ОПАЛЕННЫЕ СЕРД Ц А
(мои впечатления после прочтения отцовской папки командира с надписью «Фронт»)
В 50-х годах наша семья
переезжала из города Нальчика в
город Николаев. Когда поезд ми-
новал станцию Ростов, то папа все
время смотрел в окно не отрываясь.
Его поведение было мне непонятно,
а он беспокойно оглядывал мелька-
ющие мимо холмы и балки….
только после станции Барвенково,
папа тихо сказал мне: »Здесь я
воевал, сынаша!»)
В то время мне шел пятнадцатый год и был я еще очень глуп и беспечен, поэтому просто поглазел на холмы с пожухшей травой , безрадостно –однообразный пейзаж, где не за что зацепиться глазу. Папа всегда был скромным человеком и никогда ни перед кем не выпячивал своих заслуг. Когда я достиг совершеннолетия, папа еще раз однажды намекнул, что неплохо было бы нам вдвоем проехаться по тем местам, где он воевал. Дальше разговоров дело так и не пошло…. А жаль , и очень прискорбно - папы больше нет, нет и мамы. Остались старые фотографии, письма, боевые документы и , потертые в боях и переходах , топографические карты с отметками о боях на Южном фронте, которым командовал генерал-лейтенант
Малиновский. После Победы над фашистами он стал Маршалом Советского Союза, министром обороны. Он подписал приказ о присвоении звания лейтенант мне. Я всегда задумывался над тем ,- а болело ли сердце командующего от жестоких потерь миллионов солдатских жизней? В беседах с отцом, я всегда замечал, как трудно ему вспоминать павших боевых друзей. Теперь я осознаю эту боль и пишу о нем, чтобы хоть на йоту сердцем ощутить ту огромную ношу войны, которая обрушилась на нашу Родину, на народ, на нашу семью и на наших родственников.
Папа встретил войну конкретно в сентябре 1941 года в лагерях Кавалерии Рабоче-Крестьянской Красной Армии в станице Персияновка севернее города Новочеркасска. Вот так из пограничника произошёл возврат в кавалерию, с которой он и начинал в гражданскую… Формирование боевых частей осуществлялось быстро и по-военному точно : существующие дивизии и корпуса пополнялись кадрами командного состава, младшего начсостава и красноармейцев из молодого призыва и народного ополчения.
На Южном Фронте было дислоцировано более десяти кавалерийских дивизий, стрелковые дивизии , танковые и артиллерийские части. Приказом Командующего Кавалерией РККА отца назначили начальником штаба 194 кавполка 68-ой кавдивизии, входящей в состав 9 армии. В это время фашистские войска стремительно продвигались вглубь нашей страны. Очень сильно они рвались к югу нашей страны, стремясь завоевать угольный Донбасс и нефтяной район Кавказа. В конце сентября немцы уже стояли у стен Ростова- на Дону. Ударный кулак немцев состоял из танковой армии Клейста, дивизий СС «Адольф Гитлер» и « Викинг». Северное крыло прикрывали войска
Итальянского Экспедиционного корпуса. Если учесть, что вся немецкая пехота являлась мотомеханизированным формированием, это были грозные противники.
На данное время противник по вооружению и численности превосходил наши войска. Но наши отцы защищали Родину.!!! Их сила духа была непобедима. ( Если уйти от моего пафоса, то воевать только одним высоким духом – это ужасное заблуждение)
Выражаясь лаконичным языком, 194 кавполк начал свой боевой путь с точки координат : 47 градусов 37 минут северной широты и 40 градусов 6 минут восточной долготы. 17 сентября 1941 года в районе кургана Красюковского подразделения полка попали под массированный авиационный налет фашистской «люфтваффе». Пока еще немцы в воздухе чувствовали себя господствующей силой. Налёт нанес не особенный урон благодаря своевременному рассредоточению живой силы и консостава и хорошей дисциплине всего личного состава полка. После налёта в короткий срок были приняты меры по усилению противовоздушной обороны района дислокации и маскировки людей, коней и военного имущества. На вероятных направлениях налетов были выставлены посты оповещения и тачанки со счетверенными пулеметными установками. Дежурство в состоянии готовность № 1 -велось круглосуточно. По приказу комдива полку предстояло до 17 сентября полностью доукомплетовать полный набор штатного вооружения и техники, запаса продовольствия и фуража. Отцу , впервые в жизни , пришлось стать координатором всей деятельности боевой единицы, состоящей из тысячи четырёхсот человек и, примерно такого по численности, конного табуна. Но кроме этого - кавалерийский полк- не только всадники с шашками наголо. Сюда входили люди разных военных специальностей: артиллеристы, связисты, химики, разведчики, саперы, автомобилисты , ветеринары, санинструкторы., пекари и прачки, интенданты и вооруженцы, ездовые. Конечно, не исключение и такая специальность, как контрразведка.. Цель командования полка - умелое управление в боях для выполнения поставленных задач успешно и без потерь личного состава.
Как вспоминал отец, 194 полк на редкость успешно выполнял все команды. Первой причиной согласованности было то, что основной костяк бойцов-кавалеристов составляли не новобранцы., а кадровые служаки-резервисты предвоенного Донского военного округа, выходцы из донского казачества. Это были люди, которые знакомы со строевым уставом кавалерии и с тактикой конницы. Уже первые перестроения конного подразделения и управление ими на марше были более чем удволетворительными…
Новизну в управлении полком представляли десятки грузовых и легковых автомобилей, спецмашины( технички вооруженцев и связистов, полковая автопекарня), почти полторы сотни повозок на конной тяге и до сотни полевых кухонь. Этот многогранный аппарат был необходим для современной войны, но, для стремительных бросков конницы на врага, несомненно , был ужасным тормозом. Раскрутить этот мощный механизм пришлось в условиях тяжелых боев: пока выполнялся последний приказ о начале боевого марша дивизии 17 сентября, враги взяли город Ростов. Войскам Южного фронта генштаб РККА приказал немедленно освободить город от немецко-фашистских оккупантов. Войска 9, 37 и 18 армий форсированным маршем вступили в бой на участке Ростовской области от Новочеркасска до Батайска. 68 и 66 кавдивизии получили приказ с боями осуществить глубокий охват врага с северной стороны Ростова с целью полного окружения и последующего уничтожения вражеской группировки. Пока еще стояла теплая осень и погода не осложняла трудные марши . Дорожное покрытие и придонская степь позволяли преодолевать километры на пути к Ростову. Немцы спешили развить успех и закрепиться на левом берегу Дона. Наши войска вступили в схватку с отборными частями фашистов. По замыслам командования фронта, на операцию по освобождению Ростова понадобится месяц. На самом деле, операция завершилась 29 ноября 1941 года. Вражеские войска были отброшены на правый берег реки Миусс. За операцию по освобождению города Ростова капитана Ящука Александра Николаевича комдив Кириченко представлял к правительской награде, однако в высших канцелярских инстанциях, представление претерпело «изменение»: об этом просто забыли.
Награды - наградами, но идет жестокая война и не до того. Каждый бой требует огромного напряжения и хладнокровия, действия происходят непредсказуемые и наносят урон , ломают все тактические планы: порой схватки длятся непрерывно и лишают возможности передохнуть, чем-либо поддержать бойцов и коней. Не секрет , что есть надо и на войне, не всегда осуществимо. А тем более - напоить и покормить боевых коней. Среди страдной поры войны на фронт прибывает почта. Много значат вести от родных и близких . Папа не знал, что нас бомбили в пригородном поезде под Персияновкой, бомбили нас и в других поездах, пока мы не приехали в относительный тыл. В сердце каждого воина поселилась тревога о судьбах близких. А тем более, что линия фронта пролегла и через сердца советского солдата: многие их семьи оказались в оккупации и как им там приходится - неизвестно. Не лучше судьба и тех семей, которые успели эвакуироваться и ищут кров неведомо где….. С тягостным грузом о близких и ненависти к врагу наши отцы и деды, сцепив зубы снова и снова шли в бой. С той поры в отцовском архиве сохранилась потертая почтовая открытка, которую мама отправила 31 октября 41 года из Новочеркасска накануне эвакуации на Кавказ: « Дорогой Шурочка! Наконец мы погрузились в пригородный поезд, желание Бори исполнилось – ехать в зелененьких вагонах, пока все благополучно, перетаскала сама вещи и сидим. Вероятно скоро тронемся, лишь бы благополучно проскочить. За нас особенно не волнуйся. Милый Шура, береги себя по возможности. Направления мы пока не знаем, ну ничего, как-нибудь разыщем друг друга. Ну пока досвидания, мой дорогой папочка, Боря и Лариса крепко целуют. Целую тебя только твоя Нина.» Эту весточку, полную любви и тревоги у сердца носил отец в боях. Вместе с тем тяжелые думы не покидали отца,- успели ли мы избежать оккупации. Но бог миловал, мы не погибли под бомбежками и добрались до Нальчика. Но папа этого не знал и очень тревожился в неведении. Тяжелые бои на Донской земле продолжались: враг успел закрепиться на правом берегу Миуса, организовать глубокоэшелонированную оборону. Следствием оборонной тактики является последующее наступление, к которому немцы серьезно готовилось. Первая танковая армия Клейста в этот момент успела пополнить личный состав и парк техники. Немцы срочно перебрасывали в этот район танковую технику и резервы мотомеханизированных дивизий Германии, Италии и словацко-румынских армейских подразделений. Здесь им противостояли войска 56, 9 и 18 армий. Нельзя не дополнить, что на донецкой земле фашиста и его военную технику в плен взяла погода : осенние дожди развезли все дороги, а потом увязшие танки, машины и любой другой транспорт крепко увяз в мёрзлой земле.
Ведение боевых действий осложнились наступлением снежной и морозной зимы. И все же операция по освобождению Ростова завершена была успешно, Президиум Верховного Совета СССР отметил войсковые части, отличившиеся в боях. В числе их, 68 Кавдивизию. Это очень вдохновляло всех воинов - Родина помнит о своих защитниках. Немного наладилась работа полевой почты и папа , наконец, узнал наш адрес и стал получать мамины письма. А мы успели пожить в Армавире, Минводах, Пятигорске, поселке Докшукино и остановились в столице Кабардино-Балкарии - Нальчике. Там нас приютила временно жена военного. Потом мама познакомилась с очень приятной и бесконечно доброй женщиной - Еленой Варфоломеевной Улиной. Несмотря на то, что она с двумя сыновьями проживала в двух тесненьких комнатушках, она пригласила маму с еще двумя ртами, пожить у них. Это был очень добрый жест, о котором мы помнили всю жизнь, дружили с их семьей долгие годы. Так , на время, мы поселились в доме №7 по улице Свободы. Теперь папа получал мамины письма , хотя и с небольшим опозданием. Боевые успехи папиного полка в какой-то мере зависили и от отцовского военного опыта в гражданскую и на границе. Это не ускользнуло от дотошного комдива и он решил исправить пробелы в фронтовых делах 191 кавполка, назначив отца командиром этого полка. Мамины письма еще шли в прежний адрес. Вскоре все уладилось. Итак, 13 января 42 года отец через офицера связи получил пакет.
ПРИКАЗ
По 68 отдельной кавалерийской дивизии 13.1.42 №4 село Красная Поповка
1. И.д. командира 191 кп майора тов. Жилина Ивана Ивановича с 8-го сего января полагать больным и отправленным в Лисичанскую городскую больницу. Основание: Рапорт комиссара 191 кп..
2. Во временное исполнение должности командира 191 кп вступить с 13 сего января начальнику штаба 194 кп тов. Ящук Александру Николаевичу.
3. Во временное исполнение должности начальника штаба 194 кп вступить командиру 2-го эскадрона тов. Рыковскому с 13 сего января
4. Во время перехода из НИКИТОВКА в район КРАСНАЯ ПОПОВКА в 180 кп отстало и не прибыло в часть до конца дневки - 57 лощадей,9 бричек и 36 человек.
И в 191 полку - 78 лошадей, 120 людей и 18 бричек.
За неприятие своевременных мер к розыску отставших людей и подброски фуража для поддержанию конского состава отставшего в пути и плохую организацию марша - командиру 180 кп майору тов.ОСАДЧЕМУ, комиссару 180 кп ст. политруку КАЩУКУ и комиссару 191 кп тов. ЦЕХМЕЙСТЕР - ОБЪЯВЛЯЮ ВЫГОВОР и в последний раз предупреждаю, что в дальнейшем за отставание людского и конского состава,приму меры вплоть до отстранения от должности и преданию суду Ревтрибунала.
Командир 68 кавдивизии Комиссар 68 кавдивизии
Полковник Кириченко Батальонный комиссар Набойченко
Приказ крепко озадачил отца , пришлось покидать хорошо отлаженный коллектив, умело и отважно бьющий врага. Как показал последний приказ, в 191 полку , не все благополучно с дисциплиной и исполнительностью. Уходя на новую должность, отец взял с собой своего коновода Михаила вместе с двумя конями. Времени на раскачку не было - полк вел затяжные бои и отец окунулся боевую гущу. В разгар битв отец
получил весточку от мамы:
« Здраствуй дорогой мой Шурочка! 19 января 1942 года
Пишу, дорогой мой, часто, получила твою открытку от 9 декабря 41 г. Правда давность ее месячная, но я смотрела на нее и твой почерк, и знала, что мой родной невредим, Сегодня получила от Китайской Шуры письмо, где она пишет, что они тебя выкупали в ванной и ты, одевая гимнастерку, уронил и разбил мое зеркальце.Пишет, что его не давал, потому что это дала тебе твоя Ниня. Мой дорогой, у тебя еще есть память моя – это фонарик. Правда как ты, мой дорогой, чувствуешь себя, приходится –ли тебе мой родной, спать на маленькой бархатной подушечке, которую шила твоя детка? Посылаю тебе,мой дорогой, свою фотокарточку, только ты скажешь,- ну вот сфотографировалась и одна. Я совершенно не собиралась, пришла только узнать- есть ли фотоматериалы, а фотограф говорит, что давайте я вас одну сниму, а скоро придет фотоматериал и мы будем семейные делать, а это пробное фото.Но все равно. Я недавно случайно в твоих бумагах нашла твою фотокарточку, я с ней не расстаюсь, она все время лежит в паспорте. Посмотри на свою детку и не забывай ее идя в бой и знай, что твоя детка мысленно всегда с тобой. Все мысли, все желания только связаны с тобой, мой родной. Мы все пока живы и здоровы, Лариса кончила вторую четверть, но только много хороших отметок, но отличницей ее уже не назовешь. Вчера я ее бранила, а у самой сердцу больно. Правда она полтора месяца не училась, потому что мы жили между небом и землей, когда я не знала где ты и что с тобой - мне было все равно, чтобы они не творили. Я жила только со своими горькими думами. Но сейчас я знаю. Ты жив, мой дорогой,все это для меня-счастье.
Борис, когда приехали в Нальчик, то у него такой аппетит, все время только ел бы и ел. Я уже и то говорю - да что это он перед голодом, что – ли. Они меня уже съели, и ,наверное съедят со всеми потрохами с моими. Мне и так не хватает зарплаты. Вот мне надо купить на весну, сахару и муки у нас нет ни килограмма.
Я иногда над Бориской смеюсь, иногда зло возьмет- есть нечего, а он- кушать хочу, я ведь голодный. Ну что я с ним должна делать? Правда он росленький , высокий стал. Вчера был в кино, видели музыкальную историю и о зверствах фашистов в Ростове. Борька все мне рассказывал, что он видел, они ходили одни. Вчера я ходила в школу на собрание, а то все время сижу дома, знакомых у меня нет. Время летит как птица, от Веры получала телеграмму, они получали от тебя из Ростова, а я уже от тебя из Ворошиловска получила телеграмму, ведь телеграммы ходят так же как письма. Ты не отчаивайся, хотя с опозданием, но все письма получишь. О нас особенно не беспокойся, но пиши чаще, уделяй хотя 3-4 минутки написать мне письмо, ведь в этом у меня вся жизнь.Пиши все: как ты одет, приходится ли отдыхать в фронтовой обстановке, и какой был у вас подарок новогодний этим зверям в образе человека. ( мама , видимо , имела в виду,. что немцев отбросили от Ростова). Я читаю Шурины письма- это я о Китайской: думаю все же немцы поучили людей, которые плохо верили в нашу мощь , силу и вооружение нашей доблестной Красной Армии.. Ну, мой родной, буду заканчивать писать, привет твоим товарищам по оружию, которых я знаю. Часто вижу тебя во сне, вот видишь, я даже во сне с тобой.. Ну, мой дорогой,крепко целую тебя и много раз. Я бы с удовольствием повисла на шее моего дорогого Шурки.
Дети крепко целуют своего папку. Ну, пока целую твоя и только твоя Ниня.»
Наивное и трогательное письмо любимой в боях во много раз подымает настроение и окрыляет в тяжкую годину. Согревает сердце простодушная забота о том, как ты одет, отдыхаешь ли ты. Какой к черту отдых, когда в боях нет ни минуты для еды и кормежки лошадей? По несколько дней подряд лишь один смертельный бой!
В этот момент 68 кавдивизия вела тяжёлые бои, в которых против конницы немцы бросали на передовую танковые полки с авиационной поддержкой и мотомеханизированные пехотные части.
Бедная мама, она даже не представляла себе, как воевать в лютую зиму против до зубов вооруженного противника. Но письмо грело душу!
В ходе последних боев отец успел проанализировать возможности полка и выработал ряд тактических и хозяйственных задач для всего личного состава и ждал короткой передышки в бою, чтобы донести свои задумки до каждого кавалериста полка. Вскоре такая возможность была предоставлена: по приказу комдива , полк был отведен для пополнения людским и конным составом, для пополнения вооружением. Появилась возможность побывать во всех эскадронах и службах полка, побеседовать, в конце-концов , даже провести краткие практические учения по тактике современного боя.
В отцовском архиве сохранились наброски конспекта бесед с личным составом полка, который был сформирован из частей другой дивизии. Отец обратился к бойцам с такими словами:
« Ваша дивизия сокращена, уже понесены потери в ряде эскадронов,
Дрались вы неплохо, о чем пишут в газетах, много хорошего вы показали, но есть .и отрицательные моменты. Если бы эти недостатки можно было изжить, но это не так. Есть ненормальное положение касающееся дисциплины. Мне говорили, что причина в том, что на эскадронах стоят младшие командиры - это не так, им доверено все, в особенности - драться с врагом. ( Мне неведомо, откуда отец заранее знал, что 68 кавдивизия вот-вот будет расформирована, наверное по данным о понесенных потерях в последние месяцы, а они составляли до шестидесяти процентов.)
Первое то, что все мы патриоты и призваны защищать Родину.
Нужно воспитывать заботу о людях , лошадях и вдохновлять на борьбу с врагом. Последняя операция показала, ( я не видел вас в боях у Ростова), но я видел вас во время бомбежки. Мною отмечено, что люди бегут от лошадей, а не к ним. В такие моменты не слышно голоса командира, не используется пулеметный и минометный огонь, команды не подаются. Наше внимание должно быть направлено на поддержание конского состава, который в бою находится в тяжелом состоянии. Люди у нас еще обеспечены ничего, но лошади требуют особого ухода. Отмечено, что водопой коней перепоручается мальчишкам. Требую обратить внимание на ружья ПТР и их применение. Главным недостатком является то, что мы не прячем своих пушек, минометов и пулеметов. А много ли мы их видим у противника - нет. А мы обнаруживаем свой передний край.
Маскировка - основа , без которой немыслима война.
Обращаю еще раз ваше внимание на уход за конским составом, его водопоем.
И последнее:
1. Представить на утверждение младший начсостав.
2. Представить на утверждение средний начсостав.
3. Завести учет имущества, бирки лошадей.
4. Пересмотреть расчеты у пулеметов, орудий и минометов.
5. Провести занятия по выдвижению на огневую позицию,
смены огневых позиций и т.д.»
Так состоялся «задушевный» разговор нового комполка с личным составом. Как потом выяснилось,- спокойный , аналитический разбор
«полетов», без угроз и окриков, составом полка был встречен одобрительно. С бойцами полка с самого начала войны так еще никто не беседовал. А комсостав полка с первых совещаний у комполка был приучен к войсковой дисциплине в самой азбучной форме: Рапорт о делах в подразделениях, оперативная обстановка на участке вверенного переднего края, необходимая поддержка, - этому учат азы тактики боя. Затем следует процедура сверки часов, команда « Слушай приказ!» , постановка боевой задачи с привязкой на карте местности, ведении наблюдения и разведки, способы связи со штабом. Казалось бы простые процедуры по наведению дисциплины и истинный патриотизм людей в короткий срок превратил полк в высокоорганизованный механизм войны. Как рассказывали папины друзья по дивизии, большой вклад в повышение боеспособности 191 кп внес отец- он не торчал на командном пункте, его видели верхом в разных
местах дислокации полка, он успевал побеседовать с кавалеристами, вникнуть в нужды красноармейцев и удовлетворить их. Отец никогда не был «обещалкиным», особенно когда его просил подчиненный. Такая школа была получена еще на бронепоезде «Гром» в гражданскую. Видя такую заботу о боевых побратимах, бойцы горой стояли за командира. В личном деле отца многие его командиры характерной чертой отца считали обостренное чувство ответственности за жизни подчиненных и его высокой заботе о бойце. Мои личные ощущения лишены субъективизма: отец был очень скуп на похвалу, всегда внешне был очень суров, однако за всем этим стоял очень добрый и внимательный человек, в чем я был свидетель, пока отец жил на этой земле. Оставим рассуждения и вернемся к периоду середины января 1942 года: короткая передышка и изменения в ходе зимней кампании внесли свои коррективы. Полк вновь вступил в жестокие бои.Накануне этого , отец успел оформить денежный аттестат на нас с мамой - все свое денежное содержание он адресовал маме в Нальчик. На фронте деньги ему были не нужны. А мама получила по 1200 рублей каждый месяц.
21 января командный пункт полка расположился в небольшом сельце Краснозоревка, имеющее только пару уцелевших от обстрелов и бомбежек домиков. Местное население оставило разрушенное село, поэтому КП поместилось в маленькой хибарке с одним оконцем. Нашелся и прочный стол со скамьями. Отец перед последним совещанием окинул взглядом местность , и, увидев светящееся малое оконце на КП. Отметил: надо соблюдать маскировку, в том числе и светомаскировку. Комиссар полка упрекнул отца в излишней бдительности и в начале совещания лишь слегка убавил пламя в керосиновой «летучей мыши». Совещание близилось к концу, - уточняя задачу на карте, командиры наклонились над столом . В этот момент вражеский снаряд проломил стену, пронесся над спинами офицеров и пронзил противоположную стену, взорвавшись на улице. Отец спокойно скинул с плеч бурку и прикрыл ей окно, ни словом не обмолвившись о своем требовании соблюдать маскировку. Всех от гибели спас наклон над картой. Отпуская офицеров в подразделения, отец еще раз акцентировал их внимание на том, что командир ставит задачу, войска ее выполняют, но всю ответственность за приказ и его исполнение несет только командир. За полк - комполка, за эскадрон - комэск, за взвод - комвзвода, за бойцов - сержант….
Фронтовая линия полка протянулась на 70- 100 километров, менялась ежесуточно и телефонной связи с ШТАДИВОМ установить было невозможно. И радиостанций в то время не хватало. Хорошее оснащение средствами связи придет в конце 1943 года Поэтому сейчас она осуществлялась с помощью конных офицеров связи. Обстановка через три дня изменилась коренным образом и в дивизию последовал рапорт:
Командиру 68 КД
191 КП 11.00 24.1 тремя сабельными эскадронами занял НОВО-АЛЕКСАНДРОВКА. Противник обрушился на эскадроны минометным огнем из ГУСАРОВКА и НОВО-ПАВЛОВКА. Эскадронам приказано развивать наступление на ГУСАРОВКА. Продвижение полка от БОБРОВА до НОВО-АЛЕКСАНДРОВКА замедленно вследствии неоднократного налета и бомбежки авиацией противника, потери уточняются. КП южнее окрестности КРАСНОЗОРЕВКА.
Комполка 191 ЯЩУК
Жестокой зимой 42 года фашистская авиация безнаказанно расстреливала наши войска на всех фронтах. Только после разгрома гитлеровцев под Сталинградом, наша авиация начала господствовать в небе и мстила за гибель советских людей в начале войны. Здесь, на донской земле, залитой кровью советских солдат, в станице Большекрепинской уже в 43 году базировались несколько авиационных соединений. Особенно фашисты сполна на своей шкуре испытали грозную мощь наших штурмовиков. Недаром наши ИЛ-2 они назвали «черной смертью». Но это настанет через год, а пока….
Гибли бойцы и кони, теряя товарищей, полк вгрызался в немецкую оборону. В тесном взаимодействии с пехотными и артиллерийскими частями, полк бил врага нещадно. Здесь очень выручали боевые друзья-кони, они были быстрым и надежным помощником кавалериста: быстрота, натиск, грозный вид несущегося животного приводит противника в панику и вызывает страх и ужас. Трудно это передать, просто надо самому увидеть из седла , среди взрывов и свисте пуль вокруг.
За пять суток боев полк прошел 65 километров юго-западнее станции Барвенково. В дивизию ушел очередное донесение:
КОМАНДИРУ 68 КД
9.00 29.1 191 КП совместно со 180 КП, достигнув северной окраины ЯВЛЕНСКАЯ в 200-500-х метрах от села был встречен сильным огнем из минометов и автоматов. Несмотря на длительную артподготовку, огневые точки противника не подавлены и не дают возможности продвигаться в населенный пункт. Подразделения залегли и ведут ружейно-пулеметный огонь. Лыжный батальон, не согласовав действий, оттянул свои части в АННАНИКОЛАЕВКА. Полк имеет потери убитыми и ранеными, - последние уточняются.
КОМПОЛКА 191 ЯЩУК
В данной обстановке потери можно было бы значительно сократить.
Чем руководствовался командир лыжного батальона- неизвестно, но « волевое» решение лишить соседа поддержки с фланга обратилось последующим переносом огня противника на кавалеристов. Жестокий мороз и сильный обстрел было терпеть невыносимо, но здесь наш солдат выдержал суровый экзамен,- сжав зубы окапывались в снегу, уложили коней на снег, не переставая стрелять по врагу. Подтянулся отставший ранее минометно-пулеметный эскадрон и обрушился огнем на врага. К сумеркам полк ворвался в Явленскую и искрошил фашистских захватчиков. В послевоенную пору жители этих мест переименовали одно из сел в САБЕЛЬКОВКУ в честь героических кавалеристов 68 КАВДИВИЗИИ. « Немчуру» отбросили на двадцать километров на запад и полк далее развивал наступление в район села НОВО-БЕЗЗАБОТОВКА.
Немецкие части получили подкрепление живой силой, вооружением и техникой. Враг ожесточенно оборонялся и часто переходил в наступление на отдельных участках фронта. Одно из таких наступлений развивалось на рубежах 191 КП. Требовалась передышка после яростного боя у Явленской, где пало много кавалеристов, большое количество бойцов обморожено. Личный состав требовал отдыха и хотелось просто отогреться Штаб дивизии предпринял кое-какие меры: были подброшены полушубки и шубы, теплые вещи и усилили рацион горячего питания. Санинструкторы и ветеринары получили дополнительные комплекты медикаментов. Нарочные несли в штадив короткие донесения:
КОМАНДИРУ 68 КД
В АНДРЕЕВКА своих патронов нет.
Дорога на МИХАЙЛОВКА охраняется 3-м эскадроном
путем выставления боевого охранения в 0.5 км от БЕЗЗАБОТОВКА.
В селе Н-БЕЗЗАБОТОВКА отмечается движение подвод неприятеля, повидимому
подвозят боеприпасы.
КОМПОЛКА 191 ЯЩУК КОМИССАР КП ЦЕХМЕЙСТЕР
11.2. 42
Не откладывая на потом, отец черкнул себе на заметку самое необходимое:
1. Привести часть в порядок.
2.Разместить людей.
3. Выставить наблюдение и охранение в сторону Андреевка.
4. Отрыть окопы в снегу., использовать здания и т.п.
5. Составить акты на потери матчасти, пулеметов и т.п
И в войну требуется соблюдать правила военного делопроизводства, как ни парадоксально, но это непреложный факт.
Мама в эти дни получила денежный аттестат от папы и побаловала нас жареными оладьями. Вместе с детьми тети Лены Улиной мы уплетали их за обе щеки. Мама получила телеграмму от тети Веры из Хапчеранги. Среди всяких сообщениях от своей сестры , мама сетовала- у бедной Верки нет ни пары новой обуви. Уловив мамину озабоченность, я оделся и незаметно выскользнул на улицу. Я решил пойти по магазинам выбрать обувь для тети Веры. Мою пропажу обнаружили не скоро, а когда обнаружили- мой след пропал. В панике и смятении искали меня всем двором. Чего они всполошились? Я же только завернул на улицу Кабардинскую и пошел по всем магазинам, я же был уже взрослый: как-никак шел четвертый год. В конце-концов нашла меня мама: «Горе мое, куда тебя понесло?» Я совсем спокойно рассказал маме, что тете Вере надо купить обувь и я пошел в универмаг - посмотреть туфли для нее. Мама расцеловала меня и попросила больше никогда самому никуда не уходить. ( Вношу существенную поправку: этот поход по магазинам я совершал не в Нальчике, а в Новочеркасске. Когда я писал о своём походе в универмаг, то я не знал в каком городе это было, поэтому с коррективами оставляю свои детские воспоминания. ) Ну что-же, раз мама просит, надо слушаться. Так в раннем возрасте я получил пример подавления собственной инициативы. Потом меня мама осудила в кино, когда при показе киноновостей с фронта, я увидел скачущего на экране с саблей в руке своего папу и заорал на весь зал:» ПАПА!». Мама ладошкой прикрыла мой рот и молча погрозила мне пальцем. Только потом мне стало понятным ее поведение: окружали нас не только патриоты, но и недруги Советской власти, которые искренне ждали прихода немцев. И попади мы в оккупацию, семье командира грозила неминуемая смерть. Мамино письмо к папе сообщало о моих похождениях.
