Мы в те годы очень много плавали.
Бывало, после одной - двух недель, проведённых в море, заходили в базу на сутки или даже меньше того, а потом - опять в море. Главную энергетическую установку на этот период не выводили, а экипаж домой отпускали посменно, каждую боевую смену всего лишь на четыре часа.
За это время можно было дойти пешком от лодки до дома, чуть-чуть пообщаться с семьей, взять чистое бельё и вернуться на борт.
Конечно же, плавающие экипажи были великолепно отработаны, и это было замечательно. Но была у этой медали, как водится, и обратная сторона. Наш старпом, Евгений Михайлович Иванов, однажды сказал, что в нашем экипаже подводники уже превратились в работяг, ремесленников, для которых выполнение любых потенциально-опасных операций с лодочным «железом» стало делом привычным, будничным, обыденным.
Поверив в надёжность техники и ощущая свой профессионализм, люди в море иногда начинали «рулить левой задней ногой». Естественно, такие явления наблюдались не только в нашем экипаже.
Если бы кто-нибудь в те годы, ради интереса, спросил любого матроса, чьё место по готовности №1 было в центральном посту, какие команды и когда подаются при погружении и что во время этого манёвра откуда докладывается, то получил бы полный и точный ответ! (Даже несмотря на то, что все эти вопросы в компетенцию матроса не входят). Дело в том, что набор команд и докладов, повторяемый, порой, ежедневно по много раз, усваивался людьми намертво. Это становилось для подводников неотъемлемой частью окружающей обстановки, к которой привыкали, как и ко всему остальному.
Возможно, и командованию некоторых подводных лодок Мотовский залив или какое-нибудь там Белое море казались чем-то привычным и безобидным, как лужа возле дома.
Летом 1983 года подводная лодка проекта 671РТ выполняла погружение в Мотовском заливе. Самое обычное, рядовое, как было уже сотни раз. Штурман, Леонид Николаевич Караваев, перед погружением эхолота не включал: специальная бумажная лента, на которой при работе этого прибора самописец рисовал рельеф дна, в то время стала дефицитом, и её следовало беречь. По карте (этим данным можно было доверять) под килём было 210-220 метров. Грунт - ил, песок, дно ровное…
Прошла череда привычных команд, сигналов и докладов. Задраили верхний рубочный люк. Командир, Александр Иванович, спустился в центральный пост. Старпом, Евгений Алексеевич, недавно пришедший после окончания Классов, встал к перископу. Горизонт перед погружением был чист, так что наблюдение в перископ казалось просто выполнением какой-то не очень нужной формальности.
Приняли главный балласт, но упрямая лодка почему-то никак не хотела уходить с поверхности. Как ни старался боцман, перекладывая все рули на погружение, стрелки всех глубиномеров стояли на месте, не шелохнувшись.
Механик, Олег Александрович, был всерьёз раздосадован. Грубых погрешностей в расчёте дифферентовки, выполненном перед выходом в море, быть не могло.
Занимаясь решением проблемы, как, наконец, погрузиться, механик повесил на специальное крепление трубку безбатарейного телефона, и докладов из отсеков никто не слушал. А ведь в носу и в корме были свои глубиномеры, и об их поведении в те минуты очень даже было, что доложить…
Уравнительную цистерну заполнили почти «под завязку», но лодка на глубину всё не уходила.
Командир приказал увеличить ход до 10 узлов, чтобы эффективность рулей увеличилась. В это время старпом прильнул к окуляру и закричал, что топ перископа находится под водой.
Так значит, хотя показания глубиномеров центрального поста остались прежними, лодка всё-таки погрузилась?! Командир запросил глубину под килём, штурман включил эхолот. Оказалось, что под килём сейчас 160 метров. Значит, лодка находится уже на глубине 50 - 60 метров!
Показания эхолота начали меняться с такой скоростью, что Леонид Николаевич еле успевал докладывать их в центральный пост. В то время, как глубина под килём катастрофически уменьшалась, люди в центральном находились, похоже, в состоянии полного оцепенения. Правда, перископ опустить не забыли.
Под килём 100! Штурман понял: ещё немного - и касание грунта неизбежно. Что за этим последует?
В лучшем случае, лодка пропашет на грунте глубокую борозду. Ну, конечно, громадная антенна гидроакустического комплекса, расположенная в носу, будет разбита в хлам вместе со своим титановым обтекателем. А вдруг удар будет более жёстким? Тогда прочный корпус ещё дальше пойдёт вниз, круша все межкорпусные конструкции (а значит, и цистерны главного балласта). Сопутствующий этому гидравлический удар - тоже не шутка. Он, возможно, доломает цистерны, и тогда продувать будет уже нечего. Песок и ил забьют циркуляционные трассы главного конденсатора, а значит, сработает аварийная защита…
Приоткрыв дверь своей рубки, штурман крикнул в центральный:
- Дуться пора!
Эти слова вывели командира из «ступора». Продули среднюю группу. Погружение продолжалось, хотя скорость его начала уменьшаться.
Когда до грунта оставалось всего лишь 40 метров, лодка, наконец, начала всплывать. Всё сильнее ускоряясь, она вылетела из воды, как надутый мяч.
После всплытия командир дивизиона живучести, Витя Байков, вьюном нырнул за пульты. Так и есть: прикомандированный мичман после приготовления лодки к бою и походу закрыл кингстон глубиномеров центрального поста, и те не реагировали на изменение забортного давления…
Когда произвели расчёты, используя запись на ленте эхолота, оказалось, что лодка погружалась с вертикальной скоростью до 10 метров в секунду!
Говорят, что-то похожее однажды случилось на Тихом океане с атомной подводной лодкой «К-56». Там кингстон глубиномеров центрального поста тоже оказался закрытым, но потихоньку пропускал воду, поэтому приборы с очень большим опозданием показывали какое-то изменение глубины.
Когда на глубиномерах было не то 50, не то 100 метров, не очень новая лодка фактически находилась уже на запредельной глубине! По какой-то причине это не было замечено вахтенными концевых отсеков. И на потрескивание корпуса при погружении тогда никто не обратил внимания…
Всех спас матрос, машинист-трюмный, обслуживавший холодильную машину. Грамотный и внимательный парень доложил в центральный пост, что его манометр, измеряющий давление забортной воды, показывает столько-то, что соответствует такой-то (страшно сказать, какой) глубине погружения.
В центральном прислушались к словам матроса, проверили - точно!!! Всплыли. Но прочный корпус лодки, как говорят, всё же получил остаточную деформацию…
Мотовский залив незадолго до начала Великой Отечественной войны стал могилой для экипажа подводной лодки Д-1, «Декабрист». Она погибла при выполнении самого обычного погружения. Эту лодку не могут найти до сих пор…