мы идем купаться, но сначала я приму душ.

Improvisando

        Эта сцена не подвластна моему перу. Я, который взялся описывать эпизоды жизни моего брата Артура Вильфранда, в растерянности ищу слова.
Состояние Артура описать просто – эмоциональный шок. А как описать блистающую красоту обнаженной женщины, которая стояла перед ним?
Как словами выразить изгибы линии бедер, тяжесть и одновременно пышность и мягкость и упругость грудей, какое слово может передать возбуждающую  таинственность внизу живота? Я умолкаю. Пусть говорит царь Соломон.

                О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
                Глаза твои голубиные под кудрями твоими!
                Волосы твои, как стада коз, сходящих с горы Галаадской!.
                Зубы твои, как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни!
                Как лента карминовая губы твои и уста твои сладостны!
                Как половинки гранатового яблока – ланиты твои под
                кудрями!
                Шея твоя как столп Давидов!
                Груди твои как двойня серны, пасущаяся между лилий!
                Вся ты прекрасна, возлюбленная моя!

 
A capriccio

        Тамара повернулась к нему спиной и направилась в душ. Когда Артур увидел ее со спины, он почувствовал, как пламень ада опять охватил его сердце. Но тут очень вовремя появились Охранник и Сторож, быстро скрутили , а Смотритель жестко предупредил:
 «Братец, ей это не понравится, лучше иди в душ».
Артур стремительно вскочил с постели, выбежал на террасу, где еще была тень и прохладный ветерок слегка охладил его буйство. Потом все было просто и душевно. Сначала он постоял под холодным душем, потом побрился, оделся и вышел в холл. Сел в кресло и стал ждать, прикидывая, куда им пойти вечером. Тамара вышла, блестя глазами, в открытом платье, каком-то летящем куске ткани под цвет ее зеленых глаз и весело сказала, лукаво склонив голову:
- Знаешь, я бы съела большой кусок мяса, а ты?
- А я бы съел ба-а-лшого барана с курдюком и рогами – захохотал Артур и они отправились проживать бытовые эпизоды их романа, который был спланирован строителем больших и малых Миров, Артуром Вильфрандом.
        Ах, как упоительны июльские вечера на побережье Черного моря, в курортном городе, где все люди красивы и счастливы. Артур и Тамара выделялись среди гулящих и разнеженных людей на набережной. Он своим высоким ростом и каким-то еле уловимым налетом нездешности привлекал взгляды женщин, она – царственной осанкой и красотой уводила за собой глаза всех без исключения мужчин, от местных проходимцев до туристов откуда-то из северных стран, иногда попадающихся на их пути. Они прошли по набережной, вдыхая морской влажный воздух и сумасшедшие запахи цветов, немного посидели на скамейке под пальмами и Артур, который уже горел адским огнем, наконец усадил свою драгоценную Тамрико в машину и быстро привез в их временное, но уже обжитое жилище.

Amabile

        И началось сотворение второй ночи. И опять вмешались случайности, не предусмотренные планом – Тамару все-таки обожгло жгучее солнце июля, хватило утреннего часа на пляже. К вечеру ее кожа покраснела, даже казалось, что поднялась температура. Артур вспомнил рецепты своей мамы – мацони вместо крема, позвонил кому-то и через час ему привезли банку с настоящим домашним мацони. Какие утехи плоти возможны, если кожа воспалена и болит. Тамара с несчастным видом, завязав все волосы в узел на голове, голая стояла перед Артуром, а он, как заботливая нянька, руками размазывал кислое молоко по ее телу. Эта процедура, повторившись трижды за один час - мацони быстро впитывалось в горящую кожу - привела обоих в такое возбуждение, что Артур, усадив свою драгоценную Тамрико, голую и обмазанную с ног до головы мацони, в шезлонг на террасе, убежал под холодный душ спасаться от адского пламени. Немного успокоившись, он обмотал полотенце вокруг бедер и вышел к ней. Зрелище его умилило и развеселило. Тамара, измученная  ночью без сна и насыщенным днем, заснула, ее узел развязался, волосы спускались до самого пола, головка склонена на бок. Она тихо дышала, боль в истерзанной солнечным светом коже немного утихла. Королева отдыхала, вольно раскинув свое пленительное тело в удобном шезлонге.
 
                Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми
                ланями, не тревожьте и не будите моей возлюбленной, доколе
                ей угодно.
                (Песня вторая, стих 7)


Improvisando.

        И вот тут Артур Вильфранд, коммуникатор, эксперт Еврокомиссии, сын двух великих культур и трех этносов, в набедренной повязке из полотенца сел, скрестив ноги по-турецки, на пол перед своей спящей утомленной женщиной, поставил рядом бутылку и бокал с коньяком, закурил сигарету и стал думать. Постепенно все четверо собрались вместе, потом пришел философ, недавно проснувшийся,  в  рваных сандалиях и измятой тунике, за ним, переступая кривоватыми лапами, шел черно-белый пес с белой отметиной на лбу.
Вернер спросил:
 «Брат, все идет по плану, небольшие отступления только добавляют тебе ощущений, почему ты так мрачен?» - закурил вторую сигарету и немного отпил из бокала.
Смотритель положил свою шляпу на пол, сделал глоток, подержал коньяк во рту, перекатывая его как виноградину или вишню, чтобы насладиться вкусом и ароматом – он был великий эстет – и только потом заговорил.
«Знаешь, братец, твоей воле и одаренности завидуют многие, твоя семья хранит тебя и спасает от многих неприятностей, ты даже порой и не знаешь об этом, Лейли – твой Ангел хранитель. Ты интуитивно чувствуешь пределы своих возможностей, но максимально используешь те, что есть. Одним словом – счастливчик, как сказали бы недалекие люди. И сейчас ты получил то, что с такой страстью желал все пять месяцев, она здесь, рядом. Посмотри на нее, вот она перед тобой – прекрасная и обольстительная, она любит тебя, у вас впереди несколько дней, целая жизнь в Мире, который ты создал сам и сейчас обживаешь его. Почему же ты так мрачен и почти несчастлив, братец?»
Артур потянулся к бокалу с коньяком и взял его в руку. Другая рука лежала на теплой спине Сэра Арчибальда и перебирала собачью шерсть. Сам же Сэр Арчи неотрывно и почти не мигая смотрел карими глазами на спящую женщину с таким дивным запахом и его чуткий нос вбирал и аромат ее волос и разнообразные тайные запахи тела и все перебивающий запах кислого молока. Он ни о чем не думал, этот четырехлапый мудрец – он просто любил ее, она была его Богиней.
Манипулятор достал из пачки третью сигарету, прикоснулся губами к бокалу с коньяком, расстегнул сорочку на волосатой груди, закатал рукава и задумчиво посмотрел на звездное небо, вершины кипарисов, цветы вдоль полукруглого ограждения террасы. Потом перевел взгляд на спящую Тамару, полюбовался совершенством сияющего тела и негромко сказал.
«Артур Вильфранд, ты прекрасно знаешь, что каждый сценарий должен иметь финал, как шахматная партия – эндшпиль. Твой сценарий не дописан до конца, но ты и не мог этого сделать, потому что невозможно учесть все неопределенности бытия, влияние других людей и событий – твой маленький Мир не единственный в этом сосуде с лотерейными шарами, именуемом Жизнью. Это тебя и мучает, поэтому ты и позвал нас всех, чтобы получить помощь и поддержку. Мой совет – не думай о будущем, оно уже зреет, но тебе никто не даст заглянуть в него.»
Философ, все это время молча слушающий своих братьев, запустил обе руки в свою лохматую шевелюру с легкими серебряными нитями, взлохматил ее еще больше, потянулся, обнажив кривоватые волосатые ноги и лукаво подмигнул Артуру карим глазом. Затем он заговорил, щуря насмешливо глаза и выразительно играя бровями.
«Эх, братец Артур, вижу мое отсутствие не пошло тебе на пользу, ты умудрился попасть в ловушку своего воображения. Ты разорвал себя на части между реальностью, где ты должен жить и обязан исполнять суровые законы земной действительности, и иллюзорным миром, где ты хотел бы всю жизнь сам творить свои законы, создавать своих любимых и определять их и свою судьбу. Ты забыл, братец Артур, что ты просто ничтожный смертный и не смеешь спорить с Великими силами Созидания. Ты просто дервиш, с посохом в руке идущий по пыльной дороге. Ты даже не суфий, не мюрид".
А ведь именно суфизм - это путь к Абсолютной Реальности, куда ты дерзаешь вступить,  но по этому пути может вести только Любовь. А теперь вспомни, что сказал твой любимый Джелал-ад-Дин Руми -  "Что бы я ни произнес, описывая и объясняя Любовь, когда дело доходит до самой Любви, я стыжусь этих объяснений".  Вот и ты перестань думать и расчленять на части себя и других – просто люби и не заглядывай вперед. Придет срок – примешь решение и допишешь финал,....если тебе это будет позволено. Устал я от тебя, братец, пойду-ка погляжу еще на людей, ты только дай мне новые сандалии и тунику попрочнее....»
Артур переменил позу, он подтянул колени к груди, уронил на них свою лохматую седеющую голову и замер в неподвижности. Все незаметно разошлись, остался только Сэр Арчи. Он все время незаметно подбирался все ближе и ближе к своей Богине, пока не втиснул передние лапы и голову с белой отметиной между ее ступнями. Так он там и замер, положив голову на лапы, закрыв карие глаза и погрузившись в аромат своего Божества.

Cantabile

        Когда Артур очнулся от предутреннего холода, то увидел, что шезлонг пуст. Он неторопливо встал на ноги, с удовольствием потянулся, попрыгал на месте, побоксировал с невидимым противником и кошачьими шагами вошел в комнату к Тамаре. Они тихо дышала во сне, укрытая чем-то невесомо легким и обтекающим. Дивные волосы укрывали ее плечи. У Артура перехватило дыхание и сердце затопила волна нежности. Он, как кот, крадущимися движениями лег рядом с ней, осторожно положил одну руку ей под голову, а другой обнял. Вдохнул запах кислого молока и с улыбкой подумал – как в абхазской пацхе, где хозяйки делают домашний сыр и заквашивают мацони.
И Песнь Песней Артура Вильфранда продолжалась, но сейчас это была колыбельная. И опять он написал ее своими словами, дополнив царя Соломона.
               
                Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, уйдите с ее виноградника,
                уведите своих овец и коз, чтобы звуки их колокольчиков
                не потревожили сон моей возлюбленной, пусть спит она доколе
                ей угодно. Она прекрасна во сне, как зеленые долины моей
                Родины, как теплое море в моем краю, как снежные вершины в
                недосягаемой выси.
                (Песня вторая, стих 7).

