Я проснулась от колокольного звона

Фелисити Энн Хаффман
Я проснулась от колокольного звона...

Встаю, босиком иду по цветастому половику подхожу к окну... мне так хочется солнца. Но его здесь нет. Два цвета — золотой и пронзительно голубой — ушли из моей жизни вместе с Тобой. Остались только чёрный и белый.

Это маленький городок, в котором когда-то, совсем недолго жила моя мама. Почему я здесь? Я пытаюсь убежать от Тебя. И пытаюсь найти Тебя.

По утрам каркают грачи, и слышен колокольный звон старой церкви. Я иногда завидую верующим, у них всегда есть возможность просить и им воздается. А я... не верю ни во что. И никому.

Умываю лицо ледяной водой, быстро-быстро принимаю контрастный душ. Не потому что я так хочу, просто душ здесь такой сам по себе — то кипяток, то лёд. Быстро собираюсь, не крашусь. И бегу на работу. Да! В этом пустом городе, у меня здесь, как ни странно — есть работа.

Людей на улицах почти нет. Я старательно обхожу  сугробы нерастаявшего снега. Цокают по черному асфальту каблучки моих ботильонов. Смешное слово. Черный мокрый асфальт и белые нераставяшие сугробы. В столице такого снега не бывает. Белое небо. Черные мокрые ветки. Черные грачи. Белый колокольный перезвон. Весь город черно-белый. Пахнет мокрым деревом и землей.

Идти совсем недалеко, такое чувство, что здесь вообще все рядом. Тоже старинный дом. Я спускаюсь по лесенке в полуподвал. Кажется что сейчас выйдет приказчик в картузе «Милсдарыня...» Но, за дверью  вполне современный офис (современный, для 90-х годов). Отряхивая мокрый снег с каблучков, прохожу к себе в кабинет. Моя работа состоит в том, чтобы читать новости в интернете, сводить их в сухой канцелярский отчет и  пересылать его по электронной почте. Вот и всё. Я делаю это машинально, ни на секунду не переставая думать о Тебе.

Странно, но я здесь, похоже, невеста на выданье. За мной по-очереди, чинно, не толпясь, пытаются ухаживать — загорелый лощеный замдиректора (в таком же лоснящемся костюме), молодой, усатый и упитанный охранник и скромный юноша — системный администратор в мохнатом джемпере, связанном бабушкой. Я благосклонно принимаю их ухаживания. Но никого не выделяю. У меня есть Ты... или нет Тебя? Щелкаю мышкой, стучу по клавишам, но... меня здесь нет. Хотя, где я есть? Под молочным небом?

Смотрюсь в зеркало. Оттуда на меня смотрит совсем чужое лицо. Огромные зеленые глаза, резко очерченные скулы. Я очень похудела за эти последние недели. Чтобы не выделяться, ношу, как и все — неяркие кофточки из ангорки, совсем детских размеров. В журналах пишут, что резко худеть нельзя — опадет грудь... Предмет моей гордости... когда-то. Похудела, заострилась, соски готовы прорвать тонкую кофточку. Лифчиков как и прежде — не ношу...

Вот, замдиректора вызывал меня в кабинет, хвалил, сыпал комплиментами. Напоследок поцеловал ручку. Я не отдернула, улыбалась вежливо... он, в общем-то очень привлекателен как мужчина.

Но он — не Ты...

Каждый вечер я возвращаюсь «домой». Небо по-прежнему цвета молока, разве что чуть потемнее... топлёного молока. Снова, колокольный перезвон. Я вернулась. Квартира, которую я снимаю. Это старинный купеческий дом, когда то здесь наверное жила одна семья, какой нибудь Савва Саввич с Матреной Ивановной, все их двенадцать детей, старшие из которых уже со своими семьями, а также сватьями, братьями, золовками, свекровками, и конечно кухарки, горничные, конюхи, дворники... Сейчас, конечно, тут отдельные квартиры. Но я никогда не вижу соседей, такое чувство что я живу одна в этом доме.

Но это иллюзия. Наоборот, я живу там, где, наверное, жил дворник или кухарка. Вся моя квартира состоит из одной, очень вытянутой комнаты, похожей даже на коридор. Два шага в ширину и почти двадцать шагов по скрипучему выскобленному полу - в длину. Маленькое круглое окошко в дальнем конце. Но мне здесь хорошо. Спокойно. Светло. Я даже прекратила ежевечернюю алкогольную анестезию.