В эти дни папа тоже совершил не совсем ответственный поступок: командир полка вместе с полковой разведкой сделал вылазку на территорию, контролируемую противником. На околице одного из сел нос носом столкнулись с хмельным пехотным подполковником. Ошалелый немец мгновенно отрезвел и схватился за висящий на плече «Шмайссер », но отец опередил его и снес шашкой голову врага. Прихватив планшетку с документами , автомат и сорванный с немца крест с дубовыми листьями(высшая награда фашистов) , разведчики бесшумно и незаметно вернулись в расположение. Сведения из трофейной планшетки свидетельствовали о начале масштабного наступления немцев. Комдив на новые сведения отреагировал мгновенно- на передний край были подброшены батареи противотанковых орудий. Враг вновь готовил танковый удар по позициям кавалеристов. Следующие бои оправдали создания противотанковой обороны - танки лавиной обрушивались на кавалерию. Но пока, оборону они не прорвали, а получили мощный отпор. В распоряжении кавалерии на этих участках фронта поступили 76-миллиметровые противотанковые орудия «ЗИС», против которых танковая броня фашистов не устояла. Очень показательна колонка газеты-дивизионки, отражающая настрой бойцов и командиров в эти дни. Политрук Ноженко писал:
«В БОЙ ИДУТ КОММУНИСТАМИ»
Наша партийная организация за время боев значительно выросла. В течении только последних 20 дней боевой жизни, принято в члены и кандидаты ВКП(б) 24 человека.Перед каждым боем, как правило,поступают заявления от бойцов и командиров о желании вступить в ряды большевистской партии. В своих заявлениях советские патриоты пишут , что будут беззаветно сражаться за дело Ленина- Сталина, за честь и свободу своей Родины. Оформление документов производится оперативно. Поступающие заявления бюро разбирает без задержек, независимо от обстановки. Вот один из примеров. За 2 часа до вступления в бой начало свою работу бюро. Стоял только один вопрос- прием в партию.
Первым разбиралось заявление капитана ЯЩУК. Он спокойно рассказывает свою автобиографию, о том, как он - выходец из семьи рабочего стал командиром.
- Вы лучше расскажите тов. ЯЩУК о своих последних боевых подвигах, - прервал капитана кто-то из членов комиссии.
- Вы сами без рассказа знаете…
И действительно, о боевых подвигах капитана ЯЩУК знают в части все. Участник боев на Хасане* и Халхин-Голе, он имеет большой опыт борьбы с врагами, посягавшими на нашу землю.(*На Хасане папа не воевал)
В одном из последних боев противотанковые орудия были сильно обстреляны немцами. Командный состав был выведен из строя. Заметив это, ЯЩУК бросился к орудиям, под ураганным огнем, привел их к бою и отбил до десяти танков противника.
На этом же заседании был принят в кандидаты ВКП(б) сержант ПОНОМАРЕНКО. В жестоких боях за один из городов, был ранен командир эскадрона.Сержант ПОНОМАРЕНКО принял на себя командование. Тактически грамотный младший командир блестяще выполнил боевую задачу, Последующие приказания его эскадрон также выполнил блестяще. Командование назначило сержанта командиром эскадрона.
Все принятые в партию товарищи в тот же день в бою показали себя достойными высокого звания коммунистов. Капитан ЯЩУК лично из пистолета убил свыше десятка немцев. Младший лейтенант СЕВЕРСКИЙ подпустил к батарее на расстояние 70 метров вражеских
автоматчиков и в упор расстрелял их шрапнельными снарядами.
Документы на всех принятых в ВКП(б) товарищей были оформлены на второй день и переданы на парткомиссию. Через несколько дней молодые коммунисты получат партбилеты.
14 февраля 1942 года дивизионная газета «КРАСНЫЙ КАВАЛЕРИСТ»
В 1948 году в г. Алма-Ата нас навестил бывший папин коновод, он продолжал воинскую службу, был капитаном и приехал в гости к своему комполка. В перерывах между их воспоминаниями, капитан всюду в городе «таскал» меня с собой, водил в кино, зоопарк, кормил в каком-то ресторане шашлыком и рассказывал о том, как воевал наш папка. Ну не запомнил его фамилии, звали его Михаилом. Так он рассказывал, что к седлу отца всегда была приторочена снайперская винтовка и отец часто укладывал коня и расстреливал фашистов из неё. А когда полк окружили танки и плотным огнём раскидало противотанковую оборону полка, то отец сам привёл к бою орудие, дядя Михаил подавал снаряды и отец подбил десять танков. Благодаря этому полк вышел из окружения. Раскрыв рот я слушал папиного коновода тогда… Кстати, почему-то, может от любви к лошадям, я всегда дружил с коноводами и держался поближе к конюшням. А когда подрос, то конно-спортивный клуб стал домом родным, когда мы жили в Нальчике. А клубом руководил бывший папин комэск.
В короткую передышку между боями отцу пришлось встретиться с минометчиками полка и ознакомить их с приказом командующего Южного фронта « О массовом выходе из строя 82 мм минометов в 12 армии».
Суть приказа заключена в том, что взорвалось 25 минометов, у двух произошло раздутие стволов. Погибло 14 и ранено 17 человек. Причиной послужило нарушения правил эксплуатации минометов. Комфронта МАЛИНОВСКИЙ приказал запретить применение запрещенных взрывателей и подвязку сверхнормативных допзарядов для повышения дальности стрельбы минометов.
Приказ был срочно проработан с личным составом и командирами. Заканчивались два изматывающих месяца боев с фашистами. Советские войска , в сложных условиях , удерживали врага, рвущегося к Волге и Кавказу. Завершался февраль указом Президиума Верховного Совета СССР и Постановлением ВЦИК и СТК, красноармейцам и командирам, отличившихся в боях за Родину присвоить военные звания. В числе кавалеристов дивизии и отцу было присвоено звание майора. Комдив стал генералом, комиссар дивизии стал старшим батальонным комиссаром.
Среди текущих документов некоторые вызывали протест, но приходилось подчиняться штабу дивизии и отпускать из полка хороших командиров. Особенно возмутила записка начштаба:
« тов. ЯЩУК»
Тов. Трофименко остается при штадиве делегатом связи от 191 кп, выделите ему лошадь.
НШ подполк. АНДРЕЕВ. 25.2.42
С сожалением отдавал отец умного и отличного командира. Отца постоянно сопровождала работа по воспитанию хороших командиров – кавалеристов. Только сделал своими стараниями отличного бойца, его тут же забирают на другую должность. Единственное утешение заключалось в том, что ни за одного из них отцу не приходилось краснеть. Радовали успехи 194 полка, с которым отец вступил в войну. Очень много кавалеристов полка были отмечены правительственными
наградами, большинство состава части было повышено в звании. Командование 191 полком тоже позволило сплотить людей, научить их умело и грамотно бить врага. Крепла воинская дружба и люди преображались духовно и морально. В каждом боевом эпизоде последнего периода росло воинское мастерство, бойцы стали отважнее и организованнее, инициативнее и проявляли выдумку и хитрость в схватках с неприятелем . Теперь коллектив изменился вкорне и был совсем не похож на тех неумех, которые кидались врассыпную при налете авиации. В такие минуты любой боец полка старался поразить стервятников из простого карабина. Практика показала - такая стрельба на ряде фронтов венчалась победой. Винтовочная пуля валила на землю фашистских асов..
28 февраля штаб дивизии потребовал сведения о потерях, которые понес полк за два первых месяца 1942 года. За этот срок полк прошел с боями, выбивая врага из сел Долгенькая, Явленская, Благодать, Куроедовка, Ново-Беззаботовка, Старо-Беззаботовка, Очеретино-Андреевка. Особенно кровопролитные бои шли за Явленская и Ново-Беззаботовка. Сводка в штаб дивизии от 28.02.1942 : Погибло 64 бойца и командира, ранено 207 человек, обморожены 94 человека и пропало без вести 141 бойцов и командиров. Жестокая бухгалтерия войны: из полутора тысяч воинов полка потери составляли восьмую часть ( учитывая выбывших по ранениям). Противник усиливал свой потенциал и советские войска на Южном фронте могли попасть в котел. Такая возможность существовала реально. Первого марта немецкие войска при мощной поддержке авиации и артиллерии, танковым ударом прорвали нашу оборону и окружили 180 и 191 кавполки, пытаясь уничтожить их. Возникла угроза пленения штаба полка . На боевой летучке, комиссар Цехмейстер тихо сказал отцу: «Саша! Сдаваться я не намерен, ты знаешь, что ждет комиссара-еврея. Уж лучше пулю в лоб!»
Отцу не раз выпадало быть в окружении. Поэтому , вывод один: выходить из окружения встречным боем в тыл противника, чтобы затем , на плечах наступающего врага вернуться на свою территорию.
А комиссару бросил: « Отставить раскисать, ты вожак коммунистов полка и веди их в бой личным примером!» Спустя сутки полк вырвался из окружения, крепко потрепав горно-егерскую часть немцев. Еще на марше отец посыльным отправил краткое донесение в Ново-Дмитровку: «Вышел из окружения полным составом с боевым знаменем и штабными документами. Потери уточняются .»
Через три дня Генштаб РККА приказал начать скрытый отвод войск фронта во избежании напрасного уничтожения боевых частей силами превосходящего противника. , Новый комдив Юровский немедленно оповестил все подразделения:
БОЕВОЙ ПРИКАЗ №09 ШТАДИВА 68 КД 16.00
4.3.42. С.НОВО-ДМИТРОВКА.
«68 кд ночными маршами выходит к 4.00 9.3.42. в район ТРЕХИЗБЕНКА, двигаясь по маршруту: КУРУЛЬКА-1,КРАСНОПОЛЬЕ-2,ГОЛАЯ ДОЛИНА, БОГОРОДИЧНОЕ, ЯРОВАЯ, ДРОБЫШЕВО, КРАСНЫЙ ЛИМАН, ТОРСКАЯ, КРЕМЕННАЯ, РУБЕЖНАЯ, СМОЛЯНИНОВО, НОВО-АХТАРСКАЯ, ГРЕЧИШКИНО.
За 68 кд следует 56кд.
Выступление из района НОВО-ДМИТРОВКА и привалы согласно
таблицы
Порядок движение частей: Штадив,194 кп, 191 кп, 180кп
Связь на марше: офицерами связи и конно-посыльными.
Предупреждаю ком-ров частей, что движение совершается вблизи от фронта , иметь постоянное охранение и соблюдать маскировку.
Обеспечить части на марше продфуражем и горючим с баз до 6.03- СВЯТОГОРСКАЯ, до 9.03 - КРЕМЕННАЯ и в районе сосредоточения НОВОАЙДАР.
Командирам частей по прибытии в место привалов и сосредоточения доносить посыльными немедленно.
ПРИЛОЖЕНИЕ: таблица марша.
Отход наших войск, происходящий скрытно ночью, происходил на глазах местного населения. По бокам сельских дорог были видны стоящие крестьяне, - старики, женщины и дети. Скорбные фигуры беспомощного мирного населения ,- что может быть позорнее для отступающего солдата… Война есть война.
На марше кавалеристов, словно подстегивая, подгоняли приказы.
«Командирам 191, 194, 180 КП
Торская. 6.3.42. 12-50»
1. По случаю продолжающегося снегопада, Комдив приказал:
Час выступления из Торская в Рубежная перенести на час
раньше ( 17.00), а именно, восточную окраину Торская пройти:
Управление дивизии в 16.40, 194 кп в 17.00, 191 кп- 17.20,
180 кп - 17.40.
Донесения о выступлении прислать по прохождению
восточной окраины Торская.
Спустя некоторое время командиры полков были оповещены о том, что все обозно-вещевое имущество по прибытии тылов в Муратово передать представителю штаба дивизии тех. Интенданту 2 ранга СКВИРСКОМУ. Передачу производят нач-ки ПФС полков. Все автомашины передать в распоряжение нач. АХС дивизии 10.3.42 г. к 17.00 В Торская помполков по м/с провести списание по инспекторским свидетельствам всего вещевого имущества и закрыть учетные книги.
Торопясь завершить текущие дела, отец успел перевести маме 3000 рублей . .
Натиск фашистов сдерживали стрелковые и артиллерийские дивизии. Скрытное отведение войск остается скрытным только в первой фазе, затем авиаразведка противника вносит ясность и отходящие силы враг старается , образно выражаясь, «дожать» бомбежками и артналетами. Один из обстрелов произошел во второй половине дня 13 марта 1942 года. Зима еще не сдавалась, засыпая донскую землю толстым слоем снега. Небольшие оттепели марта превращали снег в. непролазную грязную кашу . Это очень затрудняло марш полка, люди и кони устали смертельно. Отец вместе с коноводом и комиссаром Цехмейстером взобрались на высотку, откуда все растянувшиеся колонны были как на ладони. Отец спешился, дал указания посыльному, который поскакал к колоннам. Осмотрев местность, он вставил левую ногу в стремя и собирался оттолкнуться от земли правой… В этот момент вражеский снаряд рванул отца и бросил оземь, пролетел под брюхом коня и взорвался где-то в поле. Отец , лежа осмотрел себя: нижней части кавалерийской шинели не было, а на правой ноге в бедре вырвало кусок плоти, кровь хлестала из раны. Боец-коновод Михаил и комиссар ремнями перетянули ногу жгутом и , с горем пополам , спустили отца с высотки. На этом командование кавалерийским 191 гвардейским полком для отца закончилось. Далее был медсанбат , потом Лисичанский госпиталь,- почти месяц залечивали врачи тяжелое ранение в бедро. Одновременно с обработкой сложной раны, фронтовой хирург попутно удалил у отца аппендикс , не прибегая к наркозу. Хирург был поражен тем, что отец упрекнул его: « Ты что, коновал, рану зашиваешь тупой цыганской иглой? Ведь больно!»
Военврач улыбнувшись, ответил: « Ну ты даешь, парень! Такую боль терпел, а теперь ему больно!» Наклонившись над ухом отца, старый хирург тихо промолвил: «Молодчина, командир!». . Второго апреля отец выписался из госпиталя и в тот же день поездом выехал в Нальчик. По существующему приказу Народного Комитета Обороны ему полагался отпуск по ранению. В конце отпуска папе надо было пройти гарнизонную военно-врачебную комиссию, которая определяет готовность стать в строй. Находясь в Нальчике, отец временно утратил связь с дивизией, однако почтою получил справку следующего содержания:
СССР- НКО
Управление 68КД
11.03.1942г.
С П Р А В К А
Дана настоящая майору Ящуку А.Н. ( командиру 191 кавполка), 1898 года
рождения, прибыл в 68 КД 7.08.1941 г. И назначен на должность начальника
штаба 194 КП. Тов. Ящук производил формирование полка и 17 сентября 1941г. полк вступил в бой. 29.11.41 г. 194КП под руководством комполка
тов. Глингберга и начштаба тов. Ящук первыми заняли город Ростов, за что
командование дивизии тов. Ящука представило к правительственной награде.
30 ноября 1941 года полк был окружён танками противника, тов. Ящук,
взяв одно противотанковое орудие, отразил нападающего противника.
В боях под разъездом Кулинацкий т. Ящук лично расстреливая немецких автоматчиков, отразил атаку таковых и был ранен в спину.
13.01.42 г. т. Ящук назначен Врид(временно исполняющим должность) комполка 191, полк с похода участвовал в боях за сёла Явленка, Благодать,
Куроедовка,Фёдоровка,М.Андреевка,Беззаботовка. В бою под селом Благодать
т. Ящук был вторично ранен, в селе Беззаботовка попал в окружение немцев.
Тов. Ящук, ведя огонь из винтовки, вышел из окружения.
Справка выдана в связи с расформированием дивизии.
Начальник штаба 68КД подполковник Андреев
Печать управления 68 КД.
Комиссар штаба 68КД Толкачёв.
Расформирование обычно происходит при утрате вооружения и знамени части. В данном случае 66 и 68 кавдивизии в боях 42 года были настолько обескровлены, что их вывели из боёв и оставшийся личный состав был влит в состав вновь созданного Кавкорпуса.
На фронте обстановка ухудшалась, фашисты вновь были у стен Ростова. Изменились названия фронтов. Южный получил название Закавказского фронта. Кавалерийские части бывшего фронта влились в военную объединенную группу, основанную на базе Двенадцатого Конного Корпуса. Об этом отец узнал в Нальчикском военкомате. Не было предела нашей радости, когда мы обнимали папу. Он еще слегка хромал, а правое ухо папы рассекал свежий шрам от пули. Мы не отходили от папы ни на шаг. Отпуск его пронесся молнией и настал день расставания. Врачебная комиссия признала папу годным к военной службе и военком предписал ему 6 мая 42 года убыть в распоряжение начальника батальона резерва начсостава ГУК НКО на станции Армавир. Через два дня он прибыл в отдел кадров батальона и получил назначение вступить в должность начальника штаба Отдельной Кавгруппы Закавказского фронта, штаб которой находился в районе станицы Невинномысской….. Командующим Кавкорпуса был назначен генерал-лейтенант(тогда ещё полковник) Калюжный .( Начальник Новочеркасского кавалерийского училища). Уже на месте, в штабе Отдельной Кавгруппы, отец выяснил, что костяком этой группы стали боевые эскадроны полков родной 68 кавдивизии. В боях выросли новые молодые и энергичные командиры. Из уцелевщих прежних командиров Главная Инспекция Кавалерии многим поручала более высокие должности. Ряд офицеров был отправлен на учебу в обязательном порядке. Так бывший комиссар отцовского полка Федор Цехмейстер был направлен на Академические Курсы Усовершенствования Командного Состава ( АКУКС) в Нахабино под Москвой. Зная отца лично, главный Инспектор Кавалерии генерал-полковник Ока Иванович Городовиков, «бросил» его на ответственный участок фронта - кавгруппа должна оборонять районы Северного Кавказа и воспрепятствовать захвату фашистами нефтеносных районов страны. Тем более, что здесь отец уже воевал в гражданскую.
Мне в ту пору исполнилось четыре года и детские воспоминания сохранили некоторые моменты того периода очень ясно. Помню, что мы уехали из Нальчика в Пятигорск, где жили недолго в палате водолечебницы «Пушкинские Ванны». Там мы вновь на пару дней встретились с папой. Он уехал немедля. Видимо, папа посоветовал маме как действовать дальше в случае грядущей эвакуации. Действительно немцы к концу 42 года заняли часть Северного Кавказа и места, где мы проживали, оказались под игом захватчиков. И если бы мы не эвакуировались, нас бы немцы расстреляли как семью командира РККА.
Немецкие войска неумолимо рвались на Кавказ. Обстановка обострялась ежечасно менялась… Внезапно на взмыленном коне прискакал прямо во двор
Пушкинских ванн наш папа и велел немедленно покинуть Пятигорск.
А сам бросился на боевые позиции. В суматохе спешных сборов эвакуирующихся семей офицеров, многие женщины высказывали решение – детей и стариков отправить в тыл, а самим требовать выдать оружие и занять оборонительные позиции прямо на улицах города.
Но этого не случилось, так как всех погрузили и вывезли в Орджоникидзе, где нас разместили в казармах военного училища до особого распоряжения. Иногда появлялся нарочный , которого все боялись, потому, что он сообщал о раненых и убитых на передовой. А однажды , летней лунной ночью мы погрузились в кузов полуторки и она, воя двигателем на подъемах., медленно увезла нас по Военно-Грузинской дороге через Крестовый перевал. Новое утро мы встречали в ауле у подножия горы Казбек.
Став взрослым, я часто «натыкался» в книгах на фотографии горного Кавказа, и , словно
возвращаясь в детство, узнавал на снимках так знакомый аул Казбеги. А папа в это время продолжал нещадно бить немцев. Тем более, что бок о бок с ним , находились испытанные и верные боевые побратимы. Разыскал папу и коновод Михаил. Когда боец узнал, что его комполка теперь начштаба группы, большей, чем их родная дивизия., он поспешил к бывшему командиру не за должностью и хлебным местом. Глубоко порядочный человек, он прибыл в штаб, чтобы вернуть отцу его личные вещи, сохраненные бойцом в период, когда отец по ранению выбыл из строя. Отец был тронут: этот заботливый человек все сохранил. На подушке-думке, которую подарила мама отцу перед боями, красовалась аккуратная штопка. Отец пошутил: «Вышивкой стал заниматься,?» - указал он на штопку.
- Не шуткуйте, товарищ командир, то Вас бог спас. Колы вы заснулы, хвашистка пуля пробыла подушку. Так я заштопал пулю у подушке на память.- Боец, мешая русские и украинские слова, объяснял отцу. Видно в семье солдата крылись украинские корни. После войны в нашем доме долго хранилась эта подушечка и можно было пальцами нащупать застрявшую в перьях пулю. Но вернемся к встрече солдата с отцом. Возвратив отцу вещи, он собирался возвращаться в часть. Но не тут-то было. Отец позвонил в строевую часть, приказал накормить коновода обедом в штабной столовой, а когда старый солдат , перекурив, собирался в свой эскадрон, отец подозвал его к себе и сказал:- « Миша, братец, пока меня не убили, служить будешь только у меня, понял?»-
- И ехать в эскадрон тебе не надо, вещи твои посыльный уже доставил сюда! -
. После героической обороны Кавказа, которого наши войска не уступили врагу и вышвырнули немцев с Кавказа, кавалерийские части были выведены в город Кировобад(Гянджа). Здесь мы тоже временно квартировали в военном городке и были свидетелями землетрясения. В шкафах звенела посуда и качалась лампочка…
Когда кавалерийские части были отправлены в Среднюю Азию на переформирование, мы из Баку через Каспий на пароходе «Сен Катаяма» отправились в Красноводск. Детвора эвакуированных семей военных несмотря на качку «шныряла» по пароходу. Около камбуза увидели большие корзины с успевшей слегка загнить айвой. Хитрецы из наряда по кухне увидели попытки детей полакомиться ею. Но взамен им предложили начистить котёл картошки. Дети испытание выдержали достойно и лакомились айвою заслуженно. Помню на пристани Красноводск всё было черно от обилия мух. А когда мы уже ехали в эшелоне, у моей сестры открылись долго незаживаемые ранки на ногах, на всю жизнь эти метки остались на теле сестры. Когда я сам стал служить в войсках, то пребывая в Средней Азии узнал, что это последствия укуса мухи пендинки. По белым пятнам на коже человека всегда можно узнать, что он побывал на юге Средней Азии. Не могу самостоятельно отразить хронологию тех событий. Судя по отрывочным документам, сначало Новочеркасское кавучилище дислоцировалось в Подольске и мы жили там до конца 1943года. Бедная моя старшая сестра, отличница и хорошо воспитанная девочка, за годы войны переменила целую вереницу школ в разных городах. Самые неприятные впечатления остались от голодного подмосковного Подольска. Папа выдержал один год своего преподавания тактики в кавучилище. Детское восприятие того времени - постоянное ощущение голода. Голодали и взрослые и дети. Был ужасный случай, когда десятки курсантов училища едва не погибли, наевшись фуражного овса, предназначенного для кормления конного состава кавучилища. Моя сестрёнка впервые в жизни попала в школу, где мальчики
поголовно были отъявленными хулиганами и сквернословами. На переменках класс превращался в бедлам: тринадцатилетние хулиганы расхаживали по партам, дёргали девчонок за косы, швыряли в них мелом, ногами сбивали с парт чернильницы. Одна такая чернильница попала сестре в лицо и отбила часть переднего зуба. Когда мы покинули злосчастный Подольск, сестра убедилась, что мальчишки военной поры – бешенное племя.
Правда, на этот раз пацаны из военных городков все поголовно рвались на фронт. И здесь не обошлось без трагедии в одной офицерской семье: старший сын( одноклассник моей сестры) сбежал на фронт из Алма-Аты.
Через месяц «воина» железнодорожная комендатура сняла с поезда в Уфе и возвратила домой. Вся детвора встречала «героя» у главного КПП части, а его доставили на другое КПП. Возвратившись в родной дом, пока родители ждали его на главном пропускном пункте, парень перед младшим братом вынул добытый пистолет и по неопытности выстрелил в брата. Ребёнок умер от ранения мгновенно. Да и девчонки не отставали. После школы моя сестрица, проходя по городку, увидела, как командир учебного эскадрона седьмого полка тренировал бойцов в рубке лозы клинком. Вместо коня было
бревно, установленное горизонтально на оси по центру. Если его вращать, то оно набирало большую скорость и имитировало скачущего скакуна. По краям усаживали по бойцу, который , удерживаясь на бревне силою бёдер, был обязан срубить лозу, установленную по окружности. Это упражнение увлекло и детвору. Когда тренажёр освободился, его захватили мальчишки и девчонки нашего городка. Моей сестрёнке Ларисе было уже четырнадцать лет и ветром полна голова. Она тоже оседлала бревно, мальчишки его так быстро раскрутили, что она не удержалась и шлёпнулась на утоптанный людьми круг. Ударилась так, что перепуганные мальчишки отмачивали ее ледяной водой из арыка. Я всегда подшучивал над сестрой - после того, как ты шмякнулась оземь , в тебе
прорезался незаурядный математик.
А кудесник Павел Петрович Кривовязов – новый папин коновод ( первый папин коновод уже учился в кавучилище), однажды отозвал меня от ватаги таких же как я сорванцов и вынул из своего вещмешка огромное
краснобокое яблоко, размер которого соответствовал моей голове. Оно было такое огромное, что его было нельзя укусить. Коновод ушёл, а мы с товарищами по очереди отгрызали кусочек от яблока сорта «Апорт». Кто ребёнком пережил войну, тот знает , что означает фраза «Дай откусить!»
Всегда мы были обучены правилам братства и щедрости. Среди нас не было
жмотов и «втуне»едцев.
Казахстан запомнился по нескольким эпизодам детской памяти: однажды мы с папой куда-то шли и встретились с его другом Горошкиным. Яркий снег так слепил меня, что щекотало в носу и я поминутно чихал. Потом взор мой упал на руку дяди Горошкина, где красовались большие наручные часы с циферблатом, где на белом фоне в ярко зеленых кружках были римские цифры. Это для меня было так удивительно, потому что папа свои большие часы всегда вынимал из нагрудного кармана. Потом запомнился случай, когда Родник лягнул папиного коновода Павла Петровича. И незабываемый майский день, когда после болезни сестры мы ехали за ней в городскую больницу. Такая сумятица в описаниях оправданна тем, что некому меня поправить и пусть все остается на моей совести.
На самом деле после переправы через Каспий, наконец, начало свою работу Новочеркасское кавучилище, папа- начштаба кавгруппы стал в этом училище преподавателем тактики. Но отец хотел на фронт и неоднократно подавал соответствующие рапорты. Наконец он получил назначение начальником оперативного отдела штаба 4-ой запасной кавалерийской бригады, которая дислоцировалась в Алма-Ате. На новое место службы мы всей семьёй больше месяца ехали в Казахстан и едва не умерли с голоду. Голод нас преследовал потому,что на любых кратковременных стоянках было невозможно отоварить наши хлебные карточки. А наша любимая мама к тому же спасла от неминуемой голодной смерти казахскую девочку-подростка.
Несмотря на то , что страна вела тяжелую войну, здесь в Казахстане было тихо, мирно и солнечно. Войсковые части вели постоянную учебу. Папу мы видели редко, за городом шли военные учения. Здесь в городе располагались эвакуированные из Москвы театры и киностудия «Мосфильм». В это время кинорежиссер Эйзенштейн снимал фильм «Иван Грозный». Роль царя исполнял народный артист Черкасов. Киностудия выпросила у командования части папиного белого жеребца «Родника». Так «Родник» запечатлелся в кадрах фильма для истории. Ну а Черкасову довелось не раз быть сброшенным с крупа коня - очень горячий был скакун и повиновался только твердой руке настоящего джигита. Надо отметить, что отец таковым был смолоду
В Алма _Ате был главный инспектор кавалерии Городовиков с проверкой. Городовиков благодарил отца за умелые боевые действия на Кавказе, за пленение чеченской делегации, которая пыталась перейти линию фронта и передать Гитлеру от имени чеченского народа - золотое оружие, породистого скакуна, белую бурку и белую папаху. М
С ноября 1942 года отец стал учить боевому искусству будущих командиров- кавалеристов Кавбригады. Эту щколу сам отец прошел шестнадцать лет назад в стенах 5-ой Украинской Кавшколы. Теперь, умудренный свежим боевым опытом, отец помогал командирам и бойцам 7-го и 8-го полков запомнить уроки 41-42 годов. В эти дни стали приходить письма от друзей, которые прошли суровую зимнюю мясорубку войны.
-« Здраствуйте, тов. Ящук!
Сегодня, 4 июня получил твое письмо. Спасибо. Лежа на койке пишу ответ. После получения твоего постоянного адреса опишу подробнее.А сейчас скажу кратко и только о себе. В 1941 году прибыл в Ростов после ранения и, находясь в разбитом госпитале без оказания мед. помощи и без питания, исхудал и получилось заражение раны, после чего был отправлен в Кисловодск, где и пробыл два с половиной месяца. После госпиталя получил назначение во 2-ой гвардейский Кавкорпус, где так же был легко ранен и остался в строю. Работая начальником пекарни и после взятия Спас-Деменск в 1943 году получил тяжелые ранения, в результате чего я лишился левой ноги, а правая тоже ранена., с чем я нахожусь в госпитале в Мары.
- « Крепко жму руку, будь здоров! Севостьянов.»
Время, проведенное мною в Алма-Ате запомнилось теплым летом, мягкой солнечной зимой, когда белоснежный снег слепил глаза и щекотал ноздри, вызывая бесконечное чихание. А еще запомнилось, как моя сестра заболела брюшным тифом и двадцать дней пролежала в больнице и там ее наголо постригли. Мне было так жалко моей старшей сестры! Еще одно печальное событие врезалось в память. Спокойная жизнь глубокого тыла быстро расслабляет людей. Маме с Ларисой вздумалось посетить оперный театр. Павел Петрович вызвался отвести их на легкой тележке на резиновом ходу, называемой «линейкой». И хотя папа не одобрял такого шага, мама настояла. Кривовязов отвез маму с Ларисой в театр, чтобы после спектакля вернуться за ними. Этого не произошло и мама вернулась домой уже после комендатского часа пешком.
Оказалось, что норовистый «Родник»,запряженный в линейку , на улице испугался выхлопа проезжающей машины и взбрыкнул задними ногами. Конь разбил копытами передок тележки и ослабленным ударом угодил в лицо Павлу Петровичу. Раненый боец нашел в себе силы вернуться в часть, успокоить коня, посетить санчасть. А утром , весь забинтованный, он пришел к нам, чтобы извиниться перед мамой.
Милый и трогательно – заботливый человек!!! Родители просили у него прощения и насильно уложили его у нас дома и окружили его заботой и тщательным лечением. Вскоре он выздоровел и мы были рады этому. Однако в памяти остался этот неприятный случай. А «Родник» еще не один раз преподносил неприятные сюрпризы Но это произошло в освобожденной Украине. Помню, как несколькими эшелонами мы покидали солнечный Казахстан.