        И опять было утро и Тамара проснулась раньше Артура, тихонько выскользнула из его объятий, в душе смыла с себя остатки мацони и увидела, что кожа ее слегка посмуглела, живительная сила кислого молока спасла ее от солнечного ожога. Когда вернулась в комнату, Артура уже не было в ее постели. Она оделась, вышла в холл и стала поджидать его. Он, судя по шуму льющейся воды, стоял под душем и напевал какую-то немецкую песенку с очень знакомым мотивом. Она послушала себя – Шахиня и Душа были полны нежности и сладкой истомы, они обе ждали своего любимого мужчину и даже слегка ревновали друг к другу, но это никак не нарушало их общей гармонии. Когда он появился в дверях, на ходу заправляя белую рубашку в брюки и почти одновременно закатывая рукава на поросших черной шерстью руках, Тамара ощутила слабость в ногах и осталась сидеть в кресле. Перед ней мгновенно пронеслись картины прошедшей ночи, а память взорвалась и затопила горячей волной. Ей показалось, что она даже покраснела. Артур ничего этого не заметил, обнял, быстро расцеловал в щеки и глаза, ласково провел руками по спине, по-хулигански задержавшись на ягодицах, и они отправились жить друг для друга в большом Мире.
        Большой Мир был гостеприимен, говорлив и прекрасен. Артур отвел ее в Ботанический сад, показал то самое дерево глицинии, которое цвело до сих пор. Он поймал момент, когда рядом не было никого, смеющимися глазами посмотрел на нее и быстро и шумно обнюхал голову, плечи и грудь, сделал попытку спуститься ниже, но был остановлен. Горестно и смиренно подчинился и сказал – ты пахнешь как эта глициния, я это почувствовал еще весной, когда чуть не сошел с ума от этого запаха. Она засмеялась, горделиво подняв голову и на миг прижалась к нему всем телом. И еще много было таких моментов близости, которые и составляют сущность Любви, ее узоры и орнамент и создают неповторимое ощущение счастья. Они обедали, гуляли и сидели на набережной, бездумно глядя на людей и море, пальмы и облака. Артур ничего не планировал, Тамара ни о чем не вспоминала. В какой-то момент Тамара заметила: «Посмотри, как много беременных женщин,  и с колясками тоже, просто удивительно, как они не боятся такого солнца». Артур задумчиво сидел рядом с ней на скамье, вытянув скрещенные ноги и сцепив руки на затылке. Он повернулся к Тамаре, взял ее руки и поцеловал в обе ладони. Потом засмеялся и сказал:
 «Знаешь, я по своим девчушкам – племянницам и невестке заметил, что беременная и, особенно, кормящая, женщина становится похожей на прекрасную корову, в хорошем смысле этого слова, она так уходит в свой внутренний мир, где важны только безмятежность, правильный корм и качественное молоко. Моя невестка, сразу после свадьбы не захотела подарить мне внука. Они развлекались пару лет, объездили чуть не весь свет, залезли в Гималаи, отправились на мыс Горн, пешком прошли от Лиона до Парижа. Все это прекратилось, потому что она изволила забеременеть. И тут она стала абсолютно другой, да и сын изменился, я только изумлялся, наблюдая за ними. Вот тогда она мне и сказала, что у нее сейчас две задачи – правильно питаться и разговаривать с малышом, хотя тот еще сидел в животе и ничего не мог слышать. Ну а потом, когда родился внук и она стала его кормить, сходство с коровой настолько усилилось, что она уже сама подшучивала над собой и приговаривала, когда ребенок плакал «Сейчас, сейчас, мой хороший, мы подоим нашу буренушку и ты попьешь молочка».
        Когда Артур, смеясь  влажными от нежности глазами, рассказывал эту незатейливую домашнюю историю, Тамара чуть не заплакала от тоски и досады на него, ну как же он не понимает, что для них эта тема – табу. У них не будет ребенка, она не станет похожей на корову с прекрасными глазами и наполненным молоком выменем, у них не будет внука или внучки. У них уже ничего не будет в этой жизни. Ей так стало жалко себя, что она не выдержала и уткнулась ему в плечо, чтобы не показать свои слезы. Тут он понял свою бестактность и даже жестокость, обнял и крепко прижал к себе, не говоря ни слова.

Grazioso

        Спустя какое-то время, он осторожно отстранил ее от себя, заглянул в глаза и так виновато  сказал, - прости пса неразумного, ну хочешь, в наказание оставь без ужина, - что она рассмеялась и они отправились к машине, а потом он отвез ее в ресторан в пещере, а там праздновали свадьбу молодые загорелые люди и танцевали национальные танцы, которые Тамара видела только по телевизору. Когда вдруг одна из танцующих девушек в длинном платье, затянутом в талии, с двойными - узкими и разрезанными широкими рукавами, в шелковом покрывале на голове, развевающимся от движения, подплыла к Артуру, приглашая его, он вдруг вскочил, чего Тамара никак не ожидала. И она с изумлением увидела, как он откинул одну руку, а другую согнул в локте, горделиво выпрямился во весь свой рост, склонил голову в традиционном жесте и прошелся перед девушкой абсолютно правильно повторяя движения профессиональных танцоров. Это было неожиданно для всех, никто не ожидал, что этот явно не местный, хотя и такой же горбоносый и смуглый, мужчина сумеет так искренне и правильно поддержать национальную традицию – не отказать женщине в танце. Пока Тамара любовалась Артуром, из полукруга танцующих мужчин выскочил молодой крепкий парень и понятными жестами танца стал приглашать ее, она в ужасе замахала руками, отказываясь, но вдруг поняла, что сумеет, она сможет двигаться так же, как эти молодые тоненькие женщины в длинных платьях, взмахивающие как крыльями, верхними рукавами. Музыка давала ритм, барабан помогал не сбиться и Тамара решилась. Он встала, украдкой посмотрела на танцующих женщин, как они держат руки, каким жестом сопровождают перемену поз, как держат голову. И тогда она вошла в круг в своем летящем платье, с развевающимися за спиной волосами и сияющими глазами.
        Молодой человек, который ее пригласил, не сводил с нее восхищенного взгляда, но она скромно не смотрела на него, копируя поведение других женщин. Оказалось, что все движения очень естественны и тело само уже подсказывало, как надо двигаться, куда повернуть голову, как изящным жестом поменять положение рук. Барабаны меняли ритм, тягучий звук какой-то дудки наполнял пространство ощущением гор и Тамара вдруг осознала, как многого она в жизни не изведала, не ощутила, не почувствовала. Ей захотелось взлететь на этими зелеными горами, теплым морем и увидеть тот круглый Зал в узком ущелье с ледяной речкой. Когда танец закончился и они в Артуром сели на свои места, все остальные танцоры подошли к ним и дружно стали аплодировать, к ним присоединились гости. Действительно, никто и предполагать не мог, что эти двое европейцев смогут поддержать совершенно незнакомый им танец и сделать это так красиво и элегантно. Потом Артур расскажет ей, что в школе у них все дети умели танцевать, были какие-то конкурсы, выступления.  Но он долго еще будет восхищаться Тамарой, ее решимостью и талантом, не говоря уже о красоте. Вечер продолжался с шумом, танцами, весельем.
        Артур выпил только немного коньяка, решительно отвергая все попытки и предложения выпить за молодых, их родителей и прочие кавказские тосты.  Он вдруг преобразился в лицо чуть ли не дипломатического ранга, чтобы избавиться от назойливости подвыпивших людей. Когда они подошли к машине, разгоряченные и веселые, гордые собой и друг другом, они остановились и засмотрелись в звездное небо. Помолчав немного, Артур сказал глухим голосом с какой то хрипотцой, – Нам пора ехать, радость моя,- и повернул ее лицом к себе. Тамара заглянула в его глаза и увидела в них вожделение и призыв такой силы, что поняла - она готова отдаться ему прямо здесь и сейчас. Но такой экстрим не входил в планы Артура Вильфранда.

Affettuoso focosso

        Они приехали домой, каждый сходил в свой душ, потом встретились на террасе, Артур с полотенцем на бедрах, а Тамара – в чем-то легком и незначительном. Артур принес себе коньяк, Тамаре фрукты и они стали разговаривать легко и просто, рассказывали друг другу эпизоды своего детства, юности, где бывали, что запомнилось. Обычная беседа хорошо знакомых людей, чья взаимная симпатия растет, но они не думают об этом. Только двух тем они не касались – их семей и работы Артура. Так они весело болтали, Артур иногда хохотал своим зубастым смехом, кого-то смешно пародировал, Тамара с нежностью в сердце любовалась им. Ей хотелось прижаться к его груди и потереться лицом, поцеловать твердые губы, чтобы они смягчились, ей хотелось ощутить тяжесть его тела на себе и вновь испытывать замирание и жар в животе, когда он языком проникает в тайные уголки ее тела и распоряжается в них как хозяин. Наконец она встала, быстрым движением сбросила с себя то незначительное, что было надето на ней, подошла к нему и, одним движением размотав полотенце, просто села к нему на колени, обхватив его ногами. Артур не ожидал такой порывистости от нее, но лишь крепко обхватил руками и прижал к себе, уткнувшись лицом в ее волосы. Тамара наконец смогла сделать то, о чем мечтала весь вечер тайком, стыдясь своих мыслей – она прижалась лицом к его груди, густо заросшей черными волосами с легкой проседью и дала себе волю. Она нежно терлась носом и щеками и лбом , губами нашла соски и почувствовала, как он вздрогнул, когда она слегка прикусила один из них, она вдыхала его запах, такой горьковато жгучий запах сильного мужчины, напоминающий запах базилика или, как говорят здесь, регана. Она ощутила его твердую плоть между их животами и вспыхнула от мысли о том, что будет дальше, но она ошиблась, прекрасная прогнозистка. Артур стал мудрее и, следовательно, сдержаннее. Он, не ослабляя силы объятия и покачивая ее на коленях, стал шептать ей на ухо на незнакомом языке что-то невыразимо прекрасное – то ли сказку, то ли стихи со странной мелодией, в которой она узнала его акцент. Ее внезапный порыв растаял в его шёпоте, покачивании и этих странных интонациях речи. Он поднялся с нею на руках и стал ходить по террасе, крепко поддерживая под ягодицы, а она удобно оплела его ногами. Он ходил и шептал ей на ухо, как будто сплетал бесконечный узор из чужих, но прекрасных слов и ей стало казаться, что она понимает их великий смысл. Артур все ходил и ходил по террасе, иногда меняя направление, то подходил к ограждению, то приближался к дверям, он читал, вернее пропевал ей на фарси суфийские стихи Шейха Наджм ад-дин Рази о Разуме и Любви "Разум странствует в мире вечного и обладает качествами воды. Куда бы Он ни устремился, Он орошает, и оба мира расцветают. Но Любовь содержит качества огня и странствует в Мире Небытия. Куда бы Она ни устремилась, Она уничтожает и то, до чего Она дотрагивается, исчезает". Это было его ответом на ее тоску по всевладеющей любви, которая красной нитью проходила через всю их переписку, но она не знала об этом, она просто слушала и ни о чем не думала.
        Так, качая на руках свою драгоценную добычу, свою Тамрико, ранимую и обольстительную, он прошел в ее комнату и бережно уложил на постель. Сам вытянулся на спине рядом и голосом, в котором уже бушевал огонь, но его еще сдерживал разум, сказал – все, как ты пожелаешь, моя несравненная Тамрико, - и повернулся к ней лицом. А его Тамрико посмотрела на него огромными глазами, приподнялась на локте и сама в первый раз поцеловала его таким томительным поцелуем, что у Артура бешено заколотилось сердце. Потом она прилегла на его груди, закрыв своими волосами как плащом и тихо, но четко проговорила – Артур Вильфранд, я хочу отправиться с Вами в ущелье на свидание с ледяной речкой.

