Ранним субботним утром муж сообщил Майе, что ему надо съездить на строительный рынок.
А я? Возьми меня с собой, в дорогу дальнюю… – дурашливо запела она припев из шлягера 80-ых. Каждый раз она радовалась выходным, как малыш мороженому. Для нее это были редкие и сладкие деньки. Выставки, которые она организовывала, практически все, захватывали в обязательном порядке и субботу, и воскресенье.
- Я надолго туда еду. Мне надо подобрать гвоздей, шурупов, дюбелей , много всего. Зачем тебе время терять на рынке? – спросил, хотя знал, если сказала, значит сделает.
- Ой, ну не перечисляй ты мне весь ассортимент крепежа, я по этой теме выставку делаю. Я просто хочу поехать с тобой. С тобой, понимаешь? Давай, пока машин мало, надо ехать, народ проснется – не проедем.
Быстро собрались, сели в машину, стоявшую у подъезда, и тронулись в путь.
Включи печку, холодно, жуть – скомандовала Майя. На улице действительно было противно зябко, зима пришла, приморозило, а снег все никак не выпадал. Майе нравилось, как спокойно ее муж водит машину. Все ее персональные водители гоняли, подрезали и никому не уступали: ни пешеходам, ни коллегам. Она включила радио, нашла любимую программу «Радио классик», и , откинув спинку кресла, приготовилась слушать музыку. Музыку она любила.
-Что это ты не журчишь? – удивился муж. Он привык слушать Майины рассказы о выставках. Она изображала в деталях своих участников, пародировала министров, которые выставки открывали, в красках живописала всякие забавные случаи. Ему нравилось, спокойно вести машину и слушать, как он называл, ее журчание.
Москва еще спала, машин было мало. Надо было выехать на МКАД, свернули в тихую улочку и одновременно увидели на проезжей части, прямо посередине двух собак. Муж сбавил скорость, боясь на них наехать. Огромных размеров овчарка недвижимо лежала на асфальте, а рядом с ней, прижавшись, сидел крупный черный пес. Муж занервничал, тут же вспомнил, как Майя, рыдая, рассказывала ему о смерти любимой овчарки ее отца, Альте. Он остановился, не доезжая до собак, и хотел, сдавая задом, выехать на другую улицу.
Едь прямо, может, она жива? – тихо попросила Майя. Подъехали. Казалось, что обе собаки не живые, а сделаны из камня: застывшая, с закрытыми глазами, овчарка вытянулась во всю длину на сером от мороза асфальте, а черный пес прижался к ней боком и сидел, отрешенный, прямо, натянутый, как струна, глядя в никуда.
Проехали. Майя выключила музыку. Беззвучно плакала, вытирая ладонью слезы, которые лились бесконечно по щекам. Молчали всю дорогу.
Приехали на рынок. Купить тебе что-нибудь? – спросил муж, не глядя на Майю.
- Нет, не надо, ты иди, а я просто поброжу по рынку. Сколько тебе нужно времени?
-Полчаса хватит. А потом поедем в «Перекресток». Хочешь?
-Да.
В « Перекрестке» долго что-то покупали из еды, набросали полную тележку, нужного и ненужного. Вышли из магазина, уже смеркалось, зажглись фонари. К обоюдной радости обнаружили, что все засыпал первый свежий пушистый снежок. Всю дорогу муж рассказывал, как ему повезло на рынке, все, что хотел купить для дачи, купил, все нашел, и по нормальной цене. Майя кивала, но беседу не поддерживала.
Въехали на улицу, где утром, увидели собак. Залитая ярким светом фонарей, она искрилась первым снегом. Оба замерли от удивления. Утренняя картина повторилась, как в фильме ужасов. Снова ни машин, ни людей, только все те же собаки, в тех же позах. Нет, кое-что все же изменилось. Мертвую собаку занесло снегом, словно ее укутали в саван, и ее не было видно, просто холмик пушистого снега, а ту, которая, прижимаясь к ней, сидела, снег прикрыл, как тулупом. Весь день машины объезжали их, и прокатали две огибающих дуги, которые чернели смертельной росписью на дороге.
Ехали медленно-медленно.
- Собаки тоже умеют скорбеть. И страдать. Как люди . – тихо прошептала потрясенная Майя.