Жизнь в Подольске тоже запомнилась по обилию событий. Мое познание мира продолжалось - есть одно емкое слово: впервые…
Впервые родители отмечали военный новый год с елкой, увешанной игрушками:, за ней возил нас папа в еловый лес к избушке лесника. Пока папа с коноводом срубили елку, нам с Ларисой лесник показал огромного серого кролика с огромными красными глазами, которые прямо светились.
Бедная мама как-то раз собрала свои наряды и тёплое полупальто , пошла по подмосковным сёлам для обмена вещей на продукты. «Поход» удался – домой мама вернулась с неполным мешком красивого картофеля. Вся беда в том, что есть её нам не пришлось – она была пропитана какими-то химикатами. Выброшенную на мусорник, её не трогали даже голодные вороны…
Впервые я поднял с пола вкусную лепешку, которую бросил на общей кухне соседский толстяк моего возраста, и съел ее превозмогая стыд,- мама велела никогда не брать чужого. Но так хотелось есть!
Но этот стыд и по сей день заливает щёки румянцем!
Впервые мама отодрала ремнем мне задницу за то, что я, по просьбе мальчишек на улице, бросал папины патроны от нагана, которые хранились на балконе в плетеном чемоданчике.
Впервые мы из окна комнаты на улице Кирова 42, квартира 15, смотрели на салют в Москве. Его было видно из Подольска.
Впервые папа возил нас на выставку трофейного немецкого оружия около парка культуры и отдыха имени Горького.
Впервые я вместе с папой побывал в однодневном санатории для комсостава в Нескучном саду, где нас угощали вкусным обедом, а потом мы пили какао и заедали его булочкой, смазанной сливочным маслом. Впоследствии московские новые мироеды устроили там приватный клуб «ЧТО. ГДЕ, КОГДА»
Впервые меня отдали в детский сад, но оказалось, - всего на один день, потому что папе надо было уезжать на новое место службы в Казахстан.А сюда, в Подольск еще шли весточки от боевых друзей отца. Пришла весточка от Федора Цехмейстера:
-« 11.9.43г.
Добрый день,дорогой мой боевой друг,
Александр Николаевич!
Как бы мне хотелось, особенно в эти счастливые дни для нашей Родины встретиться с тобой, мой лучший боевой друг и поделиться мнениями о прошлых боевых делах нашего боевого полка, о настоящей нашей работе. Ведь вчера заняли ст. Гусаровка, Барвенково, ряд других населенных пунктов, за которые мы дрались с тобой и брали их в начале 1942 года. Помнишь те тяжелые дни и ночи боя, которые мы с тобой провели - снег, пурга, тяжелые бои и переходы? Как это время не похоже на настоящее!
Скучновато и обидно сейчас , в такое боевое время сидеть за учебой. Ведь сейчас самое удобное время свести старые счеты с погаными фрицами. За пролитую нашу кровь, за жизнь и кровь наших лучших боевых товарищей. Не правда ли?
-Саша- Нам нужно еще как-либо встретиться, поговорить о житье-бытье. Я очень жалею, что ты не приехал туда, как мы с тобой условились. Пиши где и когда, Лучше в субботу или воскресенье.
Досвидания, целую тебя, Федор.»
Мы еще жили в Алма -Ате, а папа вместе с Кривовязовым уехали в Западную Украину, в город Изяславль. На новом месте папа был ознакомлен со следующим документом :
Выписка из приказа
По 4-ой запасной кавалерийской бригаде от № 18 по личному составу.
Прибывшего из Новочеркасского кавалерийского училища майора
ЯЩУК АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА зачислить в списки бригады и на все виды довольствия и допустить к исполнению обязанностей Начальника 1-го Отделения штаба бригады сего числа.
ОСНОВАНИЕ: Приказ Командующего Кавалерии Красной Армии
№ 07 от 14.. 1. 1944 года.
Когда мы приехали в Изяславль, папа рассказал нам, что здесь служат и живут рядом наши общие друзья Дедовы, Багрянцевы, Шудря, Зобовы и Ризаевы., детей которых я уже знал. Но мама никуда не пускала меня потому, что стоял слякотный февраль. Улицы развезло и было воды по колено. Пришлось сидеть дома до весны.
Мне еще предстояло исследовать место, где мы поселились, облазить все углы и закоулки, но пока приходилось рассматривать округу, примостившись на просторном подоконнике. Отсюда слева направо можно было увидеть пустырь, а вдали темное здание машинно-тракторной станции, покрытой плоским квадратным шифером. За этим домом темнели высокие деревья, а за ними, вдали стояли казармы,- там располагалась папина служба. По сравнению с тем временем, когда мы убегали от фашистов и боялись бомбежок, здесь было внешне спокойно. Но это только внешне. Основной фронт против гитлеровских войск уже проходил по Румынии, Чехословакии, Венгрии и Польше. Наша Родина уже была освобождена от фашистов. Но папина запасная кавбригада постоянно вела военные действия, очищая Украину от пособников фашистов. Это были бандеровцы . Только фамилия их вдохновителей сама по себе (БАНДЕРА) символизировала банду. Такими они и были, и как бы их не оправдывал так называемый президент Ющенко, это были бандиты. Их удел был : стрелять в спину советского солдата, взрывать и поджигать фермы, отравлять колодцы, убивать сельсоветчиков и простых советских колхозников и рабочих.
Однажды ночью мы проснулись от яркого света в окне и от частых взрывов. Это «истинные друзья украинского народа» подожгли ту самую МТС. Как потом стало ясно, все средства тушения пожара были выведены из строя, так что МТС благополучно превратилась в факел, а крыша от сильного жара стреляла взрывающимися кусками шифера. Сгорело все. Одиноко торчал кирпичный остов до самого лета. На время горсовет передал это здание гарнизону. Военные очистили пожарище, накрыли крышу и приспособили строение под склад фуража и сена для конского состава гарнизона. Из других «добрых» дел бандеровцы успели разобрать железное полотно на Шепетовку. Бригада получила приказ очистить Западную Украину от бандеровцев. Поэтому папе приходилось постоянно выполнять оперативные задания по ликвидации бандитских формирований в Ровно, на Львовщине, в Тернополе, Станиславе, Черновцах, Каменец-Подольском. Кавалеристы немедленно реагировали на вылазки бандитов и громили их нещадно. Не секрет, что многие зажиточные слои населения Западной Украины помогали бандитам подрывать советскую власть на местах.
Учитывая это, одновременно велась следственная работа и ярых сторонников УПА УНСО арестовывали и предавали суду. В местах лесистых и с сильнопересеченным рельефом бандиты чувствовали себя уверенно и пытались оказать сопротивление. Они пользовались возведенными ранее укрытиями под землей. Назывались они схронами. Вырытые хода, арсенальные склады оружия и боеприпасов, запасы продовольствия предусматривали долговременную партизанскую войну.
Обнаруженные схроны свидетельствовали о финансировании бандитов из средств фашистского рейха. Новенькие , в смазке, немецкие автоматы и фаустпатроны, склады противопехотных немецких мин - «попрыгунчиков», радиостанции «Телефункен», бензиновые передвижные электростанции - все это было , судя по шильдикам, было произведено в 1943 году. Немцы, чувствуя свой крах, все же обильно «подкармливали» ярых врагов нашей Родины. Я помню, как однажды, вернувшись с такой операции, папа привез домой трофейный «Шмайссер» и пистолет «Парабеллум». Он примостился на высоком крыльце дома, где мы жили , и стал учить меня стрелять из пистолета и автомата. Несмотря на гладь бескрайнего поля перед нашим домом, папа заставил меня стрелять в небо. Стрельба мне понравилась, но от стрельбы из пистолета заложило уши - уж очень громко он стрелял, потом долго в ушах стоял звон. За массой впечатлений, я все же не забыл, что знакомство с Изяславлем началось с подоконника. Правее простиралась равнина, покрытая рыхлым рыжим снегом. На горизонте была видна железная дорога, а за ней темнела стена большого леса. Вот и весь пейзаж. Но через месяц кончилось мое заточение и я отправился знакомиться с двором. Весна преобразила район, где мы поселились в феврале 1944 года. Оказалось на улице Октябрьской ( Жовтневой) перед нашим домом росли высоченные и толстые грабы, двор устилала зеленая трава, было много кустов бузины и стройная черемуха. Улица влево вела к центру городка, называемому майданом. В другую сторону она уводила на окраину Изяславля и превращалась в грунтовой шлях по направлению к селу Климбивку,- там находился сахарный завод, который фашисты взорвали при отступлении. С наступлением весны поле по другую стороны нашей улицы вспахали и засеяли сахарной свеклой. На задах нашего дома стояли сарайчики, а за ними - меж кустами бузины извивалась тропинка, она полого опускалась вниз и заканчивалась шелковой лужайкой из зеленой травы. Это был сказочно красивый берег тихой и чистой речки с названием Горынь. Справа на берегу стояли вековые вербы. Они свесили свои плети прямо в прозрачную воду. Слева от тропинки берег приводил к невысокому обрывчику из белой глины. В его основании на поверхность земли пробивался ключик ледяной и необыкновенно вкусной воды,- дальше вода струилась и впадала в Горынь. А обрывчик уменьшался и превращался в просторный прибрежный луг с сочными и душистыми травами, на котором паслись козы и коровы. Выше луга начиналась большая дубовая роща с огромными деревьями. Роща заканчивалась выходом к улице справа от нашего дома, а другой бок рощи соседствовал со сборными домиками для семей комсостава кавбригады. Сама речка была так красива, что не хотелось уходить домой. Берег был изрезанный и разновысокий в разных местах. Вода мыском вдавалась в берег, иногда окаймленный камышем и рогозом. Участки водного зеркала были покрыты ряской, кое-где из воды возвышались кусты камыша и ивовых кустов. А под водой были видны космы тины,- они плавно колыхались, увлекаемые речным течением. Было интересно наблюдать снующих в воде красноперок, затаившуюся под камышем щучку и рака, который карабкался по склону подводного мира. А на поверхности реки сновали жуки- водомеры, на перьях камыша блестели крыльями громадные стрекозы. Лягушки примостились на круглых листьях кувшинок, а некоторые лениво торчали в воде без движения.
Изредка из-за зарослей на чистые зеркальца воды выплывали выводки диких уток. Кое-где из глубины неожиданно выскакивали речные курочки «нырки». Заметив тебя, они испуганно ныряли в глубину и показывались на поверхности очень далеко. Над рекой проносились маленькие речные чайки и изредко летали аисты, цапли и журавли. После грома войны на эти места опустилась тишина и мир. Природа оживала и все живое радовалось торжеству жизни. Мудрено, но справедливо. На противоположном возвышенном берегу раскинулся заречный район города. Ниже по течению наш берег превращался в просторный песчаный пляж, а далее берег становился высоким и обрывистым. Там стояла старинная крепость , костел и еще какие-то большие старинные здания. А река петляла , разделялась на рукава, потом сливалась и в конце-концов упиралась в небольшую плотину, сбоку которой примостилась городская гидроэлектростанция. Город Изяславль очень почтенного возраста, хотя сам он невелик. Здесь, за время существования, было возведено много разных зданий. Построены они были в разные века, но дошли до нашего времени. Это были крепость, кирха, костел, церковь, синагога и большое здание царской постройки. Это здание было арендовано командованием гарнизона,- в нем был городской Дом Красной Армии. Туда попасть было совсем не просто, но иногда папа водил нас посмотреть кинофильмы по своему постоянному пропуску, а в остальном кино смотреть меня водила старшая сестра в городской кинотеатр. Он находился в заречном районе ниже плотины электростанции. В кино мы ходили через узкий и очень длинный дощатый мост,- после плотины Горынь широко разливался и перейти его могла и курица. Чтобы не мочить ноги, горожане воздвигли этот длинный и невысокий мост. Если в Казахстане мы ходили на киносеансы вместе с красноармейцами ( летом на свежем воздухе, а зимой в большой клуб), то здесь киношку вместе с бойцами смотреть было невозможно - часть была огорожена и военного городка здесь не было. Семьи комсостава были расселены по всему городу. На улице Октябрьской проживало большинство. Отсюда, с улицы , были хорошо видны трехэтажные казармы кавалеристов. За оградой войсковой части, на большом выгоне , военные соорудили стадион, комплекс препятствий для проведения конкура и большое кольцо ипподрома.. Здесь бойцы обучались умению владеть конем, шашкой и казачьей пикой. Я много раз убегал из дому, чтобы насмотреться на джигитовку, рубку лозы на скаку и на то, как бойцы на полном галопе протыкали пикой чучела, расставленные по обе стороны конной тропы. Венцом мастерства кавалеристов бывали большие конные состязания. Однажды прорвался к городу немецкий бомбардировщик и сбросил несколько бомб в лунную ночь. Одна упала между казармами 7-го и 8-го полков. Осколками был убит патруль охранения кавбригады. Война ещё вела свою жатву. Но бригада уже потихоньку вливалась в мирную службу. Наш папа всегда был участником соревнований и всегда на «Салюте» выигрывал конный кросс на двадцатипятикилометровой дистанции.
Совсем недавно моя сестра в родительском доме нашла справку тех времён:
С П Р А В К А
Дана настоящая гвардии майору Ящуку А.Н. в том, что он на весенних конно-спортивных соревнованиях 4-ой запасной кавбригады занял ПЕРВОЕ МЕСТО по пробегу на 25 км, за что премирован охотничьим ружьём системы «Кернер».
Начальник 4-го отделения штаба КБ
Майор Пригодин
23.06.45г.
Гербовая печать бригады.
Видел я папу и на рубке лозы , на конкурных препятствиях, - хотя по служебному положению ему можно было и не участвовать. Завершался конный праздник красивым конным представлением с похищением невесты со свадьбы. Мы уже привыкли, что «невестой», накрашенной и напомаженной опять будет дочка наших знакомых - Лелька Багрянцева. Апофеозом этого действия был большой салют из ракетниц и минометов. Было очень красиво, под этот фейерверк люди покидали поле, а ошалевшая пацанва носилась по полю, не взирая на падающие заряды ракетниц. Однажда такая ракета упала на голову мальчишки с нашей улицы. Он остался жив, но долго лечился от ожога . В городе с мальчишками происходило много неизведанного и опасного: совсем недавно город был освобожден от немцев, которые удирая, бросали вооружение, боеприпасы, технику и транспорт. Любопытные и предоставленные самим себе, они повсюду находили оружие, патроны, гранаты и мины. Не разбираясь ни в чем, они дотошно изучали весь этот хлам войны. А железо мстило, убивая и калеча ни в чем не виноватых детей нашей страны. Всегда не переставал убеждаться истине: смирному - бог даст, а шальной сам наскочит. Как только мальчишки уверовали во вседозволенность, сразу приходила беда. Так случилось с мальчиком на поле ипподрома, аналогично было, когда один из моих знакомых однолеток сначало нашел ящик с немецкими гранатами и стал швырять их в Горынь с обрыва,- тогда все обошлось, гранаты взрывались под водой и только глушили рыбу. На счастье рядом оказались взрослые и прекратили опасные игры. Но позже этому мальчику оторвало голову взрывом. Кроме опасных подарков войны вокруг было столько удивительного и красивого, что мы днями пропадали на берегу речки. А однажды мы забрели далеко в лес и долго блуждали в лесной чаще, пробираясь через заросли папоротника , пока не вышли на перекресток лесных дорог и замерли от увиденной красоты: на толстом бревне, вкопанном в землю, словно на курьей ножке, красовался деревянный теремок из дерева. Красивая резьба наличников вокруг небольших окошек придавала этому сооружению сказочный вид. Нельзя из любопытства не заглянуть вовнутрь этого домика. Оказалось - внутри домика , украшенная искусственными цветами, стояла большая позолоченная икона, а на крыше теремка был резной православный крест. Позже нам папа объяснил, что в этой местности на перекрестке дорог верующие устанавливали божницы с иконой, чтобы путник мог помолиться. Как бы там ни было, нашему удивлению не было предела и мы до самого дома обсуждали увиденное нами в лесу чудо. В другие наши походы, нам удавалось преодолеть железнодорожную насыпь и ступить в чертоги соснового бора. Там было много уютных полян, устеленных бессчетными побегами земляники и черники. Пришла пора, когда созрели ягоды - поляны были то алыми, то черными , так много в этом году уродил лес всякого угощения. Пришла и грибная пора - весь лес украсили разноцветные шляпки любых грибов: белых, маслят, опят, подберезовиков и красивых мухоморов. А около нашего дома созрела черемуха, которую мы постоянно объедали до такой степени, что черными становились пальцы, губы и язык. Рот же от ягод стал словно дубленым - вяжущий вкус нам был нипочем, слишком сладкая была черемуха! Моя мама потихоньку возделала небольшой огородик, где выращивала понемногу лука, редиски, огурчиков и даже несколько кустиков ароматной и вкусной клубники. Но далеко было клубнике до лесной земляники, на мой взгляд, ей нет равных ни по запаху, ни по вкусу
Когда мы из дому спускались к реке, справа от нас за высоким забором красовалась груша, усеянная громадными желтеющими плодами. Хозяин этого дерева бдительно охранял свою собственность: стоило только детворе нашего двора просто остановиться и молча взирать на запретный плод, как из-за забора раздавался скрипучий и злой голос - А ну прочь отсюда! - Он нас так приучил, что всегда кричит и всегда старались быстро пробегать мимо этой груши.
Как-то , мой папа собрал всю детвору округи перелез через забор, не обращая внимания на обалдевшего хозяина, нарвал пару ведер груш, вышел через калитку и отдал груши детям и громко поблагодарил хозяина за гостинец детям. Не берусь осуждать отца, но не думаю что пара ведерок груш нанесла огромный ущерб скупердяю, - по сути после такой войны не грех поделиться с детьми.
В нашей семейной жизни наступила пора, когда мы стали бесконечно счастливы. Хотя еще шла война, но вокруг нас уже было чистое небо и не гремели взрывы. Это уже счастье. Наш папа почти всегда был рядом и только часто ездил в командировки. Мы всегда ждали его домой, ибо это был бы не папа, если бы он вернулся без какого бы ни было подарка. Повторяю, за внешне суровой внешностью скрывалось нежное и заботливое сердце отца и мужа. Он так мастерски завуалировал свои поездки, что мы не знали - отец отправлялся на войну с украинскими националистами всех мастей, которые вели вооруженную войну с Советской властью. Они не гнушались ничем, принуждали местное население сотрудничать с ними. Всех непокорных они изуверски уничтожали. Все гнусные преступления они совершали переодевшись в советскую военную форму. Поэтому отца, как начальника оперативного отдела кавдбригады, постоянно направляли на самые опасные участки. Командованию бригады было известно высокое военное искусство вести боевые действия умело сохраняя жизни солдат. Все операции проводились блестяще и без убитых с нашей стороны. Большим подспорьем в такой войне было знание отцом всех наречий и диалектов Западной Украины, знание обычаев и способом секретного общения униатских проповедников, которые подкармливались из Ватикана. И еще , отец владел несколькими языками разговорного стиля, легко общался с гуцулами, венграми, поляками и евреями.
Его боевые соратники первого этапа отечественной войны с разных концов страны писали своему командиру. Сохранилось письмо от Федора Севостьянова:
- Здравствуйте, тов. Ящук! 3.10.44
Пару дней тому назад прибыл с курорта и получил твое письмо, так же получил и от т. Коврыгина, а сегодня отвечаю. Пару слов о себе: Лечение свое закончил, хотя осталась еще одна рана, которая не поддается лечению. Т.е. требуется длительное лечение. Получил месячный отпуск по болезни, а после отпуска еду в распоряжение отдела кадров в Ташкенте. Вот коротко о себе.
Пишите как воюете Вы, если воюете на пару с Коврыгиным, прошу убить по паре немцев за меня, за мою ногу и за мои раны.
Ну, если убьете и больше, то тоже не возражаю. Привет Коврыгину, с комприветом, Севостьянов.
Будете пить положенную Вам норму 100 гр., прошу выпить и «мою долю» за мое здоровье со словами-«Бездельник кто вотку(водку) не пьет!» Севостьянов.
Защищали Родину от врага простые люди - простодушные и не совсем грамотные, но искренне любящие свое отечество и верные в дружбе и в битвах. Я не случайно в письмах к отцу не исправляю орфографию адресантов. Дело в самой сути писем.
С Первого Белорусского фронта из Польши пришло письмо от Павла Кузьмича Косых. Вероятно это давний приятель нашей семьи по Забайкалью. Письмо датировано 5-ым сентября:
- «Добрый день, Александр Николаевич!Шлю Вам большой привет,желаю счастья вашей семье и здоровье.
Александр Николаевич! Пишет Вам Павел Косых, сообщаю, что до части мы добрались, уже я встречаюсь с врагом почти каждый день, пока все благополучно. Враг «сдесь» оказывает большое сопротивление, не хотит нас пускать на свою территорию, но его все попытки разбиваются об нашу стойкость русского солдата.
Александр Николаевич! А как ваша фронтовая жизнь? Извесно, но воевать на чужой территории труднее: и ничего не найдешь и не узнаешь от населения. Польша так она и осталась чужой нам землей.
Если будете писать Вере, то отпишите большой привет. Пока мое здоровье неплохо, но очень скучно в этой несчастной Польше.
Александр Николаевич! Прошу Вас если есть время прошу написать мне немножко так как больше мне неоткуда писем не получить. Остался один как говорят сокол. ( Видимо Косых хотел привести поговорку--- Остался гол как сокол). На треугольнике солдатского письма использован пустой разворот и там приписка:
- Прошу Вас писать мне. Будет очень интересна ваша жизнь. Привет Вашей семье, желаю счастья и здоровья вашей семейной жизни. Крепко и жму Вам и вашей семье руку с большим приветом. Павел. Мой адрес: полевая почта 68374 Косых Павлу Кузьмичу, жду ответов.
Отец, несмотря на большую занятость, всегда писал своим боевым друзьям независимо от чинов и званий. Насколько мне известно ,наш дом всегда был полон гостями, - где бы мы ни жили - нас навещали молодые и пожилые военные, увешанные орденами и медалями. Они все были боевыми друзьями и никогда не забывали отца. После Победы мы жили в Москве, Алма-Ате, Нальчике и Николаеве - всюду они находили нас и дом был полон радостью и весельем.
Но до дня Победы еще оставались несколько трудных месяцев. День за днем шла рутинная работа по всей западной части Украины. Об этом периоде отец мало говорил, но я помню, как он возвращался домой в просоленной полевой форме с неизменной кавалерийской кубанке из черного каракуля с алым верхом, перечеркнутым крест - накрест желтым галуном. Оказавшись дома, он шутя нахлобучивал кубанку мне на голову и давал в руки шашку в ножнах. Она была такой тяжеленной и вынуть клинок из ножен мне не хватало сил. Но папа доверил мне свое оружие!
А о службе говорили краткие записки :
- « Майору тов. Ящук -
Разрешаю выделить для сопровождения арестованных до г. Проскурова 5 курсантов и 1 сержанта из школы 8 кавполка.
Выслать в конном строю, снабдить продуктами и фуражом на 5 дней.
Полковник Сологубовский.»
Спустя некоторое время вновь командировка:
Командировочное удостоверение
НКО
Войсковая часть
Полевая почта
29080
26 октября 1944.г.
« Майору ЯЩУК А.Н., майору ДЕДОВУ А.С.
С двумя бойцами предлагаю отправиться в город Ровно
На автомашине ГАЗ АА №119-00-08 для выполнения специального задания.
Срок командировки 2 дня с 26 октября 1944 года по 28 октября 1944 года. Об отбытии донести. Основание: приказ № 169.
Командир части полковник Сологубовский.
Начальник штаба полковник Клугман.
Естественно, спецзадания касались поимки главарей бандитских группировок. Приближалась зима и бандеровцам стало еще труднее маскировать свои лесные и горные базы. Все чаще эти базы в щепу разносили кавалерийские саперы. Круг сужался, враг видел неминуемую гибель и недобитки прятались по тихим селам и хуторам, прятали оружие и злобно копили ненависть к нашей стране и десятилетиями ждали своего часа. Его подарил им их выходец по фамилии Ющенко. Самые ярые враги удрали в Канаду, Америку и Латинскую Америку. Но накануне разгрома фашистской Германии на Украине подручные немцев в основном были разгромлены.
В одной операции село, целиком являющееся оплотом бандитской нечисти, пришлось артиллерией и несколькими «Катюшами» смести с лица земли. Этим эпизодом мне пришлось поглубже заинтересоваться и вот как обстояло на самом деле: местные жители округи независимо от политических взглядов в то время жили под угрозой, что в любой момент нагрянут обитатели проклятого села и начнут убивать и грабить.. независимо от времени суток. Помощи ждать было бесполезно. А все попытки гражданских советских органов проникнуть в село всегда заканчивались трагично. Разведкой кавбригады попытки произвести рекогносцировку в этом районе заканчивались открытым боем.Когда оплот бандеровцев был надёжно блокирован, те начали военные действия , используя весь свой арсенал. Не желая сдаваться, они ожесточённо вели огонь из пулемётов, орудий, миномётов и фаустпатронов. Вот почему воизбежании ненужных потерь, была предпринята крайняя мера. Как писал пролетарский буревестник, когда враг не сдаётся – его уничтожают. После массированного и меткого огня артиллерии и «Катюш» проклятое место перестало существовать…
Простые украинцы были рады, что кончилось иго местных полицаев и бандюг и сердечно благодарили красноармейцев. Восстанавливались заводы и фабрики, колхозы и совхозы стали заботливо возделывать исстрадавшуюся от войны землю. Вновь заколосились нивы. Земля благодарно дарила людям хорошие урожаи. В округе Изяславля снова заработали сахарные заводы, мясокомбинаты, пекарни.
Нас в это время ожидало еще одно событие - приказом Верховного Главнокомандующего тов, Сталина - командирам всех частей было приказано уволить из рядов РККА военнослужащих, достигших предельного возраста. Под этот приказ попал и наш дорогой Павел Петрович Кривовязов - наш большой друг и папин коновод . Мы радовались и грустили одновременно: мы расставались с другом, который возвращается домой к своей семье. Павел Петрович уже получил проездные документы, паек и деньги за службу, но мама никуда не отпускала Павла Петровича и жарила, парила всякие вкусности из мяса и теста, Так как ехать Павлу Петровичу до Талды-Кургана на востоке Казахстана очень долго, мама наготовила много провианта в горшках, жестяных банках и завернутого в непромокаемую бумагу. Все это упаковали в здоровенный мешок с лямками. Настал день, когда мы посадили бывшего коновода на поезд и долго махали вслед уходящему на восток поезду.
На место Кривовязова папа нашел нового коновода по имени Алеша. Это был красивый и умный парень,, которому конница была не так близка, как техника. Он был очень общительный и рассказывал, что мечтает после войны поступить в Киевский политехнический институт. Папа разглядел в молодом бойце талантливого механика, которого надо сохранить для нашей страны. Это был самородок, каких мало осталось после такого кровопролития. И папа не брал его на боевые операции, а приложил его умение на восстановление Климбивского сахарного завода. К этому времени командир части стал гвардии генерал- майором. Человек он был строгий, но справедливый. Когда отец доложил ему о ценных качествах бойца, то приказом по части Алешу прикомандировали к заводу до полного пуска предприятия.
Поэтому коновод теперь подчинялся главному инженеру завода и иногда приезжал к нам домой погостить и отдохнуть на берегу Горыни.
Но местами на селах появлялись и мстили народу «истинные украинцы». Вновь гибли люди и пылали хаты колхозников. Отца срочно посылали в горячие точки.
Приказание
По 4 запасной кавалерийской бригаде
4 ноября 1944 года № 0100 г.Изяславль
Начальнику оперативной группы
Майору ЯЩУК
Командир бригады приказал:
1. Лично Вам ежедневно к 18.00 доносить о работе отрядов с указанием своих потерь, подробно трофеи и что установлено разведкой за день.
2. 4.11 к 18.00 донести о потерях и трофеях за проведенное время с начала операции.
Начальник штаба
Гвардии подполковник АЛЕКСЕЕВ.
Принял мл. л-т Ляхович.
Фактически , весь сорок четвертый год часть, в которой служил отец, провела в боях независимо от того , что дислоцировалась на своей территории, освобожденной от немецких войск. Оставшиеся вместо них украинские националисты были еще хуже нацистов. Они надеялись установить власть « самостийной Украины», не спросив об этом народ. Кто ратовал за эту Украину? - Бывшие паны и их детки, которых после гражданской войны народная армия вышвырнула из страны. Теперь Красной Армии вновь пришлось уничтожать оборотней, которые маскировались простыми трудящимися , которые только освободились от фашистского ига. На самом деле эти недобитки накачивали мышцы в немецких разведшколах, оттачивали военные навыки ведения партизанской войны против СССР.
Бандеровцы конечно не думали, что простые патриоты будут активно помогать красноармейцам в борьбе с бандитами. Не помогли убийства и запугивания местного населения. Народ давал им отпор, иногда не сообщая госорганам. Чтобы избежать лишних жертв, командование бригады одновременно вело кропотливую работу с местным населением. Запасная кавалерийская бригада очищала от нечисти весь запад украинской территории. Делала это быстро и точно.
Накануне нового 1945 года , в основном , все очаги антисоветских выступлений были подавлены. Тех, кого еще не убили и не упекли на каторгу, обнаружить войска не могли, так глубоко они укрылись в подполье. Остальная миссия досталась органам милиции и госбезопасности.
Перед кавалеристами стояли новые задачи. Наступала пора неминуемого разгрома немецких войск, Но на востоке оставался еще один грозный противник - императорская Япония. Наша жизнь в Изяславле стала спокойной и стабильной,- прекратились все страхи и светомаскировки, прекратились внезапные папины командировки. Однажды папа приехал домой не на коне , а на американском «виллисе» и показал нам новые погоны. В Красной Армии вводились погоны вместо значков на петлицах и на рукавах.
Теперь папа вместо «шпал» на петлицах стал носить темнозеленые
(полевые) погоны с двумя продольными голубыми строчками, посреди которых внизу была приколота зеленая большая звездочка, а вверху располагалась эмблема кавалерийских войск: на серебряной подковке сверх ее были скрещенные клинки., чуть выше - защитная пуговица.