Вечерами я читаю, то, на что у меня никогда не было времени в прошлой жизни. Мердок. Уэльбека. Или в десятый раз пересматриваю "Мосты округа Мэдисон". Ради одной сцены.
Ровно в полночь, в час Быка, включаю ноутбук... и остаюсь наедине с моей вселенной, словно радиолюбитель с надеждой повторяющий в сетчатый микрофон... «C-Q... си-кью... ищу тебя... отзовись... где ты? C-Q... ». Вы, наверное, скажете «а что, по телефону-то нельзя позвонить?»...  Для вас, материалистов, я скажу что оставила телефон в той, прошлой жизни, от которой убежала... а для себя... скажу что если я даже каким то чудом верну себе тот номер, найду Твой телефон — мне ответишь не Ты...  а чужой далекий человек.

Но если я найду Тебя здесь. Я скажу тебе те, нужные слова. И Ты услышишь меня... и ответишь.

Ночью, я делаю почти то же, что и на работе. Листаю страницу за страницей. Блоги. Форумы. Сайты знакомств даже. То, что можешь сейчас читать Ты. Ты, я помню — любишь Бальмонта и «Оргию» Калугина... какое странное сочетание. Ты уверенно водишь свой «Аутлендер». Ты общаешься с десятками интересных людей, у тебя на каждый вопрос свое мнение. Ты просто НЕ МОЖЕШЬ не оставить мне весточку, зацепку, шлейф аромата  ... но, в которой раз — я возвращаюсь в этот мир ни с чем... почему-то часто дышу, как будто вынырнула с глубины... я дышу Тобой. Я больна Тобой.

И это мне нравится...

Еще, я заметила что несмотря на умиротворение и спокойствие этого места — я всё чаще предаюсь грешным мыслям, нет, не о Тебе — мысли о Тебе прозрачны и чисты как хрусталь, хотя … ты ведь помнишь... моя плоть слаба, и я уверена — Ты меня простишь. Я засыпаю в своей узкой жесткой девчачьей постели...

И, как обычно, просыпаюсь от колокольного звона...

Я отчего-то знала в тот день, что так и будет. Потому что позволила себе против обыкновения, чуть подвести глаза и капельку, совсем капельку J'Adore.

Он? Он появился в моей жизни после полудня, в жёлтой... господи, жёлтой!!!! откровенно, непростительно цыплячьей - в этом чёрно-белом мире бывают цвета!!! - курточке совершенно дурацкого покроя, униформа есть униформа. Странно, она кого-то привлекает? Он был откровенно, непростительно молод. И очаровательно наивен, в своих попытках соблазнить весь мир, во всяком случае, его женскую половину. Он привез мне какой-то заказной пакет, и наверное, воображая себя самым первым парнем в слободке — спросил, что я делаю вечером. Я, разумеется, ответила, что встречаюсь с ним, в самом приличном заведении этого городка. Он смутился, и пробормотал что-то про шесть вечера …

Он конечно не был Тобой... но...

И было шесть вечера, и было действительно самое приличное заведение (бог знает, за сколькомесячную стипендию и зарплату курьера), но почему-то мне казалось что он вот-вот скажет «Сударыня, позвольте Вас на менуэт» (причем слово «минет» ему совершенно неведомо). А потом мы жарко целовались перед дверями моей «дворницкой», и когда я сказала «Я живу одна...», он ворвался как вихрь, увлекая меня за собой. В мой же собственный дом. И через пару мгновений, моя ангорская кофточка оказалась завернута к шее, а каблучки ботильонов указывали направление на потолок цвета здешнего неба, а между каблучками помещался он, откровенно, непростительно молодой.

Наверное, он мнил себя настоящим мачо, он долбил меня со скоростью швейной машинки «Зингер» на литой чугунной подставке. И да, я ощущала желанный чугун у себя внутри, но … он усердно делал вид, что он грубый самец, который берет меня силой. Он грозно говорил «какая же ты сука, ах какая сука!» и пытался рычать как лев. Но получалось мило и наивно... тогда я протянула руку, и засунула палец ему в рот. Он начал сосать его словно соску-пустышку и от этого стал похож на ребёнка еще больше... но, по крайней мере, умолк.

