Глава 3.
Меня трудно упрекнуть в непоследовательности или несобранности, но сейчас я вынуждена была нарушить установленные самой правило – писать каждый день, хронологически описывая те важнейшие события, которые и привели меня сюда. Если посмотреть здраво, то в этом не было ничего необычного – так складывалось, так и сложилось, причем я сама принимала немалое участие. Но вчера едва сумела принять душ и доползти до койки. День выдался непростой, к тому же у меня было дежурство по кухне. Мы дежурим по двое – через день.
Вчера моим напарником был Камил, но с ужином мы задержались по весьма уважительной причине. Почему-то пропала связь с третьим Кузей, и пришлось налаживать ее. Никаких физических неисправностей мы не нашли. Возможно, мешало какое-то электромагнитное поле – вроде того, которое лишило нас возможности общаться с внешним миром. То есть сделало связь односторонней. Мы прекрасно принимали спутниковые программы, однако не могли послать сообщение. То же было и с Кузями – раньше связь была через спутниковый канал, теперь же приходилось ставить радиотрансляционные маяки, но, к сожалению, их радиус действия ограничен. Я перестроила программу управления, и до сих пор все обходилось. Вчера же был первый случай. И шеф подумывал о том, не тащить ли ему – то есть Кузе, за собой провод.
Так или иначе, к обеду мы приступили вечером. Спасибо Чарли, при организации базы он предусмотрел все возможные удобства для испытателей, ну, душ, туалет, запас провизии – это как бы само собой разумеется, но и кают-компания, как у нас принято называть, и прекрасно оборудованная кухня со множеством приспособлений. Просто сказка – посудомоечные машины, миксеры, грили, тостеры, ростеры – все на любой вкус, идеального качества, мечта любой хозяйки. Будет время, расскажу поподробнее, как и о самой базе.
А сегодня мы работали каждый по своей программе – через день-два получим результаты от продвинутого Кузи-4, он глубже всех врылся в толщу льда, вот тогда нужно будет обобщать и принимать решение. Но, думаю, выводы окажутся довольно-таки прозрачными. Это для нас. Хотя все, даже шеф, избегают говорить об этом вслух. Если бы СП мог помочь – он-то наверняка понял бы, в чем причина, и уж нашел бы способ. Но, увы. Максим, конечно, светлая голова, да и другие ребята тоже. Но его заменить невозможно. Ну что об этом теперь говорить. Иногда я думаю – что в нем было такого, что все к нему тянулись – и коллеги, и соратники, и даже конкуренты уважали. Не говоря уж о женщинах. Я ведь тоже попала под его обаяние, но он проявил себя как настоящий джентльмен, мало того, сумел разглядеть во мне, несмышленой девчонке то, что можно было развить, использовать, и что доставляет мне немалую радость. И, в общем-то, я почувствовала, что нашла точку приложения своих сил. И даже эта, длящаяся более двух месяцев экспедиция воспринимается мной, если честно, как продолжение, разве что иногда по ночам мне не хватает жарких объятий – вот как прозаично или романтично – моего юного….
Как он там, мой отличничек? Хоть бы догадались показать по ящику, а то все официальные встречи, круглые столы с видными, так сказать, учеными и специалистами. Они выдвигали разные версии, не имеющие ничего общего с происходящим. Если бы они владели хоть частью той информации, которая была у нас. Все крутилось вокруг смещения материка, земной оси, таяния льдов и ужасающих экологических последствий, но никто даже ни на шаг не продвинулся вперед.
Максима даже показали – только очень недолго – он давал какие-то пояснения, готовила новую экспедицию, уже в другую точку, до полевого барьера. Ну-ну. Если бы он был чуть постарше! Я опять об Игорьке. В том смысле, что уже многое рассказала ему, он с лету схватывал, но я тогда не представляла того, с чем пришлось столкнуться в реальности. Именно его способность быстро схватывать и привитая с детства привычка трудиться – за один день себя не переделаешь, заставили маму смириться с тем, что у меня роман (как странно слышать, да?) почти с подростком. Осенью ему исполнилось – страшно подумать – всего семнадцать.
