о стариках Кошкаревых, жителях поселка Кульяновки
Маленькая шустрая старушонка руководила своим дедом, как опытный генерал армией. То там, то здесь слышалось: «Петр, ты бы отнес! Петр, ты бы принес!» Худой и длинный старик вертелся по хозяйству, как та юла. «Не мужик, а тыбылка», - судачили соседки.
Мотя тоже не сидела на месте. Усадьба в десять соток требовала заботы. То полить, то взрыхлить. Кто не знает, что трава то при любой погоде растет, как на дрожжах. Можно целыми днями ее полоть и все равно надел останется. А в стайке десяток кур да поросенок. Их тоже без внимания не оставишь.
Вот так и живет эта пара, но только от понедельника до субботы. А накануне выходного дня съезжается к ним большая родня. И тогда из дома слышатся пьяные голоса и печальные нескончаемые песни.
Потом начинаются купания. Держась за перила, компания по ступенькам гуськом спускается к одноименной поселку речушке. Матрена, немного подпрыгнув на мостках, ныряет вниз головой в теплую воду речушки, с легкостью достигает противоположного берега.
Соседские девчонки с восторгом наблюдают за бабушкой. В их понимании люди в таком возрасте плавать уже не умеют. Да Матрене не ведомо то, что творится в их юных головках. Возможно, посмеялась бы старушка над такой их глупостью. Ведь Матрена воевала. Была санитаркой. Сколько мужиков она с поля боя вытащила. Доводилось и во время переправы не по земле, а по воде тащить слабеющих от ранения воинов.
Вот и ее Петр был одним из них. Потом в госпитале его навещала. Ухаживала. Пигалица пигалицей, а ведь разглядел в ней Петр свою половинку. И ни разу не пожалел об этом. До конца войны вместе. Демобилизовалась в один день. Поженились. Оба с Украины. Да только сильно она была разрушена немцами. Ни дома, ни работы. Вот и решились поехать в Сибирь. Там с этим гораздо проще.
Сколько заводов были эвакуированы за Урал. Двое, трое не один. Не потеряются, выживут. И все получилось. Родственников к себе перетянули. Кучей то всегда легче. Купили в рассрочку шлаколитой дом в заводском поселке. На кого он был похож? Коробка под крышей. А вместе отстроили его, и стайки, и погреб соорудили. Усадьба получилась на славу.
Дети народились, выросли, улетели из родительского дома. Если нет в доме уюта или хозяйка в нем злыдня, разве приедут гости? А к Кошкаревым ехали. Выходные пролетали быстро. К вечеру воскресенья, набив полные сумки дарами с огорода, родственники разъезжались по домам.
Главный праздник в доме был по осени. К ноябрьским кололи борова. Кормили его чаще объедками со стола да картофельными очисткам. Так что на борова он походил мало, больше на поросенка, вызывающего жалось. Но как говорится, время пришло.
Если в выходные то один, то другой по той или иной причине не приезжали к Матрене и Петру, то на свежанину собирались все. Стол ломился от еды. И жареная кровь с лучком, и тушеная картошка с ребрышками и вкусные осердии, и наваристые щи.
Пили и ели как в последний день жизни. Съедали поросенка за раз. Малые остатки заворачивали в газеты и опять по сумкам.
Может, кто и осуждал Кошкаревых – всю весну и лето кормят скотину, чтобы съесть в один присест. Да им до этого не было никого дела. Жили то они никому не завидуя. На славу жили.