Осенью произошло несколько событий, которые запали в душу : в Изяславль «нагрянула» наивысшая инспекция во главе с Командующим Кавалерии РККА маршалом Семеном Михайловичем Буденным. Главный инспектор кавалерии генерал-полковник Ока Иванович Городовиков - калмык по национальности - сразу окунулся в ревизию консостава, стал проверять все, что касается животных, по сути этот генерал был просто отменный джигит и рубака. А маршал Буденный ознакомился с личным составом бригады, узнавал многих оставшихся в живых конармейцев времен гражданской. Встретившись с отцом, Буденный улыбнулся ему и сказал : «Что-то мы стали с тобой часто встречаться, пулеметчик! И это Хорошо! - и они обнялись.
Кроме служебных дел командование побывало на охоте, которую отец им организовал. Добыча была неплохая,- убили несколько косуль. Но у одной самки остались два косуленка. Отец одного подарил Городовикову,что вызвало у меня поток слёз. Это несколько удивило генерала, но козлёнка он забрал. Другого взяли домой мы. Алеша-коновод смастерил для козочки маленький загон из плетня и крохотный сарайчик на зиму. Косуленка мы назвали Зорькой. Она зимовала прямо у нас под окнами, перестала нас бояться и брала корм из наших рук. Услышав, как мы ее звали, Зорька прибегала и ласково тыкалась в наши ладони приятно-холодным влажным носиком.
Ничего не предвещало беды, но однажды утром Зорька лежала на земле без движения - оказалось, что одичавшая собака перескочила через плетень и задавила козочку. Мы искренне горевали об этой утрате, а Алеша сокрушался , что сделал слишком низкий плетень.После этого трагического исхода я пришёл к выводу – лучше бы Ока Иванович забрал обоих косулят.
Еще одно событие произошло по « вине» Алеши : однажды, гуляя в лесу, он обнаружил брошенный немцами неплохой польский мотоцикл «Сокол». Скрытно на розвальнях Алеша притащил мотоцикл в наш сарай и потихоньку перебрал его полностью и подготовил к весне. Когда пришла весна, Алеша повел папу в сарай и подарил этот трофей папе. Папа был несказанно рад такому сюрпризу,- завел мотоцикл, он работал тихонько, как часики. Моему удивлению не было предела потому, что я никогда не видел папу на мотоцикле, а только верхом на коне. А тут, усадив меня на заднее сидение и показав как надо держаться, он выехал со двора и помчался по гладкой полевой дороге так быстро, что ветер свистел в ушах.
Командование бригады решило порадовать детвору города зимним катанием на санных упряжках. Желающих покататься нашлось очень много и санного эскадрона оказалось маловато. Поэтому в сани- розвальни детей набилось как сельдей в бочке. Как всегда смелые и наглые оказались в центре саней, а не смелые и неумелые оказались по краям. Когда длительная поездка была окончена, - удовольствия от нее лично я не получил из-за сильного мороза и напряжения - всю поездку пришлось балансировать на краю саней, чтобы не свалиться.
Сама по себе хорошая задумка была провальной из-за того, что об удобства детей не было ничего не сделано,- а средний возраст пассажиров составлял 6-8 лет. Еще одним подарком для детей стало разрешение на бесплатное посещение ДКА , где два раза в неделю показывали разнообразные кинофильмы - трофейные, американские и наши советские. Кинозал всегда был набит до отказа.
Теперь, когда мы постоянно стали жить в одном месте, почта приносила много вестей со всех концов страны. Среди них телеграмма от маминой сестры тети Веры,- она вместе со своим мужем Ивановым Алексеем Ипполитовичем приехала в отпуск в Москву. Заодно решили навестить нас в Изяславле, но сделать этого не смогли, т.к. для проезда в западные республики СССР требовалось специальное разрешение. Тетя Вера просила, чтобы мама приехала к ним в Москву. Но мама тоже должна была получить пропуск военных властей на проезд. На этот раз желанная встреча не состоялась, время было военное.
Наконец наступил Новый 1945 год. Встречали его радостно и счастливо, с елкой, с елочными игрушками, с шумным застольем в обществе папиных друзей- сослуживцев. Помню «мировой» новогодний пир с жареным гусем и зайчатиной, мама напекла пирогов, плюшек, сделала большой торт «Наполеон». Мужчины пили наркомовский спирт и немецкий трофейный ром. А потом вышли гурьбой на мороз и долго стреляли в ночное небо из ракетниц.
Потом наступила ранняя весна, теплая и солнечная. Рано позеленела трава, около дома распустились желтенькие одуванчики, а в лесу выглянули белые и синие подснежники. Заканчивался апрель и мы уже стали готовиться к празднованию Первомая. А папа приезжал домой со службы очень поздно и мы с сестрой, сонные, слышали разговоры папы и мамы, - и услышали, что через несколько дней война закончится, фрицы капитулируют и будет ДЕНЬ ПОБЕДЫ. Насколько мне не изменяет память, Первомай совпал с православным праздником Пасхи. Утро первого мая было солнечное и необычайно теплое. Я выбежал во двор в одних трусах, босиком - земля была теплая и на трава блестела бриллиантами капли росы. Я бегал по росе и до коленей промочил ноги. Весь день был жарким и ясным. Алеша пришел к нам домой и угостил меня красным вареным яйцом, - я такое увидел впервые в жизни. Изредка домой ненадолго приезжал папа, немного перекусив, снова уезжал в штаб и говорил : вот-вот объявят по ВЧ( высокочастотной связи) об окончании войны с Германией. А утром 8 мая к дому подъехал забитый офицерами «виллис», из которого (слегка покачиваясь) вышел наш папка. Он сказал мне: «ПОБЕДА. Сынаша!» - и нахлобучил мне на голову свою кубанку, которая вся пропахла пивом. Как оказалось, ночью пришло сообщение о капитуляции, подписание которой будет 9 мая. По этому поводу генерал Сологубовский организовал банкет в ДКА. Туда адъютанты свезли из квартиры генерала посуду, рюмки и бокалы. Праздновали шумно и обильно. В апогее торжества, генерал самозабвенно потянул всю сервировку на пол вместе со скатертью и с криком «ПОБЕДА» пустился в пляс по этой посуде. В результате все было перебито, а когда привезли бочку пива, то генерал схватил папину кубанку, зачерпнул ею пиво и пустил ее по кругу. Вот она и пропахла пивом вся. Весть о победе над фашистами и этот чудный день запомнился мне на всю жизнь. Природа торжественно затихла в этот счастливый и грустный день,- война не миновала ни одной семьи нашей страны. Более двадцати миллионов советских людей отдали свои жизни на алтарь победы над фашизмом. Люди радовались и плакали одновременно: многие потеряли близких… Кто –то пал в бою, кто-то погиб в застенках фашистов. Много народу погибло от голода и болезней. Немало народу полегло невинно в собственных лагерях. А часть была уничтожена за измену Родины, дезертирство суровым судом народа.
И все же майский день 1945 года остался для нашего народа днем великой радости и счастья. По всей Европе еще наши войска совместно с Америкой, Англией и Францией добивали остатки фашистов, не желающих капитулировать перед войсками союзников.
Пока Красная Армия упорно ломала хребет немецкой военной машине, союзники занимали выжидательную позицию( кто кого) , когда же выяснилось, что СССР и сам добьет фашизм, они дружно открыли второй фронт, чтобы успеть на «дележ пирога» - поверженной Германии. Правда, ощущение кое-какой помощи Запада зримо воплощалась техникой. Если раньше в войсках все перевозки производились на наших «полуторках», «ЗИСах» и «газиках», то теперь дороги заполонили «студебеккеры», «доджи», «форды», «виллисы» и мотоциклы «харлей-девидсон». Даже у кавалеристов появился мощный авто-тракторный парк. Было заметно, что теперь все фуражные и продовольственные перевозки делались гораздо быстрее, нежели на конной тяге. Конный состав, тем не менее, постоянно пополнялся и трофейным поголовьем : в ездовых подразделениях прибавилось много «першеронов» - тяжеловозов. Рыжие и крупные кони среди остальных выглядели богатырями. В строевых эскадронах появились желтой масти высоченные австрийские скакуны. Кроме того, в нашей кавбригаде было создано подсобное хозяйство. Там бойцы держали разный скот: выкармливали свиней и коров для полноценного питания личного состава. Солдат стали кормить сытной и высококалорийной пищей. Контроль за качеством пищи был строгий.
Однажды папа водил меня по конюшням, казармам и зашел в столовую с проверкой . Откуда ни возьмись появился Алеша, козырнул папе и что- то шепнул на ухо. Потом ухватил меня на руки и уволок на кухню,- там усадил за стол и заставил слопать солдатский обед. Я с ним справился успешно и с удовольствием вылавливал из кружки с компотом сушеные груши и черносливы. Алеша дождался меня и мы вышли на улицу, там на мотоцикле с работающим мотором меня уже ожидал папа. Мы тронулись с места в карьер и миновав шлагбаум КПП, понеслись по полевой дорожке в сторону нашего дома. Я не успел прийти в себя, как папа высадил меня на крыльцо, сдал маме на руки и умчался в штаб. Судя по разговорам, папу отправляли в отпуск, которого он не видел всю войну. Перед отпуском папа торопился закончить еще одно серьезное дело. Надо было оформить документы о демобилизации рядового и сержантского состава бригады. Конечно, в первых рядах был наш любимый Алеша. Сбывалась его мечта вернуться в отчий дом, помочь поднять колхоз и стать студентом Киевского политехнического института… Думаю это ему удалось.
В один солнечный день из Изяславля уходил эшелон демобилизованных кавалеристов. Проводили мы Алешу, старого солдата –кавалериста , которого все почтительно называли Сан Санычем.
На самом деле это был заслуженный мастер искусств, впоследствии лауреат международных конкурсов по классу фортепиано. Еще один боец не раз удивлял нас своими фокусами на концертах самодеятельности. В 1949 году он нас в Москве пригласил на представление Госцирка, где он демонстрировал свой номер «человек –факел». После войны пути однополчан не раз пересекались по одной причине - боевая дружба не ржавеет.
Вернемся к папиному июньскому отпуску - самой радостной в моей жизни поре, когда мы все время проводили на природе. То неделями пропадали на берегах Горыни или у лесных озер,то разъезжали по проселочным дорогам в разные села области. В каждом из них у отца были хорошие друзья и товарищи. Это и понятно, ведь здесь в Проскуровском районе была родина нашего деда Николая Андреевича Ящука, который 25 лет прослужил пехотинцем в Селенгинском полку в Забайкальи. Естественно, я уже не узнаю, где дедовское родное гнездо, но помню, что нас радостно и приветливо встречали, всегда устраивали шумное застолье и всегда старались попотчевать меня вкусной сельской едой прямо с плиты. Запомнилось, что во всех селах, в тех дворах,где мы гостили - печки были выложены прямо во дворе и обязательно были побелены. Видимо потому, что было лето и поспела вишня, непременным атрибутом застолья всегда были вареники огромного размера с вишней из темной муки . Вареники эти я запомнил навсегда. Папа не только катал меня на мотоцикле. Одновременно он учил меня понимать и любить природу, знать растения и животный мир, разбираться в птичьих голосах, знакомил с повадками диких зверей.
Познания, заложенные отцом, много раз выручали меня в самые критические минуты жизни: мне приходилось попадать в обвалы и камнепад, наводнения и сели, сильные бураны и песчаные заносы в пустыне Кара-Кум. Я бесконечно благодарен своему отцу за мудрую и необходимую науку выживать. Не менее благодарен я тому, что с детских лет мне было привито умение владеть оружием и интересоваться техникой.Можно сказать, что в семилетнем возрасте в меня было много вложено отцом, а остальное - все из книг.
В одной поездке мы очутились в густом бору, где на хорошей поляне уместилась деревянная избушка , словно из сказки.
Оказалось это был домик лесника, папиного знакомого еще по гражданской войне. Потом он был священником в этой местности, а когда немцы захватили нашу землю, он стал «партизанским попом». После войны он оставил свое поповство и стал лесником. Одновременно он увлекся пчеловодством и огородничеством, большой бородатый лесник всегда угощал нас ягодами и медом из лесу. А когда они с папой намечали выпить по стопке, то лесник удалялся в лес ( там на незаметной полянке был его огород) и приносил оттуда корзинку с огурцами, луком и редиской. Когда они выпивали и закусывали, тихо беседуя, я с интересом рыскал по округе - здесь было так интересно и стоял лесной гомон разных птиц. Я уже легко узнавал пение чижей и малиновок, сорок и иволгу, щелкание соловья и воркование вяхирей, гадание кукушки и ворчание ворона, треск лесных дроздов и базар крикливых соек. А если нам приходилось ночевать на лесном кордоне, то было слышно ухание и хохот филина и стоны выпи на соседнем болотце. Спали мы с папой на сене и укрывались его буркой. Выглядывая из –под нее можно было рассматривать нависшие над нами яркие звезды, которые словно подмигивали нам среди тихой летней ночи.
Незаметно для нас папин отпуск пролетел и теперь мы виделись с папой только тогда, когда он поздно возвращался из штаба. Зато о наших скитаниях по лесам и полям мне напоминал пучок душистой травы, которую папа велел положить под подушку и не выбрасывать - называлась она чебрец. Такая странная трава, - только положишь голову на подушку - быстро засыпаешь и снится лес. Когда мы не ездили с папой, то около дома было тоже много хороших мест: за домом была дубовая роща, а внизу на Горыни плескались наши уточки,- красавец селезень и серенькие уточки. Они уже привыкли к нам, что стоило спуститься к воде и поманить их : «Утя-утя» - и они приплывали к нам из камышей. Но пока мы с папой скитались по лесам, в дубовой роще расположился палаточный городок пехотной части, выведенной из Германии. Детвора нашей округи часто слышала, как взрослые называют этих пехотинцев
«дикой дивизией». Вскоре и дети поняли смысл этих слов: за несколько дней опустели ближние сады и огороды, вечером было страшно ходить,- кругом шатались пьяные солдаты. А одним утром мама послала меня на берег, чтобы я позвал уток и бросил им какие-то овощные отходы. Я прибежал на берег и покликал наших уток. Они сразу приплыли к берегу, а в этот момент туда же внезапно подошел человек в галифе и голубой майке. В руках у него была малокалиберная винтовка. Он прицелился и стал стрелять по уткам. Я возмущенно закричал-«Дядя, не стреляйте, это наши утки!»- Тот невозмутимо ответил: - Мальчик! Это дикие утки, иди отсюда!-
Не обращая на меня внимания, он застрелил селезня и двоих уточек. Я замахал на уток и кричал на них : « КЫШ-КЫШ!» Остаток нашей стайки скрылся в зарослях. Советский боец-мародер выловил убитых птиц и ушел в сторону палаток. Я прибежал к маме и запыхавшись от бега, как мог рассказал об этом маме. Мама тоже ничего не могла поделать, а папа находился на службе. Вечером мама рассказала о дневном событии. Папа сказал : - Поздно, и прилег спать-. Мама еще укладывала нас спать, заставила меня вымыть ноги перед сном.
Потом вышла на крыльцо выплеснуть воду из тазика. Она вошла, поставила тазик у висячего умывальника, - а в этот момент входная дверь распахнулась и в комнату ввалился пьяный солдат. Мы в перепуге завопили и проснувшийся папа спокойно вывел «гостя» на улицу. Папа снова лег в постель, когда дверь вновь распахнулась и пьяный стал что-то «плести» на хмельном языке. Мама воскликнула: «Шура, опять!». Невозмутимо папа выпроводил его из дому. Третью попытку отец пресек сильным ударом в челюсть - «воин» улетел с крыльца и , поднявшись с земли, попытался вновь пойти к нам в гости. Папе это надоело, он сказал: « Я его сейчас пристрелю!» и вынул из кобуры свой наган. Мама взмолилась: - Шура, но это же человек!- Папа успокоил маму и вышел на улицу. Мы тревожно ждали выстрела из нагана, но было тихо. Папа вернулся домой когда на улице уже светало. Он рассказал маме о том, что сдал солдата в комендатуру. Не знаю, как папа добился, но к концу нового дня лагерь в дубовой роще снялся с места, а оставшиеся пехотинцы полностью прибрали рощу и кинулись догонять своих, к общей радости взрослых и детей. Мама на рынке купила нового селезня и уточек. Они быстро привыкли к новому месту.
Как-то в Доме Красной Армии давали концерт приехавшие из Киева бандуристы. После концерта папа пригласил всю капеллу к нам домой, щедро угощал их, а потом они долго вместе с папой распевали красивые украинские песни. Только с годами я осознал, как широк был кругозор и познания отца. Так и не узнал я , что связывала его с художником Игорем Грабарём? Папа не раз ездил к тому в гости. Хотя я не видел, чтобы папа рисовал, в его окружении было много хороших художников. Может поэтому и я взялся за кисть?
Через несколько дней в наш дом приехал генерал Сологубовский и долго о чем-то беседовал с мамой. После ухода генерала мама была озабочена и погрузилась в собственные мысли. А когда домой вернулся папа, они долго о чем-то говорили и мы уже уснули и не знали причин озабоченности родителей. Оказалось папе предстояла длительная командировка на Дальний Восток, где еще шла война с Японией. Чтобы нам в отсутствие папы не бедовать, генерал выделил нашей семье хорошую дойную корову какой-то немецкой породы с немецкой кличкой «Марта». И еще дали большого кабанчика на откорм. Папа уезжал на восток начальником воинского эшелона. Об этом свидетельствует сохранившийся документ.
КОМАНДИРОВОЧНОЕ ПРЕДПИСАНИЕ
11августа 1945 г. Майору ЯЩУК А.Н.
Предлагаю Вам отправиться в воинскую часть п/п № с заездом по личным делам на рудник Хапчеранга Читинской обл, начальником эшелона № 16258 по сопровождению лошадей на укомплектование вышеуказанной воинской части.
Срок командировки 50 дней с 11 августа 1945 года по первое октября 1945 года.
Об отбытии донести.
Основание: ДИРЕКТИВА ШТАБА РККА № 3/2641, 3/2651, от 6.8.45г.
Для проезда выданы требования на перевозку за №№ 77606
Командир части: Генерал-майор Сологубовский
Начальник штаба: подполковник Алексеев.
Отметки на обороте командировочного предписания рассказывают о необычном маршруте эшелона. Поезд пересекал Украину с остановками на намеченных станциях. Одной из них была Полтава, где отец смог после многолетней разлуки увидеться с братом и его семьей. Об этом я расскажу несколько позже со слов тети Нади - жены папиного брата дяди Алеши.
Далее поезд сделал неожиданный крюк и помчался в Иран, во владения шаха Резы Пехлеви. Потом папа рассказал , что в Иране квартировался советский военный контингент. Здесь надо было пополнить недостающий консостав из строевых лошадей-четырехлеток.
Далее промелькнула Россия и предстояла остановка на станции Иркутск. До Хапчеранги, где жили дедушка и тетя Вера было уже рукой подать. В общем, папа увиделся с родней, забрал с собой остатки добра, которое принадлежало нам еще до войны. Как потом говорила мама, сестричка сильно пощипала наше имущество- мол , не взыщи, ведь шла война. Если отбросить меркантильную сторону этого вопроса, то как это здорово, что после войны все наши родные люди -живы.! Пока папа добрался до требуемой воинской части, императорская Япония капитулировала и вторая мировая война
победоносно завершилась. Не знаю, как папа вернулся домой, но точно помню, что за его отсутствие я пошел в первый класс изяславльской третьей школы. Это был одноэтажный барак и дети в нем занимались в две смены, так много было учеников. Первоклашки занимались с утра. В нашем классе( он был единственный в школе) занималось около пятидесяти мальчиков и девочек. А наша первая учительница пришла в класс в военной форме с полным набором медалей и орденов. Она на войне была младшим сержантом медицинской службы и прошла всю войну санинструктором : на своих хрупких плечах выносила сотни раненых бойцов. Очень хорошая была у нас учительница, лучше ее за всю десятилетку я больше не встречал.Она была так заботлива и внимательна к нам!
Но не это главное … Домой вернулся наш папа целым и невредимым. Он привез из Хапчеранги свою трофейную саблю с гражданской войны. Тогда в бою он зарубил своего конного врага и сорвал с него серебряные ножны и подхватил выроненую саблю.
На лезвии клинка была надпись «Подполковнику Полякову от Усть-Чарджоусского офицерского собрания». Это был командир офицерской части на Манычском фронте. Конармейцам не удавалось отбросить врага, пока в схватке отец не зарубил белогвардейского командира. После этого «белые» дрогнули и стали отступать. Этот боевой эпизод решил разгром противника. Дамасская сталь с тех времен не утратила своей остроты и я, тайком ею играя, не раз резал себе ладони и пальцы. Но об этом никто не знал, потому что Павел Петрович Кривовязов научил меня быстро залечивать ранки и порезы всякими травами.
Еще папа привез с собой два отличных охотничьих ружья немецких именитых фирм «Крупп» и «Зауэр» и весь арсенал охотничьих принадлежностей : закрутки, шомпола, масленки, мерки пороха и дроби, дроболейки, Барклаи и т.п. и большой семейный альбом нашей семьи довоенных времен.
Самое главное, папа очень подробно рассказал нам, как они ехали воевать с япошками. Их мы так звали, потому что видели их пленными, восстанавливающими разрушенные войной здания. Это были маленькие человечки в желтоватой военной форме.
Мимоходом папа рассказал, что видел в Полтаве родню, немного помог им провиантом и уехал. Еще рассказал, что брат с женой был эвакуирован в Красноярск и вернулся на родные развалины после освобождения Полтавы. А их оба сына воевали, моряк Георгий погиб под Сталинградом при выполнения особого задания командования.
А старший сын Юрий,- старший лейтенант - пехотинец в боях с немцами попал под газовую атаку и вернулся с фронта инвалидом.
Вот такими грустными были вести от родни из Полтавы.
Когда-то в семидесятые годы, после смерти отца, я переписывался с тете Надей( женой дяди Алеши, умершего на год раньше папы). Она вспоминала в письме их встречу в сорок пятом на перроне полтавской железнодорожной станции. С путей пристанционный поселок был виден как на ладони: Педаны восстанавливали свой взорванный дом. Сами жили под жалким навесом прямо в саду с покалеченными яблонями и грушами. Жили бедно и дядя Алеша все время пропадал в депо, работы было непочатый край.
Когда папа, после остановки эшелона , осмотрелся, то увидел женщину, работающую в усадьбе. Он узнал тетю Надю и послал вестового, чтобы привести к поезду женщину. Тетя Надя рассказывала :
- Во двор вошел автоматчик и сказал - Вас вызывает немедленно начальник эшелона.- Я очень испугалась и , теряясь в догадках ,- что надо какому-то начальнику?»
« Когда я на подкашивающихся ногах выбежала на перрон, то увидела высокого военного в черной кавалерийской бурке и в кубанке. Он повернулся к нам и я обомлела, - это был наш дорогой Сашенька, Алешин братик, которого мы не видели больше двадцати лет. » Мы обнялись и долго говорили о нашей жизни. Оба брата пережили столько, стали известными людьми. Так радостно было сознавать, что из нищих бедняков они пробились - один стал Почетным железнодорожником, а другой стал красным командиром. Брата в тот момент папа не увидел, эшелон вскоре должен был уйти, Не теряя зря времени, папа приказал бойцам перенести во двор на Харьковской улице мешок риса, кукурузы и крупчатки(муки). Тетя Надя с благодарностью вспоминала папин дар, - это была весомая помощь в то трудное время. Настоящая встреча братьев состоялась только в 1950 году в Нальчике - туда в гости к нам нагрянула чета Педанов. Все раздоры и обиды были позабыты, т.к. за прожитое время обе семьи прошли через столько испытаний и осталось только радоваться мирной жизни.
Об эшелоне можно рассказывать много…
В армейских железнодорожных документах он числился «литерным эшелоном №16258»,- что означало предоставление зеленой улицы по первому требованию начальника эшелона. После Харькова он отправился через Ростов, Прохладное, Баку к иранской границе. Вскоре поезд пересек госграницу и остановился на станции Тебриз. Здесь началась погрузка коней в свободные вагоны. Представители Советской военной миссии ознакомили личный состав с режимом в данных условиях,- охране эшелона, посещение базаров и магазинов, досуге личного состава. Когда официальная часть была закончена, пограничный комиссар Ирана пригласил в составе офицеров миссии и отца на посещение ими заседания Дивана ( верховного органа власти) по приглашению самого шаха Пехлеви. восьмидневное пребывание в этой стране оставило двойственное представление о ней. С одной стороны ужасающая бедность, с другой - выпирающая сытость и богатство. 8 сентября 1945 года эшелон вернулся в нашу страну и продолжил путь на Дальний Восток. Семнадцать суток эшелон несся через Казахстан и Сибирь и прибыл на станцию Иркутск. Как видно из отметок военных комендатур, передача конского состава части в/ч 91047 состоялась на железнодорожной станции Отпор, в тех местах, где папа служил пограничником до войны. А отсюда было рукой подать до Мангута и Хапчеранги, где мы раньше жили, где я родился и где сейчас жили дед Андрей и тетя Вера с дочерью Галиной - моей двоюродной сестрой. Получив разрешение командования, отец посетил наших родных, собрал и отправил багажом оставшиеся «манатки» в Изяславль и, уже в пассажирском вагоне, вернулся , вместе с хозэскадроном и взводом охраны,- домой. Было это уже осенью. Великая Отечественная война для нашей семьи закончилась именно тогда. Папа так захотел мирной жизни, что , не смотря на все уговоры генерала Сологубовского, подал рапорт об отставке. Генерал говорил: «Саша, подожди немножко, скоро получишь подполковника, скоро повысят оклады и уйдешь в отставку с хорошей пенсией!» - но , видимо папа так навоевался за свою жизнь, что больше терпеть не мог. В общем, к концу 45 года папа ушел в отставку. Ну ничего не смог сделать генерал, чтобы удержать его и напоследок расцеловал папу и подарил вдобавок к корове с кабанчиком хорошую гнедую кобылку вместе с линейкой( тележкой),санями и полной сбруей. В нее входило кавалерийское седло, попоны, удила, уздечки, вожжи, хомут, чересседельник, щетки, скребки, подковы и многое другое. А потом кто-то из офицеров привез однолемешный плуг и борону.
В общем, провожали папу на «гражданку», полностью обеспечив приданым. Помню как к нашему сарайчику пристроили и стойло для кобылы Машки, - ласковой и тихой работяге, которая верно служила нашей семье. В Изяславле мы успели прижиться и обзавестись хозяйством, но велись разговоры о собственном доме, который нам надо строить. Уже из разговоров родителей вырисовывалось, что дом будет построен на соседнем каменном погребе, который вместе с участком горисполком выделил папе на вечное пользование. Приближалась зима и все разговоры о строительстве замолкли. К тому времени подаренный генералом кабанчик вымахал в здоровенного борова, прямо гора сала. Однажды папа пришел с маленьким, тщедушным старичком, который оказывается молодые годы в Канаде работал на бойнях и знал это дело в совершенстве. Действительно этот старичок мгновенно заколол борова, обпалил его соломой, отпарил, поскреб шкуру и разделал кабана. Через пару дней, когда мясо остыло, он засолил сало и окорока, наделал колбас и сальтисона, научил маму сварить свиную тушенку. Не знаю откуда отец привел этого человека, но его науку мы все хорошо запомнили и всю жизнь использовали, где бы ни жили. Я уже хорощо ориентировался в городе, потому что ежедневное путешествие в школу и обратно сопровождалось болтовней с одноклассниками, которые возвращались домой в сторону нашей улицы. Дальше меня из одноклассников жили только Алла Шудря(дочь папиного друга) и Мишка, фамилию которого я не запомнил. Он был уроженец Изяславля, жил на конце Октябрьской улицы вместе с мамой, сестренкой и больным дядей. А папу его немцы убили в самом начале войны. Миша был моим самым лучшим другом в классе. Еще я дружил с Германом, который вскоре уехал в другой город, т.к. его папа ушел в отставку.
В этом году многие папины однополчане стали увольняться с военной службы и разъезжаться на родину или в другие города восстанавливать разрушенную войной страну. Вот уже уехали Горошкины, затем Багрянцевы. После нового года уехали Дедовы, Ризаевы и Зобовы. Часто мимо станции проходили эшелоны демобилизованных. Из папиной бригады уволили в запас всех , кроме нового пополнения. Разлетались в мирную жизнь последние бойцы, с которыми папе довелось повоевать в этой войне. Нам часто приходилось провожать на вокзале многих наших знакомых и друзей. Надо отметить, что через нашу станцию проходили еще одни интересные эшелоны. Это были награбленные ценности из Европы, которые проворные наши генералы отправляли себе домой.
Везли ковры, ценный фарфор, мебель, картины и скульптуры, попугаев и овчарок, обезъян и скакунов, серебряную и золотую посуду.
Как оказалось, не избежал искушения поживиться трофеями и муж народной артистки СССР Лидии Руслановой генерал Крюков . Все это дошло до товарища Сталина и «мародеров в генеральских погонах» понизили в звании, а некоторых посадили в тюрьму. Папа рассказывал, что и Лидии Руслановой пришлось немного посидеть. На мою память, с той войны домой хоть что- то, но волокли все: солдаты, офицеры и генералы. Ну было такое, никуда не денешься,- право победителя! Что касается моральности этих поступков, - рассудит история.
Благодаря волне демобилизации поредел и наш первый класс..