Improvisando

        Дальше, друзья мои, бродячий философ в порванных сандалиях и обветшавшей  тунике бросает свою старую клавиатуру в мусорную корзину. У него закончились слова, чтобы описать соединение двух любящих. Артур Вольфранд продолжает петь свою Песнь Песней. Пусть теперь говорит Соломон, которого Артур своевольно отредактировал.

                Кровли домов наших – кедры, потолки наши – кипарисы.
                От благовония мастей твоих кружится моя голова, запах
                твой как разлитое миро, как корица и базилик.
                Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему.
                Возлюбленный мой смугл и силен, лучше десяти тысяч
                других.
                (Песня четвертая, стих 13),в редакции А.В.


Passsionato

        Артур с силой обнял ее и с еле сдерживаемым ликованием спросил, - хочешь, поедем завтра? Тамара медленно подняла голову, приподнялась на руках, жестом приказала ему лечь на спину, а сама в непостижимо естественном и легком движении оказалась сверху. Она дразняще медленно подняла руки, чтобы связать из волос узел на затылке и, лукаво глядя на него, ответила – я не смогу ждать так долго. Ну, конечно же, конечно, это было сигналом, призывом и приказом. Артур притянул к себе, крепко и быстро поцеловал в губы, а потом с нежностью и осторожностью любящего наставника, провел через бурные воды приспособления, поиска позы, положения тела. Он прекрасно понимал, что ей захотелось получить новые ощущения, он старался для нее и не думал о себе, он служил своей госпоже. Он держал ее за руки, поддерживал ягодицы, помогал движениями, притягивал к себе и ловил губами соски. Наконец возбуждение достигло такой высокой степени, что уже невозможно было сдержать стоны и Тамара застонала, откинув голову с распустившимися волосами и в последнем движении упала к нему на грудь. Пауза, мои дорогие, та драгоценная пауза, когда любовное соитие уже завершено, но связь двух тел не прервана, когда последние волны пламени пробегают в крови и заставляют тело содрогаться легкой дрожью, когда туман в глазах начинает пропадать и ты видишь глаза другого. Тамара посмотрела в глаза Артуру и увидела то бешеное пламя, которое обожгло ее несколько часов назад, когда они стояли у машины. Она почувствовала раскаяние за свой эгоизм и прошептала – а теперь делай, что хочешь. Это был величайший дар и Артур принял его с благодарностью.....

Delicatamente

        А потом настало утро, уже привычные будничные заботы, прогулка на пляж, поездка на Дивное озеро – все это заняло весь день. Тамара не заговаривала о ледяной речке, Артур не напоминал. Все разговоры он отложил на вечер. Наконец, после полного дня солнца, моря, смеха и людей вокруг, они остались одни. Вернувшись из душа, встретились в холле и уселись в кресла. Разговор Артур провел деликатно и быстро. Держа в руке бокал с коньяком и поворачивая его вокруг своей оси, он сказал, что поедут они рано утром, чтобы зайти к Роману и у него переодеться в подходящую одежду. Такие визиты на Кавказе не могут быть короткими, их посадят за стол и будут много кормить, но он сделает все, чтобы попасть в ущелье к тому моменту, когда в круглом Зале будет солнце. Тамаре надо позаботиться только о своей одежде. Тут выяснилось, что у нее нет блузки с длинными рукавами, решили, что она оденет одну из рубашек Артура, провели примерку и оба хохотали до слез, когда Тамара с рукавами до колен изобразила тот танец, который танцевала в ресторане. Проблема не представляла труда и была решена при помощи обычных маникюрных ножниц. Когда план был составлен, детали обсуждены и сроки намечены, Артур поднял ее из кресла, прижал к себе, шумно вдохнул запах волос и поцеловал почти целомудренным поцелуем. Крепко прижимая к себе, он тихо сказал ей прямо в ухо: « А сегодня мы поспим отдельно, каждый в своей постельке. Пора баиньки, любовь моя, золотая моя девочка, красавица и умница, звезда сердца моего и пламень души моей, вожделенный дар судьбы!»

Improvisando

        Вот на этой патетической ноте я и оставлю их, пусть они спят без сновидений, им понадобятся завтра все силы души и тела. А я возьму свой посох и старенький ноутбук с новой клавиатурой, запасные аккумуляторы и модем спутниковой связи, и отправлюсь на восток к зелеными горам, где в узком ущелье течет ледяная речка. Ведь у бродячего философа  нет  такой дорогой машины с мощным мотором, как у Артура, да мне  она и не нужна.....Сандалии у меня новые, крепкие и туника прочная.
 

Dolente

        Утром, проснувшись очень рано, Артур прежде всего почувствовал тоску в сердце, он вспомнил, что им осталось так мало дней и ночей провести вместе. Он заскрежетал зубами от этой страшной несправедливости. Ну почему, почему так все устроено жестоко в этом земном Мире? Если бы я был Создателем, я бы сделал так, чтобы влюбленные люди сразу узнавали друг друга, одновременно, сразу с первого мига понимали свои две уникальные души, чтобы синхронно чувствовали, думали, делали. Я бы каждый акт любви сделал одинаково сильным для обоих, чтобы они одновременно могли наслаждаться телом другого и получать от него равноценное, чтобы мужчина в последний миг своего торжества слышал торжествующий крик любви своей женщины. Я бы сделал так, чтобы возлюбленные одновременно, вместе, взявшись за руки и глядя друг другу в прекрасные от их любви глаза, шли не спеша дорогой жизни, глядя только вперед. И пусть рядом с ними идут их дети, также парами, а за ними – дети их детей, маленькие смешные человечки, мальчики и девочки, такие душистые и горячие, когда их прижимаешь к своему сердцу. И пусть влюбленные люди одновременно приходят к порогу земной жизни, с успокоенными чувствами и вместе уходят за грань бытия. Нет, Создатель, я понимаю все, ты наделил меня мощным инструментом понимания, вложил в меня стремление и талант познавать твой Мир, я благодарен тебе за это. Но я не могу смириться с твоей жестокой практикой обучения и наказания страданием, не могу, прости меня за это кощунство! Такие примерно мысли возникли у Артура, когда он только открыл глаза и увидел, что еще рано, что еще можно не будить Тамару, пусть поспит.
        Он лежал на спине, сосредоточенный и немного раздраженный,  и сумрачным взглядом смотрел в проем двери, ведущей на веранду. Там ночь постепенно истаивала и предутреннее небо начинало светлеть.
        И тут он понял, почему он всю свою жизнь строил свои собственные Миры, старательно не допуская в них страдания, а они все равно разрушались. Потому что страдание это сердце и мотор, единственный источник развития. А развитие это сопротивление всеобщей энтропии, распаду, превращению прекрасных структур в ничто, в однородный Хаос. И это есть основная, а пожалуй,  единственная  причина, по которой слабый человеческий ум должен принять неизбежность страдания и не сетовать на судьбу и на Создателя. И еще он понял, что максимальные ощущения человеку дают контрастные эмоции. На самом деле, все эти выводы он делал множество раз в своей жизни, читал у других, обсуждал с философами, но с каждым актом собственного понимания он поднимался на ступеньку выше по лестнице своей личной эволюции.
        А в это время в необозримой дали, Всеобъемлющий Брахма с теплой насмешливой улыбкой смотрел на своего любимца и помощника, так дерзко упрекающего его, Великого Создателя, в  жестокости.

Precipitato

        Дальше все было стремительно и твердо. Артур пружинисто вскочил с постели, потянулся, сделал серию необходимых движений, быстро побрился и принял душ. Потом оделся, собрал в небольшой рюкзак все, что могло понадобится в горах, он заранее все продумал, вплоть до санитарного комплекта и специального модема спутниковой связи, который использовал только в рабочих целях. Он был полностью готов, сосредоточен и немного мрачен, когда вышел в холл и бросил рюкзак в кресло. Войдя к Тамаре через открытую дверь террасы, он увидел, что она еще спит, улыбаясь во сне. Чудовищная смесь эмоций захлестнула его сердце – любовь и радость обладания этой совершенной красотой, горькое раскаяние и чувство вины за ее будущее страдание, горечь от того, что они никогда не встретятся. О себе он не думал, он сострадал и мучился своей виной перед этой прекрасной женщиной, которую Создатель вовсе не случайно вывел к нему навстречу. А Тамара вдруг открыла глаза и сразу улыбнулась ему светло и радостно, с полным доверием и любовью протянула руки, заманивая к себе поближе. И все мрачные мысли испарились, Артур бросился к ней, скинул с нее легкую ткань и стал целовать  пальцы на ногах, и мягкие пяточки, и полные колени, и бедра, и живот и всю ее целиком от ног до томных зеленых глаз. Финал этой игры был известен, но не входил в план сегодняшнего дня, это понимали оба. Прервав бурное утреннее приветствие, Тамара ушла в душ. Через полчаса они были уже в машине и Артур положил руки на руль. Он опять был в дороге к своей безумной мечте – услышать крик Любви в таинственном Зале в горах у ледяной речки.
        Дорога была прежней, то есть очень плохой, но Артур уже привык к ней. Он рассказывал и показывал Тамаре места, которые описал в своем рассказе о поездке в прошлое. Крепко держа в руках руль, он насмешливо кривил свои синеватые губы, комично поднимал брови и передразнивал говор местных жителей, любовно посмеиваясь над их традициями и обычаями. Тамара смотрела на него сбоку и теплая сладкая волна мурашками пробегала по телу, когда она вспоминала его силу и бешеные глаза в минуты  близости, а их накопилось уже на маленькую историю жизни.....
        Они быстро доехали до дома Романа, он жил на нижней площадке его родного городка, были усажены за большой стол, где собрались все четыре поколения, начиная от глухого прадеда до грудного младенца на руках у юной матери. Все расспрашивали Артура, вспоминали прошлое, рассматривали Тамару, восхищалось ее красотой и вообще желали навеки оставить их у себя.  Артур был обаятелен и остроумен, внимателен ко всем и совершенно раскрепощен. Тамара глядела на него во все глаза и видела в нем другого человека, который мог бы составить счастье всей ее жизни, если они встретились бы раньше.... Но она отогнала эти мысли прочь и отдалась настроению, царившему в этом большом семействе. Дети буквально облепили дядю Артура, они взбирались и карабкались на него, всем хватило места на его коленях, где уже сидели по двое на каждом, еще одного черноглазого двухлетнего карапуза он держал на руках и сильно дул ему в маленькие ушки, «делая гром». Малыш заходился заливистым смехом и сам повторял эту новую игру, хватая Артура за волосы и смешно пытался достать его ухо и укусить. Одновременно Артур умудрялся по-армянски говорить со стариками и по-русски с молодыми, хвалил хозяек, подшучивал над молоденькой беременной невесткой Романа с животом , обтянутым майкой, но не скрывающей золотой сережки в пупке. Он много смеялся, поглядывая на свою ненаглядную Тамрико и взгляд его умолял не винить его. Но пришло время двигаться дальше. Мальчишки постарше по команде Артура принесли из багажника машины в дом большие пакеты с подарками, которые он собрал еще в Анкаре, и побежали их рассматривать.  Артур достал рюкзак, в одной из комнат дома они с Тамарой переоделись, он о чем-то переговорил с Романом и они уселись в машину.