Тогда я четко и раздельно сказала ему «Малыш. Медленно. Глубоко. Ритмично». И показала пальцем у него во рту — как надо. И о чудо! Этот посадский Аполлон понял меня правильно, так как есть, так как мне было нужно! И когда он со стонами (наверное они означали рычание, но палец я так и не убрала до конца) кончил — я отпустила себя тоже... Оргазм накрыл меня, не острый, какой то очень мягкий, обволакивающий. Как одеяло. Желтого цвета — цвета его волос.Да, и в моей жизни, в том её периоде -  появился цвет. Пока только один — ярко - жёлтый. Как желток яйца. Как пух новорожденного цыпленка. Он хотел и мог ещё, но я не далась... все два часа до рассвета я сосала и облизывала его член, яички, бедра, живот...  он кончал мне в рот ещё, кажется, два или три раза... Не знаю, делали ли ему такое местные девушки, но утром он признался мне в любви...

Мы стали «встречаться». Он встречал меня после работы, под гневными взглядами охранника и администратора в мохнатом джемпере. А замдиректора — умница - сказал мне, что это ненадолго, что это не моё, и он подождет. Мы гуляли, держась за ручки, по пустым черным улицам, вдыхали запах земли и мокрого дерева. И добавившийся запах еще нераспустившихся клейких листочков. Иногда он вез меня на моей же машине куда нибудь в «романтичное место», на самом деле оказывавшимся каким нибудь обрывом, с видом на местную реку, где было ветрено и холодно. Я мёрзла, а потом он согревал меня своим дыханием.

Он привез мне однажды — детскую пластмассовую ванну. В которую я вмещалась целиком (наверное у потомков купцов были крупные дети),  и что-то накрутил в моём контрастном душе, так что я теперь могла нежиться в теплой воде часами. Оказывается — как зависимо моё либидо от мелких бытовых проблем!

Секс у нас был как у супругов со стажем, два раза в неделю. К чести его — первый урок он запомнил накрепко, и делал все как нужно. Хотя и немного однообразно. Но меня это устраивало. И это совершенно не шло вразрез с тем спокойствием, которое я нашла в том городе. Просто, у меня появилась еще одна степень свободы. Наряду с колокольным звоном и моим полуподвальным офисом, просто два дня в неделю — у меня был он, водил меня по черно-белым улочкам, согревал мои ладошки в своих, пил со мной обжигающий чай из старинных фарфоровых кружек, а потом трахал меня в ритме португальского фадо, в том, который я задала в самый первый день.

Но он не был Тобой.

В тот, последний день, мы впервые поссорились — он захотел меня представить маме, и конечно мама (почти моя ровесница, но выглядевшая, словно моя бабушка) отнеслась ко мне, как наседка, защищающая цыпленка от коварной лисицы — меня. Скромная учительница давно хотела выдать своего сына за дочку соседки тёти Маши, а тут столичная фря, окрутила-опутала... когда мы вышли, под молочное небо - я попросила его меня не провожать. Он остался, растерянный, не знающий что делать... а я — фря такая, цокая каблучками, побежала по лужам домой. Вернулась совсем в расстроенных чувствах... и словно по наитию, включила ноутбук и … увидела письмо от Тебя... совсем короткое.

И сковала двоих — на мгновенье, не боле, —
Та минута любви, что продлится века

И небо перевернулось для меня.

Я … вспомнила как это было. Это был какой-то банальный семинар, в Городе Белых Ночей, в шикарном отеле, где мы и жили, и слушали выступления, и общались на фуршетах... Все как обычно — пока я в перерыв в толпе не увидела Тебя. Увидела. И поймала Твой взгляд. И сразу поняла, что все неважно, все, что было до Тебя — мелочь, незначащая ерунда. Что я жила только ради этого мгновения... я видела Твой взгляд и у меня даже не возникло мысли, что Ты можешь чувствовать как-то иначе. Я просто подошла к Тебе тогда и сказала «Здравствуй»... а могла бы ничего не говорить, а просто взять за руку и пойти за тобой... Я и так знала, что Ты чувствуешь то же самое что и я.

