Высоцкий в Одессе - полностью переработано

Зинаида Оксенгорина
Одесса самый удивительный город в мире!
Написала первую строчку, представила, как иронически улыбается аристократ Питер:
• Провинциальное самомнение! Это ещё нужно доказать, что Одесский театр оперы и балета самый красивый в мире! Да и что один театр против моих дворцов и музеев! – как, встав в предписанную Мухиной позу «Рабочий и колхозница», возмущённо вторят граду Петра, сановник и купчиха:
• Безалаберный городишко! Филармонию в здании купеческой биржи, оборудованном приспособлениями гасящими акустику, разместили! У нас в Москве и населения в десять раз больше, и проспекты их улочкам не чета!
Киев – мать городов русских грозно брови свёл, на свою тысячелетнюю историю, на столичный престиж намекает, дальше...
Видали сколько набежало? «Цену гилят!» - набивают:
• Да чем Одесса удивить может? Море? Так и у нас не хуже! Бульвары? Так и у нас не уже! Потёмкинская лестница? Да у нас этих лестниц...
Каждый город не только одной шестой части суши бывшей ещё недавно одним государством, всего мира, вступая в спор, свои архитектурные шедевры, исторические ценности, диковинки выставляет.
И всё-таки смею утверждать: Одесса самый удивительный город в мире! – во всяком случае, был таковым всего полвека назад и дело совсем не в рукотворных раритетах.

Вольный, приправленный солью, запахами водорослей у причала и белой акации весной ветер, гулявший от моря в степь по улицам, солнце и порт, положим не окно, форточка через защёлки: Босфор и Дарданеллы соединяющий Одессу с самой Атлантикой, переплетённые, как рыбацкая сеть культуры сотни народов, круто замешанные в один язык, в одну традицию сотворили странный гибрид - Человек смеющийся, как шаловливое дитя склонный к мелким афёрам не ради выгоды для удовольствия, готовый шутить, хохотать по любому поводу и без повода.
Со дня основания города сей «Homo odessites» несомненно говорил по-русски, но «Чтобы да, так нет» - не совсем.
Добавив в русский язык слова из украинского и французского, еврейского и турецкого языков, он выстраивал противоречащие правилам русской грамматики предложения, вкладывал в образовавшиеся фразы непривычный, непонятный непосвящённым смысл.
Это был не новый язык, своеобразный код, понятный только своим.
Если одессит говорил: «Вы мине просто таки начинаете нравиться!» – это означало «С точностью до наоборот», что Вы ему неприятны и он готов сделать Вам «Вырванные годы» - неприятности в сравнении, с которыми другие проблемы могут показаться весьма незначительными.
Фразы: «Я уже взял разбег!» - или - «Щас (сейчас) всё брошу и побегу!» - свидетельствовали о том, что Ваш собеседник не собирается двигаться с места, а выражения: «Я вас умоляю!» - и - «Оставьте Ваших глупостей!» - что он придерживается диаметрально противоположной точки зрения.

Вместо вопросительного местоимения «что?» (по-украински – що?) одессит произносил «шо?», говорил:
• Перестаньте сказать! Замолчите свои рты!  - или простенько, но со вкусом - «Ша!» - приказывая замолчать, божился по каждому самому мелкому поводу:
• Шоб (чтобы) я так жил! Шоб я так видел тебя здоровым, как ты прав! Шоб я так Вас забыл, как я Вас помню! – изображая приблатнённого, показывал в улыбке золочёную фиксу:
• Зуб даю!
Одессит называл извозчика большегрузной телеги – биндюжник, шарф по-французски – кашне, тыкву по-турецки – кабак, баклажаны – синенькие, соединял в одном предложении русские и еврейские слова:
• По системе бикицер! (быстро!) – или украинские и еврейские:
• Хиба це не вейтык? (разве это не проблема?) - помнил, как, узнав, что его именем назвали созданную им музыкальную школу, талантливый скрипач-педагог П.С. Столярский выдал фразу:
• Школа имене мине! – как интеллигентный человек близкий к музыкальным кругам гневно кричал:
• Не стучите мине по мозгам, как Миля по пианине! – и все понимали, что Миля это свой одесский всемирно известный пианист Эмиль Гилельс.