Когда он в первый раз, при маме, остался у меня, она ни слова не сказала, и была ровной до неузнаваемости. Кстати, и у нее все наладилось. Хворь – не болезнь, а именно хворь – моральная, отступила сама собой. У их фирмы появились заказы, и она как-то ожила, иногда допоздна пропадая на работе; несколько раз ее звал к телефону мужской голос. И вообще, выглядела она превосходно. Похоже, кризис прошел, и ее мало занимало движение материков, вялотекущая инфляция и прочие несущественные на первый взгляд, для обычного человека мелочи. И я была занята до предела – работа захватила меня полностью, да еще почти каждый день мы допоздна просиживали с Игорьком, ибо я поставила жесткое условие – полная самоотдача в учебе и продвижение вперед.
Да он и не сопротивлялся, но занимались мы много, и первую сессию он сдал досрочно и на все пятерки. Я так годилась им, как будто это была я сама, и на рождественские каникулы мы съездили на лыжную базу, всего на несколько дней, шеф дал путевки, роскошно отдохнули, а все остальные дни он корпел над компьютером, и, по моему мнению, далеко обогнал своих соучеников. Возможно, любовь придавала дополнительные силы, хотя признался он в этом лишь через три месяца после того, как мы….
И мать его, Зинаида Петровна, смягчилась, видя положительные результаты, хотя мне, по правде говоря, до сих пор было немножко неудобно, ну, в смысле, он еще такой маленький, а ты тут. Ничего себе, маленький! Уже за сто восемьдесят, и, по-моему, еще растет. И, главное, начинает чувствовать себя мужчиной. Не в физиологическом смысле, тут вопросов нет, а в плане ответственности, и понимании того, что. Я, наверное, идеализирую, но ничего не могу с собой поделать. Вначале думала, что долго не продлиться, и отчетливо представляла себе это. Однако позже поняла, что дело обстоит намного сложнее, и не только желание основной двигатель.
Конечно, за нами, женщинами, выбор. Вернее, сначала большей частью выбирают нас, а уж дальше мы решаем сами. И если наш поклонник разочарует, то есть не будет соответствовать нашим представлениям, мы, хоть с трудом, но должны расстаться. А если нет, то никакого значения не имеет, лысый он или млад цветущий, умудренный опытом и обремененный заботами, или же корнет, чье чистенькое личико не знало бритвы. Но я могу себе признаться, что ни о чем таком еще не думала, когда в тот день, выйдя их освежившего, но не снявшего напряжения, душа, нырнула под тоненькое покрывало, на не потерявшую крахмальную свежесть простыню...
Как ни странно, никто не поверит, да я и не склонна рассказывать, утром я проснулась столь же невинной девушкой, по крайней мере, в общепринятом смысле. Но у меня, на верное, было такое блаженное выражение, что Светка, встретив, меня по дороге на работу, вместо приветствия, в своей типичной манере сказала:
– Видишь, Ленка, я была права. Небось, не раз сегодня кончила? У тебя прямо на физиономии написано. Парень-то ничего, а?
Ей не терпелось узнать подробности, похоже, раньше – в том измерении – они неоднократно обсуждали свои похождения. Мне, однако, это претило. Но нельзя было так, сразу, обрывать и обрезать:
– Нет, Света, намного лучше, – и это было правдой.
– То-то ты вся сияешь. Я за тебя рада, молодец, отшила этого
Я только пожала плечами и постаралась придать себе серьезный вид, но у меня не очень-то получилось. Тем временем мы подошли к подъезду, встретились другие коллеги и начался рабочий день.
Хочу изложить все последовательно, но сбиваюсь, ухожу в сторону. Впрочем, для меня было главным именно ощущение, и, если я не летела, то уж явно не ползла.