В основном, оставили учебу те, чьи родители увольнялись из армии и уезжали из Изяславля. К весне, когда приближались каникулы, в классе осталось около двадцати учеников. Мой первый год обучения в школе был трудным - если я успешно научился считать, читать и писать, то очень часто мама сурово наказывала меня за кляксы и пачкатню в тетрадях по чистописанию. Если бы в то время, когда я пошел в первый класс, были шариковые ручки, то никаких проблем и не возникало бы…. А так, каждый день я тащился в школу с чернильницей, наполненной ядовитофиолетовыми чернилами, которые срывались с пера огромными кляксами. Весь перепачканный чернилами, от этого жестоко страдающим, я приходил домой и каждый день получал нахлобучку за проклятую чернильницу и паршивое перо . На всю жизнь я запомнил ученические перья №№ 11, 86, «уточку» и «рондо». Первоклассников обязывали писать только пером № 86, чтобы был виден нажим при написании букв. Кстати, мои мучения прекратились после окончания первого класса. Остальные девять лет средней школы не были трудны, - я легко учился, много читал и в любом городе сразу же записывался в библиотеки и читальные залы. Неистребимая жажда знаний не оставляет меня и сейчас. А в Изяславле я ( можно сказать) успешно закончил школу и окунулся в радостное лето. Мы вновь с папой ездили на рыбалки и охоту. Но вскоре наша жизнь изменилась из-за того, что Лариса закончила учебу в довольно слабенькой школе и через три года ей получать аттестат зрелости и подумать о дальнейшем продолжении учебы в высшем учебном заведении. А при существующей базе( постоянные переезды и смена мест проживания) превратили мою сестру из отличницы в слабенького середнячка. Отец с матерью решили вкорне изменить обстоятельства и место жительство. Из всех известных вариантов подходил город Алма-Ата, где не было разрушений войны, где осел эвакуированный педагогический потенциал страны, где было много учебных заведений и хорошие климатические условия. В конце июня 1946 года мы погрузились в «пульман» и отправились в Казахстан. Смутно помню наш отъезд из Украины, не помню как пересекали Днепр, но как ехали по России - запомнил. Было много остановок на станциях и полустанках, разъездах и узловых станциях. Особенно на станции Сызрань, где наш вагон отцепили от одного поезда и включили в формирующийся новый поезд до станции Арысь. Для этого нас спустили с железнодорожной горки - склона, откуда вагоны уходили по инерции и набирали скорость, направляемые стрелочниками на нужный путь. Это происходило ранним утром и мы спали в своем вагоне… Составитель поезда выставил перед вагоном «башмак», гасящий разбег вагона. От наезда вагона на «башмак» произошло резкое торможение и кобыла с коровой от резкого толчка упали с ног. Мы попадали с полок, а стоящая вверху коробка, наполненная куриными яйцами, грохнулась вниз и весь омлет вылился на папу. От такого небрежного отношения составителя, знающего о том, что в вагоне люди, папа бесконечно возмутился и выхватив пистолет погонял нерадивого железнодорожника. Надо трезво оценить как морально тяжело пришлось людям, подобным моему отцу, вынести за жизнь столько военных потрясений, - поэтому вполне оправдываю его нервный срыв. Через некоторое время мы все вместе хохотали над событием. Ущерб был не такой большой, просто очень испугались и немного ушиблись животные. Бедняги, они до самого Алма-Ата ни разу не ступали на землю и не выгуливались, пощипывая зеленую травку.
Медленно мы пересекали величавую Волгу, а когда выехали на левый берег, то долго ехали сквозь сосновый бор и в вагон врывались духмяные запахи тающей на солнце смолы.
«ЗАРУБКИ»
Давно собирался оформить в тексте весь мусор, засевший в моей голове за многие годы. Очень много интересного в свое время рассказал мне папа. Это и его детские воспоминания , и рассказы о военной службе , и охотничьи «былинки»…
Итак, начинаем.
« ГОНЧИЕ ПСЫ»
Сашко каждое утро просыпался с мечтой узнать, что скрывается за запретным забором, куда мамка велела и « носа не совать»…
В его голове совсем не укладывалось: как это не совать нос, а если руку или ногу, то не страшно… Надо проверить- решил он в одно солнечное утро. Сашко отправился не к забору, а к открытым воротам. То что он увидел там , было так интересно, что страхи улетучились из детской головы. На просторном дворе гуляли красивые кони. Они были просто красавцами по сравнению с парой кляч, которая всегда тащила груженую водовозку к двору, где мама работала кухаркой . А тут целый табунок скакунов резвился на сочной траве. Но это было не все: вдоль забора тянулись клетки, вольеры, загородки и сарайчики. Забыв все страхи , Сашко ступил в неведомый мир. Каждая клетка была полна разных куриц, уток , гусей, каких-то незнакомых птиц странной формы и окраски. Зачарованный мальчонок так увлекся , что не сразу успел испугаться грозного рыка большущего пса, поднявшегося на задние лапы . Он оглушительно лаял на чужака. Сашко не успел отпрянуть назад, потому что его правое ухо оказалось в больших и крепких пальцах усатого загорелого дядьки в сапогах и странных штанах, заштопанных, как и у Сашка, только заплатки у дядьки были из блестящей черной кожи. Во рту он держал люльку, как на картинке про Тараса Бульбу, которую показал Сашку недавно старший брат. Сердце ушло в пятки, но Сашка молчал и не брыкался…. Внутренний испуг не помешал все же внимательно рассмотреть дядьку и за грозным обликом увидеть смеющиеся глаза. Только детям дано то неистребимое ощущение человеческой доброты. И страх куда-то улетел. Поэтому на дядьким вопрос : «Откуда ты взялся здесь, козаче?» - Сашко рассказал все о себе, о своем неуемном любопытстве и о грозном мамином запрете. На что дядька отпустил Сашкино ухо и расхохотался . Так началась у него дружба с настоящим любителем животных и природы, известным далеко за пределами Полтавщины ветеринаром, лошадником, собачником и заядлым охотником. Отныне мальчугану было разрешено приходить в усадьбу врача животных.
Хозяин всего этого чуда был человеком очень богатым, поэтому кроме ветлечебницы это был и зоопарк , и конзавод, и большая псарня, где выводили и выращивали высокопородных охотничьих собак. Были здесь легавые, норные и гончие собаки. Особенной гордостью ветеринара была им выведенная порода собак, которую он и назвал - « полтавская гончая». За всеми животными ухаживало много людей, которых хозяин подбирал усердно, следя за тем, как добросовестно люди выполняют работу по уходу за живностью и насколько они их любят. Да-да, любят ли эти люди животных. Поэтому с годами здесь стали работать только влюбленные в свое дело конюхи, птичники, псари, жокеи. Неуемная тяга к живности и восторг от увиденного как-то повлияло на то, что ветеринар переговорил с матерью мальчугана : запрет был снят, а Сашко стал помогать псарям кормить свору взрослых собак, ухаживать за молодняком и учиться натаскиванию легавых, гончих и норных собак. День за днем началась яркая и новая жизнь мальчугана. С утра надо было с ручным возком бежать на бойню за требухой, потом, вернувшись, под руководством старого псаря раздать по клеткам мясные порции, каши. После кормления вся свора отпускалась в просторный загон, затем начиналась уборка клеток - самая грязная и неприятная работа. Когда прошло много дней и Сашко стал всем известен как старательный и трудолюбивый парнишка, его стали допускать к натаске собак, и, наконец, стали брать его на большие охоты.
Как странно было узнать , что у собак есть специальный язык команд. Здесь не скажешь: « Пошел в будку!», собака просто не поймет тебя. Псари обучили и Сашку знать команды, которым надо учить собак. Эта мудреная наука пришла в Россию из Европы от французских и немецких охотников и стала непременным условием для содержания породистых охотничьих собак.
Слово «тубо» означает «нельзя», «пиль» - «взять», «си» - «искать», «апорт»- «дай». Такова терминология команд для легавых и норных собак, а для гончаков , работающей сворой, добавлялась команда начала гона: « Ату».
Вскоре познались ранее неведомые премудрости, псари и егеря научили парня разбираться в собаках, охотничьей амуниции и стрелковом оружии.
Много собак прошло сквозь Сашкины руки. Он щедро ласкал и английских сеттеров и ирландских пойнтеров - самых умных созданий и добросовестных добытчиков. Нравились ему кривоногие таксы и смешные фокстерьеры, худющие и лохматые русские борзые. Но большую симпатию вызывала собака, выведенная ветеринаром. Полтавская гончая была гладкошерстной собакой с мускулистой грудью, сильными ногами, ростом в холке до пятидесяти сантиметров. Окрас был характерен для породы: на темногнедом фоне белые пятна, а на темном лбу четкая белая звездочка. Стройный корпус завершал сильный и пропорциональной длины хвост. По рабочим качествам в лесной гуще и буреломе это были незаменимые помощники. Обладая сильным верхним чутьем и «ухватостью», собаки не упускали зверя и настойчиво выводили его на выстрел охотника, а бывало ,загнанного и обессиленного, валили живого к ногам охотника…. Много лет прошло с тех пор. Нет уже Российской империи, когда мальчик Саша учился жизни, нет Советского Союза – государства рабочих и крестьян. Ушли целые поколения людей…. Ушел из жизни синеглазый мальчик Саша- мой незабвенный отец…. Однако, в одном сельце харьковской области , я увидел на цепи лобастого пса так похожего на тех, о которых с таким детским возбуждением когда-то рассказывал мой папа. Как оказалось, тогда папа не все рассказал… Ему с братом ветеринар приказывал топить щенков, которых он отбраковывал. Но это было непосильное поручение для ребят и они нашли свой выход из жестокой работы - они просто тайком раздавали обреченных щенков проезжим мимо села мужикам. Может увиденный мною пес и был потомком спасенных щенков.
Д И К
Это было в Изяславе…
Стояла стужа. Январский мороз больно щипал кончики пальцев. А два ручейка из ноздрей мгновенно застывали на верхней губе. Эту наледь то и дело приходилось смахивать рукой. Мы с приятелем шли домой из школы. Вот уже мы подошли к крылечку, где жил приятель, и , уже расставаясь, он предложил зайти погреться и заодно посмотреть на маленьких щенят, которых
принесла их Жучка. Два соблазна для семилетнего мальца просто неодолимы. Маленькие рыженькие комочки забавно попискивали и тыкались носиками в материнские соски. У щенков уже открылись глаза, которые удивленно рассматривали незваных возмутителей спокойствия. Один из них,-лопоухий и огненно рыжий, вызывающе тявкнул на меня, когда я взял его на руки. Вспомнив, что еще надо по морозу долго идти домой, я заторопился и стал натягивать на плечи облезлый кожушок. Уже подходя к двери, я опешил от неожиданного подарка: приятель протянул мне рыжего нахаленка.
Обрадованный и испуганный, я бережно упрятал щенка за пазухой. Очень рад был щенку, но боялся, что папа с мамой будут ругать за своеволие. Со смешанным чувством радости и тревоги , я и не заметил ни холода ни расстояния. На расспросы родителей почему я так долго шел из школы, я безмолвно расстегнул кожушок и опустил на пол щенка. Он задиристо тявкнул на всех и не стесняясь сделал большую лужу. От всего этого сердце ушло в пятки. Но папа весело расхохотался и сказал: « Назовем его Диком». Так в моей жизни появилась собственная собака. Жили мы на берегу чистой речки Горынь, которая тихо и задумчиво несет свои воды меж лесистыми холмами, мягко обнимая берега,заросшие камышами. Местами мощные ветлы полощут в речке свои косы. Камыши на уровне воды обросли нежной ряской. В чистую воду можно без устали смотреть, находя все новые и новые диковины: медленно колышутся гривы тины, мимо них проносятся стайки красноперок, меж стеблями камыша затаилась небольшая щучка, а на глади воды чертит дорожку быстрый водомер. Горынь всегда была свидетельницей моих забав. Теперь меня всегда сопровождал мой рыжий щенок Дик. Его веселый лай оглашал ранее тихие берега реки. Все было новым для двух друзей этим летом. Если я молчаливо внимал всему новому, то Дик разражался громким лаем: будь то , вывернувший из зарослей выводок чирков, то , откуда ни возьмись , вынырнувший нырок, то усевшаяся на ветку , блестящая на солнце, громадная стрекоза.Каждый день приносил столько радостей, что , засыпая вечером, мы ждали нового утра. Прошло лето, потом еще одно…. И как гром среди ясного неба - новость: мы уезжаем отсюда в Казахстан. А как же речка, лес, наша лошадь Машка и корова Марта? А как Дик? Я так был испуган, что заревел. Папа, узнав о моем горе, ласково обнял меня за плечи и успокоил: « Речку, сынаша, взять с собой я не могу,- а всех остальных мы возьмем с собой.»
И вот . мы все ехали с Украины в Казахстан в огромном товарном вагоне много дней. Половину вагона занимала наша семья: папа, мама, сестра и я. Во второй половине разместились Машка с Мартой и Дик. Пока мы ехали через всю нашу страну, я вместе с Диком видел столько нового, чего не смог бы увидеть любой другой мальчишка и его верный пес. Лежа на охапке соломы бок о бок с Диком, мы рассматривали мелькающие виды всей нашей земли. Мы уже знали,что поезд наш будет останавливаться на станциях, где можно побегать по земле, размяться, вдоволь напиться воды из-под крана. Дик тявкал на меня, пока я не набирал воду в ладошки. Тогда он лакал воду и облизывал руки своим мягким язычком. Потом , благодарно лизнув меня прямо в нос, он уносился к вагону и раздраженно лаял на меня, словно боясь, что поезд может уехать без нас. И опять мы ехали, минуя станции и полустанки, мимо проносились поля и перелески, березовые рощи и сосновые боры, с грохотом поезд влетал на мосты через большие и маленькие реки. Всюду ,.где бы мы ни останавливались, перед вагоном появлялись люди с корзинками , кувшинами и ведрами.Они торопились продать всякую еду: жареную птицу и домашние пирожки, сметану, ряженку и топленое молоко, овощи и фрукты и много всяких всячин. Наконец, поезд трогался, а люди расходились по домам до следующего поезда. Наш товарный поезд ехал медленно, часто простаивая в тупиках,чтобы уступить место зеленым пассажирским вагонам с большими окнами, которые стремительно проносились мимо нас. И все же наш поезд тихо успел нас перебросить так далеко.
Мы переезжали через Днепр, Дон, Волгу, Эмбу, Урал. Потом началась степь: ветер пригибал к земле травы, обжигал их жарким дыханием. Часто можно было увидеть, как по степи несутся прошлогодние шары перекати-поля, обгоняющие друг друга. Степь кончилась, незаметно уступив место песчаной пустыни. Когда мы ехали через Украину и Россию, Дик равнодушно относился к мелькающим собакам и любому увиденному, а в зоне малонаселенной от его собачьего внимания не ускользали ни птица, ни мелькнувший зверек. Смешно было смотреть, как долго облаивал пес суслика, торчащего столбиком на пригорке. Он уже скрылся из виду, а Дик высунув морду из вагона, долго и пронзительно «ругался». Долго мы ехали по пустыни и в одно прекрасное утро поезд на несколько дней остановился на станции Аральск. В первые мы с Диком увидели целое море синей соленой воды, уходящей за горизонт! Наконец мы получили от папы разрешение побро-
дить по кромке песка и бурлящей воды, которая пенилась и окатывала нас с Диком. После таких прогулок нас было впору сушить на веревке. Поезд долго стоял на станции и мы с Диком успели изучить все побережье Аральска. Сюда на станцию приезжали на верблюдах , ишаках и лошадях казахи, чтобы кое-что продать или обменять свои товары проезжающим. Эшелоны проходили часто и торговля не утихала ни днем ни ночью. Сти-
хийный рынок был полон запахов: пахло рыбой горячего копчения, ароматными фруктами... Глаз не уставал любоваться аппетитными абрикосами, краснобокими яблоками, виноградом, арбузами и дынями, над базаром плыл раздражающий и манящий аромат шашлыка...
Вскоре Дик увлек меня в сторону, где отдыхали вьючные животные. Там мы с Диком
впервые рассмотрели верблюдов вблизи. Они кучкой лежали на песке и лениво жевали жвачку, зеленая и липкая пена свисала с нижней губы. Дик рыскал из стороны в сторону, обнюхивал кустики чахлой травы и нос с носом столкнулся с лежащим чудищем. Пес опешил, но отважно, с лаем., бросился на верблюда. Тот повернул голову в сторону маленького нахала и неодобрительно заревел. Дик не испугался и смело облаивал животину. Верблюд решил проучить наглеца. Он встал и резко шагнул к Дику. Пес уклонившись от выпада, прильнул к моим ногам. Было поздно - в мгновение мы буквально утопали в зеленой и липкой слюне, которой нас наградил верблюд. Мы бросились к воде отмывать "подарок", а животное спокойно улеглось на прежнее место. Набарахтавшись в воде , мы вернулись в вагон , я не собирался говорит никому о нашем
приключении. Наивный, я думал никто этого зрелища не видел,- напрасно.! Все это не ускользнуло от папиного глаза. Он видел все, но никому не рассказал о нашем с Диком позоре. Долго наш вагон не прицепляли к проходящим поездам и стало привычно побарахтаться в волнах Арала, с Диком облазить все закоулки станции. Но, наконец, пришла пора прощаться с пляжными вольностями: папа сказал, что скоро нас прицепят к эшелону, который идет в Алма - АТУ. Теперь пришлось все время сидеть в вагоне, где тесно и жарко. А тут еще мама разожгла примус и поставила кипятить воду в чайнике. Мы с Диком примостились у раскрытой двери . Я обнял пса и любовался синевой Аральского моря и жарким небом.... Как-то неслышно к нашему вагону подошел маневровый паровоз и толкнул наш вагон для сцепки. От резкого толчка на меня опрокинулся кипящий чайник. Ой как было больно... Все всполошились вокруг меня, а мы уже поехали дальше. Так навсегда я запомнил станцию Аральск. Пока мы ехали , меня лечили постным маслом, посыпали стрептоцидом. Больше всего помог Дик: когда я лежал на охапке сена, выставив обожженый
бок на воздух, он,как партизан , подползал ко мне и облизывал ожог. Его нежный язык приносил облегчение и ранки потихоньку покрывались новенькой розовой кожей. Вскоре все зажило " как на собаке". Мы ехали вдоль берега реки.Ее берега густо заросли камышами, точно так же, как на полюбившейся мне Горыни. На одном из полустанков мы с папой отстали от нашего поезда. Внутренне я страшно испугался, но боялся об этом сказать, потому что папа был спокоен и шутил, а это означало, что все нормально. Местные казахи угощали нас кумысом и вяленой дыней. День клонился к закату, порозовело небо и к полустанку подошел эшелон с пустыми платформами. На одной из них уже сидели люди. Туда же взобрались и мы. Пассажиры были разношерстые,- военные и гражданские, молодые и старые. Но только я был маленьким и оказался в центре внимания. Меня опять старались угощать хлебом, халвой и сушеной казахской брынзой, скатанной в шарики. Они долго сосались во рту, были солено-кислыми и их хватило до самой станции Арысь, где мы нагнали наш поезд, Вернувшись в вагон, мы были встречены с радостью мамой и сестрой. Но мама очень долго ругала папу, упрекала в беспечности и еще в чем-то.. Но мне это было неинтересно, просто мы снова вместе, а в вагонную дверь были видны снежные горы. Как меня удивило, что в такое жаркое лето снег на горах не растаял!!! Папа снова повел меня в одно интересное место(оно было пристанционным рестораном), чтобы угостить очень вкусной жареной картошкой с мясом , с помидором. Вкусноту мы запивали гранатным киселем. Оставшиеся косточки от трапезы я завернул в бумажную салфетку и прихватил, чтобы угостить своего Дика. Тот был рад , что и о нем я не забыл.
А больше всего меня удивила станция Алма- Араса: когда мы подьехали к ней ранним утром, то выглянув в дверь, я не увидел неба,- перед глазами был высоченный склон, заросший яблонями и пирамидальными тополями. Мой взгляд окидывал гору, поднимался все выше и выше и , только, задрав голову, я увидел небо. "Ого какая гора !"- закричал я. На мой удивленный возглас Дик разразился громким лаем. Папа успокоил меня и заверил, что скоро я увижу еще более высокие горы и протянул мне громадное яблоко. Оно было мне знакомо уже давно, когда я маленьким жил здесь в Алма-Ате и угощал меня папин коновод. До этого города оставалось ехать совсем немного.Казахское название переводилось - отец яблок. Раньше, при царизме, он
назывался Верным. Приехали туда мы ранним утром. Сквозь легкую дымку виделся большой и красивый город, расположенный в громадной чаше. Эту чашу ограждали
высоченные заснеженные горы. Они были , ну, очень высоки!!! Острые вершины золотились в лучах восходящего солнца. Вокруг было столько чудес и красот. Больше всего меня удивила журчащая вода. Канавы, по которым она лилась, назывались здесь арыками. Весь город пересекали арыки - вдоль и поперек. Вода была кристально чиста и прозрачна. А на улицах города было много красивых деревьев и кустарников. На центральных проспектах, которые носили имена Ленина и Сталина, росло очень много яблоневых деревьев сорта «Апорт». Громадные яблоки краснели на них до самых холодов.
На первых порах мы жили на квартире у папиных сослуживцев в привокзальном районе Алма-Ата Первая. В тесном дворике с трудом сгрудились наша семья и наш
домашний скот-путешественник, который ступил на твердую почву после месячного
пребывания в вагоне. Но и здесь было тесно. Конь и корова привычно стояли бок о бок, а Дик мостился около них. Приходилось следить за Диком, чтобы он не вырвался на улицу. Ведь в эти послевоенные годы людям жилось тяжело, всего не хватало. А предприимчивые китайцы ( их здесь жило очень много) приспособились из собак
варить хозяйственное мыло. Вот почему мы следили за своим любимцем. Даже представить невозможно, что это сплошное обаяние может стать куском мыла. Трудности появились тогда, когда мы с Ларисой пошли в школу. Если первый класс в Изяславле был смешанным: учились мальчишки с девчонками, то здесь школы стали мужскими и женскими. Моя школа - Вторая,- находилась на проспекте Ленина, рядом с железнодорожным вокзалом, неподалеку от квартиры, где мы жили. Сразу после уроков я спешил домой и Дик радовался, что мы вместе.
А Лариса училась в самом центре города и возвращалась домой поздно. Когда она
принимала дежурство с Диком, а я учил уроки. Через пару месяцев мы поменяли адрес. Папа подыскал квартиру в центре. Нас на постой наняла серьезная и чопорная старушенция Мария Архиповна. Она вечером курила и вслух ругала своего
взрослого сына(который здесь не жил) «басикантом», потом успокаивалась, распола
галась в кресле-качалке , и , красиво играя на гитаре «семиструнке», трескучим
голосом распевала старинные романсы. Не взирая на все строгости и на наше полуподвальное жилье, наши звери оказались почти на воле; они могли побродить по двору, жили в сарае, где их не мочил дождь и не продували ветры… А ласкового Дика , на удивление, Марья Архиповна искренне полюбила. Пес быстро почуял свободу и . уже без всяких предисловий, взлетал на хозяйскую веранду, а порой прямо с разгона вскакивал на колени Марьи Архиповны и успевал лизнуть ее в грозную физиономию. Я , после долгого путешествия через страну, носился по двору, взлетал на сарайный чердак и рассматривал окрестности. Я тоже обалдел от свободы. Мы в этом дворе прожили зиму и ко всему привыкли… Я привык спать на большом кованом сундуке. Остальные кровати принадлежали родителям и сестре. Дик жил вместе с коровой и лошадью. Он был такой лохматый ,что ему зимой было не холодно. А животных зимой папа укрывал попонами. Наконец пришла весна 1947 года. Этот год для нас ознаменовался тем, что мама уехала в Хапчерангу и привезла к нам дедушку и мою двоюродную сестричку Галину. А тетя Вера с Алексеем Ипполитовичем уезжали в Ленинград. После обустройства на новом месте они заберут к себе Галю, а дедушка останется жить у нас. Как то папа сообщил, что скоро у нас будет садовый участок и мы станем строить свой собственный дом. Эта новость обрадовала всех нас. Близился Первомай и я уже представлял, как вместе со своим классом пойду на парад и демонстрацию. Но случилось, что накануне Первого мая я носился по двору, лазил по закоулкам двора и вот…. взгромоздился на наш сеновал. Съезжая с него, я напоролся правой ногой на грабли и проткнул ступню насквозь. Огорчению моему не было предела. И все же, посмотреть на военный парад я пришкандыбал, опираясь на выструганную папой палку. Не взирая на боль, - парад этого стоил.
Парад начинался от вокзала. Гарнизон следовал по проспекту Ленина до дома правительства и сворачивал на проспект Кирова. Длина проспекта была в несколько километров, а войска проходили почти треть проспекта. Так что мне удалось примоститься возле оцепления и посмотреть на невиданное чудо-парад. Алма-Атинский гарнизон состоял из кавалерии. На Украине я уже видел всякие конные состязания и праздники, но такого скопления коней мне повезло увидеть впервые. Когда парад начался, то брусчатка проспекта огласилась цокотом стальных подков,- это был завораживающий звон… Он не мог заглушить радостного и восторженного ликования детей и взрослых, которые облепили обе стороны проспекта. Конница слабой рысцой двигалась вверх по улице,- эскадрон за эскадроном, стройными шеренгами. Каждый эскадрон составлял большой живой квадрат: восемь рядов- в каждом по восемь коней. Во главе гарцевали командир эскадрона и знаменосец с ассистентами. У каждого коня - гривы расчесаны и заплетены, ноги забинтованы «белыми носочками». На крупе каждой лошадки волосы бережно причесаны так, что блестя на солнце, вырисовывается шахматная доска. Так похоже на рисунок на боку машины-такси. Но на конях все украшения только подчеркивали красоту и стать военной конницы. Я зачарованно смотрел на парад. Оказалось, что в каждом эскадроне кони были одной масти, а уже следующий эскадрон был другой масти. Шли белые, гнедые, вороные. Окраска была разная: огненно-красные, песчано-светлые, серые в яблоках, рябые…. Сколько фантазии было у того человека, который готовил такой красивый праздник. Я обалдел от такого обилия впечатлений, что не обратил внимания,- уже идет демонстрация и идет уже наша школа, наш второй «А» класс. Мои одноклассники окликают меня, а я еще , вытянув шею, пытаюсь досмотреть хвост колонны конницы. Неизвестно откуда вынырнул Дик и радостно терся о мою раненую ногу.
Совсем незаметно я закончил второй класс и наступили каникулы. Большой город успел заворожить меня своими кинотеатрами, музеями, парками и большим зоопарком. Обилие приятелей из местных ребят быстро помогло освоиться со всем, ранее мне неведомым и пугающим. Вскоре я самостоятельно бродил по городу, пропадал в музеях и красивых парках. Правда теперь я не так часто был со своим Диком, честно говоря, стало не до него. Пес очень остро ощутил, что друг охладел к нему. Брать его с собой я не мог, потому что в городе было много транспорта - машины, троллейбусы и трамваи, к которым Дик не успел еще привыкнуть. Вот и оставался он во дворе сам. А потом папа забрал Дика вместе с остальными животными на наш участок на улице Дачной за бурной речкой Алмаамтинкой, которая рассекала город на две половины. На весь город было лишь два моста через речку. Папа уже приступил к строительству нашего дома и сарая для коровы и кобылы. Пока папа жил вместе с Диком в самодельном шалаше, а мы еще жили у Марии Архиповны. Дик наконец перестал скучать в городском дворе и вырвался на волю. Наш сад еще не был огорожен заборами и находился почти в центре большого , громадного садового массива предгорья. Спускаясь с гор, сад вплотную подступал к городу. Границей между городом и садами была улица Дачная. Владельцы домов по правой стороне улицы фактически были захватчики садов,уходящих в горы. Городской исполком решил устранить несправедливость,- нарезал домовладельцам по десять соток сада, а остальной массив разбил на улицы, а земельные участки были предоставлены офицерам в отставке в бессрочное владение. И нам был выделен гектар сада, где папа стал строить дом. Наш сад был на задах дома № 36 на улице Дачной, потом появилась улица Жуковского и наш новый дом был под номером семь. Еще не выросли заборы и Дик излазил всю округу еще быстрее меня, пропадал подолгу, но всегда возвращался домой. Бывало, набегавшись и отдохнув, пес вспоминал свои хозяйские обязанности и брался охранять наш двор. Тогда его звонкий лай оглашал окрестности задолго до того, как кто –то подходил к нашему двору. Но вскоре и соседи стали строить дома, выросли заборы и псиная свобода была ограничена. Хитрец Дик все равно находил лазейку в заборе и убегал, когда ему захотелось. Постепенно пес обзавелся друзьями среди соседских собак. Я тоже подружился с соседскими мальчишками . Это был Толя Шугалиев и братья-близнецы Колька и Вовка Безугловы. Так получилось, что нашу четверку вся улица считала одним целым,- привыкли видеть нас всюду вместе и удивлялись, встретив нас порознь. А папа шутя над нами, сравнивал нас с «диковой компанией». Часто пацанячьи и собачьи пути пересекались. Мы так удивлялись, когда встречали наших собак где-то далеко от дома. Мы точно знали, что собаки не увязывались за нами. А они делали вид, что не знали нас и удалялись, не обращая внимания на наши оклики… Им не до
нас…. Прелести летнего сада в конце концов окончательно отвлекли меня от городских походов по паркам и музеям. Теперь все помыслы занимали мое существо: скорее бы встретить новое утро и с друзьями отправиться в горы. Городской проспект Кирова пересекал речки Алмаатинку и Казашку и упирался в крутую гору. Дальше грунтовая дорога серпантином уходила в горы, где простирались сады громадного совхоза с соответствующим названием «Гигант». Наша четверка еще ни разу не доходила до самого хоздвора «Гиганта», потому что даже добраться до яблоневых садов было для нас очень трудно. Обычно мы уходили по серпантину на самую вершину горы и , отдышавшись, замирали от восторга- перед нашими взорами как на ладони простирался красивейший город земли, нежно укутанный голубоватой дымкой. Только на это обозрение нашего города уходило много времени. Вдоволь налюбовавшись сказочным видом, мы отправлялись дальше. Впереди надо было преодолеть с десяток горок, которые выглядели большими складками стиральной доски. Склоны круто опускались вниз на сотни метров, а затем круто взлетали ввысь: ну прямо стиральная доска,которую хозяйка круто прислонила к корыту. Обычно, перевалив штук пять-шесть перевалов, мы дружно отказывались от дальнейших странствий и падали на землю,
жадно хватая разреженный горный воздух открытыми ртами. Грязные лица наши обильно поливал соленый пот, нещадно палило летнее солнце и так хотелось быстрее вернуться домой. Мы долго набирались сил, а солнце неумолимо клонилось к закату. И чтобы не встретить ночь в горах, мы опять начинали гонки по холмам, пока глазам не открывался вечерний Алма-Ата. Усталые и счастливые ( что наконец мы дома), достигнув берега Казашки, мы , не сговариваясь, голышем бросались в речку, смывали грязь и усталость. Расставались до утра, мы неслись галопом домой - так хотелось есть… Первым встречал меня на улице Дик и радостно
скакал вокруг меня, а у калитки ожидал меня папа. Естественно он не подавал виду, что беспокоился обо мне,- он радостно встречал меня, кормил и расспрашивал о путешествиях, за которые папа никогда меня не бранил и не наказывал.
Теперь, задумываясь о прожитом, я убеждаюсь, что самым суровым наказанием для меня было отлучение от совместных походов на охоту и рыбалку. Но надо отдать должное отцу: при всей своей суровости, он никогда не наказывал меня.
Может быть мое убеждение , что слово отца - закон, было следствием большого уважения и моей сыновней любви. Мама секла меня нещадно и несправедливо, хотя и в этом была любовь к своему чаду и стремление воспитать во мне неплохого человека. Думаю она добилась своего ей доступным способом . и может быть в этом она права. Тем более, что мерилом остается родительская забота.
