Как писали в старых романах, ночь прошла без сновидений. Открывши глаза, вижу достаточно близко деревянный потолок. Естественно, сразу всплывает всё вчерашнее, сетую немного, что обратного хода не случилось. Но совсем немного, поскольку этот мир мне весьма таки интересен. По крайней мере, пока. Загадывать же на будущее смысла нет никакого. Когда вернусь (вернёмся?), вернёмся ли вообще – кто это сейчас знает… И что всё-таки произошло?
Часы на руке – единственная связь с прошлым будущим. Завожу. Начало одиннадцатого, стало быть Ника ушёл в гимназию, решив меня не будить. Мысленная благодарность ему за это.
Выхожу из чулана. Лукерья Матвеевна на кухне. Приветлива. Приглашает позавтракать чем бог послал. Да и что в простом русском доме едят – картошка, овощи, хлеб. Без особых изысков – а вкусно.
Садится рядом. Пока завтракаю, расспрашивает о Петербурге. Оказалось, она там была когда-то очень давно – лет тридцать тому назад, а то и больше. Ещё при Александре Втором. Сама рассказывает, что помнит, да выспрашивает, что там нового построено. И тут я чуть впросак не попал. То есть Питер-то я, конечно, знаю. Пока говорим о Дворце да Адмиралтействе – всё ладно. Правда, я чуть было не начинаю рассказывать об Эрмитаже, да вовремя спохватываюсь. Откуда рядовому питерскому обывателю дворцовые интерьеры да лестницы знать, если он, конечно, не какой-нибудь Степан Халтурин? Но вопрос о соборе Воскресения Христова поначалу ставит меня в тупик. Ладно Лукерья Матвеевна сразу вспоминает, что после ужасного убийства государя сразу почти стали собирать деньги на строительство храма его памяти, она сама внесла несколько рублей (Понимаете, Миша, он же крестьян освободил!), сколько могла. Я сразу соображаю, что это храм Спаса-на-крови. Так он уже построен или ещё нет? Строят его, похоже, лет пятнадцать. Да ещё проектирование. Так что вряд ли закончили. Что-то в этом роде я и говорю. Мол, на Екатерининском канале, прямо на месте убийства. Даже на часть канала собор выходит. Это как, спрашивает. Сделали под водой фундамент, отвечаю, и стали строить выше. Красивый храм будет (уж это я точно знаю). А когда закончат, не знаете? Да кто ж это кроме самих строителей знает? Лет, наверное, через десять, там много работы.
Потом Лукерья Матвеевна сетует, что перегородка в комнате разваливается. Хочет Никиту попросить, он безотказный, да у него сейчас экзамены, некогда, уж потом как-нибудь. Да зачем Никиту тревожить, покажите мне, что надо. Молоток да гвозди в доме есть? Конечно. Часа два перебираю и укрепляю перегородку. Лукерья Матвеевна повеселела.
А тут и Никита возвращается. Хвастает хорошими итоговыми баллами по латыни, которую в начале года не знал вообще (были бы весьма хорошие, но латинист, вспомнив сентябрьские провалы, посовестился так оценить). Мы обедаем, причём мой обед сегодня абсолютно заслужен, и идём наверх.
– Что, проснуться дома не получилось?
– Как и у тебя в прошлом году. А тебе лучше, если бы я исчез? Живёшь себе здесь один. Гимназия, университет – ты способный, потянешь… К революции карьера начнёт складываться. Тебе будет немного за тридцать.
– Года на три постарше тебя нынешнего буду. И что? Хочешь спросить, на чью сторону пойду?
– Смысла нет. Если тебе учиться не надоест, в университете будешь только этим и заниматься, все брожения умов пройдут мимо тебя. Если главным будет наука – это хоть здесь, хоть в эмиграции. В противном случае сейчас всё равно не поймёшь, с кем будешь. Демагогии и там и там полно. Какая затянет – чёрт её знает! Это нормальным здешним гимназистам дело увлекаться – но не тебе, знающему будущее.
– А если будущее переделать?
– Эффект бабочки? Ты о нём слышал?
Ника кивнул:
– Так, кое-что. Ты веришь в него?
Ого как спросил! Не что это такое, не есть он или нет. А верю ли! Похоже, мальчик умнее, чем я думал.
– Как тебе сказать… Когда читаю или фильм смотрю – верю. А пытаюсь осмыслить – что-то не то. Может, мы сейчас не в нашем прошлом, а в каком-то параллельном мире, и такого прямого влияния нет…
– А какое есть?
– Да откуда я знаю! Если я здесь женюсь и заведу детей, теоретически могу быть сам себе правнуком. Ты, кстати, тоже.