Мой юный друг, как и все мужчины – я читала об этом, предпочитал спать у стенки, поэтому место с краю было свободным и прохладным. Я про себя отметила, что он не развалился так, чтобы я сразу упала в его объятия, но и не спал – я слышала его дыхание, отличающееся от дыхания спящего.
– Ты спишь? – задала я риторический вопрос.
– Нет, не сплю.
– А что делаешь? – этот вопрос был еще более идиотским, но именно это я и спросила.
– Думаю. – Он лежал неподвижно, не делая попытки подвинуться ко мне.
– О чем?
– О тебе. О ком еще можно думать спрашивается! Я немного, самую малость, помолчала.
– И что?
– Так. Почему ты…
– А что мне оставалось. Произнесенные слова абсолютно ничего не значили, ибо очевидность происходящего была очевидной, простите за тавтологию. Именно так. И он воспринял правильно, по крайней мере, в моем понимании.
– Я … я хотел остаться, и остался…. Опять молчание. А мне стало смешно, и даже удивительно, что не было никаких посягательств. Но он все же был честен. – Там, в деревне, я тебя воспринимал, ну, по-другому, как девчонку, классную девчонку. Очень красивую. Совсем свою. Ты меня притягивала, ну и…
– Решил, что со мной можно просто, да?
– Нет, я об этом не думал, честно. И мне с тобой интересно – здорово рассказываешь не задаешься, и относишься, как к равному. Ну, и пацаны завидуют. Это честно. Но я – молчок, они ж видели что мы на мотоцикле катались.
– Так, значит, нужно, чтобы пацаны завидовали? Иначе незачем и стараться, так, что ли? – решила я его немного подначить.
Смутился он или нет, я не заметила, было темно, остаточный свет не пробивался сквозь шторы, но через распахнутое окно тянуло условно свежим воздухом. Все же я приподнялась на локте и посмотрела на моего странного юношу. Он вытащил руки из-под простыни и положил под голову, но смотрел не на меня, а в потолок, будто там можно найти ответ.
– Мне-то важна только ты, а не то, что там кто-то подумает. Хотя и приятно, что ты лучше всех. Для меня это значения не имеет. Я ж на тебя все время поглядывал, – признался Игорек, – только ты тогда … Он замолчал опять.
Странно, пустился в рассуждения. Наверное, он стесняется сказать, что…. И как он может сейчас выдерживать рядом с голой девушкой?
Через несколько удивительно томительных секунд он все же продолжил:
– Я и специально школу закончил на год раньше. Моя мама говорила твоей, но ты, наверное, внимания не обратила.
Нужно было что-то отвечать, причем довольно отвлеченное, уходящее в сторону, а не пускаться в исследования истории, и я плавно сменила тему:
– Да, и заодно выучился водить мотоцикл. У тебя здорово получается, летишь – просто дух захватывает! В следующий выходной поедем куда-нибудь, где озеро есть? Это было и вопросом, и поощрением.
– Ну, если ты хочешь…. Я знаю хорошее озеро, ты там были с родителями, но километров пятнадцать. Совсем глухое, и рыбы – пропасть.
Я повернулась к нему:
– Договорилась, устроим пикник. Но удочки – за тобой.
– За этим дело не станет. Только выехать придется рано, чтобы клев не прозевать.
