В одной из своих работ Ленин назвал социалистическое соревнование каким-то (а ведь уже не помню, каким именно!) рычагом.
Впервые я столкнулся с термином «социалистическое соревнование» и с самим этим явлением ещё в школе. Сколько я тогда ни напрягал своё воображение - так и не понял, как это реализуется в жизни. Понял только, что это очень важное и, в то же время, какое-то совершенно неуловимое явление.
Как-то раз, когда я учился в десятом классе (мы тогда жили в Североморске), я зашёл в военную поликлинику, потому что проходил перед поступлением в училище медицинское обследование. В коридоре на стенде, аккуратно сколоченном из деревянных реек, я увидел социалистические обязательства медицинского персонала. Они были отпечатаны на пишущей машинке и выставлены на всеобщее обозрение задолго до периода перестройки и гласности.
Я тогда впервые в жизни с глубоким почтением ознакомился с обязательствами, принятыми на себя не какими-то школярами, а солидными, взрослыми людьми. Особое впечатление на меня произвело то, что одна из санитарок намеревалась законспектировать работу Ленина «Что делать». Я знал, что это целая книга. Понял: да, пожалуй, в этом учреждении не шутят!
В училище до меня, наконец-то, стало доходить, что эти обязательства принимаются и выполняются в значительной степени формально. Многие из нас переписывали всё друг у друга, и я с удивлением увидел, что половина курсантов тоже собирается конспектировать ленинскую «Что делать», понятия не имея, какого объёма эта работа. Всё объяснялось просто: название запоминающееся, поэтому его многие и выбирали.
Более продвинутые ребята планировали проштудировать «Материализм и эмпириокритицизм», но, не запомнив как следует мудрёного слова, от чистого сердца писали вместо него ещё более хитрое, к тому же, собственного сочинения: «империоквалифицизм»...
Опытные старшекурсники однажды подсказали нам, «салагам»: надо конспектировать работу Ленина «Берегитесь шпионов». Она в печатном виде занимает всего лишь половину странички. Тут уж и комар носа не подточит: я брался законспектировать работу - нате, вот она! Совету последовали многие. Правда, кое-кто записал название так, как расслышал, а именно - «Берегите шпионов». Ребятам лень было даже взять книжку и уточнить, как работа называлась. Ничего, сошло и так!
На флоте после окончания училища я увидел весьма похожую организацию социалистического соревнования. Ещё я узнал, что некоторые политработники называют наши социалистические обязательства неблагозвучным словом «соцухи». Например: «Так, сейчас мы с вами напишем дополнительные соцухи перед выходом в море...» Это что, было словечко из их профессионального жаргона?
Когда начался мой долгожданный первый выход на боевую службу, с первых же его часов развернулось социалистическое соревнование между боевыми сменами. Для меня тогда это стало полной неожиданностью. Я уже привык к тому, что это у нас всегда и везде проводится лишь формально и решительно никого не интересует. А тут, смотрю, после окончания вахты взрослые и серьёзные мужики толпятся у здоровенного листа ватмана, именуемого «экраном социалистического соревнования», и ревниво отслеживают достижения других боевых смен, сравнивая их со своими показателями.
Я в те годы был, по меткому выражению отца, «отъявленным коммунистом», и меня такая перемена в настроениях людей, не скрою, порадовала: так значит, у Ленина всё правильно было написано, и мы, безо всяких сомнений, когда-нибудь действительно построим коммунизм!!!
По наивности поделился своими восторгами со старшими товарищами. Те моментально остудили мой пыл: мол, в автономке социалистическое соревнование - это всего лишь затяжная азартная игра, в которую втянуты все, потому что других равноценных ей развлечений нет.
Игра это или не игра, а направленность её была всё-таки абсолютно правильной. За обнаружение иностранной подводной лодки смене, на которой это произошло, давали 100 баллов, а за предпосылку к потере собственной скрытности те же 100 баллов могли снять. Дополнительные положительные баллы присуждались за рационализаторскую работу и тому подобное, отрицательные - за недостаточно бдительное несение вахты, аварии и поломки, и так далее.
Баллы (положительные и отрицательные) начисляли члены комиссии, куда входили командир, старпом, замполит и врач. Данные для оценок они получали самыми разными способами, в основном путём личного наблюдения. Практиковался обход отсеков и проверка качества несения вахты с записью в специальный журнал.
Однажды, когда мы приняли подводную лодку у другого экипажа, вернувшегося с боевой службы, нам в руки попал их журнал замечаний. Сколько там было "перлов"! Взять хотя бы такую запись, сделанную их замполитом: «5 отсек. Вахтенный турбинист, старший матрос Невмывайло, во время несения вахты читал художественную литературу в нетрезвом состоянии». Вопроса по поводу «нетрезвого состояния» того вахтенного турбиниста сейчас уже никто не прояснит, а вот относительно чтения на вахте художественной литературы у матросов бывало много вопросов.
