Воздушный змей. Маленькая проза

Георгий Прохоров
 

   "Я когда-то поднимался по этому склону от реки вместе со своим крёстным отцом, дядей Володей (он жил в доме у деда, Семёна Свистова, дом следующий вверх, по этой же стороне, довоенной постройки, там сейчас должна жить родная сестра Володи - Лиля с сыном), в руках у меня была нитка, прикреплённая к воздушному змею, который летел высоко-высоко…»
 (из моего письма И.П. Бойковой, директору дома-музея А. Дурова в Воронеже, в котором жила моя семья вместе с другими квартирантами с предвоенных лет до середины 50-х).

  Мы только что сделали новый змей, первый в моей жизни. Мне было лет пять, а Володе 18-19. На всё я смотрел, открыв широко глаза. Про рот не помню. Откуда мне было знать, что существуют бумажные змеи?

  Я был в гостях в доме у деда Семёна, брата моего дедушки Васи. Вернее, во дворе и саду. В дом слишком часто не приглашали. Не заведено было. В саду тоже было  интересно. Оранжевые цветы вдоль дорожки от калитки. Как граммофонные трубы на высоких ножках. Лепестки в крапинках. Лилии. Так сказал в один из моих приходов дед Семён, пришедший поднять высокую щеколду на двери (я сам не доставал). И я влюбился в лилии. Я много раз потом влюблялся.

  Стол, скамейки во дворе среди вишен. Я на скамейке. Володя подошёл под вишни и сказал: «А не сделать ли нам змея?». Я сказал: "Какого?". Больше крёстный не спрашивал. Он принёс из дома плотный лист белой бумаги, положил на стол, расправил руками, придавил, сказал «ватман» (его мама, тётя Катя, работала в картографической конторе на проспекте Революции). Потом принёс из сарая тонкие-тонкие деревянные планочки. Их мы клеем и нитками укрепили по всем сторонам листа и крест-накрест для крепости. Потом к каждому углу подвязали отдельную нитку и скрепили эти четыре нитки в один узел на некотором расстоянии от листа, ближе к переднему краю (иные грамотеи тут же ухватятся за критику в мой адрес: дескать, откуда у листа белой бумаги есть перёд и зад? – Отвечаю: Перёд и зад можно у любой вещи придумать, даже у колобка: главное назвать, а ещё лучше и подписать!) – от этого узла потом вниз пойдёт самая главная длинная нитка, за которую надо держать змея-горыныча как на поводке (отец потом почему-то звал меня Змеем Гавриловичем), а сам змей должен стоять в воздухе под наклоном, как крыло у самолёта. Осталось к заднему краю (см. примечание выше) нитками подвязать по углам не очень обузливый для змея хвост, и можно аккуратно, но, торопясь, идти (терпения-то нету!), не забыв катушку ниток покрепче.
 
  Мы запускали змея у реки на лугу. Там было просторно, а трава росла совсем низенькая по земле. Такая трава-мурава, по которой ходить даже можно, а она не боится. Володя учил меня бежать против ветра, не останавливаясь, держа руку с ниткой высоко поднятой в нескольких шагах от сидящего пока змея, и всё время следить, чтобы змей не зацепил на земле за что-нибудь, и когда змей начнёт взмывать, ну, не взмывать, а толкаться как молодой бычок; это время не пропустить бы: иначе змей успокоится, затихнет и сядет на землю – все труды даром. Как только он начнёт ходить из стороны в сторону, надо на бегу начинать отпускать нитку, да не переборщить, а в меру, чтобы всё время змею как бы чего-то не хватало.

  Не всё сразу получилось, но когда змей вдруг пошёл, пошёл… Володя кричит: "Нитку открывай!!" - Ах ты, господи, а она, назло, не хочет! Змей ушёл под облака, на полную катушку (а, может, от этого пошло выражение «на полную катушку»?). У меня дух перехватило, как будто я был вместе с ним. Нитка так и рвалась из рук! И почему-то надо было кричать! А ведь мы рядом были! Я боялся, что змей вырвется, и давал иногда подержать и Володе, когда руки уже вот-вот отпустят  змея на волю.

  Потом надо было идти домой, но меня нельзя было уговорить смотать нитку и посадить змея; так мы и стали подниматься по склону с распущенным змеем, благо ветер был самый раз, змеевый. На верху склона у первого дома росли большие деревья, они закрывали всё небо, а змей всё летел и летел где-то высоко и далеко, управлять им было трудно, Володя пытался, но тоже не смог помочь. И, в конце концов, змей запутался в ветвях. Так там и остался. Жалко мне было. Володя на дерево не полез. Я тогда ещё не мог по ним лазить. Так змей и зацепился за самые верхушки, они человека не выдержат!

  Потом Володя ушёл домой, а я остался. Стоял и смотрел-смотрел вверх на небо в облаках, на кончики веток, на запутавшегося змея, оставшегося там навсегда.
 
  Стою и смотрю-смотрю снизу вверх на своё далёкое и высокое-высокое детство.