– И завтра тоже рано вставать, – сказала я, позевывая. Сейчас я не была готова к чему-нибудь серьезному, а он? Совесть меня мучила, но я ничего не могла с собой поделать. Она же, моя вечная спутница – я даже сейчас помню, продолжала нашептывать: “Ну что, улеглась с парнишкой в постель, так теперь давай. Неужто не хочешь потрахаться?” – “Даже если и так, то не могу, пока не могу”. – “Так какого? А о нем ты подумала?” Я промолчала, мысленно, конечно. Она же настаивала: “А о чем ты думала раньше? И там, у озера, небось уже была готова? Или тебя смущает его возраст, или не хорош внешне. Похоже, подруга, ты просто боишься”. – “Нет, не боюсь, просто... А там было все неожиданно”. – “Ну-ну, это в первый раз, а потом-то сама поперлась?” – “А тебе-то какое дело?” – “Ну, подруга, это тебе решать. Что, боишься, как он к тебе потом отнесется, да? Но какая же тебе разница? Дело сделано, кайф словишь, а дальше – ну хоть моего возьми, он-то тебя знает, как облупленную. Пардон, облизанную”. – “Ты кого имеешь в виду?” – “Что, сама не знаешь?” – “Нет, мое тело и моя память хранят только мои воспоминания и ощущения, – я, в который раз, хотела ей объяснить, – но то, что твое – это твое, как бы дальше не распорядилась судьба?” Она обиделась. Но в чем-то была справедлива.
Это я сейчас проецирую свои ощущения, а тогда желание боролось во мне с неуверенностью, наверное, все-таки требовалось определенное время, несмотря на то, что я оказалась там, где оказалась. И тогда я обняла его, и почувствовала, как он весь напрягся, от одного моего прикосновения, но, как я поняла уже потом, боялся сделать что-то, нарушавшее ту наступающую гармонию.
Я легко поцеловала его, и почувствовав горячие губы и ненастойчивую руку на своем плече, с трудом удержавшись от продолжения. Мягко отстранившись, я повернулась на бок, и сказала:
– Спокойной ночи, обними меня, пожалуйста, – почувствовав, что голос мой стал тихим и срывающимся, и надеясь, что он этого не заметит. Конечно, если бы тогда, на озере, он был бы нахальным, или я заметила бы малейшее проявление грубости, то ни о чем и речи не могло быть.
– А как? – спросил он, и мне показалось, что его голос превратился в шепот. И ответила однозначно, но давая ему карт-бланш:
– Как хочешь, решив не противиться себе, хотя внезапно, – наверное, от напряжения, мне захотелось спать.
Но рука его не была наглой, и аккуратно погладила мои плечи. Потом замерла на груди, чуть коснувшись сосков, и я провалилась в блаженный сон…
Мне снилось, как меня нежно ласкают. И даже сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствую, как по моему телу разливается блаженное тепло, ощущения становятся неподвластными мозгу, и я близка к фантазиям вполне определенного рода. Усмехнулась – им здесь совсем не место, хорошо, что чашечка крепчайшего кофе, которую я чудом не опрокинула на клавиатуру, и сигарета с ментолом – мои роковые пристрастия – возвращают меня к реальности.
Итак, мне снилось, как меня ласкают – не жадно, а даже с величайшей осторожностью, с опасением сделать неловкое движение. Невидимые руки касались каждой впадинки на моем теле, как будто я сама указывала путь.
Я была невесомой, и тепло разливалось по телу, захватывая грудь, покрытый мельчайшими капельками пота живот, и находили центр наслаждения, но несуетно, как бы стараясь не нарушить предвкушения. И я – по вековой логике, должна была беречь его, даже во сне, но, повинуясь неведомому приказу и моему желанию, коленки как бы сами собой разошлись в стороны, бедра поднялись навстречу ласке, и я уже не ожидала, а торопила неведомого любовника. Страшно подумать, ведь именно так воспринимался невидимый образ. Когда же он прикоснулся к центру возбуждения, я застонала во сне и воспарила в эмпиреях.
Но я чувствовала, что это еще не все, и мне еще долго витать, пока он не соблаговолит навеки прилучить меня. Я это точно помню, потому что сон вернулся ко мне, и посещает меня, здесь, с неведомой мне последовательностью, и я встаю умиротворенная, наполненная энергией, как будто она передалась мне за тысячи километров, и разделяющие нас часовые пояса. Наверное, существует некая связь на подсознательном уровне, препятствием которой не могут стать ни расстояния, ни блокировки…