глава 22:http://www.proza.ru/2011/04/10/1022
Никогда бы не подумал, что чётки могут так успокаивать. Не произносил Такеш тридцать три раза заветные слова, а может и произносил машинально, но думал о другом.
Не торопясь перебирал бусины, мусоля каждую подолгу и думал, - вот Стешка маленькая, - смешная, волосы торчат веером из растрёпанной косички. Она тоже перебирала чётки, и глаза её были как в тумане и шептала она это «Алхамду лиллях» с придыханием, и делая ударение на лил-л-л-л-л-ях, чуть не впадала в транс, - о чём она думала, что загадывала или что просила у Всевышнего? Получила ли то, что просила?
Несколько бусин мимо, без мысли, пропала Стешка из вида на время и вернулась резко, ослепила, заставила мальчишеское сердце так забиться, как никогда до этого, ни в драке, ни в страхе, ни в радости. Вот тогда он в тайне первый раз обращался к Аллаху, не веря в него, но обращался, просил.
Опять несколько бусин мимо сознания и вдруг вспомнил глаза её на кладбище, - пьяные, зрачки как у помешанной, но главное, рассмотрел себя в них и почувствовал себя Великим. К нему она обращалась, его просила, его молила. Сколько же лет он был Всевышним и для жены, и для дочери. Сколько лет в их глазах светилось это, - сохрани, защити, успокой, накорми и обогрей. Когда это его злило, то он взрывался и орал, - « Не ждите чудес, не требуйте того, что дать не могу!». Когда он гордился этим, то ворковал, - « Да, это я, что бы вы делали без меня!». Когда просто, молча, тянул лямку. Не до Аллаха было, сам себя возомнил таким.
Глупец! Сам себя возомнил великим, сам себя возомнил творцом и обижался на тех, кто с этим был не согласен. С небес спустился, когда Малика первый раз съездила в Германию, - приехала, глаза пустые, бегают по матери с отцом равнодушно и загораются огнём только в воспоминаниях о поездке. Другому божеству она преклоняться стала, к другому за помощью обращаться. А как поняли, что дочь не вернуть, так и Стеше ничего больше не надобно стало. Ходит по дому, как призрак, смотрит сквозь, машинально трёт, моет, варит. Смотрит глазищами, - ничего ей не надо, ничего не просит, равнодушно, - « Есть будешь?».
Бусины двигаются, двигаются, заставляя перескакивать с одной мысли на другую. А он с тех пор как в ад домой, как по раскалённым углям это, - « Есть будешь?». Не Аллах он больше, свергли за ненадобностью. Вот тогда и спохватился, вспомнил, что есть другой Всевышний, к нему с обидой стал кланяться.
Глупец! В гордыне-то как рассудил, - не бывать такому, чтобы Стешка за ним немощным ухаживала, не бывать тому, чтобы до ненависти скатилась. И так рьяно принялся головой поклоны бить, что услышал его Аллах и исполнил его желание. Только или Такеш не так молил, толи Аллах не понял по-русски, толи Бог встрял не вовремя, - всё вышло, но не так. Боялся Такеш, что обезножит, всё время боялся, и просил, молясь пощадить его, - пощадил, не тронул ноги. Лёгкие сдали, захрипел, задыхаться стал от самой незначительной нагрузки. Просил, чтобы жена не возилась с ним беспомощным, - так и вышло.
Пальцы задрожали, выронил чётки, не заметив, по инерции теребя пальцы о пальцы.
Глупец! Был бы дома, всё бы обошлось, ну что ему стоило вернуться в тот день домой, может почувствовал что, может она бы что попросила, что сказала. Ведь маялся, тянуло, тревожило, поутру чуть ли не бегом возвращался. Даже и не понял с порога, чего это она прилегла на диване, мужа не встречает, - « Что так смотришь?». А она уже в вечность глаза раскрыла, как же, закроет она их, если даже не щурилась вовек. Этого просто не могло быть, ведь не болела ни разу, здоровья на троих, таких как он. Этого просто не должно было быть.
Не стал он тогда никого звать, ни метаться, ни выть. Открыл свою мастерскую, взял лист и сел рисовать последний портрет жены.
Боялся только одного, что кто помешает или постучит, придут, зашумят, глаза её закроют, заберут тело, и больше он никогда не останется с ней один на один. Даже усмехался, - вот это будет её самый нелюбимый портрет, и по-дурацки представлял, как покажет ей, а она психанёт, порвёт и начнет обзывать его маляром и придурком.
Главное, унять дрожь, главное, чтобы рука была твёрдой, главное, что надо закончить портрет, после он не посмеет к нему притронуться.
Потом только понял то спокойствие, с каким выдержал всё дальше происходящее, - как вырисовал на листе, так и равнодушен стал к телу, - зачем оно, тело. Отдаст он ему последние почести как положено. Это для других её нет, у него она есть, всегда будет рядом.
Дурак! Безумец! Это же надо быть таким гордецом, возомнить себя творцом, для себя её создать в картинках. В комиксах.
Поднял чётки, - жизнь всему научит, - нельзя ничего просить, разные понятия там на небе и тут на земле. Надо только хвалить и преклоняться, - не известно для чего, но рисковать и экспериментировать Такеш больше не хочет. Благословение Аллаху. Хвала Аллаху. Аллах велик.
Продолжение:http://www.proza.ru/2011/04/10/1056