Magico

        Дорога, по которой они ехали шла постоянно вверх, для его машины это был вполне доступный подъем. Городские дома остались позади, но люди жили везде. Только сейчас Тамара поняла некоторые рассказы Артура, здесь не было компактных поселений. Дома виднелись всюду на склонах этих зеленых гор. Наконец Артур свернул на совсем уж незаметную дорогу, почти тропу и остановил машину. Он повернулся к Тамаре и спросил, улыбнувшись счастливой улыбкой и сощурив глаза: "Мадам изволит остаться в машине или все же отважится своими белыми ножками пройти путь белого человека?". Мадам весело и звонко рассмеялась и вышла из машины. Тишина оглушила ее в первый миг, тишина и сильный незнакомый запах, дикие заросли кустарников и трав и, конечно, горы, зеленые кудрявые и непричесанные горы со всех сторон. Пока Артур надевал рюкзак, закрывал машину и звонил Роману, Тамара слушала, смотрела и впитывала затаенную чувственность этого мира, его скрытое ликование и наслаждение жизнью.
        Было нежарко, солнце еще скрывалось за горами и тропа, по которой они шли, была влажной и скользкой. Странный запах был со всех сторон, Тамара ловила его и искала взглядом источник, чтобы посмотреть, какие цветы пахнут так томительно и пряно. Хитрец Артур все видел и понимал, но молча ждал, когда она его спросит. Она и спросила, а он не ответил. Он подвел ее к одному из кустов с мелкими листьями и искрученным стволиком и осторожно погрузил ее голову прямо в листву. И тут она вспомнила, ей же знаком этот запах – это самшит, только она его видела в виде подстриженных бордюров в парках, а тут это большой куст. А потом они попали в настоящую самшитовую рощу, где были огромные деревья с искривленными стволами и маленькие молодые кустики под ногами, они напоминали заросли черники в северных лесах. Этот запах действовал возбуждающе на Тамару, она остановилась, Артур наткнулся не нее, он шел в двух шагах позади. Повернувшись к нему и посмотрев в его глаза, о чем-то умоляющие ее, она сказала торжественно:
"Артур Вильфранд, Вы страшный человек, искуситель и проходимец, бабник и зубоскал, жестокий тиран и насмешливый шут, но я Вас люблю!"
Гордо повернулась и пошла дальше. Артур остолбенел на миг, он был занят своими мыслями, но быстро пришел в себя, догнал, схватил за плечи, развернул к себе и с полыхающими от вожделения глазами стал целовать и приговаривать:
"Ах вот так, значит...Искуситель – будет Вам, мадам, искушение. Проходимец – да, без меня Вы не пройдете через ущелье, мадам, утопнете не за понюшку табаку, как говорят русские. Бабник – ага, вот и Вы в моей ловушке, недотрога и отличница. Что там еще? Ах да, тиран - о да, тиран,  а теперь Вы в моей тираньей полной власти, деваться Вам некуда, дорогая Шахиня, готовьтесь, скоро придется отдаваться и лучше это сделать добровольно". Тамара отбивалась от него и смеялась, но он продолжал ее одной рукой удерживать, а другой расстегивал пуговицы его же собственной рубашки с обрезанными рукавами и подолом, которая была на ней надета. Это ему никак не удавалось, тогда он рывком вытащил ее из джинсов, задрал вверх и приник к животу, лизнул пупок и вдруг резко выпрямился. "Что случилось" – спросила Тамара. Артур прислушался и сказал:"Нам надо идти, здешние места не безлюдны, тут люди везде, опасного нет ничего, но вести себя так не принято. И они отправились дальше".
        Наконец послышалось журчание воды и тропу пересек мелкий ручей, который терялся справа в зарослях дикого жасмина и гортензий, уже начавших распускаться, хотя их время еще не пришло. Артур сбросил с плеч рюкзак, достал из него кусок ткани яркого зеленого цвета, подал его Тамаре и строгим голосом, новым для нее, приказал: "Завяжи все волосы и спрячь полностью под платок, платком закрой лоб и щеки и узел сделай сзади. Застегни на все пуговицы рубашку, заправь ее в джинсы, джинсы внизу заправь в носки". Тамара, слегка оробев, сделала все, как он сказал. Он уложил свой странный телефонный аппарат в непроницаемый пакет и засунул в рюкзак, где все вещи были также уложены в водонепроницаемые пакеты, Тамара только мельком увидела это. Потом он опять надел на плечи рюкзак, укрепил его ремнями на груди и талии и только после этого подошел к Тамаре. Она стояла, полностью упакованная, красивая в зеленом мусульманском платке и трогательная в джинсах, заправленных в носки. Артур улыбнулся, взял ее за руки и со странными интонациями, выделяя отдельные слова и при этом сильно сжимая ей пальцы, стал говорить, а скорее, инструктировать:
"Я держу тебя за левую руку. Мы идем рядом, пока есть возможность. Потом ты идешь сзади меня и держишься за ремни рюкзака. Когда вода дойдет тебе до шеи, я возьму тебя на руки и понесу сам. Если станет страшно, надвинь платок на глаза и закрой их. Верь только мне, я лучше знаю, что и как надо делать. Мы должны пройти метров сто пятьдесят в очень узком ущелье, наверх не смотри, до стен не дотрагивайся, держись только за меня".
Тамара выслушала его молча, она немного испугалась, но он был такой надежный и уверенный, что она успокоилась и ступила за ним в ледяную воду ручья. Они вошли в ущелье, куда утекал ручей, оно было пока достаточно широким и они шли рядом. Густая тень и легкое журчание воды, высоко вверху светлым лезвием небо. Со стен спускается зеленый ковер растений, по ним и под ними по скальным стенам струится вода. Вода всюду и даже в воздухе мельчайшая взвесь испарений. Вода в речке действительно казалась ледяной, особенно когда она достигла живота, а потом и груди. В этот момент она взглянула наверх и не увидела неба, все заросло лианами, они перекинулись с одной скальной стены на другую, образуя причудливые мосты со свисающими плетьми, неподвижно висящими в воздухе. С них капала вода, платок промок давно и струйки бежали по лицу. Вдруг Артур остановился и сказал: "Все, дальше вдвоем не пройти и стало глубоко". Он осторожно перевел Тамару вперед, взял на руки, в воде она была легкой,  и попросил так держать голову, чтобы он мог видеть путь. Он обхватила его руками, держась за ремни рюкзака, чтобы не мешать ему свободно поворачивать голову. Он пристроил ее поудобнее и они отправились дальше. Самое глубокое место, где  человек казался зажатым в тиски между зеленых, сочащихся влагой стен, а вода достигла его плеч, он прошел очень медленно, сквозь зубы творя какую-то молитву на незнакомом Тамаре языке. Она, сидя у него на руках, теперь видела другой конец темного ущелья, путь, который они прошли, стены, затянутые плющом и лианами, с которых капала и сочилась вода и ей стало страшно, когда они представила, как они будут возвращаться, она непроизвольно вздрогнула, Артур немедленно остановился и встревоженно спросил:
"Что случилось, Тамрико, золотая моя, потерпи еще немного, я уже вижу свет впереди. Мы сейчас согреемся".
Он двинулся дальше,  осторожно ощупывая дно перед тем, как сделать следующий шаг. Наконец дно стало подниматься, стены раздвинулись, речка освободила сначала Тамару и он опустил ее в воду. Взял крепко за руку и повел уже рядом с собой к яркому свету впереди. Постепенно речка мелела и, наконец, сделав последний шаг, из тени ущелья они вышли в залитый солнечным светом круглый Зал, о котором грезил Артур. Мир ослепил и оглушил их яростью солнечного света, жарой и тишиной.

Magico

        В первый миг они, стоя по щиколотку в воде, ничего не почувствовали. Полный паралич эмоций сковал их души. Тамара очнулась первая, она посмотрела вверх и поняла, что они стоят в глубоком колодце идеально круглой формы, стены которого так безудержно щедро заросли ползучими растениями, мелкими кустами и небольшими деревьями, что совершенно скрыли скалы под ними. Она посмотрела на Артура, тот стоял, стиснув зубы, закрыв глаза и запрокинув голову назад. Он крепко держал Тамару за руку, не отпуская ее ни на секунду. Потом он шумно вдохнул воздух и шумно выдохнул, открыл глаза и посмотрел на свою драгоценную Тамрико. Увидел ее мокрую и продрогшую, расхохотался, одним шагом выпрыгнул на берег, где не было ни единого человеческого следа, и буквально выдернул ее из воды.
        А дальше началось его буйство, Тамара только молча подчинялась его командам и была абсолютно счастлива. Первым делом он скинул с плеч рюкзак, расстегнул его, вытряс все, что в нем было, на землю и швырнул на большой камень у стены сушиться. Потом бросился к Тамаре и сам раздел ее полностью, начиная с зеленого платка и заканчивая смешными трусиками. Стаскивая с нее мокрые джинсы, Артур ворчал, что за идиотская манера у женщин прятать свои прекрасные ноги и дивные животы, а также сдавливать чудесные ягодицы тканью, из которой шьют паруса.  Из одного пакета достал большое махровое полотенце и какое-то яркое покрывало. В одну секунду сделал несколько дел – растер Тамару полотенцем, разостлал на песке покрывало, усадил ее посередине, разложил ее мокрые вещи и кроссовки на больших горячих камнях, сам разделся, забросил свою одежду туда же на камни и одним прыжком оказался рядом со своей желанной и вожделенной и обольстительной Тамрико, которая распустила и сушила свои дивные волосы подобно Лорелее над Рейном. Он упал рядом с ней на землю и закрыл глаза. Через секунду снова открыл их и чеканным гортанным голосом произнес по немецки:

Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lorelei getan.

Тут же сказал по русски: – а в переводе Маршака звучит мягче, вот послушай.