. Незаметно пролетело лето . Меня перевели в другую школу - № 33. Она стояла на проспекте Кирова, который пересекал город поперек. Главными улицами были те, которые спускались с гор в долину, по ним в город по арыкам поступала вода с гор для орошения парков, садов и огородов. Если во вторую школу я спускался с горы, то теперь в школу можно не только идти, но и подъехать на троллейбусе. Две первые четверти я ходил на занятия с прежней квартиры на Иссыккульской, а к новому году мы переехали в свой собственный домик на улице Жуковского. Теперь в школу меня провожал Дик. Правда не до самой школы, а только до моста через Алмаатинку, после которого начиналось кольцо троллейбусного маршрута, а на квартал ниже разворачивался трамвай, который ходил по улице 28 героев – Панфиловцев. Такие шумящие громадины начисто отбили у Дика охоту сопровождать меня до школы. Прошлое лето было радостным еще и по тому, что ,наконец, к нам приехал дедушка Андрей - мамин папа, которого я так ждал и , еще не зная , уже сильно любил. Сестренка Галя прожила с нами только на Иссыккульской улице и , к сожалению , не участвовала в нашем новоселье - ее увезли в Ленинград. Наш новый дом был маленьким и уютным, не взирая на то, что наша семья состояла из пяти человек,- нам не было тесно. Было радостно и спокойно - мы все вместе, нас никто не бомбит, нет войны в нашей стране. Рядом живут хорошие и добрые соседи, с которыми наши родители
стали задушевными друзьями. Надо отдать должное моим родителям: всюду, где они только не проживали, им всегда везло на хороших соседей.
Когда дедушка приехал к нам, то кроме нас у него не было никаких друзей, но, как человек общительный, он был еще и очень воспитанным. Расхаживая по саду, дед Андрей увидел соседа и раскланялся. Тот в ответ улыбнулся и раскланялся. В конце -концов они, примерно одного возраста, познакомились и подружились : сосед оказался консулом Монгольской Народной Республики в Казахстане. Естественно, они долго сиживали на веранде консула и вели долгие беседы на непонятном мне монгольском языке. Часто в их беседах принимал участие и папа, который таким образом практиковался в монгольском языке, который во время войны был подзабыт. Меня папа брал на всяческие свои поездки(либо на мотоцикле, либо в «линейке» с запряженной Машкой). Мне случалось видеть, как папа беседовал со многими людьми разных национальности и я так гордился папой - он почти всегда беседовал на их родном языке. Позже я узнал, что зная основы тюркского языка, можно было легко найти общий язык с казахом, узбеком, таджиком или туркменом. Находясь на Кавказе, он точно так же свободно изъяснялся с осетинами и кабардинцами, черкесами и ингушами. А так как наш сосед был дипломатом - человеком незаурядным, то общение с ним как деду, так и отцу было интересно и полезно. Вокруг нас жили в основном офицеры в отставке, которые воевали, а теперь строили мирную жизнь и свои собственные дома. Поэтому наш район был своеобразной коммуной семей, собравшихся вместе. Наши родители и мы - дети, очень отличались от местных жителей готовностью помочь друг другу бескорыстно и искренне,- делились и краюшкой хлеба и куском мыла - это было так естественно для тех, кто перенес войну, ее ужасный лик.
Естественно, когда вдруг чего-то не хватало для домашней работы, то мы - дети, становились гонцами к соседям за какой-то надобностью.
В нашей семье таким послом всегда был я и с охотой летал по поручениям то к Ефименко, то к Усольцевым, то к Джумашевым. А так как дома новоселов стояли в глубине садов, то завидев меня на дорожке, соседи не дождавшись запыхавшегося меня, уже кричали - «За чем бежишь, Борька?». Так же прибегали и к нам. Помню, что нужны были соль, спички, банка керосина, кусок мыла и т.п. Только у нас на улице были лошадь и корова. Соседи часто одалживали у папы лошадь вместе с телегой и папа никогда не отказывал соседям. Корова Марта оказалась рекордсменка по удоям - в иные дни давала по два ведра молока, а в редкие дни только ведро. Молока, сливок, сметаны, творога и сливочного масла на нашу семью хватало с лихвой и стали возникать излишки, которые соседи всегда с удовольствием покупали. Молоко было такое жирное и вкусное, что стакана с корочкой черного хлебушка требовалось, чтобы насытиться на весь день. Первый год сытой жизни был для нас именно 1947-ой. Мама с папой теперь были заняты только бытом и воспитанием детей. Лариса заканчивала десятилетку и собиралась поступать в Казахский Государственный Университет на физико-математический факультет. Я уже занимался в третьем классе 33-ей школы,- она была в огромном четырехэтажном доме, белоснежные стены ее были видны издалека, только перейдешь через Алмаатинку, сразу видишь яркое белое пятно среди зелени высоких тополей и карагачей(вязов по-русски).
Лариске у кого-то из бывших военных мародеров было куплено прекрасное пианино ( знатоки инструментов по табличкам и вензелям на крышках, считали, что пианино принадлежало Еве Браун). Еще у нас появился аккордеон «Капри». Сестру начали учить музыке, причем ее наставником стал аккомпаниатор народной артистки СССР Куляш Байсеитовой. А по простому - это был бывший папин солдат-кавалерист Сан Саныч. Трудно было теперь представить Александра Александровича в солдатской гимнастерке. Он взялся за оплату учить сестру музыке и два раза в неделю приходил к нам домой, - стройный и красивый, был одет во фрак и с галстуком-бабочкой. От него пахло дорогим табаком и духами. Помню, что он говорил сестре о ее способностях и о том, что она плохо старается. На мой взгляд, Лариса или действительно не хотела заниматься, либо увидела, что музыка - не ее стезя. В общем , через год ее мучения закончились, пианино продали, а Сан Саныч пошел в гору и уехал в Москву для участия в международных конкурсах пианистов и стал лауреатом и получил Сталинскую премию. Жизнь шла своим чередом, город развивался, росло движение транспорта и стало небезопасно колесить по городским улицам на мотоцикле. К сожалению, но папа был вынужден продать мотоцикл. Потихоньку мы стали терять привычное в нашей жизни, что обедняло нас и духовно , и материально. Однажды папин знакомый по армии выпросил Машку для поездки за сеном. Кроме того, он знал, что у папы был трофейный «Вальтер» и попросил его для личной безопасности во время поездки. Не знаю, что творилось со мной в ту пору, но мне показалось, что Машку я больше не увижу. Когда она выезжала со двора, я погладил ее по морде и дал ей кусочек сахару,- так я делал всегда. А когда сосед Запевалов уезжал за сеном, я сделал это последний раз. Машку украли и найти ее не смогли. Обращение к начальнику милиции города грузину Сагинадзе только убедило отца, что лошадь уже не вернуть,- местные казахи нежеребых лошадей обычно съедают. Так нас лишили кобылы, но это была не последняя пакость соседа Запевалова. Он вернул отцу «Вальтер» и тут же настрочил в КГБ кляузу на отца,- мол хранит незарегистрированное оружие. Кроме трофейного пистолета у отца было два отменных ружья, на которые из-за прежнего статуса отцу документов не требовалось. Однако машина госбезопасности раскручивалась, уничтожая многие привилегии бывших военных. Вот и к нам в дом пришли с обыском,- пистолета не нашли, но изъяли охотничьи ружья. По-правде, используя свои непререкаемые права, фактически прикарманили отцовский арсенал. Помню, в одно утро , папа послал меня к Запеваловым с запиской, которую я ему вручил в руки. Моя привычная любопытность заставила меня прочесть записку. Там было три слова : «Запевалов, ты говно!»
У нескольких папиных друзей возникла идея обратиться к властям и милиции с разрешеним заготовки мяса диких животных в горах для удовлетворения потребностей горожан. В общем горисполком и начальник милиции Сагинадзе разрешили создать охотничью бригаду во главе с отцом, выдали карабины, патроны , бинокль и гужевую тягу. Заодно отставники решили улучшить за этот счет и питание своих семей. Так и случилось, мы всю зиму питались дикой козлятиной и свининой. Еще не приехали с охоты наши охотники, как в городе произошло трагическое событие: при захвате особо опасного бандита погибло несколько оперативников милиции и погиб сам Сагинадзе. Этих милиционеров, людей прекрасных и отзывчивых, хоронил весь город. Зима была морозная и снежная, но мы ее пережили нормально. Вот уже зацвели сады, как утром (вернее ночью) 8 мая умер наш дедушка Андрей Федорович Спицын. Первая смерть близкого человека меня очень потрясла. Родители кинулись решать похоронные дела, сестра куда-то улизнула, а меня одного оставили дома и наказали помочь плотнику, который придет делать дедушке гроб. Вокруг стояла тишина весеннего нежного утра. Только щебетали птицы. Я несколько раз приходил к кровати, где лежал дедушка и смотрел на закрытые его глаза. Порой мне казалось, что дедушкины ресницы дрожат и он вот-вот откроет глаза. Я не боялся его , смотрел на него и думал, что не может быть, чтобы деда умер,- он просто спит. Я сидел и ждал, но чуда не случилось. Из оцепенения меня вывел громкий лай Дика. Он лаял на плотника, который шел по тропинке к дому. Он велел отвести его к деду. Там он обмерил деда деревянным плотницким метром, потом вышел из дому и увидел где находился наш верстак и стояли тесовые доски. Там же был наш инструмент, но он пришел со своим ящичком, откуда вынимал свой. Строгал и фуговал доски, отмечал места отреза плоским столярным карандашом, который торчал у него за ухом. Пока мастер делал гроб, я не отходил от него, завороженный длинными стружками, вьющиеся из-под лезвия рубанка.
Во второй половине дня вернулись родители, заходили соседи и знакомые. На другой день дедушку похоронили на городском кладбище, которое находилось на улице «Ташкентская аллея». Это скорбное место у горожан не называлось кладбищем, а просто Ташкентской аллеей. Не стало нашего деда, потом умер наш знакомый Степан Степанович Шибко. Не выдержало сердце нагрузок войны. Папа не раз попадал в госпиталь - давали знать перегрузки военной поры с 17-го по 1945 годы. В Алма-Ате еще жили многие наши знакомые по Подольску, Изяславлю. Здесь жили Ризаевы, Багрянцевы и Шудри. Не помню у кого из них была богатейшая библиотека, которой я часто пользовался. Даже в летние каникулы я всегда ходил туда за книгами, но были среди них крупные фолианты необычайно ценные и редкие, которые было нельзя доверять десятилетнему мальчишке. Такие книги я читал и рассматривал иллюстрации только в библиотека наших знакомых. Это была такая библиотека, что прямо манила меня все время. Там я изучал многотомную книгу Брема «Жизнь животных», «Описание земли Камчатской» Крашенинникова, книги Пржевальского , «История государства Российского» Костомарова, «История России» Карамзина и много много интересных книг. Не часто, но мне разрешали копаться в библиотеке нашего соседа - консула Монголии. В ней тоже было много книг с красочными иллюстрациями.
Между походами в библиотеки и музеи, меня родители привлекали к работе на огороде, который находился северо-западнее города на плоском нагорье. Там отставникам нарезали по гектару земли под огороды. Это было большое подспорье, так как там мы выращивали картошку, свеклу, капусту и кукурузу, уделяли место и для баштана, который здесь назывался бахчей. Не взирая на все старания огородников, урожай случался, если это место не попадало под ливни.
Тогда вода начинала скатываться с гор, набирала скорость и мощь , чтобы пройти по растениям уничтожающим валом маленького селя. Однажды, когда у нас еще была Машка, нас на огороде застал такой ливень. Вода неслась, доставая лошади по брюхо. Меня водрузили Машке на круп, а родители держались за Машкин хвост, чтобы их не унесло потоком. Когда вода схлынула , на месте посадок оставалась почва, которую очистили скребком. Родители многое пересеяли и вновь посадили, чтобы получить хоть какой-либо урожай,- благо теплая пора здесь стояла более полгода и все успевало уродить.
Более страшное стихийное лихо захватило меня в то время, когда я пошел к знакомым за очередной книгой. Мне вручили книгу «Майкл Фарадей», обернутую газетой с напоминанием бережно обращаться с книгой. Мне это очень не понравилось, потому что я всегда очень щепетильно относился к этому. Но на этот раз стихия внесла свои коррективы: на полпути к дому разразился сильный ливень и , спрятанная за пазухой книга размокла в кашу. С гор несся огромный сель, который по центральным проспектам волок огромные гранитные валуны вперемешку с ломаными деревьями и грязью, если туда попадал человек, то его перемалывало . Я был на проспекте Кирова и оттуда видел, что творилось на наклонных улицах. В какой-то миг чьи-то сильные руки подхватили меня и я оказался в рабочей времянке рабочих-трамвайщиков. Отпустили меня только тогда, когда все закончилось. Я пришел к Алмаатинке, старого моста уже не было - его снесла вода, военные быстро возводили новый мост через взбухшую от мутной воды речку. На противоположном берегу стоял мой папа и я увидел, что его волосы сильно поседели. Когда меня передали с рук на руки саперы, то папа подхватил меня и я долго рассказывал об увиденном и сетовал на дождь, испортивший книгу папиных знакомых. После случая, когда я попал под сель, папа очень подробно учил меня правилам самосохранения в экстремальных условиях. Уроки даром не прошли, - впоследствии мне неоднократно приходилось попадать и под обвалы и камнепады, сели и потопы, и выходить невредимым благодаря папиным урокам. Сейчас я понимаю, как все эти передряги отражались на здоровье родителей.
Папе все чаще приходилось оказываться в госпитале, а наш знакомый военврач с военных лет однажды сказал папе:«Александр Николаевич! Хочешь еще пожить, - уезжай отсюда скорее - город находится выше километра над уровнем моря и это очень вредно для твоего сердца.»
Возникала противоречивая ситуация: сестра успешно училась в университете, только построили свой дом, а здоровье требовало сменить местожительство. На семейном совете порешили: дом продать, сестру пока оставить учиться в университете, а нам втроем трогаться в поисках лучшей доли.
В итоге дом продали за девяносто тысяч рублей( по курсу реформы 1947 года). 25 тысяч рублей ушло на погашение государственной ссуды на строительство дома. Остальные предстояло потратить на новое жилье, переезд и пересылку багажа на новый адрес. Я успел перейти в пятый класс и начал читать книгу «Белеет парус одинокий» , которая мне очень понравилась - в ней интересно рассказывалось об Одессе, городе на берегу Черного моря, которого я еще не видел. Но успел увидеть Каспий и Арал, который тогда еще был морем. Наш отъезд произошел быстро и я не успел сдать книгу в библиотеку. Этот грех я исправил лет десять спустя, когда отдал ее и много своих книг в детскую библиотеку какого-то детского дома.
Последней детской утратой была измена Дику. Мы оставили пса в Казахстане,так как мы еще не знали куда мы едем. Пока мы ехали до Москвы. В тот же день и в том же вагоне уезжали наши друзья Ризаевы. Они ехали в свою родную Казань. На какой-то узловой станции, где они делали пересадку, я подарил Ильдару большую лупу, которая мне досталась после смерти дедушки. Мне было немного жалко «увеличилки», но пусть будет доброй памятью о нашей пацанячьей дружбе. Так заканчивается наше жизнеописание в Алма-Ате. В общем, нам там жилось хорошо и счастливо. После всех потрясений войны, это была замечательная пора.( Жалко не успел изучить казахский язык, который мне легко давался на первых уроках). Совсем не помню о дороге в Москву, т.к. все время валялся на верхней полке и читал книгу о Пете и Гаврике….
МОСКВА 1949 ГОДА
Скорый поезд плавно подошел к перрону Казанского вокзала и мы оказались в сердце нашей Родины - Москве. Папа первым делом сдал наши чемоданы в камеру хранения и мы вышли на Комсомольскую площадь. Папа сразу показал на еще два вокзала города: Ярославский и Ленинградский( площадь трех вокзалов). Потом папа повел нас к зданию с большой буквой «М» - это был вход в метро. Все здесь было для меня внове и необычно: эскалаторы, красивые залы и перроны, голубенькие поезда, тети в красных фуражках и мороженое «пломбир» в стаканчиках из вафли, которое продавалось на каждом шагу. Я уже дважды бывал в Москве, но теперь познавал как первый раз и не уставал восхищаться всем, что попадало в поле зрения. Во-первых , однажды папа весь день возил нас с мамой по станциям метрополитена и показывал особенности каждой из них. Уже тогда меня поразила красота и величие московского метро - справедливо самого лучшего метро в мире. Наши первые шаги в столице начались с поисков ночлега. На одну ночь нам хватило денег для проживанию в гостинице «Москва». На следующий день папа обзванивал всех своих московских знакомых. На все звонки откликнулся доброжелательно лишь один человек. Это был Ляндрес Зиновий Михайлович - еврей, которого отец предупредил об его грядущем аресте( Ляндрес в то время был председателем колхоза в Читинской области). Человек бросил все и с женой скрылся от неминуемого расстрела,- ведь был 1937 год. Во время войны отец однажды встретился с Зиновием Михайловичем и тот оставил отцу свои координаты. Теперь, спустя двенадцать лет, эта семья предоставила нам кров пока мы будем в Москве. Помню мы вышли на станции метро «Красные ворота» и пошли по улице Новобасманной , номера не помню, но их квартира № 5 была на втором этаже старого дома. Когда я стал лейтенантом, то часто бывал на этой улице - здесь, на этой же стороне находилась московская комендатура в доме № 10. Здесь мне не раз приходилось становиться на войсковой учет. А на другой стороне в доме № 15 проживала наша дальняя родственница Иванова Лидия Ипполитовна - директор московского «останкинского пивзавода». Вот такие пироги…
Но в 1949 году мои познания улицы Новобасманной простирались только примыкающим к дому двором, квадратным и тесным, с редкими лавочками и выбивалками ковров. Слоняясь по двору я нос с носом столкнулся с конопатой рожей, сразу показавшейся мне знакомой. Разговор начался с вопросов о том, где мы раньше встречались. Был перечислен дом пионеров, кружок авиамоделистов и зоопарк…. Тут меня осенило : передо мной стоял мой одноклассник по Изяславской третьей школе - Герка. Это действительно был он. Его родители стали жить в столице и Герка стал москвичем. За четыре года нашей разлуки Герка научился по-московски «акать». Пока мы жили у Ляндресов, с Геркой мы виделись часто, но вскоре наш путь лежал на Кавказ и наши связи прекратились. Тогда, расставаясь с приятелями , я не догадывался попросить их адреса, а родителям тогда было не до моих проблем. В общем, мы уехали в город Пятигорск, затем в Нальчик. Пока мы были в Москве, родители подарили мне замечательную книгу «Штурм Берлина». . Еще папа купил одноствольную бескурковку - финское охотничье ружье - одно на двоих. В Нальчик из Пятигорска мы приехали на автобусе и мы сразу остановились в гостинице «Нальчик».Папа навел справки и узнал: здесь живут наши хорошие друзья Улины, папин сослуживец и соратник Горошкин и несколько однополчан . Мы их всех навещали.
Больше всего меня поразило, что войдя в один из дворов, я подумал, что сзади деревянного сарая будет глинистый обрыв, а внизу будет протекать бурная речка. Я побежал туда и убедился в этом…
Я не забыл этого двора с 1942 года, когда нас пустили к нам Улины. Родители действительно в тот день пришли в гости к тете Лене. Она встретила нас на пороге своей тесненькой квартирки. Все были рады и веселы,- все выжили в этой войне.
Видимо не все устраивало родителей в Нальчике и было намерение поездить по стране. Нальчик не сбросили со счетов и в Алма-Ату ушла телеграмма об отправке контейнера на адрес Улиных.
А сами мы уехали в Одессу. Все прекрасно понимали, что я очень отстаю в учебе из-за поездок. Потом это аукнулось противной арифметикой. Остальные предметы давались мне легко, особенно английский. Но до того мы побывали в Одессе, Тирасполе и в Бендерах. Там мы хотели купить домик, но не нашли подходящего.
Единственное интересное было узнать Одессу, побывать на осенней сельскохозяйственной выставке. Здесь же в Тирасполе была летная часть и истребители вели учебные бои, исполняли фигуры высшего пилотажа на глазах горожан. Я вдоволь насмотрелся на их полеты.
Выставка ломилась фруктами и овощами, морем дешевых груш и грецких орехов. Одесса поразила своими достопримечательностями и знаменитым «Привозом». Меня поразила разная морская добыча: рыбы, крабы, креветки, мидии и знаменитая кефаль. Это было богаче, чем в Казахстане. Там лишь усач, маринка , сазан, лещ и все… А тут - глось, бычок, барабулька, сарган, ставрида,скумбрия, калкан и многое другое, которое водится в Черном море. В поисках места под солнцем прошла вся первая четверть пятого класса. Как всегда, я сумел отличиться и в Одессе:
Когда мы троллейбусом ехали по Пушкинской в сторону Дерибасовской, в спешке я выскочил из троллейбуса, а он с родителями умчался вдаль. Однако я не запаниковал, если следовать по троллеям, то вскоре прийду к родителям. Таким образом я опять заставил родителей переживать о своём чаде, которое потерялось в чужом городе. Волнения продолжались недолго : я резво нёсся по Пушкинской и вскоре узрел папу с мамой, которые также резво неслись ко мне. Опередив родительский гнев, я попросил простить меня и пообещал впредь быть внимательным. К нашей общей радости все треволнения быстро улеглись. Родители пришли к выводу, что больше скитаться накладно - таяли денежки… Короче,- мы вернулись в Нальчик. Это было в середине октября 1949 года. Временно нас на постой пустила одинокая тетя Шура - соседка тети Лены Улиной. Мы прожили у тети Шуры полтора месяца. Меня долго водили по разным школам, но папу не устраивали районы, где стояли школы и остановились на школе №4, расположенной на улице Кабардинской(центр города). Пока мы жили на улице Свободы, до школы было два квартала. Затем родители купили хороший и теплый дом на углу улиц Индустриальной и Комсомольской. До школы пришлось идти гораздо дальше, но теперь мне никуда не хотелось переводиться и я стал, наконец, учиться с 1949 года по февраль 1953 года. Школа была двухэтажная, углом стоящая на улицы, а внутренний прямой угол занимал школьный двор с флигельком , где была библиотека и кабинет врача. В школе на первом этаже на просторном коридоре стоял здоровый бак с водой и к нему прикована цепью питьевая кружка. Там же стояла перекладина для физкультуры. Конечно, по сравнению с казахской школой эта была воплощением нищеты. Но учили здесь неплохо. К седьмому классу мне училось легко, хорошо и интересно. В свободное от учебы время мы с папой скитались в горах и на охоте. Охотились на зверя и на птицу. Птицу мы добывали на степных равнинах севернее Нальчика. Там изобиловал перепел, куропатка, стрепет и дрофа. Зимой здесь добывали еще и зайца. А в горных лесах мы выслеживали кабана, лису, улара и лесную куропатку. А осенью «скрадывали» царскую дичь - вальдшнепа и кроншнепа..
У папы было много знакомых охотников и мы часто отправлялись на охоту большой компанией. Надо отметить, что охота была для нас большой помощью, - мясом впрок мы запасались на целую зиму. К тому же, папе вновь выделили гектар огорода в предгорье, где горный лес редел и переходил в альпийские луга. От дома этот огород был в 20 -25 километрах. Оттуда город был виден словно с птичьего полета: он раскинулся на равнине, подковой опоясанной горами. Казалось, снежные вершины нависали над городом, совсем как в Алма-Ате. Но Нальчик был гораздо меньше. Сверху можно было увидеть все улицы, заметные здания , стадион, красивый городской парк , ипподром и громадное поле аэропорта. Правда, все это просматривалось сквозь голубоватую дымку горного воздуха.
При городском ипподроме был конно-спортивный клуб, куда записывали всех желающих. Мне это было ненужно - директором спортклуба был папин однополчанин - командир сабельного эскадрона , тоже заядлый охотник. Ипподром был недалеко от нашего дома и сходить покататься верхом для меня было плевое дело. Но просто покататься не удалось - пришлось заниматься по полной программе. Был манеж и вольтижировка, конкур и дерби. Вот только высшей школы выездки пройти не удалось. ( Мы уехали с Кавказа) Мы с папой были завсегдатаями конных состязаний разного уровня, а в октябрьские праздники ежегодно состоялись Всесоюзные конные состязания, которые всегда судил международный судья генерал Бенуа, с подчиненными которого в гражданскую воевал отец. А сейчас они были добрыми знакомыми с папой. Я находил, что генерал Бенуа внешне был очень похож на де Голля. Нередко на соревнования приезжал маршал Буденный, который в эти дни останавливался на сталинской даче в Затишье (так назывался западный район города). А в канун Нового 1950 года родители подарили мне огромную книгу Пушкина, которую я хранил всегда. С таким прекрасным подарком мне было не скучно встречать праздник, т.к. родители были приглашены к Горошкиным, а идти зимой на Затишье я не захотел. На следующий день дом шумел гостями,- были соседи Ланины , Лихачевы и кто-то из друзей-охотников.
Пришла весна 51 года и нам стали приезжать гости: тетя Вера из Ленинграда, тетя Лида из Москвы, папина сестра тетя Маруся из-под Таганрога. Приезжала сестра Лариса на каникулы из Казахстана. Ей там жилось нелегко и папа посоветовал ей перевестись в Ростовский-на Дону университет. Так она и сделала, но приняли ее на курс ниже,- такие тогда существовали правила. Уже когда я учился в университете, на курс ниже принимались студенты, переводящиеся из вечерних и заочных отделений. В общем сестра закончила в Ростове механико-математический факультет в 1955 году и получила направление инженером на оборонное предприятие в подмосковном Загорске ( ныне Сергиев Посад). Пока мы жили в Нальчике, Лариса на лето приезжала к нам. Фактически с 1949 по 1957 год сестра жила своей жизнью вдали от родительского дома и это очень плохо для родственных связей. Недаром в народе говорят - отрезанный ломоть. С годами все слабее связь с родными людьми что для детей, что для родителей - теряется преемственность поколений, черствеют души и родные становятся просто чужими друг для друга. Что вас ждет, детки? От одной только мысли становится холодно и пусто. Тогда такие мысли не посещали меня и я радовался, что к нам приезжают родные люди. А еще веселее становилось оттого, что вот-вот в гости к нам приедет папин брат - дядя Алеша со своей женой - тетей Надей., о существовании которых я еще не знал. Приехали, наконец и они. Мы все радовались и рассказывали нам о своей жизни в Полтаве. Оказывается у меня есть двоюродный брат Юра, который лет на двадцать старше меня, а у меня есть два племянника, на пяток лет они младше меня. Так наша жизнь пошла по спокойному руслу после скитаний и неудобств. Наш новый дом был очень добротный и прочный, квадратный по периметру. Он стоял на высоком каменном цоколе и имел четырехскатную крышу, крытую красной черепицей. Надо отметить, что почти все частные дома в Нальчике крыли черепицей. Обозревая город сверху, нельзя было не любоваться красивыми крышами южного города. С любой точки города глаз ласкала красивая зелень ближних предгорий: все холмы были покрыты вековыми ореховыми, грушевыми и буковыми лесами. А подлеском в этих лесах были боярышник, кизил, алыча, волошский орех, жасмин и шиповник. По земле всюду стелилась ежевика. В таком лесу никогда не останешься голодным даже зимой. Вдоль быстрых горных речек берега заросла облепихой, она всегда преграждали путь к воде. Но не беда, - в лесах то тут, то там из земли вырывались ручейки живительного нарзана или кристально чистой ледяной воды. Для таких путешественников как я - это был настоящий рай. Папа и здесь научил меня выживать на природе и показал как и где надо искать съестное из фруктов, овощей и кореньев. На практике мне науку приходилось осваивать в летние каникулы, когда папа назначал определенное место встречи в неведомом районе в ночное время.
Мне по карте указана была точка, был рассказан маршрут, потом папа проверял мои знания и убеждаясь, что я все точно усвоил, - сам днем отправлялся в условленную точку и ждал меня.
Мы договаривались, что ориентиром на последнем отрезке будет служить разведенный отцом костер. И хотя места для меня были известны - я там бывал неоднократно - поплутать в ночном лесу приходилось не раз. Когда отец отправлял меня на такие походы, он всегда ставил передо мной главную задачу : даже если я собьюсь с курса, не терять спокойствия и не впадать в панику, убеждать себя, что все пойдет так, как следует. Это помогало, - не раз случалось сбиться с тропы. В этой ситуации надо было закрыть глаза и присесть на корточки, потом открыть глаза и осмотреться : там, где должна быть тропа, над ней кроны деревьев словно отклоняются в стороны. Поступая так, я всегда возвращался на тропу и следовал дальше. На первых походах сначала пугали внезапные вопли филина,
волшебно-загадочное свечение гнилушек. Спустя нескольких занятий, я еще умудрялся пойти и взять на ладони светящиеся куски дерева или попавшегося жучка-светлячка. А потом находить и сгонять с места нахала филина. Но первое «путешествие» пришлось провести превозмогая страх потеряться или попасться кому-то в лапы. Лет было двенадцать и я еще был таким дурачком…. Тогда , при первом походе, выбравшись из лесу, я увидел вдали маленький огонек костра,- я рванулся напрямик, чтобы быстрее прибежать к папе. Но я не учел, что поле, ведущее к заветному костру устлано ежевичными кустами. Я не видел их в темноте и плети ягодника ловко хватали меня за ноги и я летел на землю, растягиваясь во весь рост. Я снова подымался и бежал на свет. Несколько раз брякнувшись, я наконец успокоился и нашел полевую дорогу. Она привела меня к папе, который остался доволен моей маленькой победой и мы сели ужинать у костра. Каша с салом и крепкий чай приятно пахли дымком костра. Не было ужина слаще этого за всю жизнь. Всю ночь мы с папой лежали под его военной буркой и разговаривали, пока не посветлело небо над головой.