Настоящий одессит умел «Делать деньги» - Рисовать купюры? Чеканить монеты? Ничего подобного! – зарабатывать пусть и, не всегда чтя уголовный кодекс, поэтому иногда приходилось «Делать ноги» – убегать, чтобы не «Сделать себе беременную голову» – не создавать проблем. Не любил тех, кто «Делает погоду» – устанавливает свои порядки.
И это лишь немногое из того,  что «шифровалось» словом «делать».
А ещё одессит говорил:
• Я на Вас удивляюсь! – добавлял, - Вам это надо? Ну, шо такое памятник? Каменюка себе и каменюка, как прикол* ! - и любознательный курортник, опрометчиво спросивший дорогу к одному из одесских памятников, рисковал опоздать не только на обед, но и на ужин, слушая живой рассказ соучастника событий.
Одессит тщательно собирал, запоминал, а иногда и придумывал смешные истории о  своих земляках, о людях, пусть и родившихся в других городах, других странах, но ставших гордостью Жемчужины у моря.
Сначала у истории имелся автор, например: шурин подруги соседки брата свояченицы. Потом рассказ обрастал новыми подробностями, превращаясь, в легенду о своём человеке, которого знает и любит вся Одесса.

* Прикол – бетонный столб для швартовки судов  в порту.

О дюке де Ришелье, говорили, что он назвал город, прочитав наоборот французское выражение «assez d’eau»  (ассе до) воды достаточно.
Рассказывали о курьёзе, произошедшем при установке памятника Пушкину на деньги собранные горожанами по подписным листам:
Купец первой гильдии, дав недостающую сумму, потребовал, чтобы и его имя увековечили на граните. Создатели не возражали. Не их вина, что одесситы, возлагавшие цветы, выгравированную огромными буквами на первой ступени лестницы, ведущей к постаменту, фамилию мецената в первый же день подошвами вытерли.
И о самом великом поэте отдельные нахалы, утверждали:
• Вот на этом балконе Пушкин играл в карты с графиней! Она ему за... – наглец переходил на шёпот, - про три карты сказала. Мне очевидцы рассказывали!
И никто не спрашивал, не подсчитывал, что очевидцам, встречавшимся с великим поэтом в 1823 - 1824 годах, в обед на вскидку двести лет стукнет, а этому «Шмаркачу» – (сопляку по-украински) ещё только полтинник, потому что Александр Сергеевич всегда был частью Одессы, как Дюк, Оперный театр и Потёмкинская лестница.
Какой-то «Халамидник» - несерьёзный человек ну просто «Туфту гнал» - врал, что, ожидая, приезда императора Николая II с семьёй, градоначальник пригласил к себе короля одесских бандитов Михаила Винницкого предупредить, чтобы на время визита в городе было тихо, но присесть Мишке Япончику не предложил.
Король «Кинул брови на лоб» – удивился, но «Строить коники» - капризничать не стал.
Несколько дней в Одессе было «Таки да тихо», но когда «Спокойный як двери» градоначальник предложил руку императрице, чтобы провести её к отправляющемуся поезду, понял, что ему уже «Ловить нечего» - что его не ждет ничего хорошего.
Из платья дамы как раз «Пониже спины» был вырезан прямоугольный «Шмат» - кусок материи.
Ну, чистая байка! Точно «На понт брал» - лгал, а «Тёмные, как сто подвалов и три катакомбы»  - глупцы поверили.
Царь приезжал в Одессу в июне 1914 года, а Михаил Винницкий осуждённый как член отряда анархистов-коммунистов «Молодая воля» после убийства полицмейстера Михайловского участка возвратился «с кичмана» - с каторги в Одессу по амнистии в 1917 году.