Нет, сейчас я конечно могу рассуждать здраво. Что не было, не могло быть более неподходящей пары. Что Ты можешь просто удивленно сказать «Простите? Мы знакомы?». Но — все было как было... я пытаюсь что-то говорить, пытаюсь сопротивляться тому могучему влечению, что тянет меня, бросает к тебе в объятия... нет, это не обычное желание. Это желание слиться, раствориться в Тебе. И не отпускать никогда. В зал мы больше не вернулись... да и в свой номер я уже тоже не возвращалась до отъезда... мы были с Тобой вместе.

Я понимаю, дорогие читатели, вы ждете подробностей, но увы - из всего что было, я запомнила только цвета — пронзительно-голубой и золотисто-солнечный. Днем мы пытались изображать нормальных людей. Получалось плохо... если мы садились рядом, я постоянно тянусь к тебе пальцами, наивно полагая, что никто не видит, а ты меня постоянно одергиваешь, но я вижу что это все несерьезно, что в твоих глазах горят те же золотистые чёртики, что и у меня. И как только я делаю вид, что обиделась, надуваю губки и слушаю лекторов — тут же чувствую на бедре твои нескромные прикосновения, и мгновенно намокаю, вся... мне приходится кусать губы чтобы не застонать.

Если же мы намеренно садились поодаль — получалось еще хуже. Я физически, затылком, ощущаю Твой взгляд и мне хочется обернуться, ответить улыбкой... и это желание, оно как фантомная боль, жжет и зудит, и я наконец не выдерживаю, оборачиваюсь! А ты, с серьезным видом склонившись, что-то записываешь в блокнот, но потом не выдерживаешь, и поднимаешь взгляд... и это действует на меня еще сильнее чем Твои пальцы... Потом мы конечно пытаемся играть в приличия... выйдем гулять на Невский, зайдем в какую-нибудь кофейню, но вдруг Ты говоришь «Да какого чёрта!» - вот именно так говоришь! - и мы бросаем все, и чуть не бегом бежим к тебе в номер, в Твою (и мою) постель, где Ты опять заставишь меня терять сознание...

У меня не было никаких сомнений, что мы уедем вместе. И будем вместе навсегда.

Но ты сказала... «прости, я не могу. Я замужем».

И меня словно тысячетонный молот ударил прямо в грудь, в сердце. Оно остановилось. Я пыталась вздохнуть... и не могла. Я хотела тебя остановить, объяснить, что я тоже... живу с мужчиной, нет, не замужем — просто живем... (замуж я уже не выйду никогда), но... но это ничего не значит, когда у нас такое... по сравнению с чем ничто не имеет значения. Но ты забила последний гвоздик в крышку моего гроба... «и у меня ребенок».

Я не помню что я делала дальше. Кажется завыла. Бросилась бежать. Все бросила. И бежала, бежала, бежала — даже во сне, пока не оказалась в этом самом месте... где для меня пропали все цвета, кроме белого и чёрного, и каждое утро меня будит колокольный звон. А в полночь я превращаюсь в радиостанцию, посылающую в пространство свои сигналы — одиночества, тоски и боли, по ушедшей любви.

Но я нашла Тебя снова...



Простите уважаемые читатели за такой затянутый рассказ... просто мне хотелось передать Вам то, что я чувствовала тогда, и сейчас... и не всегда это про секс.

А в завершение скажу, что с Той, Которая... у нас ничего не вышло. Хотя она развелась, и мы даже встречались какое-то время... но, моя любовь, оказывает, потихоньку и незаметно растворилась в городе с молочным небом, как кусочек сахара в стакане чая с молоком. А характер у Неё, оказался совершенно несносный, и весь мой конформизм не помог...

Моего Жёлтого мальчика я больше не видела. Та, ужасная прощальная встреча, где я рыдала у него на плече — не в счёт... ее просто не было. Наверное, он по прежнему живет там, в старинном купеческом доме, с мамой. Женат на дочке соседки тёти Маши, наверное уже и купает в пластмассовой ванне пару упитанных карапузов, а по выходным все они пьют чай с молоком, из кружевных подстаканников...

А меня... ведут иные круги...

Она проходит в комнтатах бесшумно,
Всегда свою преследуя мечту,
Влюбляется внезапно и безумно,
И любит ведьм, и любит темноту.