Как я говорил, выходя из дому со стороны улицы Комсомольской, можно слева увидеть монтажный участок Тырныаузского молибденового комбината. Там день и ночь работали сварщики. Но если глянешь вправо, то в конце улице, на горизонте белела снежная вершина горы Казбек. И хотя он находился далеко в Грузии, из Нальчика его было хорошо видно. Вокруг нашего дома росли многолетние кустарники дубков (хризантем). Они очень живописно цвели с начала октября до самого снежного декабря. Климат в горной котловине был мягкий и влажный, всегда было тепло и тихо. Но горы - есть горы, бывало неведомо откуда налетал шквал( ливень с сильным ветром). Дарили горы и неожиданные сюрпризы: 9 мая 1950 года, в ясное и солнечное утро мы уходили в школу в рубашках с короткими рукавами - ведь уже почти наступило лето. Однако , к полудню , город был по пояс занесен снегом, который стаял только через два дня. Так что домой мы неслись как замерзшие цуцики. В конце ноября 1951 года мы с папой ходили за барсом высоко в горы. Папе у далось добыть хищника, но пока мы его выслеживали, пришлось долго лежать в снегу. Когда мы спускались, то от холода я еле передвигал ногами( охота пуще неволи - я сам напросился) . Папа говорил только одно - терпи. Когда мы достигли леса, он около заводи горного потока заставил меня раздеваться догола. Я был крайне удивлен, но никогда не перечил отцу,- значит так надо. А кожа прямо посинела. Папа велел мне войти в воду, я повиновался, внутренне содрогаясь от ледяной воды.
Оказалось отец довел меня до теплого источника нарзана, который вскоре выгнал из меня весь холод. Домой мы возвращались бодрыми и довольными. Небольшой факт в наших с отцом отношениях еще сильнее заставил меня уважать его. Еще незабываемым нашим совместным походом было восхождение на Бзыбский перевал, который папа предпринял, чтобы я познал величие Кавказа.
Не скрою, обращаясь с со мной сурово, отец нежно любил меня и потакал моим прихотям. В разгаре охотничьих страстей мне пришла идея обзавестись породистой охотничьей собакой. Хорошая собака стоила больших денег. У папиного друга, директора конно-спортивного клуба появилось два щенка ирландского пойнтера - Ирма и Анод. Увидев их, я стал канючить о щенке. Торг состоялся и я , еще не понимая цены , обрадовался, что Ирма стала нашей собакой. С годами я осознал, что слишком высока была плата за щенка и теперь, я никогда на это бы не пошел. А папа пошел и снял со стены дамасский клинок в серебряных ножнах в обмен на собаку. Ирма оказалась отличной легавой с высокой приемостью - собака слету поддалась натаске, была понятливой и неустанной в работе. Ее не пришлось натаскивать на поиск и стойку. Все это было заложено в инстинкте суки. Она поиск вела «челноком» , в нужный момент делала классическую стойку и ждала команды «пиль», которую выполняла без натаски.. Умницу почти не пришлось ничему учить и уже в полугодовалом возрасте собака самоотверженно трудилась в поле наравне со взрослыми псами. Многие охотники завидовали успешному сезону молодой Ирмы. В ту осень не было промахов и потерь подранков - собака приносила дичь в руки хозяина. Мы пробовали Ирму на перепела и утку, вальдшнепа и кроншнепа, дикого голубя и рябчика. Верой и правдой она прослужила нам одиннадцать лет. Когда не приходилось охотиться и отец занимался пчеловодством, - верная Ирма была хорошим сторожем не только от людей…. Неоднократно утром, выходя из землянки, папа видел гадюк, которых собака давила при попытках проникнуть в землянку.
Еще одним свидетельством отцовской любви ко мне стал подарок к окончанию шестого класса. Мне подарили велосипед ХВЗ-110. Радости не было пределов. За пару дней папа научил меня ездить на велосипеде и с той поры все дороги стали моими. Вместе с моим одноклассником, которого все называли босяком, мы исколесили все окрестности. Этого Шаронину показалось мало и он подговорил меня тайком от родителей рискнуть и поехать в Пятигорск и обратно. Не помню, что мы врали насчет того, что я неделю буду гостить у Шарониных вместе с « великом», но мы совершили этот дерзкий поступок и за несколько дней вернулись домой. Два дурака даже крюками из проволоки цеплялись за борта грузовиков. Если бы взрослые это видели!!! Правда тайну мы не сохранили,- нас выдал соседский дылда Витька Ланин - наш одноклассник. Вольным поездкам на велосипеде пришел конец. А вскоре велосипед у папы украли возле городского рынка, когда он навестил студию знакомого художника-охотника-таксидермиста. Я с ним зимой ходил в горы на охоту. Одновременно я добывал разных птиц, из которых мой взрослый друг делал чучела для нашего школьного кабинета зоологии.
В конце года мама приболела и уехала к сестре в Ленинград на лечение. Мамы не было дома с полгода. Жили мы с папой неплохо, но питались просто и без фокусов: печеная картошка, сало, квашеная капуста, лук, хлеб и чай. Мы не голодали, но не хватало маминых разносолов. Приближались октябрьские праздники и папа говорил, что приедет Буденный и возможно зайдет к нам домой.
Накануне праздника папа вдруг стал творить чудеса, о которых я даже не догадывался. Во-первых, он поставил сдобное тесто и напек разных пирогов и рулетов, сделал торт-наполеон. Зарезал индюка и забил пару кролей, принес с рынка большого гуся и всю ночь колдовал у горячей плиты. На праздничное утро отец сервировал стол , на котором красовалось блюдо с жареным гусем., обложенным золотого цвета жареной целиком картошки, стояло заливное из кролика и жареный индюк на блюде. Салатницы были полны квашеной капусты и солеными арбузами., квашеными помидорами и огурцами. А на приставленных столиках красовались выпечка и графины с зверобоем.
Меня папа накормил и отправлял на демонстрацию. Я был свидетелем конфуза нашей соседки - тети Маруси Ланиной. Она, зная , , что мы живем без мамы, решила на праздник угостить нас и шла по дорожке, держа небольшую тарелочку с двумя жареными пирожками.
Она сказала: « С праздником, наши сиротки!» Папа приветливо распахнул дверь и провел ее в дом. Ланина от неожиданности выронила из рук свою тарелку с гостинцем, - она не ожидала такого изобилия. Папа успокоил соседку, поднял тарелку и положил на нее наших пирогов. Мы с папой разбежались до окончания парада и демонстрации. Встретиться нам предстояло на ипподроме на соревнованиях. После них папа велел мне не болтаться дома, а погулять по праздничному городу. Я и сам понимал, что мне не стоит заглядывать в рот папиным гостям. Тем более маршала я видел ещё в Изяславе. Тогда Будённый был седоусым, а в Нальчик приехал черноусым.( совсем и не думал,. что сам Буденный может покрасить волосы). Уже потом Витька Ланин рассказывал мне, что к дому подъехали на лошадях генералы , один был очень похож на Буденного. Папа не советовал мне болтать о наших гостях и я выпалил ему : « Ты опять брешешь, Витька. Ну ты и трепач!» Такая тирада совсем отбила у него желание говорить об увиденном. Ну конечно, в тот день в нашем доме гостил маршал Буденный - папин первый командарм. Кроме него у отца в гостях был французский генерал Бенуа, офицер-порученец Буденного и Городовиков. Вместе с отцом гости приехали к нашему двору верхом на отличных скакунах. Пока было застолье, конники спортклуба увели коней. А потом вернулись за всадниками, которые ускакали в Затишье для продолжения праздника на сталинской даче, куда их всех пригласил Буденный. Поздно вечером папа возвратился на скакуне, которого мы знали по клубу. Это был хороший и спокойный жеребец « Мальчик», на котором мне разрешали конные прогулки.
Больше таких знаменитых гостей в нашем доме не было никогда.
В Нальчике мы жили неплохо, каждый имел домашние обязанности, которые мы исправно выполняли. Папа со мной добывали мясо на охоте, мама занималась домашними заготовками на зиму : делала засолы и квашение овощей. Когда приходила пора варить варенье - наступала самая горячая пора для меня. Тогда я отправлялся в лес собирать кизил, алычу, ежевику, орехи и дикие груши. Причем , тащил с гор по несколько ведер каждого вида. Много варений нам приходилось делать не только для себя : часть заготовок посылками уходило в Ростов Ларисе, другая - посылки в Полтаву, Ленинград и Москву. В солнечные и морозные дни января-февраля за облепихой отправлялся папа. Ее добывать было труднее всего - очень колючие кустарники. Ведра ягоды хватало на любимое наше семейное баловство , - из нее делался облепиховый кисель. В те же месяцы у папы была горячая пора по добыче зайчатины. Вместе с Ирмой папе удавалось приносить домой восемь зайцев - почти два пуда мяса.
У меня в школе все шло нормально, заканчивался седьмой класс. Кроме учебы, я ходил в радиотехнический кружок Дома пионеров, хотелось ходить в изокружок, но помимо желания там надо было уже что-то уметь и мне было стыдно переступить порог студии, где любимцами учителей были мои одноклассники Кривоспицкий и Сушко. Но мне вся школа завидовала, потому что только один я самостоятельно ходил на охоту и возвращался с добычей на виду всех, кто меня знал. Только один я разъезжал на красивом жеребце по городу - от зависти аж слюнки пускали наши богатенькие жиртресты из нашего класса. Только меня приглашал кататься на мотоцикле и разрешал проехаться по Комсомольской улице на ИЖ-49 мой взрослый знакомый охотник. Так что несмотря на дружную нелюбовь меня большинством одноклассников, я был счастлив и у меня было два хороших друга : Ваня Неграмотный и Владька Зубенко.
Владькин отец был тоже офицером в отставке и поэтому наши родители общались между собой. Опять папино здоровье ухудшилось и он не раз обращался в госпиталь. Его отправляли в санаторий в Хосту и Мацесту для лечение сердечно-сосудистой системы. Последние медобследования здоровья отца заканчивались требованием врачей перебраться из горного района на равнину. Вновь надо было уезжать с Кавказа. По совету Зубенко , папа уехал на разведку в Николаев.
Таким образом , было принято решение продать дом в Нальчике и переезжать в приморский Николаев. Если честно, мне не совсем хотелось уезжать из Нальчика по многим причинам :
Во-первых , за эти годы наш дом стал родным и близким,- в коробке восемь на восемь метров мы обжили две комнаты, кухню и маленькую прихожую и уютно обставили самодельной мебелью, кроме этого наша знакомая старушка (дочь бывшего коннозаводчика) дешево продала нам полуразрушенную старинную мебель , сработанную крепостными атамана Платова. Помню, как мы с папой волокли через весь город на тележке под насмешливыми взглядами прохожих старую рухлядь. Но откуда им было знать, что мы везем дорогую антикварную мебель. У папы были золотые руки и в течении месяца блестели лаком новый резной туалетный столик и салонный диван стиля «Ампир». Обновленный и необычный, этот экспонат стал украшением нашего дома. И хотя я жил на кухне, мне было так удобно учиться, читать книги и слушать полюбившийся мне новый радиоприемник «Москвич». Над моей кроватью на ковре висело ружье,- что еще надо тринадцатилетнему парню? А стол был завален разными книгами.
Самыми ценными были «Пушкин» и «Штурм Берлина».
Во-вторых, было интересно заниматься в радиотехническом кружке, ходить в богатую городскую библиотеку. А еще я впервые влюбился в девочку с нашей улицы, белокосую и стремительную Валю Данильченко. С ней я познакомился, когда пришел в юношескую спортивную школу заниматься боксом, а она занималась волейболом.
Не раз мы возвращались с тренировок одной дорогой и в конце –концов подружились. Тогда кому-то сознаться, что нравится девочка, - было огромным грехом. Даже школы были мужские и женские. Но мы нашли способ часто встречаться с девочками, чтобы взрослые не мешали : мы ходили в читальный зал библиотеки и там нам никто не мешал,т.к. в зале разрешали шепотом разговаривать. И я нравился этой девчонке и она рассказала, как часто завидовала мне, когда я на «Мальчике» гарцевал по улице.
Так мы стали «шептунами» и никто нам не мешал общаться. Это было так здорово! ( Ну захотелось бы в такую пору уезжать?)
В-третьих, кругом была чудная природа: ослепительно белые вершины гор, вид на Казбек прямо из окна дома, чистые реки и голубые озера, волшебные чертоги горных лесов и головокружительные горные тропы Чегемского и Черекского ущелья, Эльбрус и «Приют Одиннадцати», где комендантом был муж тети Лены Улиной- Семен Федорович. Ну на кого мы должны были все это оставить?
Но влажный климат Северного Кавказа папе был противопоказан.
Осенью 52-го года мы продали полдома и на эти деньги мы стали готовить наш отъезд. Папа на пару месяцев уехал на Украину. Он искал место для нас и в Полтаве и в Николаеве. Вернувшись домой, он устроил семейный совет и мы решили уезжать в Николаев после продажи второй половины нашего дома. После окончания второй четверти восьмого класса мы расстались с Кавказом.
Так завершался этап моего взросления и познания мира. С каждым днем я становился чуть-чуть взрослее и мудрее. Насчет ума все еще было не так , как этого хотел я сам и мои родители. Еще предстояло много работать и учиться , чтобы хоть немного уважать самого себя. А в голове уже роились мысли о том, кем быть???
ГОРОД КОРАБЕЛОВ НИКОЛАЕВ.
В конце января 1953 года мы уехали из Нальчика в плацкартном вагоне довоенной поры, пропахшем керосином(дезинфекция от клопов и прочих паразитов) . Бедная Ирма ехала вместе с нами, умостившись под нижней лавкой под папиными ногами. Бедная легавая собака терпела этот резкий запах и часто чихала. Слава богу, ехали мы только двое суток. За окнами мелькала донбасская земля - серая и морозная бесснежная равнина.
Поезд часто останавливался на станциях и разъездах, менялись пассажиры , одни выходили - другие садились. Проплывала галерея типов и характеров послевоенного нашего народа , - приветливого и не очень, компанейского и единоличников, бедных тружеников и бездельников. Главное - в этих плацкартных вагонов не было богачей и холеных рож, которых в Нальчике мы уже насмотрелись за четыре года. Среди разношерстной толпы мы вышли на перрон Николаевского железнодорожного вокзала. Невзрачный и серый, он был совсем не похож на виденные мной из тех городов, где мы жили. Не считая разбомбленного изяславльского вокзала. Серые стены домов и некрасивые улицы привели нас на трамвайную остановку и вскоре начались мало-мальски красивые здания и непривычные для уха названия остановок: улица Декабристов, Инженерная, Херсонская, Плехановская, Большая Морская. Еще не видел я воды, но названия улиц завораживали: Малая Морская, Адмиральская, Якорная, Корпусная, Кузнечная, Мачтовая, десять улиц Слободских, десять Военных, Севастопольская. Море и корабли витали в названиях улиц. Папа привел нас к нашему временному жилью на улице Большой Морской между Московской и Черниговской улицами. Сразу меня устроили в восьмой класс Второй средней школы, расположенной на стыке Адмиральской и Малой Морской. До школы я шел по Малой Морской всего три квартала, проходя мимо красивого маленького домика с мраморной плитой : « В этом доме в 1848 году родился знаменитый русский флотоводец - адмирал Степан Осипович Макаров» .
Второй неожиданностью для меня явилось то, что в школах Украины дети занимались вместе без разделения полов. Это было так непривычно. Весь февраль мы прожили в семье Золотаревых. Глава семьи был подполковником в отставке ветеринарной службы и намеревался продать нам свой дом в пригородном районе Соляных.
В первые дни марта мы, наконец , вселились в новый, большой и холодный дом на всех черноморских ветрах. День, когда мы переезжали со своим скарбом, выдался солнечным и тихим. На грузовом авто мы ехали по Ингульскому спуску и попали в пробку Впереди был понтонный мост через Ингул, разведенный из-за выхода военного корабля в море. Пока сводили понтоны, мы любовались синевой неба между высокими стенами, сложенного из пиленого известняка. Весна ворвалась в город трубными звуками прилетевших гусей. Они громадными клинами устремились в северные районы нашей страны. Теперь в школу надо было идти три километра по Ново-Одесскому шоссе. Но к этому я уже привык..
Вернемся к весеннему утру нашего переезда: когда мост свели, машина медленно устремилась на ту сторону, покачиваясь на стыках понтонных секций моста. С моста открылась величавая панорама судостроительной верфи. Созданная усилиями русских флотоводцев, верфь располагалась на крутых склонах левого берега Ингула в месте слияния его с Южным Бугом… На противоположном низменном берегу слева моста раскинулась почти километровая песчаная коса, которую назвали «Стрелка», а на правом берегу за каменной стеной располагалась рабочая слободка Темвед. Это название - аббревиатура, которая означала - территория морского ведомства. Но горожане стали называть слободку Темводами,- так и прилипло народное название. На нынешней верфи, которую назвали кораблестроительным заводом имени 61 –го коммунара, в основном закладывались военные корабли и изредка уделяли внимание торговым или специальным судам. Когда мы пересекали мост, в акватории завода к стенкам пришвартовалось более десятка эскадренных миноносцев класса «Горностай». На стапеле на кильблоках разместились три оранжевых от сурика эсминца. Среди кораблей, стоящих у стенки , были уже суда, прошедшие ходовые и госиспытания, - они блестели шаровой краской - сероватого цвета дальней морской волны. Эти корабли были укомплектованы экипажем, на их гафеле гордо реял военно-морской флаг нашей Родины. Что может быть красивее нового военного корабля? Это можно только увидеть и понять. Естественно, Николаев из-за военного кораблестроения был городом режимным, но менее закрытым , чем оплот Черноморского флота - Севастополь. Туда просто так не проедешь, нужен специальный пропуск. Такое обилие кораблей я увидел впервые. Николаев уже заканчивал свое двухсотлетие. Многие здания были возведены в 18-19 столетиях, о чем свидетельствовали вензеля на фронтонах домов. Среди домов были удивительные архитектурные изыски: с колоннами, с шпилями и купольными крышами. Заводоуправление 61-го коммунара было уменьшенной копией здания ленинградского Адмиралтейства. В городе был русский драмтеатр и филармония, краеведческий и морской музеи и картинная галерея имени В.В. Верещагина, расположенная в доме, который местный купец-меценат построил по собственному проекту.
Картинная галерея в Николаеве была создана после гибели любимого народом баталиста на
борту броненосца «Петропавловск» в 1905году.
Учебная база города - кораблестроительный и педагогический институты, летное училище военно-морской авиации им. Леваневского, судостроительный, строительный и электромеханический техникумы. Большой военный гарнизон включал в себя танковую армию, морской полуэкипаж, летные части дальней авиации и пехотной дивизии. То, что город военный, нам стало понятно после переезда через понтонный мост. Слева и справа шоссе раскинулись пороховые склады сухопутных войск и арсеналы Черноморского флота. На пару километров протянулись пакгаузы и подвалы, огражденные колючей проволокой и круглосуточной охраной. Когда идешь в школу - проходишь через десяток грибков, под которым в любую погоду маячит фигура часового.
Когда склады заканчиваются, то перед взором предстает поселок Соляные, где нам предстоит жить. Слева стоит ряд одноэтажных домов, потом барачное здание местной школы, а за ней стоит высокое здание электрической мукомолки. Между последними зданиями с горы виден спуск к Южному Бугу и открывается величавая панорама большой воды. А справа от шоссе, поперек ее стоит ряд домов, уходящий к спуску к берегу Ингула. На этой улице , тогда Первой линии, вторым от угла был наш дом. Его впоследствии я видел издалека: из окон судостроительного техникума, из механического цеха 61-го коммунара и с парапета бульвара адмирала Макарова. Наше новоселие омрачилось тем, что погода испортилась и город окутал промозглый туман и ветер выдувал из тебя все тепло. А пятого марта пришла весть, что умер Иосиф Виссарионович Сталин. Народ заполнил центральную площадь города и слушал голос Левитана, несшийся из радиорепродукторов. Мне шел пятнадцатый год и мое отношение к смерти вождя было неопределенным, но большинство восприняло эту весть искренне скорбя. Меньшинство либо неумело выдавливали из себя траур и выглядело это комично, а были такие, которые молча реагировали на смерть вождя, но злорадная радость в их взорах все равно выдавала их . Мои детские впечатления сталинской поры оставались неизменными - каждая весна ознаменовалась снижением цен на продукты и одежду. После Победы вскоре отменили карточную систему на хлеб. Хотя хлебные очереди в нашей стране существовали до 1956 года. Однако, в столовых можно было хлеб есть бесплатно. Все мои иногородние соученики из техникума регулярно посещали столовые - возьмешь два стакана чаю и запиваешь сладкой водичкой хоть буханку хлеба.. А в момент смерти Сталина в николаевских гастрономах прилавки ломились от колбасно-ветчинного разнообразия, на рынке рыбные ряды изобиловали свежей морской продукцией. В магазинах до самого потолка высились башни из консервных банок с крабами и снаткой. Не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы перечислить ассортимент рыбных консервов. Нынешнее поколение даже не знает из какой рыбы готовились консервы. Рябило в глазах от этикеток - муксун, ряпушка, угорь, налим, сиг, белуга, осетр, стерлядь, пеламида, нерка ….. Не считая обычных судаков, лещей, сазанов, сомов, бычков, усачей, плотвы и карасей. После российских магазинов, в Николаеве поражали вывески магазинов на украинском языке: «Ряжанка», «Ковбаса» и т.п. После Нальчика здесь было больше магазинов , да и сам город был гораздо больше. Это был промышленный центр , а не курортный рай. Только кораблестроительных заводов было целых три, большой Южнотурбинный завод, работающий на военную авиацию, литейный завод, завод сельхозоборудования, завод дорожных машин - так что для рабочего люда есть где развернуться. Город раскинулся на многие километры по берегам Ингула и Южного Буга. Южнее города начинался Днепровско-Бугский лиман. Это и есть выход к Черному морю. В мелководном лимане эпроновцы сделали глубокий канал для выхода в море судов - великанов, имеющих большую осадку. Протяжение канала - 60 километров. После порта Очаков открывались морские глубины. Николаев - город портовой и его воротами является морской порт (военный и торговый). А так как испокон веков город был центром хлеботорговли, видное место в порту занимает громадный элеватор. Когда немцы оккупировали город, то выбили их оттуда 57 моряков-десантников во главе с капитан-лейтенантом Константином Ольшанским. Моряки захватили элеватор и вели неравный бой с фашистами. Они все погибли в том бою и все посмертно стали Героями Советского Союза. Пятисуточный бой стянул в порт большинство немецких сил и с востока в город вошли передовые части Красной Армии. Редко кому из фашистов удалось покинуть Николаев, потому что все мосты были своевременно разбомблены. Погибших героев похоронили в центре города на Адмиральской улице. Пока я жил с родителями в Николаеве, я каждый день проходил мимо памятника героям-десантникам и запомнил этот выразительный монумент. С годами сквер перестроили, установили другой аляповатый памятник, отвернув атакующих матросов от окон обкома партии в сторону Советской улицы. Парадоксы власти. Позже с годами, пришлось узнать многое, что несколько повлияло на восприятие нашего строя.Много хороших дел не довели до ума наши правители, но при Сталине не было таких алчных ворюг при власти – боялись за свои шкуры.
Итак, весна 53 года для нас началась с огородных работ, т.к. папа купил у Золотарева дом вместе с приусадебным участком площадью гектар. Такую норму Советская власть установила для офицеров-отставников. Сразу за домом вверх на север открывалась непаханная равнина, а далее виднелись «финские» домики военного городка Дом наш был построен на двух хозяев с симметричным расположением комнат. Наши соседи болгары Киро жили здесь с самого строительства дома. Афанасий Григорьевич и Полина Сергеевна воспитывали двух дочерей Валентину и Людмилу. Мы познакомились с ними и долгие годы жили с ними, как говорят - душа в душу.
В доме было четыре комнаты, прихожая и кухня. Жилье просторное с высокими потолками и двумя печками, однако зимой его продували злые ветры. Они в этих местах, такие сильные, что при закрытых ставнях и дверях слышно заунывный и непрерывный вой его. А на улице его порывы старались сбить с ног прохожих.
Сколько я там жил, - никогда не мог привыкнуть к приморским ветрам. Не имея закалки и в легкой одежде я добегался до крепчайшего бронхита, рвущего легкие бешеным кашлем. Эта болячка иногда резко меняла планы учебы и жизни. Но с наступлением тепла ветры стихали. Вспаханный огород зазеленел посадками и родители пропадали над грядками. Выращивали все : овощи, кукурузу и подсолнечник, арбузы, дыни, тыквы. По совету соседа Печерского мы с папой заложили виноградник на сотню кустов; сосед свой участок использовал только как виноградник, где выращивал несколько разновидностей мускатов. Поэтому, производя подрезку, он принес нам целую охапку чубуков, заставил меня ломом бить дырки в земле и втыкать туда чубуки. После трех лет у нас вырос хороший виноградник. Вся беда его заключалась в ежегодном укрытии кустов в морозные зимы. Виноград был прикопным. Пока его прикапывали - он рос и плодородил, а после смерти папы все вымерзло,- и виноград и пчелы в ульях. Но это будет позже. А пока мы радовались , что большой огород приносит хороший урожай, приусадебные абрикосы давали крупные и вкусные плоды. Так поступали почти все отставники с нашей Первой линии. Их дома стояли до самого Ингула. У всех около дома были абрикосовые рощицы, а далее шли огороды. Мы перезнакомились со всеми, всегда раскланивались друг с другом , даже встречаясь в других городах. Мне с знакомыми по улице приходилось, в основном , встречаться в аэропортах Москвы и Киева, куда я часто летал. Но пока все мои пути вели к школе и обратно. Домашний крестный путь - это походы с ведрами к дальней водоразборной колонке. Самая тяжелая работа - полив растений на огороде. Принесешь два ведра (двести шагов туда, двести шагов обратно), потом бегом за другой порцией. Роптать не приходилось, так как родители выращивали на всех, - полив был моим весомым вкладом в урожай. Но как не хотелось каждый день носить воду? Если бы кто-то знал эту муку, когда приятели с утра неслись к реке загорать и купаться.
Когда задание родителей менялось, я с воодушевлением выполнял его. Наловить бычков на Буге,- что может быть приятнее.! Тем более, что бычок хватался даже на голый крючок и клевал часто. К полудню обычно можно «настебать» целое ведро « губанов» и «цыганов» ( так звали песочных и подкаменных бычков.) Правда чистить целый таз рыбы и потрошить - удовольствие ниже среднего, но ни в какое сравнение оно не идет с «поносом» воды для полива. Первым и преданным моим дружком в Николаеве стал Гена Легенький с улицы Береговой. Их семья жила в жалкой мазанке на самом обрыве у воды. Не взирая на бедность это были сердечные, добрые и отзывчивые люди. Когда мы разгружали наш скарб по приезде - Генка взялся неизвестно откуда и без разговоров начал помогать нам носить вещи.
Ничего не требуя взамен, он кидался помогать мне носить воду, полоть огород и , конечно, ловить рыбу. Мы учились в разных школах, были заняты по дому, но не было такого дня, когда мы не находили минутки для общения. Часто, насмотревшись на уходящие в море военные корабли и тихоходные сухогрузы, мы с Генкой грезили морем и мечтали поскитаться по морям. Решили - будем моряками.
С весны 1954 года наши мечты обрели основу - меня папа привлек к плотницкой работе. Надо было выстругать целую гору досок, из которых мы будем делать собственную лодку. После этого нас с Генкой было невозможно отогнать от верстака. К концу дня мы усталые и довольные выбирались из вороха стружек. Во дворе росла аккуратная стопка свежевыструганных досок. Когда мы сделали работу, пришел Павел Иванович( папин знакомый охотник и рыбак), который славился «клепать» плоскодонки как пирожки и знал все тонкости этого дела. В первых числах июня мы всем скопом на двух тачках приволокли наш струг к воде и произвели спуск судна на воду. Нашей радости не было пределов, - первыми испытания провели папа и Павел Иванович - они остались довольны и прямо в одежде нырнули в Буг, а когда весла вручили нам, то мы оценили новую лодку - она была легка и устойчива на волне, послушна любому гребку и стремительно скользила по водной глади. После пробных катаний лодка верно нам служила на рыбалке.
А потом мы с Генкой на веслах и парусе осваивали дальние углы акватории Днепро-Бугского лимана. Самым большим нашим плаванием было достижения Очакова и возвращение домой. За лето наши ладони стали от мозолей твердыми, как доска. Повезло порыбачить в колхозной ватаге рыбаков. Дед моего другого дружка Сашки Бунуки - дядька Денис был бригадиром рыбаков и взял нас на морскую путину – меня и Сашку . Так мы заработали свои первые трудовые. Труд на огороде и участие в путине сделали своё дело,- вернувшись в класс после каникул, я вырос почти на голову, а от пожатия моей руки многие одноклассники морщились от боли. Генка учился в Соляных в 42-ой школе, ему до парты из дому дойти хватало минуту - полторы. Конечно, школой ее назвать можно с натяжкой,- слабый коллектив педагогов давал и некачественные знания. Так вот, Генка все время твердил мне о школе мореходного обучения (ШМО), в которую принимали после школы без экзаменов. Я крутил носом - не нравилась она мне. А Генкины родители заставили его готовиться к учебе в строительном техникуме. На мои намерения выбрать морскую профессию наложила табу приписная комиссия военкомата. Ее вывод - годен, кроме ВМС и ВВС. Так что, ни моря тебе Боря, ни неба! Папа рекомендовал пограничное училище, но зная о моем увлечении радиотехникой и уважая меня, посоветовал избрать военное училище этого профиля и я согласился. В военкомате порекомендовали
Ярославское военно-техническое училище ПВО. Мои одноклассники Борис Шляпкин, Витька Душкевич, Роберт Цивинский, Слава Теплов и Валька Лунин тоже взяли курс на военные училища. Но впереди еще предстояло окончание десятого класса. Небольшая деталь: после восьмого класса весь наш класс переводили то в 1-ую, то в 43-ю школу и мы как дураки всем классом мотались по школам . В последней нас встретила миловидная молодая учительница Зинаида Васильевна и рассказала нам, что она наш классный руководитель в новой, только отстроенной школе № 7 на улице Плеханова. Наша школа была очень большая, четырехэтажная и наш 10-ый класс «Б» находился на последнем этаже. Светлый и просторный нам всем полюбился и в нем мы получали хорошие и прочные знания, за что бесконечно благодарны нашим учителям. Нельзя сказать , что мы любили учителей, но они честно вдалбливали в наши «котелки» добротные знания.