А скалы кругом всё отвесней,
А волны- круче и злей.
И верно погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.

Сказал и замолчал, подложив руки под голову  и глядя в высокое небо. Тамара тоже легла рядом и стала смотреть в небо. Солнце нагревало их тела и наступила тишина в сердце и душе, у каждого своя. И не могли они знать, что из небесных чертогов Всеобъемлющего Брахмы, его скучающая супруга Великая Богиня Мага-Майя увидела этих двух и ее божественное лицо исказила надменная усмешка......

Magico

        Они согрелись быстро, июльское солнце не жалело для них своего жара. Тамара рассматривала этот удивительный Зал, сотворенный как будто руками человека. Почти идеальный цилиндр диаметром метров тридцать-сорок с отвесными стенами, полностью закрытыми растительным лохматым ковром. Ледяная речка разливается здесь небольшим мелким заливчиком. Дно речки и остального пространства - просто россыпь мелкой гальки и крупного кристаллического песка, для босых ног приятно и лежать можно на этом песке, он легко спадает потом с тела. Речка протекает вдоль примерно трети окружности Зала и исчезает в щели, так же густо заросшей лианами и незаметной, как и тот вход в ущелье, откуда Артур привел ее сюда.  У одной стены пляжа лежат три огромных валуна и несколько камней поменьше. Страшно подумать, ведь когда-то они скатились сверху. Весь центр пространства свободен и сверкает в солнечных лучах как россыпь мелких бриллиантов. Солнце, перемещаясь в своем дневном движении по небосводу, освещает по очереди почти все стены колодца, но в центре круга оно задерживается дольше всего. Тамара встала и подошла поближе к стене из растений, чтобы их рассмотреть, подняла глаза вверх и очень высоко, там, где был верх колодца, увидела, как большая птица с хищным клювом взлетела со скалы и стала парить в воздухе. Она, осторожно ступая по мелким камешкам, обошла вдоль стены весь пляжик и подошла к воде, вспомнила холод ущелья, ледяную воду и с ужасом подумала, как же они будут выбираться отсюда. Вода в мелком заливчике была теплой и всего глубины по лодыжки, но там, где протекал основной поток, было глубже и быстро текущая вода не успевала прогреться.
        Пока Тамара обживала пространство, Артур любовался этим невероятным доисторическим зрелищем. Обнаженная прекрасная женщины исследует свои владения, с любопытством присматриваясь к чудесам Божьим. Ева в Раю – мелькнула ассоциация, которая потянула за собой другие. Ева – змей искуситель – грехопадение...Артур посмотрел на солнце – у них есть четыре-пять часов, пока оно не покинет Зал, он решил не торопить события, пусть Тамара сама напишет сценарий этого эпизода и сыграет в нем главную роль.   Жара усиливалась, песок стал горячим, над ним поднялось еле заметное марево. Тамара повернулась к Артуру и, немного смущенно склонив голову к плечу, очень по-детски сказала: "А я проголодалась, жаль, что у нас ничего нет с собой, правда?".
Артур состроил гримасу сожаления и предложил ей порыться в пакетах, которые он сложил в тени у одной из стен, может, сердобольные родственники чего и положили туда, а он и не заметил. Тамара так и сделала и в первом же большом и тяжелом пакете нашла и сыр сулугуни, и фрукты, и овощи, и бутылку вина и еще какие-то местные сладости, вот только по тщательно завернутым в одинаковую фольгу пакетам и пакетикам она поняла, что  все это готовили не родственники...Она восхитилась в который уж раз предусмотрительностью Артура – он даже рахат-лукум и чудесные мягкие финики привез с собой из Анкары.
       Артур, прищурившись и заложив руки за голову, сидел скрестив ноги в самом центре их общего Мира, абсолютно голый и абсолютно счастливый мужчина с седеющей лохматой головой, волосатой грудью, руками и ногами; он не думал ни о чем, он создал свой Мир, в нем царит Гармония, Чувственность и Любовь, его женщина с ним, она голодна, он должен кормить ее. Вот примерно так рассуждал Артур Вильфранд, коммуникатор и эксперт Еврокомиссии, волей своей причудливой судьбы занесенный в это колдовское место, где не бывают люди, а живут только стрекозы и ящерицы. Выйдя из оцепенения, он вскочил на ноги и стремительно, как он делал многое, отстранил Тамару от хлопот о пропитании, накрыл самодельный стол на чистом плоском камне, который приволок откуда-то из речки, усадил свою ненаглядную Тамрико и налил вино в два настоящих хрустальных бокала, которые жестом фокусника извлек из недр другого пакета. Тамара только смеялась, наблюдая за ним и любуясь его телом и движениями и отвечая на его взгляды, в которых уже бушевало так ей знакомое пламя. Артур пить вино сам не стал, только сделал один маленький глоток, а Тамрико, не скрывая своей жажды, выпила весь бокал до дна. А вот с едой все наоборот – Артур проглотил в миг и сыр, и копченое мясо дикого козла, вот оно оказалось точно от его родственников, было завернуто в какие-то листья, а потом в бумагу, съел половину лаваша, похлопал себя по плоскому животу и отвалился от стола, но через секунду вскочил и бросился к речке. Там он встал на колени, смешно выпятив зад и ртом шумно стал хлебать чистейшую воду вечных ледников, как диковинное животное на водопое.   Напившись колдовской воды гор, он встал, поднял руки к палящему солнцу и закричал во весь голос: «Господи! Благодарю тебя за этот миг!». Потом резко развернулся и упал в речку там, где было воды ему по колено, упал в ее колдовскую живительную воду, чистейшую воду, бегущую со снежных вершин и ледников Кавкасиони. Он несколько раз перевернулся в воде, распластался на дне как мог, глубины еле хватило, чтобы накрыть его целиком, и струящаяся холодная вода перетекала через тело, смывая и вымывая все, что делало его должником и заложником пирамиды стандартов и запретов цивилизованного общества.

Con amore

        Когда он встал и выпрямился во весь рост, он стал просто Артуром Вильфрандом, мужчиной, ответственным за то, чтобы его возлюбленная почувствовала себя счастливой. Он вышел на берег и подошел к Тамаре, которая сидела в центре его Мира и во все глаза смотрела на него, улыбаясь и качая головой. Когда он прилег около нее и коснулся холодным мокрым телом, она вздрогнула, громко рассмеялась и сказала – какой ты еще мальчишка! И была в ее голосе такая пронзительная нежность и горделивое любование, что Артур уткнулся ей в ноги и живот мокрой головой и судорожно сделал глубокий вдох. Он так сильно ее желал, что судорога пробежала по его телу и Тамара прошептала ему на ухо – ты ведь замерз, давай я тебя согрею – и ее руки стали гладить и высушивать капли воды на лице, груди и руках. Она с таким удовольствием гладила его щеки, уже поросшие легкой щетиной и глаза и медленно провела пальцем по губам, задумчиво глядя на него, а он закрыл глаза и плыл в каком-то тумане. Медленные и вкрадчивые ее ладони все скользили и скользили по его телу, подбираясь к животу и вновь уходя к груди. Жаркое солнце давно высушило Артура и нагрело его кожу. Тамара, гладя его руки, медленно отвела их в стороны. Так он и лежал, закрыв глаза, руки разбросав по сторонам, неподвижный, смуглый, с черной шерстью на груди, которая уже начинала седеть. Тамара посмотрела на него отстраненным взглядом и ей показалось на секунду, что она только что сама его сделала из горячей кожи, разглаживая ее на твердых костях. Это ощущение было таким странным, что она решила закончить процесс ваяния и перейти к нижней части тела. Естественная преграда встала на ее пути, но это ее не смутило, она уже поняла свою силу и знала, что без знака с ее стороны, он даже не попытается перейти к активным действиям. Что он чувствует, смиряя себя самого в своем строптивом и буйном теле, она не знала и об этом не думала. Она всего лишь дала себе волю сделать то, о чем мечтала с первого момента, когда увидела его в толпе людей с бешеными от волнения глазами. Ей хотелось рассмотреть его голого, рассмотреть не спеша и внимательно. Эта мысль не давала ей покоя все время, что они провели вместе. И вот теперь она смотрит, видит, трогает и гладит. Чувство, что она лепит этого мужчину из какого-то горячего материала, не проходило.
        Тамара украдкой посмотрела на его лицо – крепко сжатые зубы, желваки проступившие на щеках, но губы растянуты в улыбку и закрытые веки подрагивают. Она поняла, что он удерживается в неподвижности только силой воли. Это ее так растрогало, что она тихонько подобралась к его губам и кончиком языка провела по верхней . Артур не шелохнулся, только судорожно втянул живот, продемонстрировав всему окружающему миру свою мужскую мощь. Жара становилась невыносимой, от песка и гальки поднялось марево, исказившее окружающее пространство. Несмотря на зной, кожа Артура была суха, внутренний жар был сильнее. Тамара приникла к его груди и поцеловала левый сосок. Это стало последней каплей. С криком: "Искусительница! Все евангелисты врут, не было змея. Бог создал Еву и сам научил ее искусству обольщения!" – он вскочил на ноги и с силой обнял Тамару. Его горячая кожа обожгла Тамару и она немного отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза.
        И вдруг в мозгу у нее словно кто-то вскричал – барс, снежный барс, Сатней-Гуаши, барс!  Этот взрыв древней памяти, пробой, озарение пришло к ним одновременно. Артур в это время увидел, как высокая женщина с плотно закутанной головой, в длинном одеянии идет по заснеженному склону горы по самому краю круглого провала, скалистого колодца, на дне которого журчала речка, никогда не замерзающая в своем движении, и несет на голове легкий тюк с овечьей шерстью. Солнце только что ушло за высокие снежные горы, наступило время сумеречное, загадочное. Услышав этот ликующий крик, Сатней-Гуаши посмотрела вниз и на дне колодца увидела двух снежных барсов, кота и кошку, коричневые пятна были разбросаны по их дымчатой шерсти. Они кувыркались в чистейшем снегу, кошка прогибала спину, припадая на передние лапы и задирала пышный длинный хвост. Она поворачивала голову назад, словно проверяя, оценивает ли красоту позы и полную готовность ее избранник. А тот привставал на мощные задние лапы и наскоком сбоку и сзади передними лапами хватал ее за спину и прикусывал шею, демонстрируя свою полную готовность в любой момент завершить любовную игру и овладеть ею.  Кошка то отбивалась передними лапами, то отбегала в сторону, приподнимая пушистый хвост, и зазывно показывая заднюю часть тела. Так они играли, падали на спину и передними лапами легко трогали друг друга, сближаясь мордами, разевали зубастые пасти и обнюхивались. Они громко и хрипло мурлыкали, как делают только снежные барсы, в отличие от остальных кошачьих народов.
        Наконец кошка решила больше не сопротивляться и, припав на передние лапы, развернулась к своему избраннику задом, высоко подняв хвост. Пятнистый счастливец накрыл ее своим телом, передними лапами и зубами удерживая за густую щерсть на загривке. Он был силен и проворен в своих движениях, они не стояли на месте, а совершали какой-то странный танец под аккомпанемент ее то ли рычания, то ли мурлыканья. Наконец настал последний миг и кошка подняв морду к небу и раскрыв зубастую пасть, закричала и зарычала торжествующе и сильно. Это был сигнал коту, он отпустил свою красавицу и отошел в сторону, вздрагивая всей кожей и отряхиваясь. Потом ощерил великолепную пасть и громко и победно пропел свою короткую песню.