Вы уже решили, что я, как О. Генри в серии рассказов «Короли и капуста», в которых было всё кроме королей и капусты, фамилию Высоцкий, как «Затравку» - наживку  кинула, а сама стану долго и нудно говорить на любимую тему, за свой город?
«Я дико извиняюсь!» - прошу прощения, однако «Скорее нет, чем да!» – Вы не правы!
Но... - я поднимаю указательный палец, как всегда делали старые одесситы, когда требовали внимания к информации, - я попыталась «Чуточку» - немного рассказать о, увы, канувшем в лету городе, как философски заметил один мой знакомый водопроводчик:
• Всё текёт, всё меняется! – для того чтобы стало понятно, что отсутствие в Одессе памятника Владимиру Семёновичу «Ещё не повод для знакомства» - ни о чём не говорит.
Монументы ставят власти, жаждущие скорее прославить себя, чем увековечить чью-либо память.
Рассказы, легенды, байки о Высоцком, коих и сейчас немало ходит по Одессе, ярчайшее подтверждение того, что Владимир Семёнович «Один в Одессе» - один из самых любимых, самых почитаемых людей гостивших, работавших, творивших в этом, ещё так недавно удивительном городе...


Итак, в 1966 году, когда режиссёры одесской киностудии С. Говорухин и Б. Дуров пригласили Владимира Высоцкого сниматься в фильме «Вертикаль», были ещё живы старики, рассказывавшие на весь двор:
• Штоб моим детям было столько счастья, как я скажу правду! Сколько она с ним намучилась... Этого малолетнего «Гоп-стопника» - налётчика нельзя было выпустить на улицу! Ровно через три минуты какая-то соседка уже орала ей в окно:
• Мадам Вайсбейн! Ваш Лёдя разбил нос моему сЫночке!!!
• А сейчас он уже Леонид Утёсов и целый день в телевизоре...
И сапожник на Новом базаре, несмотря на потуги всеобщего среднего образования, ещё ежедневно ровно в полдень вывешивал на двери своей мастерской табличку, где в слове из четырёх букв было три ошибки: «Апет».
Тогда один из многих популярных и не очень советских актёров, снимавшихся в  Одессе, сыгравший 13 в основном эпизодических ролей ни разу не запевший на экране своим голосом, Высоцкий ещё не был своим в городе, однако, как оказалось совсем ненадолго...

Не прошло и полгода, и режиссёр Кира Муратова начала снимать на Одесской киностудии фильм «Короткие встречи», в котором Владимир Семёнович сыграл одну из главных ролей (геолог Максим). Однако по всей Одессе уже было просто неприлично не иметь в доме хотя бы одну шипящую и потрескивающую магнитофонную запись с хриплым голосом барда, хотя бы пластинку из журнала «Кругозор».
Для одесситов Высоцкий до и после окончания съёмок кинокартины «Вертикаль» это «Были две большие разницы».
Даже управдом Французанов практически каждый вечер, демонстрируя всему двору чуть прикрытые майкой заросли на груди, цитировал строфу из не вошедшей в окончательный вариант фильма песни.
По пояс, высунувшись из окна, он нежно призывал на семейное ложе свою, занимающую два места на скамье половину, словами:
• Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Одесса уже «Имела интерес» к Высоцкому и одесситы все поголовно говорившие, что видели:
• Володю идти на киностудию – или – сидеть в кафе, - приглашали не на блины, на  его новую песню.

Прошёл ещё год, кинорежиссёр Георгий Юнгвальд-Хилькевич начал снимать в Одессе революционный, приключенческий музыкальный фильм «Опасные гастроли» и город потряс слух, подтверждённый недавно в телепередаче самим режиссёром.
Владимир Семёнович, как всякий актёр, работающий в театре, мотался тогда между Москвой и Одессой, между сценой и съёмочной площадкой, и в один из приездов у него на вокзале вытащили из кармана портмоне с деньгами и документами.
Предполагаю, что повествование режиссёра о том, как ему пришлось «Убалтывать» - уговаривать администратора в гостинице, несколько преувеличено, поскольку, как следует из дальнейшего повествования, Владимира Высоцкого, в Одессе любили и уважали все, даже маравихеры – воры карманники высочайшего класса.
Утром в дверь номера, в который поселили артиста, интеллигентно постучали. В коридоре не было ни души, а на ковровой дорожке лежал, только входящий в моду открытый портфель-дипломат, в чреве которого были аккуратно разложены: кошелёк, документы, деньги.
Сверху белела записка: «Извини Вова, обмишурились».