Ника покраснел:
– Да мне только пятна…
– Да знаю я твои пятнадцать! Ну а лет через пять-семь. Тебе же не навсегда пятнадцать! И мне будет сорок-пятьдесят-шестьдесят! И в начале двадцать первого века ни нас с тобой уже не будет, ни всех тех, кто сейчас по улицам ходит. Даже нынешним грудным младенцам – и тем больше ста исполнится. Если кто доживёт.
– Нас с тобой не будет – здешних или тех?
– Всё относительно.
– От ответа уходишь? Так что делать?
– Откуда я знаю? Жить. А что ещё?
– А как жить?
– Как все. Вот ты учишься, взялся всерьёз. И правильно. Дальше увидим.
– А ты как?
– Месяца два-три надо осмотреться. Летом в деревне поработаю, к тому же дяде Игнату твоему в батраки наймусь. Возьмут?
– Не знаю. Батраку платить надо, а у него есть два работника.
– Ты со Стёпкой?
– А что, мы справляемся…
– Или ещё к кому-нибудь. Много не возьму. Прокормиться – и будет. А к осени посмотрим. Ладно, хватит пока об этом.
Оба опять молчим. Я подпираю голову руками и чувствую, что два дня не брился.
– Ника, а ты не знаешь, как здесь бреются?
– Я не знаю даже, как это делают там. Извини, старший братец, не дорос ещё. То есть видел, конечно, механические и электрические бритвы в магазинах. У отца была безопасная с лезвиями…
– Я не об этом. Надо будет – сам сумеешь, ничего сложного. Вот только у меня с собой никакой нет. Да безопасную вроде бы ещё и не изобрели… Может, какая у хозяйки от мужа осталась? Спроси.
Ника спускается вниз и скоро возвращается с клинком.
– Только такая.
Опасной бритвой мне пользоваться не приходилось. Я осторожно беру её в руки и понимаю, что бриться не буду. Жить хочется.
– Слушай, а может, тебе бороду отпустить? В деревне совсем нормально будет, там все так ходят. Да и выделяться не будешь.
– Хм, это выход. Стану деревенским мужиком.
Ника копается в ранце, что перекладывая.
– Ника, а у тебя время сейчас есть?
– А что?
– Да по городу хочу прогуляться, посмотреть. До гимназии дойдём…
– Смеёшься? Она мне за год надоела!
– Да? А ты говорил, что учиться нравится.
– Нравится. Но – учиться.
– А что ещё?
– Правила строгие.
– Какие?
– Во-первых, ходить только в мундире. Если кто увидит меня в чём другом даже в самое свободное время – наказание. Во-вторых, запрещено ходить в театр, в библиотеку, на любые лекции. Надзиратели буквально шпионят за всеми. Утром в гимназии обязательная молитва…
– Ты, кстати, крещёный?
– Мать окрестила в пять лет. У нас не я один крестился, но в церковь даже по праздникам мало кто ходит. А здесь строго. Впрочем, видно, что стоят большинство по обязанности.
– А ты?
– Когда как. Чаще по обязанности, хотя раза два что-то зацепило. Но по церковной линии точно не пойду.
– Так как насчёт прогуляться?
– Пойдём. Куда желаете, названый братец?
Последняя фраза означает, что серьёзный трёп Нике надоел. А может, не знает, что ответить. Что ж, вчера он мне вопросов накидал. Сегодня квиты.
– Пойдём по Крестовой.
Мы выходим на Большую Казанскую. Опять бродилка по знакомому незнакомому городу. Дома не перестроены, асфальта нет.
– Ника, а ты знаешь, где чей дом?
– В смысле?
– Кому какой дом принадлежит.
– Нет, а зачем мне это?
– Как это зачем? Наши краеведы историю всех особняков давно уже копают. Кто и когда построил, кто, кому и когда продал…
– Хозяев больших да богатых домов и так весь город знает – чего изучать? Лет через сто, может, и интересно это, а сейчас незачем. Правда, в некоторых бывать приходилось, где ребята из моего класса живут.
На Крестовой всё узнаваемо. Главное отличие – кованые навесы над тротуарами. Смотрятся достаточно презентабельно, но с ними явно тесновато. В центре дома каменные, выглядят побогаче, много вывесок. Некоторыми, похоже, хозяева магазинов откровенно хвастаются. Ближе к гимназии попадаются и деревянные.
Гимназия новенькая, фасады ещё доделывают, чтобы объединить с последним флигелем воедино.
– Ника, а там ты не здесь учился?
– Как ты сказал? Там – не здесь? Забавно, но понятно. Нет, уже в новом здании.
– Я тоже нет, но мои дед и отец здесь. Отец ещё печи застал, правда, их уже не топили.
– Сейчас зимой топят. Тепло.
Идём дальше. Дома явно победнее, хотя достаточно новые, каменных мало. Некоторые я застал уже сгнившими. Окраина, тюремный замок – и всё. Впереди видно первое за городом село – Иваново. Тракт на Мологу. Туда поедем обязательно, но не сегодня. Возвращаемся.