Корабельный устав однозначно называет вахту особым видом дежурства, требующим от людей повышенной бдительности и постоянного внимания. Естественно, во время несения вахты не допускаются сон, посторонние разговоры, написание писем, рисование, чтение художественной литературы. Тем не менее, по окончании каждой вахты надо было предоставить замполиту очередной «Боевой листок». Ясно, что тот, кто его рисовал, формально подлежал наказанию...
Естественно, наш неглупый личный состав усматривал в таком положении дел двойные стандарты и иногда заявлял об этом во весь голос.
Я уже упоминал о рационализаторской работе. К сожалению, она тоже, чаще всего, носила чисто формальный характер. Давно уже известно, как трудно в нашей стране приходилось изобретателям и рационализаторам, когда они пытались воплощать в жизнь свои творения, преодолевая инертность системы и многочисленные бюрократические преграды. Конечно же, на наших подводных лодках всегда служили и служат умные и грамотные люди. Естественно, у многих из них не раз возникали и возникают свои соображения, как улучшить работу того или иного механизма.
Люди, которые на протяжении многих месяцев подряд работают с одним и тем же «железом», нередко видят то, чего не было видно ни проектантам, ни изготовителям, и это вполне нормально. Правда, самовольное переоборудование подводниками систем и механизмов недопустимо. Стоит только вспомнить о многочисленных случаях, когда личный состав для различных нужд отводил воду от трубопроводов глубиномеров. Сколько раз это могло закончиться трагически!
А вот от наших рацпредложений (мы в разговорах называли их «рацухами») никому никакого вреда не было, хотя и пользы, чаще всего, тоже, увы, не было... Говорят, обогатились не один иностранец и даже не два, присвоив и использовав то, что публиковалось в советских журналах «Наука и жизнь» и «Юный техник», а запатентовано не было. Нет никаких сомнений в том, что и среди наших многочисленных «рацух» ушли в никуда много замечательных идей.
Правда, я помню, и «для количества», и в порядке шутки люди иногда подавали в качестве рацпредложений что-то либо совсем бредовое, либо даже тонко-издевательское. Польза от всей нашей рационализаторской работы была сиюминутной: если предложение признавали дельным, за него боевой смене давали сколько-то баллов, и всё. «Рацухи» превращались в стопки бумаги, копились, а после автономки куда-то сдавались. Зато одно и то же рацпредложение можно было подавать несколько раз, если о нём уже успевали забыть свои, или если ты ходил в автономку с чужим экипажем.
Как-то раз экипаж подводной лодки «К-323» («50 лет СССР»), возвратившись из очередной автономки, показал написанную личным составом в море книгу «Думы о Родине». Нашему политическому руководству, погрязшему в демагогии и превратившему в разменную монету такие святые понятия, как «Родина», «патриотизм», «честь» и «любовь» идея понравилась.
После этого всем экипажам, уходившим на боевую службу, политорганы поставили задачу: в обязательном порядке писать и по возвращении предоставлять свои собственные «думы о Родине». Организовано это было так: перед вахтой замполит выдавал смене несколько листочков бумаги, на которых подводники должны были излагать свои «думы». После вахты заполненные листочки сдавались. Если написали - за каждую «думу» смене давали 5 баллов, если нет - за каждую «нереализованную думу» по 5 баллов снимали... Потом какой-нибудь специально назначенный человек аккуратным почерком переносил все наши «думы» в толстую амбарную книгу или отпечатывал их на машинке, а затем брошюровал листы.
Надо сказать, в семидесятые годы подводную лодку «50 лет СССР» знали в наших Вооружённых Силах все. Её экипаж был поднят политорганами на щит как инициатор социалистического соревнования, и это сопровождалось немалым количеством излишней словесной трескотни. Если верить прессе того времени, любой матрос с этой лодки был прямо-таки фанатиком, сочинявшим в свободное время лозунги типа: «Североморец! Дважды утроим бдительность!!!»
Справедливости ради следует отметить, что это был действительно отличный корабль и отличный экипаж. Там служили замечательные, достойные люди, великолепные специалисты. Конечно, и в нашей стране, и на Северном флоте, и даже в Западной Лице, куда базировался в те годы корабль, было много таких лодок и таких экипажей, но этот вполне заслуженно считался одним из лучших.