Фильм «Опасные гастроли» вышел на экраны в 1969 году, и это была уже не просто любовь, не разрекламированное, раздутое СМИ, народное поклонение кумиру, куда уж нынешним «звездунам» и «звездихам».
На работе и в трамвае, на пляже и дома порой с совершенно незнакомыми людьми одесситы обсуждали  животрепещущий вопрос:
• Почему он это скрывает? - потому что вот так «Попасть в струю» (сделать очень правильно), вот так «Тютелька в тютельку» (максимально точно) по-одесски написать и спеть за Одессу куплеты Бенгальского мог только тот, у кого хотя бы корни «отсюдова».
Правда, некоторые «Особо одарённые» уже говорили о том, что Владимир Высоцкий обычный гений, достигающий в каждой своей песне неимоверной достоверности. И отдельные «Очень умные» утверждали, что когда окончилась Великая отечественная он только в школу пошёл, что он никогда не был уголовником, что он не флотский и не альпинист, но им не верили.
Ветераны-орденоносцы и отпетая шпана, моряки и скалолазы совершенно одинаково «Гутарили» - говорили:
• «Здрасте Вам через окно!»  (выражая удивление) – или, - «Я что-то не понял!» (крайнее недоумение) – приводили примеры одни: «На братских могилах не ставят крестов» и «Я - «Як», истребитель», другие: «На Большом Каретном» и «Наводчица», третьи: «Корабли постоят - и ложатся на курс» и «Спасите наши души», четвёртые: «Если друг оказался вдруг» и «Здесь вам не равнина».
Они «Делали громкий базар» - орали, «Хипишились» - кричали, устраивали «Геволт» - шум на всю Одессу, вопрошали:
• Кому ты «Уши шлифуешь»? – кого ты обманываешь? - так «Кругом-бегом» - в общей сложности; в итоге «Попасть в яблочко» - точно может тот, кто «Вшей в окопах кормил», кто «На нарах парился», кто сам «В рябчике» (в тельняшке), кто «Крым и Рым прошёл!»


В 1971 году для организации отдыха советского народа в Черноморском пароходстве имелись полученные в качестве контрибуции от Германии громадины «Адмирал Нахимов» и «Россия» построенные еще до Великой Отечественной войны, ходившие по «Крымко-Калымской» - Крымко-Кавказской линии, а также десяток более мелких судов, осуществляющих рейсы в близлежащие города северного причерноморья.
Три суперсовременных теплохода: «Азербайджан», «Армения» и «Грузия» возили в круизы вокруг Европы капиталистов, и для того чтобы попасть хотя бы горничной или посудомойкой на одно из этих судов нужно было: знать не менее одного иностранного языка; иметь характеристику как у штандартенфюрера СС, - ну вы помните: «Политически грамотен. Идеологически выдержан. Верен делу коммунизма...» - подписать в КГБ массу документов: «О неразглашении...» Однако даже перспектива потерять хорошо оплачиваемую и как сейчас говорят престижную работу, не помешала морякам разболтать на всю Одессу, что их пассажиры в основном клерки и рабочие, которые,  несмотря на то, что их угнетают акулы-капиталисты, очень неплохо себя чувствуют.
Так вот на одном из этих теплоходов, в этот раз катавшем туристов из Франции и отправились летом в путешествие Великая французская актриса с супругом.
Я не оговорилась. Это в городе, на морвокзале бесцеремонные одесситы орали:
• Смотри! Высоцкий с женой! – у экипажа корабля забот полон рот и правилам политеса обучены, а высыпавшие на палубу французы восхищались:
• О! Марина Влади! – женщины без восторга рассматривали невысокого не красавца мужа кинозвезды, и это право же было обидно для мужчины...

