Стояла паршивая осенняя погода и все улицы утопали в грязи.
Степан пришёл домой. Не снимая обуви, прошёл в центр комнаты и сел в кресло. День не задался. Видимо слишком много водки было выпито вчера, - подумал Степан и поэтому он не помнил, что было сегодня на работе и вообще, кем он работает, и как бы он не пытался, так и не смог сделать этого. Единственное, что он помнил, что день не задался…
Ноги гудели и потели и… наоборот. Степан стащил свои кирзовые сапоги и вздохнул с облегчением.
Сильное биополе носков Степана уже давно избавило его квартиру от тараканов и прочей животной гадости. А редко проветриваемый смог от сигаретного дыма создавал освещение в приглушённых тонах, релаксирующую и немного романтичную обстановку…
Степан задумался. Потом закурил и задумался вновь, повторно. И так ещё пару раз по кругу…
Эх, - подумал Степан ещё раз об этом же…- мда… - произнёс он вновь, исполненный грустью. Скорее всего это означало лишь одно – сейчас бы выпить! Но выпить было нечего.
Правда он точно помнил, что в ванной комнате, среди всякой, оставленной на чёрный день, бытовой химии, где-то там, на глубине, в самом глухом лабиринте шкафчика, а может быть просто под ржавой ванной или в бездне никогда не стиранного белья, завалялся флакончик туалетной воды, что ему подарили на 23 февраля... Кто подарил, он запомнил навсегда, ведь только настоящие друзья могут точно знать, что тебе надо по-настоящему!
Несмотря на раздутые и волдыристые ноги, Степан вскочил аки балерон и бросился в ванную. Поиски флакончика закончились в течении нескольких минут. С годами у Степана выработалось 6-е чувство – он за полметра мог почувствовать присутствие алкоголя.
Флакончик был в его сильных мужских и рабочих руках – круг замкнулся, теперь всё что нужно для хорошего вечера, есть.
Но он не стал пить сразу. Нет. Степан был редким эстетом. Он сходил к соседу и попросил на время бокал. У самого Степана бокалов и прочей посуды уже давно не было. В прочем этот бокал и был некогда бокалом Степана, но жажда и алкозависимость заставили его с ним когда-то распрощаться. Но сам Степан никогда об этом не жалел…
Придя к себе, он вымыл руки. Обнаружив, что мыло кончилось, он зачерпнул горсть стирального порошка. Потом он вытер свои руки о занавески, которые уже давно стали похожи на солдатские портянки после марш-броска, вылил содержимое флакона в бокал, и взяв его в левую руку, откинулся на спинку кресло-кочалки, затянулся и задумался окончательно… На повестке вечера стоял жизненно-важный вопрос – как жить дальше и что можно ещё продать, чтобы жить дальше, и самое главное что пить дальше…
У Степана в комнате не было уже совершенно ничего, лишь старая люстра так и кричала: продай меня, продай меня, хоть на папироски хватит и, казалось смеялась и дразнила Степана. Но это была заначка на чёрный день. Был ещё вариант – кресло качалка. Но, это было святое. Да-да-да, у Степана в жизни не так много осталось святого, но это было дорого для него. Это было для него больше чем кресло. Это средство медитации, это было его дзеном, его пристанищем, его островком надежды… Поэтому он точно решил, если и придётся продать кресло, то в самую последнюю очередь и очень хорошим людям, чтобы они любили этот предмет и были с ним аккуратны.
Через несколько глотков, Степан ощутил свою значимость, важность в этой жизни и преисполнился непонятно, на чём основанным, уважением к себе:
Степан пришёл домой, это значит, что теперь всё будет хорошо. Всё под контролем. Мужик в доме. И если бы сейчас у Степана была жена, она бы должно быть выдохнула с радостным облегчением – всё мол, мужик дома. Степан пришёл домой, теперь всё будет иначе, всё будет по другому…