Apassionato

        Солнце стояло у них над головой, Артур и Тамара смотрели друг другу в глаза и видели одно и то же и понимали, что видят это вместе.  Постепенно истаяли в жарком мареве два длинных пятнистых тела на снегу. Вдруг ощутив жар подневного солнца, Артур с каким то гортанным криком схватил свою Тамрико на руки и бросился с ней к речке. Они упали вместе, в самое глубокое место, где воды было всего-то Артуру по колено, но им хватило этой колдовской воды с избытком. Не выпуская Тамару из рук, Артур катался и переворачивался, то ее погружая в воду, то сам оказываясь под водой. Струи и брызги, бриллиантовая пыль в воздухе, маленькие радуги и шум воды, которая преодолевала преграду из их играющих тел. Тамара звонко хохотала, отбивалась от Артура руками и ногами, плескала  ему в лицо воду, пыталась укусить за уши, за нос, за щеки, куда могла достать, а он не отпускал ее, тщательно следя, чтобы  случайность не помешала этой чистой радости. Он тоже смеялся зубасто и заразительно, хлебал ртом воду и силой выдувал ее в воздух, чтобы увидеть маленькие радуги, живущие только миг.

Improvisando

        Пока длилась эта водная игра, в тени больших камней у стены зеленого Зала-колодца появились четверо и с ними черно-белый пес. Их фигуры были расплывчаты, но узнаваемы. Манипулятор в строгом костюме, но без галстука, Вернер Вильфранд в расстегнутом черном мундире, под которым виднелась волосатая грудь, Смотритель в неизменном плаще и со шляпой в руках и философ в новых сандалиях и прочной тунике. Они сидели молча и смотрели на братца Артура, который купал свою женщину в колдовской ледяной речке.  Сейчас они ему были не нужны, он был в экстазе творения радости и наслаждения жизнью.

Capriccioso appassionato

        Наконец Тамаре стало холодно и они выскочили на берег. Артур не унимался. Он донес свою Тамрико до центра их вселенной, посадил на покрывало и стал сушить ей полотенцем волосы, длинные и облепившие ее до талии. Потом замотал ей зеленый платок на голове причудливым тюрбаном и она стала похожа на женщину из гарема времен Турецкого халифата. Когда она легла на спину, чтобы дать солнцу окончательно согреть ее, он пристроился рядом и стал тихонько и вкрадчиво ласкать ее груди. Совершенство их формы, мягкость и упругость, загадочные и отзывчивые соски, похожие на степные курганы с башенками наверху... туманило мозг и отзывалось взрывами крови в паху.  А Тамара безмолвно таяла под его поцелуями и вспоминала снежных барсов, которые в древние времена в этом самом месте вели свои любовные игры. Вдруг ей страстно захотелось повторить движения той кошки, она внезапно почувствовала, что сродни ей и не уступит по гибкости и силе. Она почувствовала, что внизу живота возник источник жара, как будто маленький золотой шар стал расти и расти, заполняя ее изнутри  и заставляя выгибать тело мягкой волной. Она мягко отстранила Артура и села на пятки, посмотрев на него затуманенными зелеными глазами, а потом встала на колени, опершись о землю вытянутыми руками. Пламя в бешеных карих глазах выплеснулось и обожгло ее, заставив так изогнуться в талии, что Артур безошибочно все понял и кровь его окончательно взбунтовалась. Он встал сзади нее на колени и стал целовать и гладить ягодицы, не удержавшись несколько раз и больно прихватив зубами сладчайшую кожу. Эта мимолетная боль заставила Тамару сделать непроизвольное движение и тогда он, удерживая ее за бедра, вошел в нее и, ликуя, продолжил свою Песнь Песней, переписывая и переделывая царя Соломона.

                Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса, покажи мне
                тело твое, сосуд наслаждения и радости, дай мне войти в
                тебя и остаться там, чтобы усладить твое нетерпение и
                наполнить тебя движением, дай услышать голос твой; потому
                что голос твой сладок и говорит мне о радости твоей,
                которую я тебе дарю.
      (Песня вторая, стих 14)


Improvisando

        Полдневный жар так раскалил клавиатуру моего ноутбука, что клавиши стали плавиться под пальцами, поэтому я на время прекращаю свои записи. Сниму-ка сандалии и тунику, позову братцев и погрузимся мы в колдовские струи ледяной речки. Братцу Артуру мы пока не нужны, он занят творением божественной чувственной силы, которая разбудит его Тамрико и даст ей наивысшее наслаждение, какое Создатель дал не каждой земной женщине. Почему многих женщин обделил Создатель, я не знаю, не может нищий бродячий философ знать все.... Но мой братец Артур с ним не согласен и исправляет его упущение. Такой уж мой братец дерзкий.
 
Apoteosi

        Солнце не жалело своих лучей и жара заполнила природный зеленый Зал, в котором два человека дарили и брали друг от друга дары любви . Симфонию любовного соития они  писали вместе, но главным автором была женщина, мужчина выполнял роль дирижера и оркестра. Тамара ушла в себя, она вслушивалась в свое тело, горячие волны возбуждения охватывали ее, зарождаясь внутри, в том тайном месте, куда проникал Артур. Иногда от полноты ощущения ей хотелось закричать в полный голос и тогда она выгибала спину и, задыхаясь от ритма, громко стонала – еще!, ну еще! – резко наклоняла и поднимала голову и ее дивные волосы цвета меди летали вокруг, как флаги, раздуваемые ветром. Иногда она почти припадала грудью к земле, чтобы усилить свое чудесное ощущение и Артур ни на секунду не ослаблял свой контроль и трепетно исполнял все угаданные им желания его ненаглядной Тамрико. В какой-то момент она вдруг совсем согнула колени и в изнеможении припала головой и грудью к жаркому песку их Мира. Артур успел понять, подхватить, поправить, прижать к себе и усадить на свои ноги. Ее спина теперь плотно прижата к его груди, левая рука придерживает сразу обе ее груди, а правая ладонь, лаская живот помогает их совместному движению. Символ Инь-Янь, женщина в мужчине и мужчина в женщине, вечный образ единства сущего. Акт творения требует великих затрат энергии и не каждому под силу пройти до конца этот путь к Радости. Многие останавливаются на половине дороги, не выдерживают небывалого напряжения и моя Тамрико устала и готова была уже остановиться так и не дойдя до финала, но Артур властно повел ее за собой. Он сжал ее груди левой рукой, а правой по животу спустился к самым тайникам женского тела и прикоснулся к маленькой зрелой виноградинке, которая скрывается в секретной точке женщины. Только он ощутил пальцами ее плотность и зрелость, как Тамара забилась в его руках, выгибаясь и закидывая голову к небу. Она дошла до вершины ощущения, оно ей показалось невыносимым по своей силе и у нее вырвался крик торжества и радости и даже боли, кто может описать это словами, пусть пробует... Она закинула руки, обхватила Артура за шею, повернула к нему голову и нашла его губы. Такой финал был ей незнаком, она первый раз в жизни почувствовала себя не просто женщиной, а тигрицей, кошкой снежного барса или пантерой, которая сама выбрала себе самого сильного, умелого и красивого партнера и взяла от него все, чего желала. Артур держал в объятиях свою драгоценную женщину и осторожно и деликатно завершал этот великий акт. Он не думал о своем удовольствии, он торжествовал от сознания своей победы, он смог подарить ненаглядной Тамрико ту великую радость, которой она не знала раньше. И вдруг она громко зарыдала и одновременно счастливо засмеялась, прижимая руки к глазам, целуя Артура и вытирая слезы. Все правильно, это выходило напряжение не только сегодняшнего дня, а всей ее предыдущей жизни, не плохой, временами счастливой, но, как теперь она поняла, обделенной этой великой радостью.  Постепенно Тамара затихла и в полном изнеможении упала на спину, ничего не понимая, не видя и не слыша.

Improvisando

        Ну вот и свершилось, братец Артур, ты привел свою женщину в этот зеленый Зал в горах, искупал ее в колдовской воде ледяной речки, ты любил ее преданно, нежно, сильно и страстно, не жалея себя и не стремясь к своему удовольствию и ты, наконец, добился своего – услышал ее счастливые  стоны и крики Любви. А что же ты так молчалив, братец? Что еще тебе надо? Не уходи в себя, Артурик-джан, давай я помогу тебе, возьму все твои мрачные  мысли, бродячему философу они не помешают, а ты посмотри на свою Тамрико – как она прекрасна, эта светящаяся счастьем женщина с волосами цвета меди и зелеными глазами!