На 5 курсе, во время стажировки, я попал именно на «К-323», которой тогда командовал Юрий Андреевич Стемковский, несколько раз выходил на ней в море, в том числе, и на торпедные стрельбы. Жил в казарме, вместе с матросами экипажа, во время торпедных атак был и в центральном посту, и в 1 отсеке, видел всё без прикрас и ещё раз повторяю, что люди это достойные.
Когда я прибыл в Западную Лицу уже в звании лейтенанта, то с удовольствием встречался с людьми из этого экипажа, которые помнили меня со стажировки. Один из офицеров с юмором рассказал мне тогда, как их «К-323» однажды стояла в доке борт о борт с подводной лодкой из другой базы.
Соседи сначала с неподдельными удивлением и восхищением смотрели на ребят из экипажа «50 лет СССР»: даже если не так, как на инопланетян, то уж, по крайней мере, как на космонавтов. Только после того, как между людьми из обоих экипажей завязались товарищеские взаимоотношения, соседи наконец-то, поняли, что имеют дело с обычными, нормальными парнями, такими же подводниками, как и они сами... Вот и говори после этого, что советская пропаганда была малоэффективной!
На чём только не пытались люди во время автономки зарабатывать баллы для своей смены! Однажды из этого стремления попытался извлечь пользу лодочный врач.
В те годы ещё не было разработано по-настоящему эффективных средств для борьбы с тараканами, и эти мелкие рыжие твари, вездесущие, юркие и неистребимые, были нашими постоянными спутниками и на берегу, и на подводных лодках. Кроме того, что факт такого соседства был неприятным сам по себе, тараканы несли с собой ещё и антисанитарию, скрытую опасность массовых серьёзных заболеваний.
Кому периодически попадало от командования за санитарное состояние корабля? Естественно, доктору. Тот героически пытался бороться с полчищами тараканов. Бывало, при стоянке в базе во всех отсеках одновременно распыляли дихлофос, и наш противник сотнями выпадал из укромных мест на палубу. Правда, если насекомых не успевали своевременно убрать и выкинуть за борт, они, говорят, оживали, снова прятались и плодились. Зато люди из числа дежурно-вахтенной службы в период такой обработки могли отравиться по-настоящему!
Ходит байка о докторе, который услышал, что нет для борьбы с тараканами средства лучше, чем хлорпикрин. Он, якобы, достал у знакомых химиков несколько шашек этого отравляющего вещества и поджёг их в прочном корпусе. Говорят, выскочившая тут же наверх вахта поймала на пирсе не успевшего далеко убежать эскулапа и, утирая слёзы, свершила над ним свой самосуд...
Наш доктор, как и его коллега, тоже был иногда близок к отчаянию, безуспешно пытаясь одолеть тараканов, но оказался умнее своего собрата по оружию. Он логично рассудил: проблема это общая, и решить её можно только сообща.
Технологию уничтожения насекомых врач предложил простую и доступную: в стеклянную банку, внутренние стенки которой делают скользкими с помощью какой-нибудь смазки, кладётся что-то вкусное, тараканы попадают туда, а вылезти обратно не могут. Надо, чтобы каждая смена расставила по всей лодке свои ловушки, подписанные масляной краской, а потом подсчитала, сколько тараканов туда попало. За каждого из них каждой смене начислять по баллу! Идея командованию и экипажу понравилась. Правда, 1 балл решили начислять не за каждого, а только за десяток тараканов.
Увы, в жизни всё оказалось не так, как было задумано. Подсчёт поручили вести лично доктору. Он, проклиная свою инициативу, умерщвлял пойманных насекомых кипятком и с помощью пинцета пересчитывал их. А потом ещё выяснилось, что I смена в этом виде соревнования нагло плутует: цифры на банках, обозначавшие номер смены, были римскими, и люди из первой смены соскабливали с чужих ловушек «лишние» палочки. Таким образом, вскоре оказалось, что все банки принадлежат только I смене. Бороться с этим стало бессмысленно, и энтузиазм в борьбе с тараканами у всех быстро угас...
Конечно же, соревнование между боевыми сменами бывало интересным только тогда, когда почти до самого конца автономки сохранялась интрига: а кто же всё-таки будет первым? Чтобы явные аутсайдеры не опускали рук и не расхолаживали тех, кто ещё продолжал борьбу за первое место, было много методов.
Один из них, например, был таким: наказать нерадивое руководство отстающей смены и пообещать им что-нибудь нехорошее (например: по возвращении в базу все пойдут домой, а вот вы в первый день заступите дежурить!)
Другой метод был тоньше: снимать баллы с явных лидеров за какие-нибудь мелкие прегрешения, а отстающим (но так, чтобы никто этого не понял) давать возможность на чём-нибудь хорошо «зарабатывать» и, таким образом, догонять и даже перегонять остальных...