Как рассказывали после рейса моряки:
• На ужин Володя пришёл с опущенной головой. Он очень старался не показать, что расстроен, громче всех аплодировал советским артистам, работавшим в круизе художественно-развлекательную программу, светло улыбался, когда французы стали скандировать:
• Марина! Марина!!! – и его супруга вышла на сцену, сказала какие-то слова, встреченные овацией... Но... (Вы уже знаете, что рассказчик поднял вверх указательный палец) команда поняла, что он совсем скис...
Не могу вспомнить ни одной песни, в которой Высоцкий  призывал к свержению советский власти, однако власти тогда его очень не любили, что не помешало кому-то из моряков  крикнуть:
• Высоцкий спойте для команды!
Как всегда хрипло, рвя струны гитары, он пел по-русски на непонятном пассажирам языке, и сначала зал удивлённо молчал, потом там и тут стали отбивать ритм руками по столу, хлопать в ладоши... Небо давно уже стало бархатно-чёрным в россыпи ярких звёзд, дежурный радист, видимо завидующий тем, кто попал на концерт, когда он, как последний «Идиёт» - по-одесски обязательно с «ё», должен парится в радиорубке, третий раз объявлял, что желающих танцевать ждёт на второй палубе оркестр.
• Они поняли! Всё поняли без слов!!! – горячился рассказчик, - И потом на палубу, гордо вскинув голову, вышел Высоцкий с женой Мариной Влади!

Прошло ещё два года. 1973 был насыщен событиями:
В январе с советской межпланетной станции «Луна-21» в путешествие по спутнику Земли отправляется «Луноход-2».
В феврале, при обмене в СССР партийных документов билет № 1 выписали Ленину, а № 2 Брежневу.
В марте прошли парламентские выборы в Бангладеш.
В апреле, состоялся Пленум ЦК.
Купальный сезон на пляжах Одессы, как всегда открылся 1 мая, но ближе к закрытию прибрежная полоса опустела и совсем не из-за холеры.
Августовскими вечерами вся Одесса, затаив дыхание, смотрела «Семнадцать мгновений весны», переживала за Штирлица, и возмущалась действиями Мюллера, а утором следующего дня какой-нибудь старичок на весь трамвай вещал:
• Та шо Вы мине говорите? Канторовичи... Хто ж их не знал в мои годы. Дедушка Ося кондитерскую, от-то тут за углом держал. Старшенький Абрашка такой был шаромыжник – почти как товарищ Ленин, броневика взорвал. Не его я не помню, он умер до меня. Я пока наши, не пришли на Преображенской в доме Попудова жил, нас в двадцать третьем оттудова уплотнили. А Соломончик да, чтоб я так жил, на моих руках вырос, за брата фамилию Броневой взял, в Киев учится поехал. Кто же мог подумать, что евойный сынок весь в дядю пойдёт. Это же, ни в какие ворота не лезет - начальник гестапо из приличной еврейской семьи.

В сентябре хунта устроила у них там, в Чили переворот. Весь СССР, как будто других дел нет, орал: «Свободу Луису Корвалану!» и какой-то шутник на «Полном серьёзе» - совершенно серьёзно рассказывал, что у них на заводе моторист, у которого без пол литры руки: «как у Ойстраха об скрипку трясутся», на партсобрании, через пять минут от этой свистопляски захрапел, когда парторг своими воплями:
• Мы требуем, чтобы хунта отпустила Корвалана! – его разбудил, не разобрался спросонок на весь зал:
• Правильно!!! Если мне завтра эта хун... простите, аптекарша с утра Карвалола * не отпустит, я фиг на работу выйду... – изрёк.

* Карвалол – кардиологическое лекарство идентичное Валокордину в застой, когда спиртное начинали отпускать с 11 часов, использовался для опохмелки.