Dolce

        Время идет быстро, эту банальность еще никто не устал повторять. Жара не спадала, но они не чувствовали жары. Они вообще ничего не чувствовали, кроме блаженной усталости. Тамара лежала на спине, согнув одну ногу в колене. Артур упал ничком рядом с ней, правая рука отброшена в сторону, левой он ласкает грудь своей женщины, глаза у обоих закрыты.
        Вот такую картину увидела Великая Богиня Мага-Майя, когда взглянула вниз из своих небесных далей, привлеченная криком Любви. Она поняла, что Артуру удалась его дерзкая затея, он превратил свои мечты, свои иллюзии, морок, внушенные ему из ее прихоти, в реальную земную жизнь. Этого она простить ему не могла и ее совершенной красоты лицо исказила злая усмешка.
        Артур очнулся первым, он взглянул на солнце, которое скоро уйдет из этого благословенного места, и решил, что им тоже надо начинать свой уход. Он посмотрел на Тамару, она спала, по-детски приоткрыв припухшие губы. На груди, животе и бедрах оставались заметные следы его поцелуев, а вся кожа слегка покраснела от жара июльского солнца. Ничего страшного, - подумал он с нежностью, - мацони спасет еще не раз. Наклонившись к ее уху, он тихо шепнул:
"Радость моя белокожая,тебя искусало солнце, да и я постарался. Пробуждайся, пора домой, будем опять лечиться целебным молоком коровы".
Когда Тамара открыла глаза, он оцепенел от изумления – такой нежной мощи и любви в ее взгляде он еще не видел. Он готов был все начать сначала и опять добиваться ее согласия и угождать ее желаниям, но у них не было времени... Артур быстро вскочил на ноги, поднял Тамару, взяв ее на руки как ребенка, и бегом бросился к речке, но уже не было той безумной возни в воде, надо было спешить. Он только смыл пот и мелкие песчинки с ее тела, задерживаясь и целуя грудь, живот и ягодицы, а она умыла ему лицо, грудь, живот и ноги, хулиганя и играя в любовную откровенную игру. В течение нескольких минут Артур собрал все их немудреное хозяйство в рюкзак, кроме полотенца и зеленого платка. Когда они уже стояли одетые, он положил платок в непромокаемый пакет и торжественно сказал Тамаре, глядя в самую глубину ее глаз:
"Если ты захочешь вернуться сюда со мной или без меня, твой зеленый платок тебя будет ждать здесь, за этим камнем, он из чистого шелка и хранится будет столетия в непромокаемом пакете. Вот это место".
Артур подошел к одному из камней и положил пакет с платком в щель в скале, незаметную со стороны. Тамара улыбнулась ему молча, кошачья лапка печали царапнула сердце. И вновь Артур преобразился. Он суровым и приказывающим тоном сказал ей:
"А теперь слушай меня внимательно. Мы пойдем через пещеру, я тебя понесу на руках. Тропа там хорошая, но много камней и под ногами будет вода. Там темно и могут быть летучие мыши. Будет шум и что-нибудь упадет с потолка. Ничего не пугайся, даже если что-то коснется тебя. Идти нам недолго, минут десять. Вот этим полотенцем замотай волосы и надвинь его на глаза".
Тамара только кивнула и с замирающим от страха сердцем, сделала все, что он ей приказал. И ее вновь поразила перемена, которая произошла с Артуром. Он быстро вынул из кармана рюкзака фонарь на ремне и одел себе на голову, проверил его работу, надел рюкзак, затянул ремни и взял ее за руку. Он повел ее к тому месту в стене, куда утекала речка из этого Зала. Подойдя вплотную к воде, он раздвинул густые заросли на скалистой стене и в ней открылся вход в гору. Держась за руки, они обернулись и еще раз осмотрели это колдовское место, где таится земная любовь снежных барсов и людей, теперь их любовь тоже будет жить здесь, готовая по первому зову следовать за ними, где бы они не находились. Потом Артур поднял Тамару на руки, приказав обхватить его ногами и держаться за ремни рюкзака, поправил фонарь на лбу и шагнул в пещеру. Тамара затихла и, как и по дороге сюда, прислушивалась и присматривалась, но позади них был мрак, а дорогу видел только Артур в свете своего фонаря. Он уверенно шел, твердо и широко шагая, иногда поднимая голову, чтобы высветить потолок пещеры и пару раз сказал Тамаре – посмотри, летучие мыши. Она глянула туда, куда он показывал и увидела гроздья летучих созданий, висящих на неровностях стен под потолком пещеры. Ей не было страшно, но хотелось скорее на свет. Переход действительно занял минут десять и вот они вышли на солнечный свет, выход из пещеры так же, как и вход, зарос дикими лианами и колючим кустарником. Когда Артур спустил Тамару со своих рук на землю и она посмотрела вокруг, у нее захватило дыхание от красоты этого края. Пологие зеленые горы, с отдельными высокими деревьями, кое-где вдали на склонах были видны редкие дома. Грунтовая дорога и дерево с какими-то странными плодами. Вот к этому дереву и повел ее Артур. Посмотри, - сказал он ей, - это гранаты, ты видела их растущими на дереве? Гранаты были небольшие и только еще начинали розоветь. Под деревом лежал удобный для сидения камень и стояла деревянная скамья. Вокруг была слегка утоптанная чистая земля, ни единого клочка бумаги, окурка или пластмассовой бутылки. Здесь люди только отдыхали и разговаривали. Тамара присела на скамью и стала глядеть на ближние зеленые горы и дальние снежные вершины. Было тихо и спокойно на душе, а в теле поселилась блаженное расслабление. Артур достал из рюкзака свой странный аппарат, это оказалась рация или спутниковый телефон – Тамара не разбиралась в этом – и стал звонить. Дозвонился до Романа, о чем-то поговорил с ним по-армянски и тоже присел рядом на камень. Он положил голову ей на колени и замер, обхватив руками.  Апсны – страна Души, так называют этот благословенный край. Они просидели молча, слушая только тишину и дыхание друг друга, минут тридцать, когда увидели приближающуюся машину Артура, за рулем был Роман. Еще утром он забрал ее с того места, где они вошли в ущелье и теперь приехал за ними. Артур сел за руль, Роман рядом, Тамара на заднее сидение. Они заехали к Роману, от ужина отказались, забрали свои вещи, быстро распрощались, перецеловав на прощание всех подряд, а детей по два раза, и уехали в  отель у моря под кипарисами и платанами, чтобы дальше проживать эпизоды своей простой житейской истории.

Affettuoso devoto

        Когда они вошли в свой временный дом, Тамара без сил  упала в кресло и сразу закрыла глаза. Артур все сделал сам, стремительно и точно. Наполнил ванну чистой водой, раздел свою женщину догола и на руках отнес в ванную комнату. Лежа в теплой воде, Тамара не открывала глаз, но Артур не дал ей заснуть. Он любил купать своих женщин, это было продолжением любовной игры, но сейчас все было не так, как раньше. Артур, как трепетная молодая мать чуткими руками купает своего младенца, нежно смывал оставшиеся песчинки и травинки с ее тела, полоскал длинные волосы и заботливо проверял каждый пальчик на ногах, нет ли где ранки или занозы. Не удержался и поцеловал ее глаза и ладони, а потом приподнял из воды и поцеловал мокрый обольстительный пупок, но это было все, что он позволил себе. Он ее осторожно вытер мягким полотенцем, щадя заласканную солнцем и его губами, светящуюся кожу, закрутил мокрые волосы в замысловатый тюрбан из полотенца, отнес в постель и уложил, прикрыв тонкой простыней. Потом спохватился, принес банку с мацони, которую в последний момент ему дала молоденькая невестка Романа, и стал обеими руками с чуткими длинными пальцами лечить свою драгоценную Тамрико, спасать ее от немилосердной любви грозного светила. Наконец все вечерние процедуры были закончены, Тамара задышала ровно и спокойно, она уснула с блаженной улыбкой.
        И только теперь Артур подошел к низенькому столику в холле, налил себе коньяка в бокал, вышел на террасу, сел в кресло, закурил сигарету и стал думать.
Собственно говоря, думами это назвать это было бы сложно. Смесь ярких воспоминаний о маленьких эпизодах, ощущение счастья и победы, почти физическое ощущение тяжести ее тела и горячего дыхания и ее победная песня-крик, которая всегда будет звучать в таинственном круглом Зале, где течет колдовская ледяная речка. Душа Артура ликовала и страдала одновременно. Теперь он упрекал Создателя за то, что тот дал ему так мало времени для того, чтобы сделать эту женщину счастливой, за то, что так поздно свел их вместе, за то, что у них не родится мальчик или девочка, а потом у них родятся малыши, которых можно прижимать к груди и вдыхать их молочный запах. Много чего успел Артур поставить в вину своему Создателю, он с ним не церемонился, потому, что знал, что Творец может все, главное - иметь желание творить. И тут появился Смотритель, а за ним подоспел и философ с Сэром Арчибальдом. Они сели рядом, помолчали, а потом Смотритель сказал, отпив немного из бокала:
"Брат, ты забыл свой собственный закон, третий. Я напомню его тебе в вольном виде – Ты можешь желать недостижимого, превращать иллюзии в реальность, строить и разрушать свои Миры, но никогда не сожалей о содеянном и стойко прими страдание, - равновесие Вселенной должно быть сохранено и Создатель строго исполняет этот закон, не упрекай его».
Философ, запустив обе пятерни в свою лохматую шевелюру, сидел молча, уставившись глазами на свои новые сандалии. Потом встал, потянулся, заложив руки за голову, и глухим голосом с легкой хрипотцой негромко добавил:
"Я хочу напомнить тебе, братец, о той женщине, которая спит сейчас сном младенца в твоей постели и ей снятся твои ласки и поцелуи – она счастлива и это твоя заслуга, ты приумножил всеобщее количество добра, радости и Любви в земном Мире, удовольствуйся этим и иди спать, а завтра ты продолжишь создавать для нее ваш общий Мир, у тебя еще есть немного времени..."

Vivace

        Утро началось с рыданий в ванной комнате. Артур вскочил с кровати, ничего не понимая спросонок, ворвался в ванную комнату и увидел зрелище, которое заставило его скорчиться от хохота и сесть на пол. Его ненаглядная женщина обнаженная стояла перед зеркальной стеной, разглядывала себя и жалобно причитала:
 – Нет, ты только посмотри, на кого я похожа, ну что же это такое, как ошпаренный поросенок, как теперь показаться на пляже? Да я и платье не смогу надеть, вся кожа горит...Ты посмотри, даже здесь и вот тут,- она повернулась к нему и показала покрасневшую спину и румяные ягодицы.
Артур продолжал хохотать, разглядывая результаты вчерашних любовных утех под грозными лучами июльского солнца. Он встал и нежно, очень осторожно обнял ее и увел от зеркала в холл. Все еще смеясь над комичностью ситуации, он достал банку целебного мацони и щедро стал обмазывать Тамару с ног до головы, попутно объясняя:
"Ты вчера так хотела спать, что я не рискнул повторить процедуру, а надо было, одного раза мало. На пляж сегодня не пойдем, будем гулять в тени и сидеть дома, радость моя, пока ты не превратишься в смуглянку, я уеду сейчас ненадолго и привезу целое ведро мацони. Будешь весь день ходить голая и вымазанная кислым молоком, а я время от времени буду тебя облизывать, чтобы не сойти с ума от желания".
Он завершил свою процедуру, критически осмотрел свою Тамрико и дурашливо добавил: "А вообще говоря, кого может возбудить кисломолочная женщина, разве что кота какого?". Зеленое пламя, вырвавшееся из глаз Тамары, кого угодно сожгло бы в пепел, но не моего братца. Он нежнейшим образом поцеловал ее глаза и ладони, быстро оделся и уехал. Вернулся он через час, веселый, смуглый, с шальными глазами и трехлитровой банкой свежего мацони и все повторилось сначала. И было все так, как он сказал, Артур несколько раз за день смазывал и растирал любимое и желанное тело кислым молоком, густым как сметана, иногда слизывая его в самых соблазнительных местах, что возбуждало обоих, но не сделал ни одной попытки к  сближению. К вечеру боль успокоилась, краснота прошла, Тамара приняла душ, вымыла и высушила свои дивные волосы, одела легкое нарядное платье цвета морской волны и они отправились в ресторан, смотреть на людей и показывать им себя, таких красивых и счастливых. 