В нашем классе было три выдающихся ученика, достойных золотых медалей. Это Миша Кальман, Виталик Фролов и Валерьян Иванов. Не дали никому,- один еврей, а два других - из самой нищеты. Вот такая справедливость! Не взирая на все препоны, ребята получили высшее образование , а Фролов стал профессором Николаевского кораблестроительного института. Что касается меня, то я получил аттестат зрелости с четырьмя четверками, остальные - отлично. Этому предстояло шесть разных школ в разных городах страны. В общем - доплыл успешно и не стыдно! Так наступила пора становиться на крыло.( Боязно, но надо ). В конце августа 1955 года небольшая команда кандидатов в курсанты отправилась в Ярославль через Харьков и Москву. В этой команде были два моих
одношкольника Толька Михайлюк и Витька Раснюк и Генка Маленкин из 39-ой школы- сын первого секретаря обкома партии. В Харькове мы пересели на другой поезд и в Москве с Курского вокзала перебрались на Ярославский. Поезда до Ярославля нам предстояло ждать двенадцать часов. Все это время мы слонялись по вокзалу. То ходили в буфет, то сидели на широких подоконниках . С непривычки я задремал сидя, а когда встрепенулся, ощупал себя - документы были на месте, а денежки «уплыли». Наивный дурачок не понял, что меня обчистил «мой лучший друг» Генка Маленкин. Это он себя так именовал. Разбитной и опытный , умел владеть ситуацией, легко становился душой любой компании , а на самом деле был прохвост и гуляка.
Но об этом я догадался много лет спустя. В училище поступили все кроме Маленкина. Ну, знаний не было, а был влиятельный папа. Но в армии в ту пору блат мало значил. Спустя два месяца я получил от него фотографию на память. Папа его устроил в аналогичное военное училище в Сумах.
Мне в военном училище учиться было легко и интересно. Военный уклад и сноровка стала уже привычным делом. Оставалось несколько дней до принятия присяги, но вмешался суровый ярославский климат. Я заболел все тем же бронхитом и серьезно. Провалявшись около месяца, я немного отстал от учебы и не принял присяги. Командование училища мудро решило не нянчиться с больным и отчислила меня , как негодного к военной службе. Меня удивила оперативность военных, - я еще ничего не сообщил родителям, а они успели их оповестить и при выходе из КПП меня встречала моя старшая сестра Лариса, которая в то время работала в Загорске после окончания университета. У нее я прожил два дня в общежитии , а потом она посадила меня на Николаевский поезд на Курском вокзале Москвы. Огорчению папы не было пределов. Сынок не оправдал надежд. Родители приложили все усилия для поправки моего здоровья. Меня самого это сильно обескуражило и я для себя решил, что надо закаляться. Стал регулярно делать зарядку на свежем воздухе в любую погоду, полоскать горло соленой холодной водой и стал заниматься в секции бокса в нашей школе. Генка Легенький поступил в строительный техникум и сказал мне, что учеба ему не нравится. Мое пребывание в родительском доме на правах иждивенца угнетало и я изо всех сил штудировал науки: математику, физику, химию, литературу и английский. К лету я окреп и кое-что познал, что позволило мне замахнуться на поступление в Одесское Высшее мореходное училище министерства торгового флота. Папа одобрил и это мое решение и вскоре мы с ним отправились в Одессу подавать документы в приемную комиссию. Надо еще раз поклониться моему папе за его любовь ко мне и его долготерпение. Он мне ни слова не сказал о разговоре в приемной комиссии( Ему прямо сказали - если у вас нет десяти тысяч рублей, - ваш сын не поступит). Но папа сдал мои документы и мы еще на месяц вернулись в Николаев. К первому августа 1956 года я переступил стены училищного полуэкипажа.
Прошел медкомиссию без всяких ограничений и стал сдавать вступительные экзамены. Дела шли так: математика-5, физика -5, английский -5, химия -4. сочинение – 4. В сумме - 23 балла. А проходной балл на судоводительский факультет - 25. От ворот - поворот. Вернулся в отчий дом разочарованным и побитым жизнью. Потом пошел устраиваться на кораблестроительный завод 61 коммунара учеником токаря. Работать стал нормально и стал приносить в дом заработанные деньги. Но стоять у станка всю жизнь не хотелось. А тут встретился знакомый парень, который бросил техникум еще не успев учиться. Я вспомнил об экзаменационном листе из мореходки и пошел в техникум. Посмотрев на мои бумажки, директор не обнадеживая меня , посоветовал заглянуть через неделю. Огорченный я шел домой и у моста столкнулся с соседом Киро. Тот заметил , что я чем-то расстроен и расспросил об этом. Выяснив, в какой техникум я ходил, он ничего мне не сказал, а наутро зашел и сказал: « Боря, иди в техникум, там тебя ждут!» Оказывается директор техникума был одноклассником нашего соседа Афанасия Григорьевича Киро. Этого я не знал, но в беседе с директором выяснилось, что я солидно отстал от группы и вряд ли догоню.
Но никто из них не знал, что догонять мне нечего - все эти знания я успел получить в стенах Ярославского училища. Вскоре в техникуме в этом убедились и я стал учиться по специальности:
«Электрические станции, сети и системы» . Пока мы учились, за нас вверху решали дело об упразднении нашего техникума. А те, кто уже занимается, по этой же профессии переводятся в судостроительный техникум. Так что, пришлось позаниматься в двух техникумах одновременно. Последних два курса я исправно получал стипендию и немного помогал родителям. На последнем курсе удалось еще и подрабатывать черчением ( курсовые и дипломные работы) Учился легко и профессия нравилась. На практиках побывал на тепловой электростанции Первомайского сахарно-молочного комбината и на Красноперекопском энергопоезде при бромзаводе. В Первомайске с нами проходили практику студенты из ленинградского пищевого института. С ними учились ребята из Болгарии. Я подружился с Любомиром из Варны. Я не удержался и привез его к нам домой и познакомил с семьей Киро, а потом свозил в Терновку( болгарское село на окраине Николаева). Любомир уехал на родину с адресами новых друзей.
Пока я работал в механическом цехе судоверфи, я вдоволь насмотрелся на военные и гражданские суда с момента их создания из листовой стали до торжественного выхода к порту приписки. Это были эсминцы и противолодочные корабли военного флота, китобойные сейнеры и китобаза, танкера и водолеи. Не только насмотреться, но и облазить их благодаря большому количеству друзей-корабелов и офицеров-моряков. Мой одноклассник Павка Куракин всю свою жизнь просвятил постройке кораблей и тогда таскал меня по палубам и трюмам строящихся махин, а мой сосед капитан-лейтенант Гриша Огородников был командиром БЧ ( командир артиллерии) боевого эсминца «Стремительный», который стоял у стенки завода.
На глазах у рабочих завода обычно происходили спуски кораблей со стапеля. А в феврале 1959 года на верфи завода Марти( потом его нарекли - имени Носенко) происходил спуск знаменитой китобазы «Советская Украина». Билет на этот праздник подарила мне моя сестричка Лариса. Гордо уходил вверх своими красивыми обводами великан - промысловик на стапеле среди карликов, снующих по акватории завода. Почти 220-метровой длины и 50-метровой высоты, корабль стоял на слое технического сала, весь опутанный всякими «уздечками». Когда член ЦК КПСС Щербицкий, поздравил корабелов с трудовой победой, последовала команда: «Отдать стрелы и курки!».
По этой команде автогенщики одновременно обрезали стальные удила и махина рванулась к воде и , скользя по салу набирала скорость, пока не таранила своим мощным носом упругую гладь воды. Волны корабль выгнал из гавани и сам устремился к середине залива. Своей массой китобаза увлекла столько воды, что обмелела стенка верфи. Но это только на мгновения, а потом волна хлестнула по стенке и окатила всех участников праздника. Несмотря на мороз никто не обиделся, народ ликовал. А расшалившуюся китобазу мощные буксиры привели к стенке и пришвартовали до полной отстройки. Спуск такой махины многие горожане запомнили на всю жизнь. Не менее великолепное событие - спуск великана- противолодочника. Он в два раза длинее китобазы и поражает строгими надстройками. Но спуск военного гиганта увидеть было дано не всем или увидеть издалека.
Как-то сложилось, что эти годы ознаменовались многими событиями.
Во-первых, папа начал заниматься пчеловодством и построил несколько ульев-лежаков. На лето нашу маленькую пасеку приходилось вывозить в степь, в те места, где выращивали подсолнухи. Новое дело увлекло всю нашу семейку. Дома мы уже делали свое виноградное вино, теперь появился свой мед. Во дворе держали курочек, цесарок и индюков. В общем жилось нам неплохо. За этот период в доме появились холодильник, стиральная машина, пылесос, приемник «Октава» и мопед для поездок на пасеку.
Учеба у меня шла успешно и родители преподнесли мне царский подарок: купили мне авиабилет в Москву летом 1957 года, где в ту пору торжественно открывался Всемирный фестиваль молодежи и студенчества. Это было в начале августа. Перелет в Москву из Николаева в то время еще не был прямым. Чтобы попасть в Москву, надо было лететь в Киев и там пересесть на попутный рейс. Я попал на международный рейс «Белград - Бухарест - Киев - Москва». Во Внуково мы прилетели на стареньком «Дугласе» поздней ночью. В темном небе высоко -высоко находился аэростат, держащий исполинских размеров полотнище с изображением голубя мира Пикассо.
Снизу это полотно было подсвечено пучками многих прожекторов и было заметно за десятки километров. Зевать не приходилось, так как мне еще предстояло добраться из Москвы в Загорск, где жила и работала моя сестра Лариса. Вскочив в такси, через час я оказался на Ярославском вокзале, до боли знакомого недавними событиями.
Дождавшись электрички, утречком я вышел на перрон Загорска и успел увидаться с сестрицей до ее ухода на работу. Поговорили , обменялись новостями, мы разбежались по своим делам: она на работу, а я вскочил в поезд и уехал в Москву, которая гудела как потревоженный улей - столица принимала гостей со всех уголков нашей планеты. Я спешил все это увидеть, и не случайно, такого просто преступно не увидеть. На всю жизнь сохранилась та обстановка всемирной дружбы и доброжелательности простых людей земли. Совсем незнакомые друг другу люди обнимались, целовались и горячо жали миллионы человеческих рук. Все это было искренне и честно.
За две недели фестиваля я увидел и узнал столько - впору писать отдельную повесть. Особенно впечатляла Спартакиада, заключительный концерт многонациональной самодеятельности в парке Горького и маскарад по случаю закрытия фестиваля в Лужниках. За эти дни мне довелось познакомиться с многими иностранцами из Польши, Венгрии, Кореи, Греции, Судана и Аргентины. А сестрица познакомила со своими товарищами по работе. Среди них была лаборантка Римма Карасева, с которой я переписывался пяток лет. А в поезде на Николаев , на долгом простое в Харькове, успел познакомиться с девочкой, которая с каникул возвращалась к родителям. Мы поболтали до самого Николаева и расстались, обменявшись адресами. Впереди предстояло окончание техникума и намерение продолжить учение в военном училище и девочки меня занимали мало. Но эта девочка , Ольга Чернявская , вдруг нагрянула к нам в гости с пятком своих подружек. Я не думал, что это знакомство как-то повлияет на мою дальнейшую жизнь. Было не до этого.
Накануне октябрьских праздников в почтовом ящике мы нашли письмо с обратным адресом: «Военный Совет Одесского Военного Округа», в котором папу сердечно поздравляли и желали здоровья как активному участнику революции, гражданской и Великой Отечественной войны. Мы так радовались, что нашего папу отметили и не забыли его ратный подвиг.
И ,наконец, за долгие годы скитаний, моя сестра вернулась в родительский дом. По совету папы, она уволилась из Загорска и прошла конкурс на соискание должности преподавателя Николаевского кораблестроительного института. С одной стороны это было отлично, но с другой - надо мной нависла прочная опека, которой мне и без того хватало. Несмотря на воспитание, мне порой так хотелось все делать наперекор. В то же время предстояло определиться с выбором профессии. Из разговоров соучеников о будущих назначениях на работу после техникума, становилось как-то безрадостно : на лучшую и передовую электростанцию в Приднепровске было всего два места. В выпуске было около сотни выпускников,- куда им деться? Им предстояло рассосаться в самые захолустные места со старым оборудованием. Чтобы не нервировать родителей и преподавателей, выбрал Запорожский завод по ремонту энергопоездов. Звучит! Конечно, никуда я не поеду. Папе сказал, что решил идти в военное училище. Тот мое решение одобрил. В военкомате из всех подходящих оказалось Житомирское радиотехническое училище войск ПВО. Оно было средним, на что папа заключил - ты не рисковитый, почему бы не Киевское высшее инженерно-радиотехническое училище связи! Мне не захотелось еще раз обломиться, как это было в Одессе. И после получения техникумовского диплома, я с марта по июль 1959 года «завис» на родительской шее. Это были последние дни моего пребывания под родительским кровом. Фактически, я уже для армии был переростком,- поступал в училище в 21 год. За период первого курсантства до экзаменационной поры в Житомире, я окреп и возмужал, укрепил здоровье и научился бороться за место под солнцем.
Обняв родителей, я унесся в новую жизнь. Небрежно-играючи я сдал на отлично все экзамены, я был зачислен в состав Краснознаменного Радиотехнического Училища (бывшего героического Севастопольского зенитного училища). По всем предметам, которые я уже познал в техникуме, я шутя стал отличником и все свои старания направил на специальные и сугубо военные науки. К моменту принятия военной присяги 7 ноября 1959 года я стал отличником боевой и политической подготовки, получил билет отличника . А через год получил сержантские «лычки». Билет отличника давал право ходить в увольнение в любое время. Командование училища направила моим родителям благодарственное письмо за воспитание достойного защитника отечества. Отец остался рад, что не приходится краснеть за меня. Для меня учение нравилось, познал новое оружие, хорошо и часто стрелял из различного стрелкового оружия - пистолетов Стечкина и Макарова, карабина Симонова и из нескольких типов автомата Калашникова. Во время учения в техникуме отец приложил много усилий, чтобы в ДОСААФ я прошёл снайперскую подготовку. Но об этом отец в армии велел не распространяться, а быть как все Увлечение тировой стрельбой стало потребностью, - в любую свободную минуту я бежал на стрельбище оттачивать мастерство пулевой стрельбы из винтовки ТОЗ-11 и пистолета Марголина, канадской винтовки. Требование командования училища заключалось в том, что каждый курсант должен приносить в копилку училища призы и кубки в соревнованиях. Из любого кружка или секции отпускали при достижении второго спортивного разряда. По стрельбе пришлось «выполнить» норму первого разряда. Так никто и не узнал, что в войска я пришёл готовым стрелком и все эти нормативы училища для меня были семечками. Отец завещал – не хвастайся! Но больше всего в спортивных занятиях были очень частые трех- и десятикилометровые кроссы. Не мог к ним привыкнуть, не полюбил и ненавидел это истязание молодых людей, особенно 3 километра. В противовес этим кроссам очень любил лыжные кроссы на 5 и 10 километров. Гимнастика и бокс были трудны, но полезны и престижны. К концу второго курса уже закончена автошкола и выданы права шофера-профессионала и мото. (Водить же транспорт я умел ещё мальцом, отец научил).
В летние каникулы в Николаеве встретился с Ольгой, о которой уже подзабыл и завертелась «амурная» карусель. То ли долгое сидение в казарме, то ли желание по-настоящему полюбить, снесло меня с катушек : строчил ей письма из училища, в отпуске всюду был с ней и больше ни о чем не думал. А в армии пределом роста была дальняя точка зенитно-ракетного дивизиона где ты должен стать прекрасным офицером наведения. Письма от выпускников предыдущих выпусков рисовали такое тусклое и неприметное существование, что хотелось волком выть. И пришла мысль написать рапорт об отчислении из училища. Думал отслужу солдатом до демобилизации и пойду работать и дальше учиться. В общем утром 12 апреля 1961 года , перед разводом на занятия, я вручил командиру взвода капитану Овчинникову рапорт об отчислении из училища. Осточертела нудная перспектива и я сдал невыполненную контрольную работу по радиоизмерениям и вышел в курилку перед учебным корпусом. Тишину огласило радио, которое голосом Левитана вещало о полете в космос советского гражданина Юрия Алексеевича Гагарина. Весь народ ликовал. А я в это время по телефону сказал папе о своем рапорте. Это его очень огорчило. Я уже строил свои планы, наивный. Первым обрезал мои отросшие «крылья» командир дивизиона полковник Туркин - и не думай, никуда тебя не отчислят, будешь трубить как миленький - на тебя государство затратило немалые деньги, - иди и учись!
На следующий день в училище «спасать меня от себя» приехала моя умная старшая сестра. Она всегда была идейно тверда и была настоящей коммунисткой. Я помню, что работая в Загорске, она была избрана в бюро Московского обкома ВЛКСМ. Так что стала достойным посланцем папы. Мне пришлось отработать назад, чтобы не огорчать отца. Но учиться стало тошно. Тем более, что уже тогда армию разъедал блат и пьянство. Независимо от твоих способностей, уже стало истиной, что без блата ты не получишь желаемого назначения. Были прекрасные вакансии в военных академиях страны.
В этом меня не раз убеждали комвзвода, комбат и комдив. И я, закусив удила, все же стал доучиваться. Ну, как я и предполагал, - мое окончание училища «самым лучшим, самым первым», - ничего кроме личного удовлетворения мне не дало. Использование права выбора места службы оказалось фикцией- все хорошие места уже заранее распределили для своих деток командование и преподаватели училища и для деток армейских шишек Прикарпатского и Киевского округов.
Следуя совету отца моей «зазнобы», а он был преподавателем тактики училища им. Леваневского, пришлось выбрать учебный центр в Москве. Там предстояло обучать младших специалистов войск ПВО. Кряхтя и кляня армейскую стезю.. пришлось покориться судьбе, хотя меня уже так просто не проведешь, - что –нибудь придумаем!
С такими мыслями, нагруженный офицерским приданым, скрипя амуницией, я добрался до Николаева через Знаменку, Вапнярку, Одессу. Как назло, в городе не попалось ни одного такси. Я пёхом с тяжелой поклажей в третьем часу дня вышел на понтонный мост, ведущий к нам в Соляные. Отирая шею платком, я встретился взглядом с соседом Афанасием Григорьевичем, который в этот момент выехал на мост на своем «москвиче». Через минуту мы мчались домой и уже договорились, что въедем в их двор, а потом дядя Фаня сходит к нам и скажет родителям, что их спрашивает какой-то военный. Прибежавший папа только воскликнул : « Ах ты сукин сын!» - и мы бросились в обьятия. Когда страсти поутихли, я показал папе и маме все свои регалии, документы и весь свой гардероб.
По поводу моего выбора папа отметил, что лучше быть первым на селе, чем последним в столице. Бедный папа! Он служил в другое время и с другими людьми. Сейчас же армия настолько изменилась, что он не представлял в какую канаву бросили его сына. Для себя я решил: послужим - увидим. В первых числах сентября 1962 года родители проводили меня в Москву. Когда вышел на перрон Курского вокзала, были несколько вариантов проживания в столице: в гарнизонной гостинице, у знакомых на Новобасманной или в семье Чернявских, в надежде пожениться с Ольгой. Меня встретили радушно,- они получили четырехкомнатную квартиру на улице Бутырской на шестом этаже. Мне выделили комнату вместе с Вовкой(младшим братишкой Ольги). К тому времени Ольгин отец вышел в отставку и стал проживать в столице - Москва его родной город и он вернулся к ныне живущим там родителям. В общем все поколения одной семьи воссоединились в одном доме. Семейка была состоятельной - дедушка был главным арбитром Москвы. Когда меня усаживали за стол, образно выражаясь, начиналась экскурсия по продовольственной выставке с правом дегустации. Были изысканные блюда и вина, разносолы и масса кондитерских изделий.
Со временем я убедился, что это был ежедневный рацион, а не выпендреж. Ну, богатенькие! Правда , мне застольничать у них мне приходилось нечасто, так как служебные дела пожирали все время.
Во-первых, командировочное предписание для службы в Москве имело прямой адресат - обратись в комендатуру и тебе сообщат адрес нужной части. Обученные такому порядку, по Москве мотались почти полторы тысячи «зеленых» лейтенантов… А наша сверхсекретная часть № 16451 потребовала более трех дней болтанки от одного КПП до другого. Или чрезмерная бдительность, либо просто издевательство.
Оказалось , все мы стали первыми офицерами нового вида войск - войск противоракетной обороны. На этапе становления больше всего поражал бардак и неорганизованность в любых начинаниях. Даже при формировании целевых отделов никто не советовался со специальностями прибывших офицеров. Спецов по приемникам определили на передатчики и наоборот. Уже это не всем понравилось. Ни одному лейтенанту не понравилось, что в мирное время тебя без надобности ломают через колено. После прохождения обучения в научно-исследовательских институтах Министерства Обороны, нас решили направить в командировки на ведущие предприятия оборонки в Москву, Ленинград, Муром, Казань, Воронеж и Днепропетровск. На период заключительных занятий в Пушкино и Мытищах мы были обязаны полдня проводить в аудиториях институтов, а жить нас обязали в общежитии Внуковского корпуса ПВО. Мне хотелось либо остаться в Москве, либо ехать в Ленинград.
Но по предположительным наметкам мне командировку выписали в Днепропетровск. На личном фронте тоже хотелось иметь полную ясность. В это время Ольга заочно занималась в Одесском университете на факультете химии. Видимо поэтому , она что-то «химичила» в личной жизни, а меня это не устраивало. В конце-концов я предложил ей руку и сердце… Последовала сцена с картины «Сватовство майора» и дама моего сердца, «стыдливо» закрывая личико , промямлила, что об этом еще рано говорить. Как настоящий офицер, я взял под козырек и сказал: «Честь имею!» и оставил этот дом навсегда, не крохоборничая и не требуя оставшихся кое-каких моих вещей. Самое обидной в этой поре была необходимость расстаться с однокашниками по училищу. Это был мой николаевский приятель Валерий Лубяников, житомирцы Валерий Строенко - племянник артиста Завадского, Геннадий Маслаченко. Правда эта тройка оказалась везучей - она оставалась в столице.
В Днепропетровск поехали полтавчанин Алексей Михайлюк, киевлянин Валерий Попович, пензенец Виктор Лотков, синельниковец Виктор Страхолис, алтаец Петр Анников и я. Эта шестерка представляла три военных училища: Энгельсское, Одесское и Житомирское. Старшим команды был назначен лейтенант Попович - нахальный и заносчивый тип, которого профессия интересовала меньше всего, его стихия ручной мяч. Всю свою учебу в Одессе он провел в спортроте Одесского округа. Как и в Москве, новоиспеченные офицеры всячески самоутверждались в жизни, перепробовав массу кабаков и забегаловок, ударяя по девочкам и т.д. Поэтому управлять нами за пределами завода было невозможно.
В город мы прибыли утром 19 сентября 1962 года. Первое впечатление от города осталось прегадкое - только прошел дождь и засияло солнышко, но уличная грязь вмиг заляпала наши зеркально блестящие хромовые сапоги, - ну кому понравится грязь? В общем, настроение - всмятку. Потом разыскали комендатуру, устроились в гарнизонную гостиницу и наутро отправились в военное представительство Министерства Обороны при почтовом ящике 192. Этот завод является головным предприятием радиолокационных передатчиков всевозможного профиля. Приняли нас доброжелательно, определили в группу военпредов, курирующих работы Специального Конструкторского Бюро. Нашим учителем назначили нашего погодка лейтенанта Виталия Хараберюша,- простого и душевного человека, который впоследствии стал моим хорошим другом. Судя по рвению, которое проявили мои приятели из команды, знания интересовали только меня, а остальные, улучив время садились играть в покер. Не скрою, что рассмотрев город, сам для себя открыл, что город неплохой и по-своему красивый. Несколько набегов на рестораны вполне удовлетворили мой интерес, который вскоре угас. На заводе нам сделали допуск на все цеха и лаборатории. Посетив их, невольно обратил внимание на обилие красивых и молодых женщин- радиорегулировщиц, радиомонтажниц, лаборанток . Глаза разбегались при виде таких «цветников».
В общем - вскорости женился. Считаю малодушием, что побоялся сказать родителям, что у моей избранницы есть семилетняя дочь. Маме об этом сообщил уже после смерти отца. Вот дурак, ну что было скрывать, - шило в мешке не утаишь! С младых лет был способен на глупые поступки. Сам от этого страдал и приносил огорчения родным. Но нынешнее повествование в целом посвящено моим родным, а не мне…
Оглядывая их жизненный путь, я не перестаю удивляться сколь труден он был! Взять мытарства отца: безрадостное и голодное детство, работа с детских лет, революция и окопы гражданской войны, вся жизнь - верное служение отчизне на самых опасных участках. Не щадя сил, не прячась за чужие спины, - отец достойно прослужил в армии. Не гнулся под пулями, лихо рубился в сечах конницы, терял друзей и близких, всегда оставался верным присяге народу. Были отчаянно трагичны минуты, когда в морозной бурятской степи пришлось хоронить в чемодане свою дочь Инну, скончавшуюся от дифтерита при переезде из одного погранотряда в другой. В гражданскую умерли от голода два сына - близнеца, затем дочь …. Не слишком-ли сурово для семьи? Но в то время жизнь хлестала нещадно всех без разбора. В маминой семье сестру Клаву зарубили бандиты-унгерновцы, Коля умер в Париже, Саша застрелился, чтобы не заражать окружающих туберкулезом, Леня замерз в степи в буран, Кеша умер от простуды, мать Прасковья Самсоновна умерла от рака желудка незадолго перед войной. Мои родители выдержали военные годы, приступили к послевоенной мирной страде, когда умер дед- Андрей Федорович в 1948 году. И собственное здоровье и силы в этих испытаниях все же поиссякло изрядно. А еще предстояло поставить на крыло меня с сестрой. Правда, к шестидесятым годам мы относительно определились в жизни, хотя еще не раз заставляли родителей излишне волноваться. Казалось бы, настала пора родителям по-настоящему отдыхать и наслаждаться жизнью…. Но, как гласит мудрая пословица: малые дети не дают спать, - взрослые дети не дают жить. Нас с сестрой родители любили по-разному. Не скажу, что одного больше, другого меньше,- нет! Но это и естественно. О ней болела голова - чтобы нормально вышла замуж и была счастлива. Но красавицей или миловидной мою сестрицу назвать было нельзя,- факт. Страшной назвать нельзя, это несправедливо. Нормальная женщина, немного рыхловата телом и с серьезным выражением лица - это большой минус для женщины. Так что сестра засиделась в девках после тридцати и это волновало сердца родителей. Ну , а сыновняя стезя , тоже была такой непредсказуемой, что заставляла содрогаться родительские сердца. То туда поступил, то туда не прошел, то полюбил бабу - не взлюбил армию. То женился, то ушел в отставку и так бесконечно что-либо да выкинет вдруг . Я так понял, что все это сократило жизнь отца. А когда сестрица определилась, наконец-то , с семьей, то умудрилась затаскать отца до смерти из Николаева в Донецк накануне семидесятилетия. Стрессы и простуда свели отца в могилу 25 января 1967 года. Со смертью отца жизнь окрасилась в серый цвет. Когда его не стало, только тогда до меня дошло - как много он значил в моей жизни. Ушел любящий и внимательный, но очень суровый друг и наставник, учитель жизни и прекрасный рассказчик, заводила любой компании и большой шутник.
Мама после смерти отца очень тужила и здоровье ее крепко пошатнулось. Прожила она еще двадцать один год и скончалась в мае 1988 года. И сестра и я жили в разных городах и все эти годы мама попеременно гостила то у меня, то у сестры в зимний период. Не считаю себя примерным сыном потому, что не сумел предупредить возникшее конфликтное противостояние между матерью и женой. В результате произошла ссора, после которой оставшиеся три года своей жизни мать провела без общения с нами. Повел я себя не лучшим образом и кляну себя за это многие годы. Сорок лет уже нет на земле отца и почти двадцать - матери. Фактически стал сиротой… Но не потому, что умерли родители, нет ! Это ощущение обрело реальность - мы с женой Верой стали не нужны собственным детям. Когда мы укачивали их в своих руках и лелеяли вопреки болезням и другим напастям, то надеялись на дружную и счастливую жизнь в окружении детей и внуков. Надеясь на это, мы воспитывали детей демократично, не ломая их психику и если и наказывали, то не так жестоко, как это делали рядом живущие люди. Результат превзошел ожидания. Если я создал свою семью вдали от своих родителей, то это не позволяло общаться так, как мне бы хотелось. Напротив, наши дети, взращенные в заботе и сытости, стали активно от нас отдаляться духовно и материально. Может во мне говорит запоздалая инфантильность и непонимание законов диалектики?
Я понимаю, что бумеранг заботы о родителях бьет по всем без исключения. Умышленное отдаление внуков от нас в итоге сыграет плохую шутку и с нашими сыновьями, которые еще пока этого не ощущают. А напрасно, человеческая жизнь весьма коротка! Смотришь, только было утро, ан уже и вечер! Мы - сторонники диалектического оптимизма, что нам помогает выживать тогда, когда сил остается немного и твердый дух не дает упасть тогда, когда еще можно и хочется что-то сделать в этой жизни.
Обидно, что масса уникальных знаний и умение делать многое собственными руками, которые мы с Верочкой готовы передать детям и внукам, остаются невостребованными. Не знаю, задумывается ли современный человек на постсоветском пространстве о том, что выросло на руинах нашей Советской Родины? Многонациональная страна колоссальными усилиями создала передовую науку и промышленность, развитое сельское хозяйство и выдающуюся культуру. Мы шли впереди планеты всей и люди спокойно и уверенно глядели в завтрашний день. На стыке веков вот уже второй десяток лет бывшую Советскую Украину разворовали , продули, а народ просто загнали в глубокую яму, назвав это издевательски независимостью. Вот на такой оптимистической ноте я заканчиваю рассказ о поколении наших родителей, которые отвоевывали свободу и счастье своего народа, не берегли своих жизней, не отсиживались по теплым углам и закрывали наше будущее от огня войны и рабства своими человеческими сердцами…
PS. Являясь потомком упрямых хохлов и угнетенных за веру русичей, остаюсь безбожным материалистом славянского племени , и, усвоив все положительные и отрицательные их качества, до последнего вздоха продолжаю не гнуться ни перед кем и резать в глаза все, что считаю справедливым, хотя из-за этого жилось трудно и некомфортно.
Несмотря на утверждение церковников, что гордыня великий грех, - бесконечно и неистребимо горжусь, что родился в семье пограничника на забайкальской пограничной заставе….
Все, что написано выше, является главой книги, посвященной нашим предкам. Хотелось бы, чтобы дети и внуки узнали о подвигах моего отца- Ящука Александра Николаевича - в дни Великой Отечественной войны. Все упомянутые населенные пункты, где он воевал, в нынешнее время находятся на территории, которые украинские националисты именовали «незалеженной» Украиной и находятся в крайне бедственном состоянии.
Б. Ящук, осень 2007 года.