Но для меня этот год запомнился тем, что друзья пригласили меня на концерт Высоцкого.
Предысторию этого выступления в актовом зале одного из одесских  НИИ я слышала позже минимум в десяти вариантах.
Каждый из рассказчиков добавлял что-то от себя, однако, всё было примерно так:
Директор в санатории здоровье, расшатанное работниками, поправлял, зам на коллоквиум или симпозиум в столицу отбыл, парторг с инфарктом в больницу загремел, полное безвластие, а тут кто-то в гостях у знакомых с Высоцким познакомился...
Дальше шли описания различных подвигов по уламыванию, уговорам, наконец, запугиванию и.о. начальства, что на субботник никто не выйдет, о мытарствах в отделе культуры райисполкома, в которых повествовавший принимал активное участие.
Подсчитав, кто кого должен и хочет пригласить, в зале оставили только два первых ряда кресел для почётных гостей, поручив комсомольцам при посадке охранять их от нахалов. Всё остальное вынесли в коридор, потом, резонно сообразив, что и там будут тесно, распихали мебель по кабинетам. Чтобы Высоцкого было видно и в задних рядах, на сцене поставили два канцелярских стола, взгромоздив на них стул.
Вроде всё предусмотрели, даже проход ВИП персон к отведенным для них местам.

Мы пришли за два часа до начала, беспрепятственно прошли по коридору, но партер и ложи – подоконники уже были практически забиты публикой. Примерно за тридцать минут до начала прибыло руководство, комсомольский актив понял, что пришло время подумать о себе, и снял блокаду. 
Часы над трибуной в углу пробили шесть, уже и коридор был нафарширован опоздавшими, как болгарский перец рисом с морковкой и луком у хорошей хозяйки. Народ волновался, перешёптывания стали громче, и затихли, потому что где-то вдалеке знакомый, чуть хрипловатый голос спросил:
• Ну, и как я здесь пройду?
Минута замешательства, смех:
• Осторожно гитара!
Мужчины медленно, осторожно, чтобы не повредить инструмент, чтобы дать своим дамам самыми кончиками пальцев прикоснуться, передавали Владимира Семёновича из коридора, через зал к первым рядам.
Он взбежал по лесенке на сцену, легко вскочил на стол, усаживаясь, смущённо произнёс:
• Как Веру Холодную... на руках...
Утрамбованные, как селёдки в бочке, три с половиной часа зрители дышали, как один организм, совсем не случайно попав в такт: «такого же неровного дыханья», за неимением места для размаха аплодировали, подняв руки вверх. Даже важный, словно  султан турецкий, с выправкой «Девушка с веслом» дядька в первом ряду, от которого разило надзирающими органами, как от Жучки помойкой, орал:
• Браво!!!
Потом Высоцкий сказал:
• Всё! Устал... – улыбнулся, - но на ручки уже давно не хочу, - и вздох сожаления перешёл в один глубокий вдох.
Даже самые тощенькие поджали, подтянули животы, утрамбовываясь к стенам, застыли, давая дорогу Артисту.
Так и стояли, пока звонкий мальчишеский голос с болью не произнёс:
• По ногам, как по бульвару! – кто-то, переминаясь с ноги на ногу, подростку на нижнюю конечность наступил.
И все очнулись, увидели, что Высоцкий уже ушёл, кина больше не будет...

Помните, Пушкин писал:
• Однако в сей Одессе влажной,
Еще есть недостаток важный;
Чего б вы думали? - воды. ...
 До обустройства водопровода воду в Одессу привозили в бочках из близлежащих источников, но в одних вода была солоноватой в других с серным запахом. Хорошую воду везли с дальнего мыса «Большой фонтан».
Вот хозяйки, пробуя воду, и говорили:
• «Это не фонтан!» – это очень плохо.
• «А вот это фонтан!» – высший класс.

А всего пару-тройку лет назад со здания Одесской киностудии какие-то мерзавцы мемориальные доски, уведомляющие, что здесь работали Александр Петрович Довженко и Владимир Семёнович Высоцкий украли, какому-то подонку, принимающему цветной лом снесли.
И хотя куски латуни никакого отношения к народной памяти не имеют, поверьте «Это не фонтан!»