Improvisando

        И была ночь и было следующее утро, а потом день и опять ночь, и еще одно утро. Что может нищий бродячий философ сказать нового о любви двоих, которые трудились не жалея сил, не глядя на часы, забывая вовремя поесть. Артур похудел и стал еще более смуглым, глаза его потеряли свою суровость, он все время улыбался, заразительно и зубасто хохотал, хулиганил в людных местах, внезапно обнимая и целуя Тамару, хотя прекрасно знал, что это не принято в здешних краях, но они были приезжими, которым многое прощается, потому что они платят деньги за свое удовольствие. Тамара преобразилась, зеленые глаза сияли внутренним светом пережитых ночью или утром волнений, кожа приобрела золотистый оттенок и больше не обгорала. Она смотрела и не могла насмотреться на Артура, а он на нее. Они были откровенно и бесстыдно счастливы и случайные их знакомые получали в дар от них щедрые горсти радости.

Bruscamente

        Но время неумолимо и никто еще не опроверг эту сентенцию. До их расставания осталось два дня, на третий Тамара должна была улететь на свой север, а Артур уехать на юг, у него заканчивался отпуск. Случилась у них и маленькая драма, как же без драм, и, конечно, причиной была необузданность Артура, его бешеная кровь, которую он смирял как мог, чтобы не обидеть свою любимую женщину. Драма закончилась бурным и счастливым примирением в постели и очередным торжеством женщины. А было так. В одно раннее утро, когда умытый ночным дождем парк сверкал на солнце каплями воды, Тамара с чашечкой кофе в руке вышла на террасу и облокотилась о низкие перила, заглядывая с высоты третьего этажа вниз. Она была уже одета, они собирались пораньше выехать, чтобы успеть посмотреть Древний монастырь и погулять в тех местах. Артур немного замешкался в ванной, пока справлялся со своей щетиной, ему приходилось бриться дважды – утром и вечером, чтобы не повредить нежнейшую кожу своей Тамрико. Когда он вышел на террасу и увидел Тамару в этой соблазнительной позе, он потерял самообладание. Желание взорвалось в крови и противиться ему он не захотел. Отбросив полотенце в сторону, он одним движением оказался позади нее и бесцеремонно задрал подол платья, одним движением спустил с нее маленькие смешные трусики и, обхватив руками ее бедра, примитивно, грубо и сильно вошел в нее. Она не сопротивлялась, только крепко держалась за перила террасы. Когда все было закончено и он отпустил ее, она медленно развернулась к нему лицом, широко размахнулась правой рукой и со всей силой здоровой женщины ударила его по щеке, потом так же решительно и сильно ударила левой рукой по другой щеке. Обошла его и скрылась в своей комнате. Артур оглушенный постоял немного, приходя в себя, и бросился за ней. Она сидела в кресле и плакала, но странное чувство не покидало ее, она сама себе не хотела в нем признаться – этот бешеный наскок и короткий грубый акт возбудили ее и ей хотелось продолжения. А когда у ее ног распластался этот насильник и мужлан и стал целовать ноги и гладить своими горячими ладонями, пробираясь все выше под юбку, она сдалась и не пожалела об этом. Артур ее раздел, отнес в постель, зацеловал и облизал с ног до головы, все время обзывая себя последними словами, смешными и нелепыми, призывая наказать его страшным наказанием в виде лишения доступа к телу. Знал хитрец свою силу, видел, что Тамара возбуждена до последней степени и сознательно продлевал игру, чтобы привести ее к финалу эмоционально и физически полностью готовой. И это ему удалось. Их оргазмы слились в один торжествующий вскрик и  перед глазами обоих пронеслись два играющих снежных барса на дне круглого колодца. Они оба пели свою победную песню. В тот раз они не поехали в монастырь, они целый  день провели в постели, хохоча и дразня друг друга, и перепробовали все места в небольшом их жилище, чтобы поставить на них автографы их любви.

Doloroso-lacrimoso

        И вновь я повторяю, что все когда-нибудь кончается. Наступило утро отъезда. Вещи были собраны и отнесены в машину, формальности с отелем Артур завершит сам после того, как проводит Тамару, вернее, сдаст ее на руки Роману, который отвезет ее в аэропорт.
Они сидели в холле рядом и смотрели друг другу в глаза. Тоска железным обручем сковала сердца обоих. В зеленых глазах Тамары было столько муки, предчувствия беды и несчастий, что у Артура на части рвалось сердце, но он успокаивал ее и рассказывал, как они встретятся уже скоро. Он сказал ей, что придумал, как она приедет к нему в Стамбул осенью, в сентябре, когда у него будет второй отпуск, и они будут гулять по этому удивительному городу и он ей покажет знаменитый Ататюркский мост через Босфор и Голубую мечеть и они поедут в Конью знакомиться с его любимым Джелал ад-дином Руми и она увидит изумительных танцовщиц, хотя кто может сравниться с ней, и многое другое; он говорил и говорил, мешая языки, читая речитативом какие-то турецкие стишки, и шутил, нежно гладя ее руки и целуя глаза.
        Пришло время ехать к границе на речке Псоу, там Тамару ждал Роман.
Дорога была знакомой, в машине говорили они мало, Роман взял дорожную сумку Тамары и пошел вперед к контрольному пункту. Артур дошел с Тамарой до самого шлагбаума, за который уже не мог пройти. Они судорожно обнялись, вжавшись друг в друга, он поцеловал ее в губы с многообещающей страстью, но у них больше не было времени, в глазах их памяти был раскаленный полдень, ледяная речка с колдовской водой и пара снежных барсов, занимающихся любовью на снегу. Тамара резко повернулась и скрылась в проеме контрольного пункта. Когда она вышла с той стороны границы после проверки документов, Артура уже не было. Он в это время сидел за рулем своей машины и сумрачным взглядом смотрел на дорогу, в глазах его вновь была суровость.
За четыре часа он завершил все свои дела в этом городе и позвонил Роману, тот только что проводил Тамару на посадку. Артур выключил все мобильники, кроме рабочего, твердо положил руки на руль и отправился в путь....

Fine lamentoso

        Недалеко от города Трабзон из-за крутого поворота дороги, где слева отвесная голая скала, а справа страшный почти километровый обрыв в море, вдруг на середину дороги вышла женщина в развевающейся легкой юбке и распущенными дивными волосами цвета меди, укрывающими ее как летящий плащ. Машина неслась прямо на нее, Артур страшно взвыл звериным рыком, вывернул руль вправо и вылетел за пределы декоративного ограждения. Как в детстве, прыгая из рук своих друзей в море, он сделал последнюю в своей жизни идеальную дугу и вертикально вошел, но на сей раз не в спасительную воду, а в каменистый турецкий берег.
        Третий закон Артура Вильфранда в краткой формулировке гласил: « Ты можешь делать все, что захочешь, но за все свои поступки ты должен платить и цена может оказаться очень высокой».
        Великая Богиня Мага-Майя злорадно усмехнулась и победно соединила гибкие пальцы рук в жесте благодарности своему блистательному супругу Брахме. Это была ее месть и окончательная победа над самонадеянным человеком, посмевшим свои иллюзии превратить в реальность, он дерзнул создать свой реальный Мир, чего не было дозволено даже ей, супруге Всеобъемлющего Брахмы. Это она своими ласками умолила грозного супруга даровать ей самой определить срок жизни одного ничтожного человечишки. Всеобъемлющий и Всемогущий Брахма не мог устоять перед обольстительной подругой и позволил. Даже Великие Боги порой бессильны перед женской красотой, хитростью и коварством.


Improvisando

        Манипулятор, Вернер Вильфранд, Артур Вильфранд и Смотритель сидели на песчаном берегу Балтийского моря, где не только не видно было гор, но и камни найти было большой проблемой, и тихо разговаривали. Вдалеке показался философ в новых сандалиях и крепкой тунике, за ним шел одинокий черно-белый пес с карими мудрыми и печальными глазами.
        Манипулятор произнес задумчиво: «Верховный Смотритель службы коммуникации сказал, что наказание не будет долгим, год безупречной работы, внедрение было аккуратным, работа получила высшую оценку, ну а нарушение закона о несанкционированном вмешательстве в социум и запрета на частные трансакции ничего радикально не изменило в этом мире. Не случилось войны, никто не погиб, не сменились правительства, не взорвались поезда и аэровокзалы, ничья судьба не оказалась под угрозой существенного изменения. Только одна женщина с зелеными глазами и волосами цвета меди будет горевать до конца своих дней».
        Вернер пожал плечами и заметил: «Это не нарушает Мировой Гармонии, я посчитал силу влияния, определил зону возмущений, все в пределах допустимых норм для миров этого класса».
        Смотритель мягко возразил: «Увеличение числа горюющих людей увеличивает Мировое Зло, даже один человек может в итоге качнуть весы», потом добавил «...но она будет вознаграждена, они вновь встретятся молодыми, узнают друг друга и будут счастливы, так сказал Верховный Смотритель».
        Философ, подойдя поближе, сказал: «Она горюет и вспоминает, но она не несчастна, потому, что верит в грядущую встречу, потом ей станет легче...». Все помолчали.
        Артур встал, подошел к псу, одиноко сидящему в сторонке, сел рядом с ним на песок, обнял его лохматую голову и носом и щекой потерся о его лоб, где была белая отметина. Собачья шерсть пахла сухой листвой и осенью. Пес посмотрел на него мудрыми карими глазами. Артур заглянул ему в глаза и прошептал на ухо: «Тебе надо будет скоро уйти, ты же выбрал ее своей Богиней, ты пойдешь и будешь служить ей». Так они и остались в моей памяти – человек и собака на морском берегу, они сидят, смотрят на спокойное море, слушают крики чаек, человек пересыпает через длинные пальцы северный песок, щурит карие глаза, глядя вдаль, кривит губы с синеватым оттенком восточности и улыбается своим мыслям, вспоминая зной юга, сияющее тело и зеленые глаза женщины в тайном ущелье возле ледяной речки, он слышит ее дыхание и торжествующий голос земной любви...
        Они ждут, когда закончится срок наказания и Артуру разрешат приступить к новой работе, ведь Смотрители - коммуникаторы бессмертны... Это была великая тайна Всеобъемлющего Брахмы, о ней не знала даже его блистательная супруга, Великая Богиня Мага-Майя. Она вообще плохо знала своего супруга, а он позаботился еще и о том, чтобы Артур Вильфранд на излете своей земной жизни, нарушив служебные инструкции и увлекшись погоней за максимально возможными ощущениями, не заметил однажды своей мужской оплошности. Глуповатая юная женщина Юлия, его гид и случайная спутница одной тоскливой ночи в маленьком курортном городке,  носила под сердцем его ребенка. Всеобъемлющий Брахма, равнодушный к чувствам людей, уже определил мальчику его предназначение – он проведет счастливое детство на берегу теплого моря, получит блестящее образование в лучших Университетах этого Мира, будет работать в службе разведки самого могучего государства, его будут любить женщины и дети. А когда придет срок его мудрости, он сменит Верховного Смотрителя этого Мира, управленческий аппарат должен постоянно обновляться.
:)

Февраль-март 2011